Иван Ефремов – носитель энциклопедических знаний, которым он нашёл прикладное применение в исторических и фантастических произведениях. Его книги стоят в одном ряду с трудами Айзека Азимова, Герберта Уэллса и Станислава Лема.

Биография ученого и писателя не менее захватывающая, чем творчество. Согласно автобиографии и официальной биографии, Иван Антонович Ефремов родился 9 (22) апреля 1907 года в д. Вырица Царскосельского уезда. Однако, согласно записи в метрической книге церкви п. Суйда Гатчинского района Ленинградской области, значится дата 10 (23) апреля 1908 года – в юности Ефремов «добавил» себе год, чтобы раньше начать работать. Для биографа И. А. Ефремова П. К. Чудинова данную выписку из архива делал историк В. Я. Никифоров.

Иван Ефремов в детстве с отцом и братом Василием

Отец Ивана Ефремова – Антип Харитонович – из простого крестьянина выбился в купцы, получил чин титулярного советника, был арендатором Вырицкого лесопильного завода, на котором работали 17 человек. Земля, на которой стоял завод, была в собственности князей Витгенштейнов. Впоследствии Антип Ефремов создал собственное производство, занял видное положение среди местных земских деятелей и благотворителей и сменил имя на Антон. Ивану, сыну богатого предпринимателя, пришлось после 1917 года сменить отчество и стать Иваном Антоновичем, чтобы не привлекать внимание принадлежностью к зажиточному классу. В романе Ефремова «Лезвие бритвы» в числе действующих лиц значится некий князь Витгенштейн, имя которого было хорошо известно писателю с детских лет.

И. Ефремов с матерью, братом и сестрой, 1914

Способности Ефремова проявились достаточно рано: в четыре года он научился читать, в шесть — познакомился с творчеством Жюля Верна и полюбил книги о землепроходцах, мореплавателях и учёных, книги по биологии, зоологии и теории эволюции.

Ваня рано остался без родительской опеки — в 1914 году семья переехала в Бердянск, где он поступил в гимназию. Во время Октябрьской революции родители Ивана развелись, и в 1919 году мать с детьми перебралась в Херсон, вышла замуж за красного командира и уехала с ним, оставив детей тётке, которая вскоре умерла от тифа. Иван прибился к красноармейской автороте, с которой «сыном полка» дошёл до Перекопа. При бомбардировке Очакова Ефремов был контужен, с того времени начал немного заикаться. В 1921 году, демобилизовавшись, уехал в Петроград с твёрдым намерением учиться и, благодаря бескорыстной помощи учителей, экстерном – за два с половиной года – окончил школу. Учёбу приходилось совмещать с заработком на жизнь: работал грузчиком, пильщиком дров, помощником шофёра, затем шофёром в ночную смену.

В 1923 году Ефремов сдал экзамены на штурмана каботажного плавания при Петроградских мореходных классах и, после окончания школы, весной 1924 года уехал на Дальний Восток, год проходил по Охотскому морю, а по возвращении в Ленинград, по протекции капитана Д. А. Лухманова, поступил на биологическое отделение ЛГУ .

К палеонтологии Ефремов пришёл, познакомившись с академиком П. П. Сушкиным, который открыл для него эту науку и помог сделать в ней первые шаги.

С середины 1920-х годов прошёл с экспедициями огромные просторы Евразии, во время которых были собраны замечательные палеонтологические коллекции. В 19 лет совершил первое открытие — обнаружил останки ветлугазавра и стал вторым человеком в мире, которому это удалось. По результатам находок, в соавторстве с А. П. Быстровым опубликовал монографию по остеологии и анатомии эотриасового лабиринтодонта, за которую авторы впоследствии будут удостоены почётных дипломов Линнеевского общества (Англия).

В первой половине 1930-х годов Ефремов участвовал в геологических экспедициях по Уралу, Сибири и Дальнему Востоку: в 1931 году — начальник отряда Нижне-Амурской, 1932 и 1934 годах — Олёкмо-Тындинской и Верхне-Чарской геологических экспедиций. Некоторые эпизоды этих экспедиций вошли позже в его рассказы «Алмазная труба», «Тень минувшего», «Голец Подлунный».

В 1935 году Иван Антонович экстерном с отличием закончил Ленинградский горный институт.
В том же году, по совокупности научных работ, Ефремову была присвоена степень кандидата биологических наук — раздел «Палеонтология». В это время Иван Антонович жил уже в Москве, поскольку туда переехал Палеонтологический институт.

В 33 года — в марте 1941 года — за работу «Фауна наземных позвоночных средних зон перми СССР» Ефремову была присвоена учёная степень «доктор биологических наук».

С началом Отечественной войны, Иван Антонович был эвакуирован в Алма-Ату, а оттуда — во Фрунзе. В эвакуации перенёс тяжёлую форму лихорадки тифозного типа, которая надолго приковала Ефремова к постели и дала осложнение на сердце. Но именно вынужденное бездействие подвигло его к писательской деятельности. Впечатления о своих экспедициях Ефремов решил изложить уже не документально, в форме путеводного дневника, а в жанре рассказа, с сюжетом и элементами вымысла. Всего за год он публикует более десятка таких историй.

Ефремов начал писать свои первые «рассказы о необыкновенном», в которых сочетается научная фантастика и приключения. В это время вышли: «Последний Марсель» и «Звездные корабли», «Путями старых горняков» и «Обсерватория Нур-и-Дешт», «Озеро горных духов» и «Бухта Радужных струй». В них он предсказал открытие алмазных месторождений в Якутии и голографию. В «Эллинском секрете» речь шла о таком понятии, как генная память. Во «Встрече над Тускаророй» автор размышлял над проблемой накопления «тяжёлой» воды в океанских глубинах. «Олгой-Хорхой» посвящен поискам гигантского червяка в недрах монгольских степей. А небольшой повестью «Катти Сарк» Ефремов повлиял на судьбу знаменитого парусника, по его словам, способствовал спасению легендарного парусника от забвения – после публикации рассказа в Англии, корабль перевели в категорию музея, отреставрировали и поставили на берегу Темзы, о чем писателю сообщили британские читатели.

Так Иван Антонович начал свой путь в литературу. В те годы он создает свои первые масштабные произведения — историко-приключенческие повести с элементами фантастики «Путешествие Баурджеда» (издана в 1949) и «На краю Ойкумены» (1953), объединённые общим названием «Великая дуга». На материале Древнего Египта и Древней Греции, он ставит перед читателем вопросы морально-этического характера, трактуя с гуманистических позиций проблемы взаимоотношений власти и общества, войны и мира, науки и религии.

Одновременно продолжал работать и как палеонтолог: разрабатывает новую отрасль знания, тафономию — учение о закономерности сохранения остатков ископаемых организмов в слоях осадочных пород. По сути, это гибрид двух наук, которым Иван Антонович посвятил всю жизнь – палеонтологии и геологии. Рукопись «Тафономия и геологическая летопись» была завершена в 1943 году, но опубликовать её удалось только в 1950 году. Академия наук разрешила публиковать «Тафономию» Ефремова лишь после того, как его экспедиции в Монголию принесли богатейший материал – несколько железнодорожных вагонов костей динозавров!

Интересно, что за несколько месяцев до этого там же работала американская экспедиция, но никаких находок не сделала. Успех экспедиции дал «зеленый свет» его фундаментальной книге о тафономии и его науке, имеющей практическое применение и междисциплинарное теоретическое основание. Примечательно, что во многих американских учебниках и справочниках по палеонтологии Ефремова называют «отцом» современной палеонтологии, соединившим геологические и палеонтологические данные в единую науку.

Признание новая отрасль получила лишь в 1970-е годы, но выводы своей науки Ефремову удалось применять ещё в 1946, 1948 и 1949 годах – во время экспедиции в пустыню Гоби, принёсшей богатейший материал. О экспедиции была написана документальная повесть «Дорога ветров». За свою научную работу в 1952 году Ефремов был удостоен Сталинской премии II степени.

В пустыне Гоби, в экспедиции за «костями дракона», у Ефремова родился замысел произведения о космическом будущем, о Великом Кольце миров Вселенной, о «ненасытных в подвиге» людях, подлинных человеческих отношениях и планете, превращённой жителями в цветущий сад. Таким стал роман «Туманность Андромеды», вышедший в 1957 году. Будущее, описанное в книге, коммунистическое — без частной собственности, рынка и профессиональных органов власти.

Роман «Туманность Андромеды» стал наиболее глубоким и значимым произведением советской фантастики. Утопическое описание коммунистического общества будущего потрясало воображение читателей.

В антиутопии «Час быка» Ефремов во многом предсказал современное общество потребления. Роман в КГБ сочли антисоветским и долгое время он не переиздавался. Однако, в итоге жизнь его оказалась даже более долгой, чем, вероятно, предполагал автор.

В книге группа исследователей с Земли прибыла на планету Торманс, которую ранее колонизировали земляне. Общество представляет собой подобие олигархического режима тоталитарного типа. Людей еще в детстве разделяют на касты — невежественную короткоживущую рабочую силу (кжи) и образованную почти бессмертную элиту (джи).

Писалась история как аллюзия на смесь капитализма и коммунизма китайского типа (как раз в ту пору разошлись дороги СССР и КНР). Но из книги можно вычитать и эпоху застоя, и «лихие 90-е», и переписывание истории в угоду конъюнктуре. Он стал ответом на проблемы, возникшие перед страной к началу 1960-х годов, когда «осадный социализм» ушёл в прошлое и требовались новые подходы к управлению обществом, развитию наук о человеке, объединение всех людей в борьбе за ядерное разоружение и подлинный социализм. Всё это Ефремов и стремился показать в форме приключенческого романа «в несколько хаггардовском вкусе». В 1969 году в письме американскому коллеге писатель говорит о «взрыве безнравственности», за которым последует «величайшая катастрофа в истории в виде широко распространяемой технической монокультуры».

«Час быка» послужил источником вдохновения более широко известной книги – «Незнайке на Луне» Николая Носова. Описание капиталистического общества с его поляризацией верхов и низов получилось эталонным, а книга, по сути, популярно излагает идеи Ефремова для детей.

Последний роман писателя посвящен эпохе Александра Македонского и вышел уже после его смерти. Он посвящён его жене, Таисии Юхневской, в котором автор попытался проследить, как ставились тогда те проблемы, решения которых он показал в произведениях о будущем.

Исследования малоизвестных женских культов, сосредоточение внимания на внутреннем мире женщины и её роли для исторических судеб, размышления о генезисе культур и религий и их взаимодействии, поиск красоты и истины — всё это собрано в романе и показано в широком историческом контексте столкновения античной и восточной культуры.

На изгаженном, вытоптанном месте не вырастает любовь к своему народу, своему прошлому, воинскому мужеству и гражданской доблести. Забыв о своем славном прошлом, народ обращается в толпу оборванцев, жаждущих лишь набить брюхо и выпить вина.
Иван Ефремов. Таис Афинская

Его книги определили жизненный путь самых разных людей — от участников коммунарского движения и подвижников альтернативной педагогики до космонавтов. Его произведения переведены на многие языки, только в СССР и России издавались более 400 раз тиражом около 27 миллионов экземпляров, не считая дальнего и ближнего зарубежья. Так же Ефремовым написано около 200 научных работ: статей, рецензий, научных монографий.

В своих книгах Иван Антонович показал как прошлое, так и возможное коммунистическое будущее человечества. Мировоззрение Ефремова замечательно своей цельностью, в нём палеонтолог-эволюционист дополняет социального мыслителя, психолога и писателя. От примитивных биологических форм к кострам палеолита, и далее, через собирание жемчужин мысли и красоты, создаваемых человеком во все эпохи, к построению справедливого общества.

Основными источниками ефремовского мировоззрения были социалистическая мысль — диалектика марксизма, Н. Чернышевский, А. Богданов, Г. Уэллс; романтико-приключенческая литература — Г. Хаггард, А. Грин; русская поэзия Серебряного века — Николай Гумилёв, Максимилиан Волошин (эти поэты цитируются во многих произведениях); «Номогенез» биолога Льва Семёновича Берга; гуманистическая психология К. Роджерса и Э. Фромма; индийская философия; идеи русского космизма — К. Циолковского, В. Вернадского.

Ефремов может соперничать с Жюлем Верном и Артуром Кларком по количеству сбывшихся научных предсказаний. Например, он предсказал открытие богатейших алмазных залежей в Якутии. В 1954 году их первооткрыватели отправились проверить гипотезу Ефремова, прочитав о ней в рассказе «Алмазная труба». Трубка «Зарница» была открыта всего на 300 км южнее описываемых в рассказе мест.

Еще одно сбывшееся пророчество — открытие месторождения ртутных руд на южном Алтае. Описал он его в рассказе «Озеро горных духов». А в рассказе «Атолл Факаофо» он предсказал особенности поведения жидких кристаллов. В основу сюжета «Теней минувшего» легли фантазии Ивана о том, как в горных породах под определенным углом освещения отражаются события прошлого. Через 3 года нобелевский лауреат Денеш Габор теоретически обосновал эффект голографии.

Научно-фантастический этюд «Пять картин» Ефремов написал в поддержку художника Андрея Соколова, мастера космической тематики в живописи. По мотивам его полотна «Лифт в космос» Артуром Кларком придуман роман «Фонтаны рая». В книге «Туманность Андромеды» Ефремов изложил принцип геостационарной орбиты и идею трехмерного телевидения.

Ефремов стал прототипом Фёдора Симеоновича Киврина в повести братьев Стругацких «Понедельник начинается в субботу». Заикающаяся манера его речи передана очень точно. Стругацкие считали Ефремова своим учителем, многое в их творчестве (включая Мир Полудня) может быть понято лишь через призму диалога и полемики со взглядами советского фантаста.

Иван Антонович был трижды женат. Сначала — на дочери академика АН УССР Н.И.Свитальского, исследователя рудных месторождений, на которых затем возвели знаменитый Магнитогорский металлургический комбинат, внучке капитана 2 ранга И.А. Матусевича, командира миноносца «Безупречный» — Ксении Свитальской (поговаривали, что из этого брака писатель стремился извлечь карьерную выгоду: героиня романа «Лезвие бритвы» Сима Металина списана как раз с Ксении). Но брак оказался недолгим. Затем — с 1936 года на Елене Дометьевне Конжуковой — известном учёным-палеонтологе (от их брака появился сын Аллан). После её смерти в 1961 году, Иван Антонович женился в 1962 году на Таисии Иосифовне Юхневской, с которой познакомился еще в 1950 году, когда та работала машинисткой в институте, а потом стала личным секретарем Ефремова, и прожил с ней последние 10 лет жизни.

Иван Антонович с женой и сыном

Несмотря на громкое имя, супруги жили скромно. Из материальных «излишеств» была только машина, которую Иван Антонович купил после получения Сталинской премии за научные изыскания. Писатель до последних дней оставался джентльменом, входящих в комнату женщин приветствовал стоя, подавал пальто даже девочкам.

Иван Ефремов и его сын Аллан

Умер Иван Антонович Ефремов 5 октября 1972 года на 65-м году жизни от сердечной недостаточности. Он не дожил до окончания публикации романа «Таис Афинская», посвящённого жене и другу Таисии. Тело усопшего на 2-ой день кремировали, и этот факт почему-то вызвал подозрение у КГБ. Через месяц после похорон, 11 человек с Лубянской площади обыскали квартиру писателя, в том числе, прошлись по потолку и стенам металлоискателем. По факту его смерти в КГБ СССР было возбуждено уголовное дело, которое было прекращено только 4 марта 1974 года. В чём подозревали Ефремова, так и осталось неизвестным. Но до 70-х годов сочинения Ивана Антоновича не публиковались, а имя в научных кругах упоминалось лишь шёпотом. Существуют сведения, что писатель и его жена подозревались в шпионаже в пользу Великобритании.

Иван Ефремов и его жена Таисия

Прах Ивана Ефремова был захоронен на кладбище в Комарово, под Санкт-Петербургом. На могиле установлена базальтовая плита, а на ней — многогранник из минерала лабрадорит с высеченными именем и датами рождения и смерти.

Некролог был опубликовал в еженедельнике «Литературная газета» среди четырех небольших некрологов на внутренних полосах. Однако, весть о смерти писателя распространилась стремительно. Но ещё много лет спустя в литературные редакции поступала масса писем для Ефремова от читателей, уверенных, что автор жив.

Источник: back-in-ussr.com

Материалы о других писателях:

• О жизни и книгах Вениамина Каверина

• В лапах у Винни-Пуха и собственной жены — две беды Алана Милна

• Почему для нас важен Александр Островский — к 200-летию великого русского драматурга

• Эдмонд Гамильтон — железнодорожный клерк, ставший Звёздным королём

• Сергей Лукьяненко — главный «дозорный» отечественной фантастики

• Артур Хейли — автор капиталистического производственного романа

• Роберт Блох — великий и ужасный, в России не известный

• Эдгар По: «Майн Рид — колоссальный лжец!»

• Маргерит Дюрас: «Женщина — это пролетариат»

• Дэн Симмонс — прилежный читатель, ответственный учитель и великолепный писатель

• Отец американской литературы Вашингтон Ирвинг — сегодня исполняется 240 лет от его рождения

• Добрый волшебник с запада — Клиффорд Саймак и его книги

• Рэй Брэдбери — живая машина времени

• Абрахам Меррит — творец кошмаров и фантазий

• Фриц Лейбер — Великан героического фэнтези

• Генри Каттнер и Кэтрин Мур — гениальные халтурщики и мистификаторы

• Жизнь Эдгара По — как правильно сойти с ума и стать несчастным

• Конан-литератор: отец и заложник Шерлока Холмса — Артур Конан Дойль

• Моряк, который не вернулся домой — Роберт Луис Стивенсон

• Андрэ Нортон — первая леди фантастики

• Филип Хосе Фармер — повелитель миров и героев

• Курт Воннегут — канарейка в шахте

• Джонатан Свифт — Человек на все времена

• Офицер, ставший фантастом — Роберт Энсон Хайнлайн

• Обогнавший время — Жюль Верн

• Станислав Лем и его фантастика — о жизни и творчестве писателя

• Роберт Асприн — легкомысленный мифотворец (о жизни и творчестве писателя)

• Роберт Адамс — Вождь кланов (о жизни и книгах практически не известного в России писателя боевого тёмного фэнтези)

• Гарри Гаррисон и дао Колобка — о жизни и книгах писателя

• Патрульный Времени и историк будущего — Пол Андерсон (о жизни и творчестве писателя)

• Вечный лоцман Марк Твен (о жизни и творчестве писателя)

• Лазарь Лагин — раб волшебной лампы (о жизни и книгах автора «Старика Хоттабыча»)

Братья Стругацкие — главный литературный феномен в отечественной фантастике второй половины XX века. Спорить с этим трудно, да и бессмысленно: при всем уважении к Ивану Ефремову, Киру Булычеву, Владиславу Крапивину и другим громким голосам той непростой эпохи, никто не мог составить АБС конкуренцию по влиянию на умы и сердца современников. Редкий литературный талант сочетался у соавторов с какой-то бешеной, нереальной работоспособностью. В самое продуктивное свое десятилетие, с 1961 по 1971 год, братья написали полтора десятка повестей — не считая рассказов и пьес, сценариев и переводов, статей и докладов. Они сотрудничали с крупнейшими режиссерами своего времени — Андреем Тарковским (фильм «Сталкер») и Александром Сокуровым («Дни затмения»), — составляли сборники, вели семинары. Их примером — а чаще примером их героев — вдохновлялись миллионы граждан Страны Советов, от школьников до космонавтов.

Но есть странная лакуна. О текстах Стругацких (и, разумеется, о фильмах, снятых по мотивам их произведений) написаны десятки книг и тысячи статей. Все разобрано досконально, по косточкам, с разных позиций. А вот о миссии, о главной жизненной цели АБС, частью которой стало литературное творчество соавторов, вспоминают гораздо реже. Притом что сами братья предельно четко сформулировали эту свою задачу еще в первой половине шестидесятых — и Борис Натанович продолжал придерживаться избранного курса до последних дней своей жизни.

Еще в июне 1964 года Стругацкие писали коллеге-фантасту Генриху Альтову в Баку — простите за пространную цитату, но эти слова стали своего рода манифестом, констатацией жизненного кредо АБС:

«С точки зрения любого квалифицированного читателя вся опубликованная литература (мы всюду имеем в виду художественную) распределена по гауссиане. Эти гауссианы различны для Вас, для нас, для А. и для Я., и для ученика 10-го класса Петра Сидорова, читающего запоем и предпочитающего Хемингуэя Л. Толстому и Ефремова Мориаку. Если взять самых квалифицированных и просуммировать их гауссианы, то получится, очевидно, некая новая гауссиана, характеризующая отношение культурных людей эпохи к литературе. Преобразование этой кривой от Гомера до наших дней — проблема интереснейшая, но, к сожалению, пока неразрешимая. Да и не об этом речь. Для нас важно, что гауссиана существовала всегда, во все времена, при хорошей и при плохой критике, при Александре Освободителе и Николае Кровавом, и так до наших дней. И всегда левую часть этой гауссианы (шаблон, безвкусица, пошлятина) терзали и рвали в клочья, и ничего ей не делалось. Другое дело — правая часть. Она поставляла идеи, новые формы, новые стили, переоценивала ценности и выворачивала наизнанку привычные представления. Она двигала литературу вперед, подавала пример и создавала последователей. Плохая литература никогда не мешала хорошей. И естественно, никогда не помогала. Они слишком далеки друг от друга. Вы хотите одним ударом обрубить всю левую часть гауссианы. Совершенно очевидно, что это невозможно. Так же невозможно, как отрубить один полюс магнита от другого. Для этого придется обрубить левую часть гауссианы распределения редакторов по вкусам, левую часть распределения читателей по вкусам. И вообще много придется рубить. Слишком много. И стоит ли? Давайте все-таки лучше стремиться сильнее писать, пропагандировать самое хорошее (это тоже надо уметь — мы, например, не умеем), помогать молодежи. Короче говоря, давайте лучше пробовать сдвинуть вправо всю гауссиану».

По сути, вся работа Стругацких в литературе — осознанная и отрефлексированная попытка сдвинуть вправо эту проклятую гауссиану, хоть на миллиметр сместить центр тяжести. АБС азартно рубились не только за свои книги. В шестидесятых соавторы участвовали в составлении ежегодников «НФ» издательства «Знание» и «Фантастика» издательства «Молодая гвардия», приложили руку к формированию портфеля легендарной «Библиотеки современной фантастики», красноречиво отстаивали в высоких кабинетах произведения Евгения Войкунского и Исая Лукодьянова, Ариадны Громовой и Ольги Ларионовой, Геннадия Гора и Михаила Анчарова, статьи Всеволода Ревича и Рафаила Нудельмана. Вопреки кокетливому «мы не умеем», АБС часто удавалось настоять на своем, пробить в печать странные, нешаблонные тексты, которые резко выламывались из канона советской НФ и, признаем честно, имели мало общего с сочинениями самих братьев-соавторов.

Серия НФ издательства «Знание»

В семидесятых, когда издательские двери для Стругацких-писателей подзакрылись (хотя не захлопнулись вовсе) и Аркадий Натанович сосредоточился в первую очередь на киносценариях, основной груз культуртрегерских обязанностей лег на плечи его брата. Обучать молодых, мотивировать молодых, защищать молодых от нападок ревнивого старичья и безмозглой цензуры, создавать новые площадки для публикации — вот те задачи, которые наполняли жизнь Бориса Стругацкого смыслом несколько последних десятилетий. Сборники «Синяя дорога» (1982) и «День Свершений» (1988), книжные серии «Новая фантастика» и «Альфа-фантастика», премия «Бронзовая улитка» (1992–2012), учрежденная Борисом Натановичем под нажимом питерского фэндома в 1990 году, и «АБС-премия», основанная в 1999-м, журнал «Полдень. XXI век» (2002–2013) — все эти начинания, по сути, имели одну цель: «сдвинуть гауссиану вправо». Не бороться с «шаблоном, безвкусицей, пошлятиной», а наметить альтернативный путь, дать дорогу тем самым авторам, которые «поставляли идеи, новые формы, новые стили, переоценивали ценности и выворачивали наизнанку привычные представления».

В марте 1980 года, когда Аркадий Стругацкий потерпел очередное поражение на московских окололитературных фронтах, Борис Натанович писал ему: «Наверное, тебе стало ясно, что ты ишачишь на других, угли им загребаешь. И ты рассвирепел. Понимаю. Но ведь, кроме этих говнюков, есть еще и дело — журнал, молодые ребята, которые загибаются без публикаций, общая атмосфера вокруг фантастики, наконец. Вот игра, которая стоит свеч! Только игра эта изнурительная, длинная, тухлая и неблагодарная, игра без выигрыша. Точнее, выигрыш достается надувателям щек. Но ведь не только же им! И ребятам молодым, и читателям тоже. Не-ет, я бы так просто не уступил!» И не уступал — до последнего.

Но, безусловно, самым любимым и нежно лелеемым детищем БНС стал знаменитый Ленинградский, а позже Петербургский литературный семинар, который начал работать под руководством Бориса Натановича в 1974 году и оставался главным «литературным клубом» отечественных фантастов вплоть до кончины мэтра в 2012-м. Борис Стругацкий оценивал свой вклад в процесс творческого становления молодых авторов очень осторожно, с присущей ему скромностью:

«Разумеется, никакой семинар не может научить писать человека, к этому неспособного. Но в наших силах предостеречь начинающего литератора от стандартных ошибок, помочь ему освободиться от распространенных заблуждений, освоить некие основные принципы литературной работы. Регулярное общение с коллегами, обмен информацией и идеями, дискуссия о методике работы — все это может оказаться весьма полезным для начинающего, да и не только для начинающего».

То ли именно такой «точки сборки» остро не хватало советским фантастам нового поколения, то ли проявился наконец редкий педагогический талант БНС, о котором до сих пор с восторгом и придыханием вспоминают его ученики, но Семинар действительно стал мощным центром интеллектуального притяжения, альтернативой казенных «кузниц кадров». Из стен ленинградского Дома писателя вышли авторы, показавшие, что фантастику можно писать совсем иначе, не так, как было принято в брежневском СССР, — Святослав Логинов, Вячеслав Рыбаков, Михаил Веллер, Андрей Столяров, Андрей Измайлов; среди заочных иногородних членов семинара числились Борис Штерн, Алан Кубатиев, Андрей Лазарчук, Михаил Успенский, Любовь и Евгений Лукины, Владимир Покровский — «золотовалютные резервы», костяк четвертой волны советской фантастики, потрясавшей тверди в конце восьмидесятых.

«Он действительно мог вытащить из книги не только то, что в ней есть, но и то, что в ней могло бы быть, — вспоминал в 2018 году на конвенте „Интерпресскон“ один из старожилов Ленинградского семинара, критик и футуролог Сергей Переслегин. — В этом плане можно сказать, что он мог видеть альтернативные версии реальности, где автор оказывался гораздо более умным, талантливым. Вот это было для меня самым потрясающим в семинаре. И этому я пытался по мере сил научиться — как видеть в книге не только то, что в ней есть, но и то, что в ней могло и должно было бы быть».

Какое-то время, пока мир советского человек оставался зыбок, неясен, многовариантен, казалось, что Борису Натановичу действительно удалось сдвинуть эту неподъемную глыбу, осуществить давнюю мечту, небывалым напряжением воли вытащить из небытия альтернативную версию реальности, где фантастика шагает по новому, невиданному, совсем иному пути. Но постепенно иллюзия развеялась: сила инерции оказалась чересчур велика, Гомеостатическое Мироздание держало за горло слишком крепко.

В «Бессильных мира сего», последней своей повести, горькой, страшной, во многом пророческой, написанной сольно и опубликованной в 2003 году под псевдонимом С. Витицкий, Борис Стругацкий подводит неутешительные итоги — надо сказать, с убийственной самоиронией.

«Восторженный циник Тенгиз считает его последним Чародеем на нашей Земле, и вот этот последний из чародеев возомнил себя способным вернуть племя исчезнувших волшебников — людей, знающих свой главный талант, а потому бескомплексных, уверенных, самодостаточных, добрых. Он плодит их десятками ежегодно и никак не поймет (или не хочет поверить?), что жизнь идет следом, как свинья за худым возом, и подбирает, перемалывает их всех своими погаными челюстями: дробит, мельчит, ломает, корежит, покупает, убивает...»

Герой книги, пожилой ленинградский учитель, обладает фантастической способностью раскрывать главный талант любого ребенка, часто талант сверхъестественный, небывалый — например, разговаривать с животными, чувствовать чужую ложь или убивать словом. Но в его силах только раскрыть потаенное: как использовать этот чудесный дар, на что его растратить, каким способом скормить «свинье жизни», каждый выбирает в одиночку.

Миссия Учителя завершена. Дальше — сами, все сами.

Источник: gorky.media

Другие материалы:

• Братья Стругацкие — крушение надежд. Когда мечты о светлом будущем просто не могут стать явью

• Вечный лоцман Марк Твен (о жизни и творчестве писателя)

• Лазарь Лагин — раб волшебной лампы (о жизни и книгах автора «Старика Хоттабыча»)

Нет такого писателя, который бы не менялся со временем. Равно как и нет такой библиографии, где первое и финальное произведения походили бы друг на друга. Но Аркадий и Борис Стругацкие — это авторы, сумевшие пройти настолько головокружительный путь, что их первые наивные повести почти невозможно сравнить с последними трагическими книгами, словно составляющими собой надгробие будущего человечества.

Первую половину их пути в основном составляет «Мир Полудня», вселенная победившего социализма. И если сначала социализм и вправду победивший, то с каждым последующим произведением заметно всё растущее сомнение Стругацких в этой идеологии. А поздние их книги вгоняли цензоров в ступор и мрачную депрессию.

Сорта несчастья

Книги за пределами цикла «Полудня» отличает несколько общих черт. Во-первых, место действия обозначено туманно, без привязки к какой-либо стране. Стругацких перестали интересовать далёкие планеты, и поздние их произведения возвращают нас на Землю. Порой даже в обозримый период истории, когда описанные события просто не могли случиться. Тот же «Пикник на обочине» происходит где-то в семидесятых годах.

Стругацких часто сравнивали со Станиславом Лемом, не менее значительным фантастом. Нередко — в пользу последнего

Во-вторых, фабула произведений даже близко не стоит с теми мыслями, которые Стругацкие в них заложили. Проще говоря, их проза увеличила свою многослойность — за каждым событием на две страницы должно идти ваше размышление на пять.

В-третьих, скрытая природа событий. Мы так и не узнаем, почему возникла Зона, не поймём, зачем построили Город. Потому что Стругацких интересовала не столько фантастическая идея сама по себе, сколько размышления людей, которые столкнулись с ней.

Наконец, только в этих книгах формируется та самая атмосфера, которая отличает Стругацких от других талантливых фантастов. Какая-то тоска и неопределённость, эмоциональная отчуждённость и разочарование. За исключением «Понедельник начинается в субботу» и «Сказки о Тройке» вся внецикловая проза Стругацких меланхолична.

В 1960 году они пишут «Путь на Амальтею», повесть о подвиге и героях, полную торжества, восхищения гением человека, его изобретательностью. А спустя дюжину лет, в 1972 году, из под их пера выходит «Град обречённый», где миллион человек заперты в противоестественном «аквариуме». Чем дальше, тем больше герои теряются, упускают своё место в мироздании и сомневаются в смысле существования человеческой цивилизации.

«Путь» был одобрен цензурой как отличный пример советской фантастики. «Град» — до самой Перестройки существовал в одном экземпляре и был надёжно спрятан, потому что за такое могли арестовать.

Злобный смех

Во время плавного перехода от оптимизма к меланхолии появились две самые несвойственные для Стругацких повести: «Понедельник начинается в субботу» и «Сказка о Тройке», едкая сатира на порядок вещей, который сложился в СССР в научной среде. Так был придуман Научно-исследовательский институт Чародейства и Волшебства.

В обеих повестях Стругацкие ходили по тонкому льду, издеваясь над порядками в научной сфере, о которых знали не понаслышке из Пулковской обсерватории. В стенах НИИ ЧАВО советские умы ищут ответы на вечные вопросы вроде смысла жизни, утаскивают из музея диван-транслятор реальности для исследований (потому что официально музей саботировал все попытки получить диван), пытаются вывести «идеального человека», который в представлении профессора Выбегалло является существом со способностью к неограниченному потреблению.

Братья Стругацкие написали сценарий для фильма «Чародеи», вдохновляясь собственным же «Понедельником»

За это «Понедельник» и полюбился читателям: остроумное столкновение мифов, вечных вопросов и волшебства с номенклатурой, непобедимой даже в том учреждении, где невозможное делают возможным с помощью красной печати. А кроме того — за попутное глумление над клише фантастики и фольклора, в том числе над своими собственными.

В «Понедельнике», вышедшем в 1965 году, хватало опасных мыслей и изречений, а образ приспособленца от науки Выбегалло ставился в упрёк едва ли не половине всех учёных страны. Именно поэтому продолжение, «Сказка о Тройке» (1968 год), было изрезано цензурой, а полная версия ждала публикации до всё той же Перестройки. Ещё бы — в «Сказке» группа энтузиастов отчаянно сражается с «судом-тройкой», в обязанности которого входит распределение образцов, столь нужных для НИИ. Все члены Тройки — яркие образы паразитов науки: бюрократ, пустослов, вечный «одобрям-с» и тупой приспособленец. «И не только науки» — хочется добавить, и это поняли советские цензоры. В тот раз Стругацким очень повезло.

А ещё мини-цикл о НИИ ЧАВО пропитан романтикой познания, которая для обычного читателя, как правило, чужда. Здесь же близкие и понятные технические достижения заменены магией, явлением в принципе непознаваемым, и благодаря этому кто угодно может проникнуться таинством познания.

Ещё к этой крошечной, но важной категории хочется причислить «Второе нашествие марсиан», написанное в 1966 году и изданное через год. В повести встречаются характерные черты позднего творчества Стругацких, однако издевательский настрой не позволяет поставить её в один ряд с, например, «Гадкими лебедями». Тонкое чувство юмора свойственно почти всей прозе Стругацких, но за пределами «Понедельника», «Сказки» и «Марсиан» оно не берёт на себя ключевую роль.

Если хотите найти привязку для всякого вымышленного места, то «Второе нашествие марсиан» вполне могло бы происходить в Греции. Как косвенные доказательства можно использовать воспоминания о «чёрных рубашках», то есть итальянских фашистах, да и названы все персонажи в честь древнегреческих богов и существ

В повести мы видим жителей забытой богом дыры, которые предаются обывательству. Что ещё нужно маленькому обществу, где все друг друга знают? Жизнь там почти не меняется даже после странного инцидента, о котором местные и не знают ничего. Правда, потом муниципалитет предлагает за хорошие деньги отдать свой желудочный сок. Марсиане? Однозначного ответа нет.

И хотя есть веские основания думать, что пришельцы всё же оккупировали Землю, а сок им нужен для своих гнусных целей. Инертное большинство отказывается что-то менять, а несколько горячих голов ничего не могут с этим поделать. Сталкиваются две равноправные точки зрения: если благополучие людей считать высшей целью, то, может, пускай остаётся такая оккупация? Или лучше ввергнуть общество в пучину кровавого восстания, но отвоевать право жить по своим законам? Редкий случай, когда проблематику повести Стругацких можно описать простыми словами.

В дальнейшем братья уже не обращались к сатирической форме, несмотря на удачный опыт и очень тёплый приём «Понедельника» (пускай и не в среде официальной критики). Чем дальше, тем меньше проблемы изображённых Стругацкими миров могли быть высмеяны. Точнее, юмор-то остался, но на уровне отдельных сцен, персонажей, остроумных замечаний и нелепости обстоятельств. Ирония момента — не редкость для поздней прозы Стругацких, только мрачная, как смех идущего на эшафот.

Гости из будущего

К концу шестидесятых проза Стругацких окончательно вышла за рамки дозволенного. «Улитка на склоне» - первый роман, не прошедший цензуру полностью и отложенный до лучших времён. Вторым таким произведением стали «Гадкие лебеди», написанные в 1967 году.

Контраст очень резкий — в раннем «Мире Полудня» будущее всегда светлое, ведущее к новым победам и открытиям, а люди хоть и несовершенны, но всегда пытаются это исправить. В «Гадких лебедях» будущее обречено, а люди — мелочны, трусливы и корыстны.

На город в неизвестной стране без остановки льёт дождь. И с тех самых пор, как он зарядил, в городе появились жутко больные на вид личности, с жёлтыми кругами под глазами и тягой к чтению. В «Мире Полудня» таких бы пригласили в институт, с любопытством расспросили и предложили бы лекарство, если оно нужно. Но в этом мире таинственных гостей окрестили «мокрецами» и закрыли в лепрозории.

Так изобразили «мокрецов» в экранизации «Гадких лебедей» 2006 года. Увы, перенос в кино быстро рушит одну из любимых тайн Стругацких: тайну местоположения

Наш проводник в повести — опальный писатель Виктор Банев, очередной интеллигент, потерявший себя, и печальный выпивоха. Такие типажи очень близки поздним Стругацким, да и вообще «Гадкие лебеди» по настроению близки к нуару. Так вышло, что Банева затянуло в конфликт между властью города, которая до смерти боится «мокрецов», и собственно пришельцами, которых почему-то очень полюбили дети. Чему «мокрецы» учат их? Вдруг собьют с пути, с заведённого цикла? Кто тогда будет рукоплескать бездарностям и умирать под бомбами? Неодолимое желание сохранить старый порядок вещей готовит «мокрецам» простой и жестокий вердикт.

Самый же великий страх — это утрата авторитета. Дети резко обнажают ту темноту, которая стелется в старшем поколении: замученном и усталом, и оттого требующем уважения его ценностей. А в детях нет ни бунта, который можно подавить, ни скрытой агрессии, которую можно направить в верное русло, а одна лишь пугающая холодность. С тех пор, как поколения человечества сменяют приоритеты каждые десять лет, этот страх будет сопровождать всех родителей.

«Мокрецы» незадолго до окончательного решения своего вопроса закрываются в лепрозории, а все дети города уходят к ним. Мы не знаем, чему пришельцы научили молодёжь. Быть может — как не быть скотами, «скользкими медузами». Или как разомкнуть порочный цикл войн, жестокости и скудоумия. Как бы то ни было, «мокрецы» бесследно пропали, а дождь закончился. Позднее Борис Стругацкий подтвердил, что «мокрецы» — это люди из того ужасного будущего, которое мы себе сотворили. Они вернулись в прошлое и научили детей чему-то такому, что предотвратило грядущий кошмар, и «мокрецы» просто перестали существовать.

C той эмоциональной и философской плотностью, которая присуща «Гадким лебедям», им вообще не требовалось развязки. Её бы и не было, если бы Стругацкие не пытались приспособить повесть для публикации, написав счастливый финал, где солнце возвращается, все горожане бегут прочь, пока город растворяется и исчезает, а у мира появляется будущее. Однако даже в таком виде повесть не попала в печать.

В «Гадких лебедях» очень легко разглядеть критику ксенофобии, а в зависимости от точки зрения — и все изобретённые человечеством виды гонений и апартеида. Но это лишь одна, самая незначительная плоскость. Куда важнее то молчаливое сопротивление новому и неизвестному, которое и в нашем-то мире неизбежно вредит прогрессу, и благодаря которому когда-то в будущем цивилизация и зайдёт в тупик столь неразрешимый, что без машины времени его вообще нельзя преодолеть. А где гарантии, что в критический момент такая машина у нас вообще будет?

Похожий визит неведомых сил можно увидеть в «Отеле "У погибшего альпиниста"», одного из самых камерных и уютных, но всё равно мрачных произведений Стругацких. Братья пытались поставить эксперимент, написав фантастический детектив, и поправить своё финансовое положение. Так и вышло: «Отель», написанный в 1970 году, был почти без проблем опубликован.

С 2007 по 2009 годы вышло целых семь игр по мотивам прозы братьев Стругацких, это не считая «Сталкера», который вдохновлялся идейно, но не стал брать название

Всё начинается, словно в каком-нибудь детективе Агаты Кристи: отель в горах лавиной отрезает от остального мира, а в его стенах происходит загадочное убийство. Прийти или уйти никто не мог, а поэтому главный герой, инспектор Глебски, ищет убийцу среди постояльцев и хозяев. Такая фабула вполне устраивала любое издательство, а ведь и в других слоях «Отеля» нету ничего крамольного. Да и кто будет искать что-то подобное в истории про сыщика?

Зато теперь, когда нет нужды подчинять произведение озвучанию неких мыслей (пока что), Стругацкие проявляют себя мастерами построения мистической атмосферы, запутывания сюжетной линии ровно так, чтобы она изящно распуталась. Они снова доказывают, что не лишены тонкого чувства юмора, пусть в «Отеле» оно направлено в основном на подчёркивание яркости персонажей и меткое, лаконичное описание сцен, которые у менее талантливых авторов заняли бы вдесятеро больше знаков.

Стругацкие грубо нарушают законы детективного жанра, переводя историю на привычные рельсы социальной фантастики. Убийцы нет, ведь убитый — это просто вышедший из строя робот, принадлежащий беглым инопланетянам, которые по незнанию связались с негодяями, а они теперь следуют за ним по пятам.

Глебски задерживает пришельцев до прибытия полиции, ведь те сами признались в ограблении банков — пусть их и вынудили бандиты, которые доберутся до отеля раньше стражей порядка. Да будь они хоть трижды пришельцами, разве не нужно судить их, как и любого другого преступника? Или дать возможность бежать с планеты?

Эркюль Пуаро в «Убийстве в "Восточном экспрессе"» поступил по совести, нарушив закон. Инспектор Петер Глебски, которому не повезло оказаться в книге угрюмых советских фантастов, выбирает закон. И с тяжестью этого решения ему приходится жить дальше.

Эстонская экранизация «Отеля» усиливает психоделикой и без того необычное сочетание фантастики и детектива

Разве так мы представляли себе первый контакт? Мысль литераторов вновь приходит к печальному выводу: встретятся ли нам люди будущего, желающие спасти прошлое, или жители других миров, готовые делиться своими технологиями — их обманут, запрут или прикончат. В «Мире Полудня» человечество оказалось настолько зрелым, что взяло на себя роль двигателя прогресса в других мирах. Но куда могут эти палачи привести внеземных отсталых соседей, если сами столь темны и жестоки?

Силы за пределами понимания

Когда-то в центре мироздания был Бог, потом его узурпировал Человек. Вместе со взлётом науки и он уступил место. Кому? Да никому. Быть может, и нет никакой жизни за пределами Земли. Но что если есть? Вдруг эта разумная сила настолько развита, что мы для неё — как муравейник на обочине дороги, куда можно выбросить пакет с мусором? Влиянию этой великой силы и посвящены три поздних произведения Стругацких: одно — самое известное, «Пикник на обочине», второе — самое сильное, «Град обречённый», третье же — самое пессимистичное, «За миллиард лет до конца света».

Я считаю эти две повести и роман зенитом писательской карьеры братьев, пусть они сами и называют лучшим произведением «Улитку на склоне». Которая, что характерно, тоже посвящена конфликту с силой, которую называют Лесом, чтобы мы хоть как-то могли её понять. «Пикник на обочине» считает высший разум равнодушным туристом, который просто не прибрал за собой. Человеческий мусор разлагается за пару лет, а мусор пролетавшего мимо разума оставил на Земле шесть смертельно опасных Зон, полных аномалий.

Другие фантасты сконцентрировались бы на этих силах, но Стругацким интересно другое: как же муравьи, то есть мы, смогут переварить эти пробки от бутылок, то есть артефакты с необъяснимыми свойствами? В прицеле повести — потрёпанный сталкер Рэдрик Шухарт, ещё один разбитый человек в копилке героев Стругацких. Он много раз проникал в Зону и тащил оттуда на продажу артефакты, не особо задумываясь о последствиях.

Шухарт, как и все жители Хармонта, рядом с которым возникла одна из зон, обречён. Местным запрещено уезжать, ведь они привозят с собой катастрофы. Жизнь оставшихся отравлена скрытым влиянием Зоны, но всё же неразрывно с ней связана. Одни — охраняют, другие — мародёрствуют, третьи — скупают и продают, а четвёртые пытаются понять, что вообще произошло. Этот социум — больной, неестественный конструкт, и Шухарт словно олицетворяет собой весь город.

Зона поражает своей необъяснимостью как героев «Пикника», так и читателей: именно это одно свойство создаёт вокруг неё потустороннюю ауру. Столь несокрушимые законы природы, которые мы с такой радостью открывали тысячи лет, вдруг потеряли всякую силу. Грузовики тридцать лет стоят, не ржавея, хотя рядышком их братья по заводу проржавели и сгнили. Покойники приходят домой и молча сидят. Тени там, в Зоне, иногда лежат в обратную сторону. Наука, оружие — абсолютно всё оказалось бессильно против этого внеземного мусора. Вот и осталось людям только обнести всё забором и прокрадываться трусливо в это место, словно в чужой квартире, где тапки могут вырвать тебе ноги, а занавеска — расплавить кости.

Финал «Пикника на обочине» — одна из самых ярких сцен в фантастике. Шухарт, чтобы пройти к сердцу Зоны, приносит в жертву сына Барбриджа, другого героя книги, словно верша месть за то, что его собственная дочь давно потеряла человеческий облик. Но когда он добирается до того самого Золотого Шара, исполняющего лишь самые сокровенные желания, то не находит в своей душе ничего. Этот живучий, но опустошённый человек находит в себе силы лишь украсть наивные слова паренька, которого только что погубил.

Тогда и звучит: «СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЁТ ОБИЖЕННЫЙ!» Самое трагичное и в то же время доброе желание, какое только загадывали.

«Град обреченный» идёт ещё дальше. Неизвестная сила строит целый город, запертый на огромной территории меж обрывом и Жёлтой Стеной. Солнце, что включалось и выключалось, само место, люди — всё тут неестественно. Миллион человек, вырванных из своих жизней в нашем мире и оставленных здесь, в Городе, для Эксперимента. В чём он заключается? Никто не знает. Сколько он идёт? Если верить показаниям самых пытливых личностей — не меньше сотни лет.

Меняются формы правления, один сорт абсурда — другим, а люди, прежде заряженные какой-либо идеологией, неизбежно разочаровываются в своих идеалах. Стругацкие не считают это негативным процессом. Главный герой — вчерашний студент Андрей Воронин, убеждённый сталинист, болезненно мутирует в зажиточного циника, чьи взгляды на жизнь лишены кардинальности в любом проявлении. Почти все жители Города переживают нечто подобное.

«Град обреченный» — роман предельно далёкий от нашей реальности. Быть может, поэтому почти все иллюстрации к нему — это такой запутанный сюрреализм, что наглядное среди них выбрать очень сложно.

Условия Эксперимента становятся его частью. Механизм распределения работы, который раньше случайным образом выбирал профессию каждому жителю и протаскивал его через все социальные слои, позже был забыт, а люди сами выстроили иерархию, быть может, чуть менее испорченную, чем была раньше. Словно в насмешку над идеями реального мира лучшим президентом Города окажется бывший нацист, его советником — коммунист, а другим помощником — ушлый советский еврей.

Чем дальше, тем сильнее на героев давит абсурдная природа Города, и они снаряжают экспедицию на север, в неизвестное. Насколько же она отличается от экспедиции, которую организовывали бы Жилин и Горбовский! В ней нет ни капли научного любопытства и энтузиазма. Это бегство от себя, от скуки, от очередных капризов чокнутой природы, для кого-то — лекарство от паранойи, ведь формально группа выдвинулась на поиски Антигорода, единственного внешнего врага, которого смогли придумать жители. А что же авторы Эксперимента? Их мотивы неясны, если вообще есть. Может быть, город — это чашка Петри. А некоторые читатели уверены, что это первый круг Ада, чему есть лишь самые пространные доказательства.

Наконец, самое жуткое свойство Города, обнаруженное лишь после ряда социальных потрясений: при изобилии хороших учёных и инженеров в нём нет ни одного талантливого писателя, скульптора, художника. Больная совесть общества, чья главная роль — болеть не переставая, не подаёт ни единого признака жизни. Не поэтому ли Город обречён?

«Град обреченный» — это разочарование любой формой общества, ведь все они вырождаются, все несправедливы и отвратны. Даже жестокий Эксперимент не открыл ничего нового, кроме ещё пары уродливых форм совместной жизней тысяч людей. Роман соткан из рассуждений об этом, а ещё — о культуре, чей храм должно строить человечество, о совести, принимающей форму Наставников. «Град обреченный» — настоящий монумент мысли, чей размах сравним лишь с его же великой скорбью и с его глубоким взглядом на вещи, требующим гораздо больше одного прочтения.

На фоне «Града» уже не так внушительно смотрится «За миллиард лет до конца света», но здесь контакт с высшими силами показан куда острее, ведь на сей раз люди не пируют на свалке, и не грызут глотки друг другу в клетке. Здесь они покусились на тайны Вселенной. Заглянули в бездну, а бездна… ну, вы знаете.

Несколько учёных почти в одно и то же время оказались на пороге открытий, которые могут помочь понять сами основы мироздания. И тогда на них обрушилось всё: нелепые случайности срывали тесты, мешали работе, даже угрожали жизни. Начиная с телефонных звонков не по адресу и вплоть до загадочных смертей. Горстка умнейших людей, сидящих в тесной советской квартирке — и против них вся Вселенная.

Быть может, Вселенная не зря скрывает свои тайны. Мы полагаем их невообразимо сложными, объединяющими в себе всю истину Бытия. А если ответ настолько прост, что непознаваем в принципе?

Стругацкие легко дают ответ на старый вопрос, мучающий тех, кто ищет внеземные цивилизации. Разве есть хоть один способ не заметить цивилизацию третьего типа по шкале Кардашёва? Ведь она использует энергию целой галактики и подчиняет себе законы физики.

«За миллиард лет до конца света» утверждает, что сама реальность мешает такому развитию, чтобы защитить свои законы, свою целостность. Мешает соразмерно угрозе, следуя, видимо, своему же закону сохранения энергии. Всё, что нас окружает, от клеток тела до сверхскоплений галактик и пучин тёмной материи, протестует против даже самой осторожной попытки нащупать замочную скважину и подчинить природу себе.

Но давление слишком велико. По одному все учёные оставляют свои исследования, кроме математика Вечеровского, который решил скрыться в Гималаях и изучать закономерности той беспощадной силы, что встала на их пути к прогрессу.

«За миллиард лет до конца света» — это настоящий хоррор столь вселенского охвата, что и Лавкрафту в кошмарном сне не снилось. Тем страшнее провожать Вечеровского, который остался один на один против континуума, «пошёл дальше, и теперь он пройдёт сквозь разрывы, пыль и грязь неведомых мне боев, скроется в ядовито-алом зареве».

Как же мы беспомощны и ничтожны на самом деле. Какие уж тут, к чёрту, полёты на Амальтею.

Сумерки богов

Чем дальше, тем сильнее Стругацких тяготила советская реальность. Исполинская конструкция на светлых и ошибочных идеалах, в которой самый рутинный процесс сбоил и требовал усилий, а со временем даже этот механизм ломался. В восьмидесятые годы братья писали мало, зато после прихода к власти Горбачёва их запретные рукописи наконец увидели свет.

Вспомним, что тогда было написано.

Детская «Повесть о дружбе и недружбе» (1980 год) — сказать о ней нечего, ведь даже самым опальным литераторам нужно зарабатывать на жизнь.

Машины становятся авторами, машины становятся критиками. Этого опасались все люди творчества, начиная с Оруэлла, придумавшего генератор песен, и включая Стругацких, у которых в «Хромой судьбе» существует программа беспристрастной оценки художественных качеств

Повесть «Гадкие лебеди» вошла в состав романа «Хромая судьба» — об авторе, который тайно пишет свой magnum opus и боится, что тот окажется не триумфом, а провалом. Впервые собственные страхи братьев оказались на первом плане. «Хромая судьба» — вещь печальная, но значимая не столько для нас, сколько для самих Стругацких.

Был завершён цикл «Мир Полудня». Мечты братьев разбились, но они всё-таки оставили лазейку для надежды. Написали пару сценариев по своим же книгам: именно в самом конце семидесятых и в восьмидесятые, когда близилась буря, на мрачные фантазии Стругацких вырос спрос.

Тогда вышел великолепный и невыносимый «Сталкер» Тарковского, не содержащий почти ничего, кроме атмосферы. Были и «Письма мёртвого человека» по сценарию Бориса Стругацкого про выживших после ядерной войны, один из самых «загробных» по настроению фильмов подобного жанра, а они в принципе не отличаются жизнерадостностью.

Ядерная война по мнению Ларсена, главного героя «Писем», принципиально невозможна, потому что абсурдна, ведь не может человек довести себя до такой тяги к самоубийству

Последний роман братьев Стругацких писался, как они сами утверждали, с особым усердием. «Отягощённые злом» вышли в 1988 году и соответствовали времени: речь там шла об историческом переломе, роли человека в нём. Постаревшие писатели не выдержали и обратились к библейским формам, историям и персонажам. Там есть Демиург, то есть пришедший вновь Христос, апостол Иоанн в комическом образе Агасфера Лукича. Мифы вновь сталкиваются с реальностью, только теперь не так остро и злобно, как в «Понедельнике». История во многом вторична.

Наконец, в 1990 году вышла пьеса «Жиды города Питера», короткая фантасмагория о тех, кому приходят повестки с требованием «явиться на стадион, иметь с собой документы, ценности оставить дома» — примерно так нацисты выманивали евреев в оккупированном Киеве, а потом истребляли. Хотя пьеса до сих пор кое-где ставится, того самого уровня мысли, что свойственен Стругацким, в ней уже нет.

Последним текстом, который Аркадий и Борис написали вместе, стала повесть «Дьявол среди людей». Отличается она редкой для братьев простотой. Герой (вернее, антигерой) всю жизнь терпел одно бедствие за другим, терял родных, жену, потерял глаз, а будучи отправлен на ликвидацию аварии в Полынь-городе (да, это Чернобыль) ещё и поймал смертельную дозу облучения. Но не умер, а приобрёл способность убивать кого угодно силой мысли. Стал ли он мстить миру за всё, что натерпелся? Нет, ведь у мести есть границы. Вчерашний горемыка быстро деградировал до совершенно неизбирательного мясника, против которого нет никакой управы, а потом исчез из города, уставший от обращённого к себе внимания.

Когда-то ядерный реактор был одним из символом прогресса. В последнем тексте братьев Стругацких реактор открывает двери Злу

Повесть не выдерживает сравнения с более старыми работами Стругацких. И язык беднее, и многослойности нет, а среди персонажей никого, кто вызывал бы сочувствие. Аркадий писал почти что в одиночку, и его уже основательно источила болезнь. В свет повесть вышла уже тогда, когда Аркадий Стругацкий умер, поставив точку в истории великого писательского дуэта.

Одним из самых поздних произведений братьев стала «Повесть о дружбе и недружбе», которая больше подошла бы для эпохи так называемого культа космоса. О нём редко пишут, но подобный вид поклонения и вправду существовал, когда культ Сталина развенчали, культ Ленина потихоньку вырождался в анекдоты, а Бог не был обнаружен, когда Юрий Гагарин поискал его за пределами атмосферы. В пустующий трон усадили самого Гагарина, который погиб спустя семь лет после своего полёта — в 34 года. Погиб во время полёта, что породило массу конспирологических теорий. Как у Элвиса или Кеннеди.

Научная фантастика ближнего прицела служила одним из главных методов пропаганды космических исследований. Именно sci-fi умудрялся просачиваться сквозь железный занавес, ведь выгода от хорошей фантастики куда больше, чем потенциальный идеологический вред.

Аркадий и Борис Стругацкие создали целый мир, в котором наука победила консьюмеризм и политические дрязги. Мир, ради которого хотелось работать. «Мир Полудня». Не ради выгоды или положения, а совершенно искренне. И так же искренне не оставили камня на камне от своей иллюзии, поняв, почему эта красивая сказка не станет явью.

Какими бы ни были порядки в Пулковской обсерватории, каким не была она символом утраченного будущего, однако Борис Стругацкий всё равно завещал развеять свой прах именно здесь

Аркадий Натанович умер в 1991 году, когда исторический цикл подошёл к концу. Борис Натанович написал всего лишь два романа, оба политические, полные рефлексии и уж точно — даже близко не такие талантливые, как совместные работы. Скончался он в 2012 году, застав начало и разгар нового исторического цикла для нашей страны.

Источник: dtf.ru

Материалы о других писателях:

• Вечный лоцман Марк Твен (о жизни и творчестве писателя)

• Лазарь Лагин — раб волшебной лампы (о жизни и книгах автора «Старика Хоттабыча»)

Несмотря на то, что «Дозоры» в творчестве Сергея Лукьяненко занимают не самое большое место, в головах многих — он в первую очередь автор именно этого цикла. Всё остальное — а этого остального гораздо больше, чем шесть книг об Иных — остаётся в тени самой известной серии писателя.

В этом материале мы попробуем осветить рассказать немного и другое, «недозорное» творчество фантаста.

Детство и юность

Родился Сергей Лукьяненко 11 апреля 1968 года в живописном Каратау, городе, прижатом к северному склону одноименного горного хребта. В Казахстане прошел ранний период его биографии. Лукьяненко из семьи медработников: отец — психиатр, мама — нарколог, по стопам родителей пошёл и брат Сергея, став психотерапевтом. Забегая вперёд, скажем, что и сам Сергей начинал свой путь во взрослой жизни с мединститута и работы психиатром, слава богам, что литература победила.

Читать книги Сергею нравилось с юных лет. В пять лет он прочёл роман Ивана Ефремова «Туманность Андромеды», в семь — увлекся произведениями Стругацких. На одном дыхании прочел книгу «Страна багровых туч», а затем и всё остальное, написанное ими. Вообще, он читал не только фантастику: Виктор Гюго и Чарльз Диккенс привили ему вкус и стиль, но «душа парила» лишь тогда, когда Сережа погружался в выдуманный мир Владислава Крапивина и Роберта Хайнлайна. Позже именно их он назвал писателями, которым подражал в своих первых сочинениях.

Окончив школу с золотой медалью, юноша пошел по проторенной родителями и братом дороге — стал студентом медицинского вуза, но и там продолжал зачитываться книгами, даже организовал в институте клуб любителей фантастики. Он получил специальность психиатра и устроился на работу в психдиспансер. Года хватило, чтобы он осознал, что психиатрия — это не про него.

В начале 1990-х устроился в редакцию журнала «Миры» в Алматы, где вскоре стал замредактора. Но и это мешало заниматься творчеством с полной отдачей, потому с середины 1990-х Лукьяненко оставил все занятия, сосредоточившись исключительно на писательстве.

Литература

Писать он начал ещё в середине 1980-х. Позднее в интервью писатель рассказывал, как однажды захотел скоротать время за чтением, но под рукой не было ни одной интересной книги. Пришлось написать «чтиво» самому — за вечер он закончил три рассказа, один из которых даже был опубликован со временем.

Но первый из опубликованных рассказов появился позже, он называется «Нарушение» и был напечатан в алматинском журнале «Заря» в 1988 году. В тот же год другой рассказ Лукьяненко «За лесом, где подлый враг» публикуется в «Уральском следопыте». Это уже серьёзная заявка — поклонники фантастики всего СССР узнали о молодом писателе. Более того, этот рассказ позже был переведен и опубликован в индийском молодёжном журнале.

Вскоре подающего надежды литератора из Казахстана стали приглашать на фестивали и семинары, где собирались маститые коллеги. В это же время в «Молодой гвардии» и «Уральском следопыте» были напечатаны две повести фантаста — «Тринадцатый город» и «Пристань желтых кораблей».

В 1992 году питерское издательство Terra Fantastica в серии «Кольцо Мариколя» издаёт дебютный роман Лукьяненко «Рыцари Сорока Островов» — вещь, в которой действительно чувствуется сильное влияние Владислава Крапивина, но, в то же время и свой авторский почерк тоже проявляется. Роман номинировался на такие жанровые премии, как Великое Кольцо (1992), Интерпресскон (1993), Бронзовая Улитка (1993), был награждён Мечом Руматы на Фестивале «Сибкон» в 1995-м, а в 2010-м получил Немецкую фантастическую премию (Deutscher Phantastik Preis) как лучший переводной роман. В общем-то, стартовая вещь оказалась с хорошим запалом!

Начиная с этого времени писатель регулярно выпускает книги, как романы, так и сборники короткой прозы. Один из таких сборников «Атомный сон» был отмечен литературной премией «Старт» на фестивале Аэлита в 1993-м, а рассказы «Фугу в мундире» и «Слуга» — «Интерпрессконом» в 1995-м и 1996-м.

В 1993 году Лукьяненко начал сотрудничать с Юлием Буркиным, с которым незадолго до этого познакомился. Коллега вдохновил его завершить повесть «Мальчик и тьма», начатую еще в начале 90-х. Затем они вместе написали цикл из трёх повестей "Остров «Русь»", первая из которых - «Сегодня, мама!» - впоследствии была экранизирована как «Азирис Нуна».

В середине 1990-х Сергей Васильевич приобрел компьютер, что привело к паузе в творчестве в связи с увлечением компьютерными играми. Но, как и положено у хорошего писателя - всё в жизни становится сюжетом новых произведений: стратегия Master of Orion в итоге вдохновила Лукьяненко на написание романа «Линия грез». Вскоре вышло продолжение — «Императоры иллюзий». Завершилась серия публикацией повести «Тени снов».

После этого Лукьяненко взялся за создание романа «Осенние визиты», в котором, по его признанию, прослеживается влияние творчества Стивена Кинга. Следующими работами знаменитости стали произведения «Звезды — холодные игрушки» и «Звездная тень», представляющие собой дилогию.

В 1996 году в жизни писателя случилось знаменательное событие — он переехал в Москву. Вскоре в издательстве «АСТ» был опубликован его роман в стиле киберпанк «Лабиринт отражений», которые многие считают одним из лучших произведений писателя. Он относится к трилогии «Глубина», продолжившейся книгой «Фальшивые зеркала» и повестью «Прозрачные витражи». На создание серии Лукьяненко вновь вдохновили компьютерные игры, в том числе шутеры Doom II и Unreal.

«Дозоры»

Всероссийская известность пришла к писателю благодаря серии «Дозоры», первая книга которой, «Ночной Дозор», вышла в 1998 году. В интервью Сергей Васильевич делился, что решил создать фэнтези и поначалу намеревался описывать период Средневековья. Но из-за ограниченности познаний об этом периоде истории автор пошел на авантюру и перенес действие в современность. Лукьяненко считает себя создателем жанра и термина «городское фэнтези».

Из одного романа «Ночной дозор» вырос многокнижный межавторский проект

Читатели приняли книгу с восторгом, после чего писатель взялся за продолжение — «Дневной Дозор», в создании которого ему помог Владимир Васильев. Популярность романов росла стремительно, и впоследствии они были переведены на все европейские языки, а еще на китайский, японский и корейский.

Неудивительно, что вскоре книги решили экранизировать, главную роль Антона Городецкого получил Константин Хабенский. Параллельно со съемками автор, который принимал в них активное участие как консультант и сценарист, работал над третьей частью серии — «Сумеречный Дозор». Позже он признавался, что работа актеров произвела на него особое впечатление и отразилась на сюжете. Так, в дальнейшем расширилась линия персонажа, сыгранного Алексеем Чадовым. Кстати, Лукьяненко даже появляется в камео в фильме «Дневной дозор».

Продолжили популярную серию книги «Последний Дозор», «Новый Дозор» и «Шестой Дозор», а также произведения межавторского цикла, написанные в соавторстве. Но Лукьяненко не ограничивался только их написанием, послужной список его работ пополнился трилогией «Геном» и дилогией «Работа над ошибками», первый роман которой, «Черновик», был экранизирован, но фильм получился не самым удачным и собрал в основном негативные отзывы, как критиков, так и зрителей. Вторая часть серии называлась «Чистовик».

Другие сериалы

В 2013 году фантаст порадовал поклонников жанра фантастики первым романом цикла «Пограничье» — «Заставой». Рассказ о вымышленном мире, названном открывшими его Центрумом, попал на прилавки книжных магазинов в ноябре и нашел тысячи почитателей, потребовавших от автора продолжения. В итоге это вылилось в межавторских проект, в котором вышло десять романов, первый из которых написал сам лукьяненко, второй, третий и десятый - он с соавторами, а остальные - другие авторы.

Следующая серия романов Лукьяненко была названа «Кваzи». Летом 2016-го писатель подарил читателям одноименное произведение о существах, сумевших вернуться из состояния зомби к разумной жизни. Вторая книга, «Кайноzой», вышла два года спустя. Из поздних произведений автора отметим трилогию «Соглашение» об эпохе исследования дальнего космоса, включающую романы «Порог» (2019), «Предел» (2021) и «Прыжок» (2022).

Перерыв между романами серии «Соединенный Мир», написанными совместно с Ником Перумовым, составил почти 25 лет. В середине 90-х читатели смогли насладиться книгой «Не время для драконов» и только в 2020-м увидели на полках вторую часть — «Не место для людей».

После этого Лукьяненко приступил к созданию цикла об Измененных, который изначально планировался как трилогия, но уже насчитывает четыре романа. Первая книга «Семь дней до Мегиддо», вышла в 2021-м.

Личная жизнь

С будущей женой Софией Косиченко Сергей Лукьяненко познакомился в феврале 1990 года, а в сентябре пара отправилась в загс. Избранница писателя родилась в Алматы, окончила университет, где получила диплом психолога. Десять лет работала по специальности, ее подопечными были дети. Затем устроилась преподавателем в альма-матер. После переезда в столицу София Лукьяненко преподает психологию в гуманитарном университете, защитила кандидатскую диссертацию.

Сергей Лукьяненко с женой

Сергей и София Лукьяненко — счастливые родители троих детей: сыновей Артемия и Даниила и дочери Нади, родившейся в 2012 году. Все отпрыски фантаста появились в Москве. Они разделяют отцовскую любовь к чтению, которую он прививал им с ранних лет.

Лукьяненко NOW

Писатель продолжает активно творить, в 2022 году он выпустил сразу две новые книги из серии «Цикл об Измененных»: «Месяц за Рубиконом» и «Лето волонтера». В процессе создания Сергей Васильевич советовался с подписчиками своей страницы «ВКонтакте», где регулярно публикует фото и новости из жизни и творчества.

Также Лукьяненко планировал опубликовать роман «Вечный Дозор», но был вынужден отложить задуманное на неопределенный срок. По словам писателя, он всегда старается достоверно описывать время, в которое происходят события, но в 2022-м ситуация менялась так стремительно, что это невозможно отразить в тексте.

Источник: 24smi.org

Материалы про других писателей:

• Артур Хейли — автор капиталистического производственного романа

• Роберт Блох — великий и ужасный, в России не известный

• Эдгар По: «Майн Рид — колоссальный лжец!»

• Маргерит Дюрас: «Женщина — это пролетариат»

• Дэн Симмонс — прилежный читатель, ответственный учитель и великолепный писатель

• Отец американской литературы Вашингтон Ирвинг — сегодня исполняется 240 лет от его рождения

• Добрый волшебник с запада — Клиффорд Саймак и его книги

• Рэй Брэдбери — живая машина времени

• Абрахам Меррит — творец кошмаров и фантазий

• Фриц Лейбер — Великан героического фэнтези

• Генри Каттнер и Кэтрин Мур — гениальные халтурщики и мистификаторы

• Жизнь Эдгара По — как правильно сойти с ума и стать несчастным

• Конан-литератор: отец и заложник Шерлока Холмса — Артур Конан Дойль

• Моряк, который не вернулся домой — Роберт Луис Стивенсон

• Андрэ Нортон — первая леди фантастики

• Филип Хосе Фармер — повелитель миров и героев

• Курт Воннегут — канарейка в шахте

• Джонатан Свифт — Человек на все времена

• Офицер, ставший фантастом — Роберт Энсон Хайнлайн

• Шпион-фантаст, женщина-мужчина — двойная жизнь Джеймса Типтри-младшего

• Обогнавший время — Жюль Верн

• Истинно американский джентльмен Эдгар Райс Берроуз — создатель Тарзана и Джона Картера

• Чародей с дипломом — миры Лайона Спрэга Де Кампа

• Как Харлан Эллисон стал классиком — посылая всех на хрен

• Роберт Силверберг — классик, который дважды отрекался от фантастики

• Герберт Уэллс и научный пессимизм

• Копилка сюжетов — творчество Айзека Азимова

• Чайна Мьевиль — новый, странный, стимпанк, коммунист (о жизни и творчестве писателя)

• Меланхолические странствия Роберта Шекли — как жил и творил мастер блестящего фантастического рассказа

• Стивен Кинг — Король ужасов (о жизни и книгах писателя)

• Альфред Элтон Ван Вогт — бегущий по волнам фантазии (о жизни и книгах писателя)

• Янтарный принц Роджер Желязны — о жизни и творчестве писателя

• Жизнь Лавкрафта — хикки, расиста и гения (о жизни и книгах писателя)

• Мир Конана как основа фэнтези. Хайборийская эра — из чего Роберт Говард создал свою Вселенную

• Станислав Лем и его фантастика — о жизни и творчестве писателя

• Роберт Асприн — легкомысленный мифотворец (о жизни и творчестве писателя)

• Роберт Адамс — Вождь кланов (о жизни и книгах практически не известного в России писателя боевого тёмного фэнтези)

• Гарри Гаррисон и дао Колобка — о жизни и книгах писателя

• Патрульный Времени и историк будущего — Пол Андерсон (о жизни и творчестве писателя)

• Вечный лоцман Марк Твен (о жизни и творчестве писателя)

• Лазарь Лагин — раб волшебной лампы (о жизни и книгах автора «Старика Хоттабыча»)