Если присмотреться
БМ молчал, а украдено с ВК
БМ молчал, а украдено с ВК
Автор фото - Павел Поляков (vk.com/id132302319)
стырено с вк
«Средний возраст спецов в отрасли 56 лет. За годы рыночной экономики вместо 350 заводов станкоинструментальной промышленности осталось менее 30. Но самое главное — уничтожены проектные институты и КБ станкостроения»
ВПК всегда был сильной стороной СССР. Традиционно продолжают считать, что Россия унаследовала советские наработки и производственную базу. Но 30-летие безвременья катком прошлось по военно-промышленному комплексу, и его проблемы имеют сейчас острейшее значение. Перед современным российским ВПК стоит два основных вызова: нет станков и нет людей. Об этом бывший технический руководитель крупных сибирских и уральских заводов, а ныне ведущий сотрудник Института механики МГУ Игорь Владиславович Громов рассказал 24 февраля корреспонденту ИА Красная Весна.
— На ваш взгляд, по какому принципу и в достаточном ли объеме выделяются государством деньги на оборонную промышленность и науку?
Тема известна мне из первых рук — работаю в институте механики МГУ, в том числе по тематике гиперзвука. Мой научный руководитель — кандидат технических наук и человек, который отдал этой сфере всю жизнь, обладатель множества разработок — получает оклад 16800 рублей. А остальные сотрудники и того меньше. Оклады руководства и менеджеров МГУ — гигантские. А профессура в черном теле. Вижу это каждый день. Остались подвижники. Молодому ученому семью кормить на эти деньги невозможно.
В институте имеется уникальный комплекс аэродинамических установок, таких в мире всего 4. В советское время эксперименты проводились непрерывно, работали в две-три смены. Сегодня потенциальные заказчики аэродинамических испытаний просто не имеют на это денег. Получаемые гранты с трудом покрывают расходы на энергетику и содержание оборудования. Мы сами поддерживаем в рабочем состоянии установки и приборы, многим из которых уже более полувека. Все, что необходимо для проведения эксперимента приходится создавать своими руками, вплоть до закупок на рынке компонентов. Например, когда остановился сверхмощный компрессор немецкий — с трудом смогли изыскать 30 т.р. на покупку масла для него...
— Преследуют ли оборонные предприятия коммерческие цели или работа нацелена именно на необходимые для обороны разработки, вне зависимости от их прибыльности?
Зачастую преследуют именно коммерческие цели. И это печально сказывается на состоянии отраслей. Например, «Уралвагонзавод», одно из самых крупных машиностроительных предприятий мира. Примерно 32 тыс. рабочих. Для каких целей им нужен был Юргинский машиностроительный завод, который ранее изготавливал артиллерийские системы, затем горношахтное оборудование, там работало до 9 тысяч рабочих на площади сравнимой с ВДНХ? Они его просто «хапнули» как актив и не знали что с ним делать. Потом «Газпрому» его так же хотели продать. В результате он в тяжелом состоянии, трехдневная рабочая неделя. И таких примеров много.
— Стоит ли в ВПК проблема кадров и как она решается?
Проблема есть и она огромна. Возраст большинства сотрудников уже пенсионный. Регулярно вывешиваются некрологи — люди уходят, а замены им по сути нет. У нас в институте средний возраст работающих 56 лет...
Ситуация с отечественным станкостроением на грани катастрофы. Вряд ли удастся его восстановить — это точное машиностроение, требующее системного подхода, длительной подготовки кадров. За годы рыночной экономики вместо 350 заводов станкоинструментальной промышленности осталось менее 30. Но самое главное — уничтожены проектные институты и КБ станкостроения.
Еще один пример из жизни — приходилось по производственной необходимости посетить Самарский РКЦ «Прогресс». Огромный завод. Прошел по цехам, рабочие и инженеры в основном одни старики, седые. Молодежи нет, потому что менеджером вкалывать надо намного меньше, а зарплаты выше.
— Изменился ли в последние годы уровень образования молодых специалистов?
Да, и в худшую сторону. Приходилось консультировать по вопросам производственной базы одного из преподавателей МАМИ (сейчас Академия машиностроения — прим. ИА Красная Весна). Внешний вид и поведение студентов показались мне недостойными будущих инженеров и я поговорил об этом с преподавателем. На вопрос о том, как он оценивает уровень студентов — тот ответил, что может быть из 100 человек получится сделать одного инженера. Я усомнился в этом, но потом выяснилось, что студенты пятого курса не знают как пользоваться штангенциркулем. Разве они когда-то смогут стать инженерами-машиностроителями?
Нельзя сказать, что ничего нет. Есть еще ребята, которые хотят учиться. Талантливые. Но есть учебные программы, которые контролирует Министерство образования и которые направлены на узкую специализацию. А надо готовить более универсальных специалистов, подход, который работал 20 лет назад — уже безнадежно устарел. И докричаться до чиновников фактически невозможно.
Да, есть еще одна характерная и губительная черта современности: раньше было наставничество, передача опыта. Ребят учили на производстве. Сейчас никто никому ничего не рассказывает. Инструмент свой никто не даст, никто не подойдет и не подскажет.
Потому что сегодня пожилой рабочий, обучая молодого, готовит себе смену. Но «эффективное» руководство понимает «смену» буквально: если есть более дешевая рабочая сила — на ней можно сэкономить и сократить лишних и более «дорогих». Потому они и не учат. Среди инженеров также принято было готовить смену себе. Выпускнику института говорили: забудь все, чему тебя учили, начинаем делать из тебя инженера. И через 3–5 лет молодой специалист был способен принимать самостоятельные технические решения.
— Что, на Ваш взгляд, является самой острой проблемой ВПК? Что бы Вы улучшили?
«Эффективные менеджеры». Они мои личные враги. Как правило, эти люди не знают и не понимают реального производства, зато хорошо рулят денежными потоками, не обходя свой карман. Помню высказывание одного из них: «Зарплату надо платить сбытовикам, ведь это они приносят деньги, а что делается в цехах — не суть важно!»
— А как же успехи, которые нам регулярно демонстрируют в СМИ? Например, от того же УВЗ ждут 100 новейших танков Т-14 „Армата" к 2020 году.
Приходилось соприкасаться по работе со снабжением новой линии производства этой платформы. Средства на проект выделяются действительно огромные, но его перспективы, скажем так, совсем не безоблачные. Дело в том, что большинство станков и оборудования, необходимых заводу, просто не выпускается отечественной промышленностью, а на импортные позиции наложены санкции.
Может оказаться, что в ближайшее время он с немалой вероятностью попросту не получится.
Кроме того, устанавливая на оборонном предприятии сложнейшие и запредельно дорогие импортные обрабатывающие центры, мы даем возможность нашим «дорогим партнерам» в любой момент превратить это оборудование в мертвое железо.
А собственного нет и пока не будет…
Взято из интернета. Знаю что скорее всего утонет этот пост в минусах. Но проблема достаточно важная.
Стынено с ВК
Когда двое полицейских быковатого вида заволокли в кабинет тщедушного паренька, следователь Григорий Анисимов курил сигарету, аккуратно стряхивая пепел в гранёный стакан. Подчинённые удалились, а Анисимов, не вставая, сквозь дым буравил цепким взглядом свежепойманную добычу. Добыче на вид было лет двадцать с небольшим, одет во всё неприметное, капюшон надвинут на брови. “В камеры, значит, светиться не хочет, погань, - подумал майор в штатском, но вслух лишь произнёс, - ты понимаешь, что из-за таких, как ты, погибает наша молодёжь, наша страна, наша Родина!” На последнем слове кулак хозяина кабинета рухнул на стол так громко, что собеседник подскочил. Анисимов неторопливо прикурил от старой сигареты следующую. “Родители-то хоть знают?- следователь злобно сузил глаза, - или уже с зоны им напишешь в письме? А ты знаешь что там делают с такими, как ты?” Анисимов резко вскочил на ноги и подошёл так близко, что арестованный почувствовал запах дешёвого одеколона: “Там-то гадостью этой больше не будешь торговать. Тебя там быстро приструнят, щенок”. Развернувшись на каблуках своих тупоносых туфель, следователь вышел за дверь, оставив парнишку наедине с запахом Шипра и портретом Глеба Жеглова. Из коридора донеслось: “Семёнов, Васютин! Тащите комплект… Что значит какой?! Аккумулятор, бутылку, противогаз, вы всё знаете. Сейчас он нам расскажет где взял, как взял и кому продал. Сколько, говорите, биткоинов у него нашли?”
отсюда
Так получилось, что в 83 году мама заболела, и необходимо было делать срочную операцию в Риге. Какое-то время я жил у соседки, но очень скоро она от меня взвыла. Биологический отец меня не признавал, да и увидел то я его впервые в 35 лет. В общем, встал вопрос, куда меня девать.
Я не знаю кто, тогда принимал подобного рода решения, но меня отправили в Ригу, в интернат номер один. Напомню, мне было 9 лет! Я даже не представлял себе что такое интернат, потому ехал туда без особых эмоций.
Здание было похоже на обычную школу, серое, кое-где пошарпанное, единственное, что бросилось в глаза, забор. Высокий, железный, ржавый.
Меня привели к директору, он не смотря в документы, отложил их в сторону, и сказал - иди сынок, тебе всё покажут -. Какая-то женщина крепко взяла меня за запястье и повела в жилой блок. Там я впервые увидел эти глаза...
Детские лица, а глаза стариков. Таких брошенных, одиноких, обречённых стариков глаза. Они до сих пор у меня перед глазами, я эти взгляды не забуду никогда. Я не знаю сколько времени мы изучали друг друга, но и они и я понимали, что я из другого мира. Вдруг, меня одёрнула та тётка и сказала - раздевайся -.
У меня была новая, чистая одежда, которую я больше так и не увидел. Она забрала всё и сказала чтобы я выбрал себе одежду там в коробке. Я не понимал что происходит, но судя по её взгляду - это не обсуждалось. Я обречённо подошёл к коробке, там лежала старая, поношенная одежда. Я что-то выбрал, подошёл к своей железной койке, сел на корточки и тихонько заплакал. Ко мне подошёл мальчик, протянул руку, сказал, что зовут его Ясик. Он присел рядом и сказал, что все так начинают, привыкнешь. Я явно был не готов ко всему, что там происходило, но понял что плакать смысла нет.
Со временем, я со многими подружился, я рассказывал о том как я живу, а они рассказывали свои истории. Показывали швы - это, мол, батя по пьяне бутылкой. У кого-то был псориаз, у одного вместо глаза зияла чёрная вмятина и этот список ужасов и увечий был бесконечным. Оказалось, что в этом интернате были собраны дети алкоголиков и наркоманов, лишённых родительских прав. Это были девятилетние дети!
Наверное, я запомнил эти имена, потому что это был мой первый урок там. Учителя звали Рано Борисовна. Милая женщина, хорошо относившаяся к детям, а там это было редкостью. Посадили меня за парту к Толику Быстрову и он был жутко этим недоволен и сильно матерился по этому поводу. Вообще, материться там считалось нормой, им даже не делали замечания. Толик не мог успокоиться пол урока, пока не ударил меня по шее. Когда раздался хруст и вопль Толика, весь класс засмеялся. Нет - это не шея у меня была такая крепкая, у него просто были хрупкие кости. Я не помню как называлось это заболевание, но у него были проблемы с кальцием, если я не ошибаюсь.
Кормили ужасно и порции были очень маленькие и мне запомнились самые маленькие дети, стоявшие у окна кухни и тонкими голосами просили - тётенька, ну дай хлебушка -.
Иногда, им выкидывали пару кусков хлеба и они жадно запихивали его в рот, чтоб не отобрали старшие. Такое тоже там практиковалось. К детям никто не приходил за все 3 месяца, что я там провёл. Никто, ни к одному! У меня в Риге учился брат и он иногда ко мне заглядывал. Ему было 18 лет и ему явно было не до меня, но его подруга заставляла его заезжать ко мне. У нас никогда не было близких, родственных, по-настоящему братских отношений, поэтому меня не удивляло, что он приходил на 5 минут, вручал мне шоколадку и уходил. А подруга его жалостливо на меня смотрела и гладила по голове, видя, как мне там нелегко. Через несколько лет они поженились и я часто вспоминал с ней те моменты.
Съесть шоколадку, было большой ошибкой, но я к тому моменту ещё не привык к тамошним устоям. Ко мне подошёл старшеклассник и сказал, что тут так не делается и будут последствия. Я зашёл в жилой корпус и со мной никто не разговаривал, даже те, кого я считал друзьями. Законы там были жёсткие. Мне объявили бойкот и ночью сделали тёмную. Это был мой первый жизненный урок. Бойкот продолжался до следующей шоколадки. Я принёс её в комнату, Ясик разделил её на маленькие кусочки, чтобы хватило всем. Все разобрали по кусочку и на стуле остался один. Ясик посмотрел на меня улыбаясь, и сказал - бери, бери, а то за выпендрёж опять тёмную сделаем. Вот такой девятилетний юмор был там.
Да, кстати я был единственным на весь интернат, кто мог покидать территорию. Меня отпускали к маме в больницу раз в месяц. А так, остальные, только если строем и под присмотром трёх воспитателей.
Поездки к маме тоже не добавляли оптимизма. В первый раз, когда я приехал - она неподвижно лежала на спине и могла только поворачивать головой. Там, при ней, я держался, говорил, что всё у меня хорошо, но как только уходил, слёзы лились сами собой. Я думал, что она уже никогда не встанет и я навсегда останусь в интернате. Уже подъезжая, я вытирал слёзы. Слабость показывать там было нельзя. Когда я поехал к маме третий раз, она уже училась ходить. Она опиралась на меня, я крепко, как мог её держал и так мы проходили несколько метров, пока у неё не подкашивались ноги, и я звал медсестру на помощь. Сердце в эти моменты разрывалось просто. Дорога обратно была такой же горько-солёной, но приезжал я уже в форме. Наверняка, многие сейчас мне не поверят, но в интернете не было горячей воды! Мылись в холодной. (уже по приезду домой я привез оттуда подарок, который назывался "цыпки" если я правильно помню. В общем, кожное заболевание.)
Иногда, мы делали набег на ближайший магазин, воровали хлеб, конфеты, да всё что глаза видят. Меня на дело не брали, знали что меня заберут домой рано, или поздно, а им интернатовским ничего не будет. Я стоял на шухере - это максимум что мне доверяли.
Ну, не могли быть все 3 месяца такими негативными и однажды, нас, коллективно повели на выставку. Там ко мне пристала какая-то назойливая тётенька с фотоаппаратом. Встань так, посмотри сюда, подними глаза...
В общем, если я не ошибаюсь она было корреспондентом газеты "Советская молодёжь" и моя фотография была напечатана. Газета с годами затерялась, но это было таким своеобразным светлым пятном в тускло-серой интернатовской палитре.
P.S. Шансы у ребят что их заберут домой, были почти нулевые, но все они абсолютно искренне готовы были всё отдать, чтобы вернуться к своим хоть и алкашам, но родителям, по которым они жутко скучали. На случай, когда кого-то всё-таки забирали у них был ритуал о котором я не знал. Меня провожать вышли все, от самых маленьких, до старшеклассников, и все по очереди ко мне подходили, обнимали и говорили "удачи тебе брат". Несколько сот человек со мной так прощались, в надежде, что этот ритуал когда-то проведут и с ними. Последним стоял Ясик, он подошёл крепко крепко меня обнял и шёпотом, еле сдерживая слёзы, сказал "Димка, ты заезжай, расскажешь как там жизнь на свободе".
Мне за многое в жизни стыдно, но то что я не сдержал своё обещание перед Ясиком, висит тяжёлым камнем у меня на душе все эти годы!
по окна снегом закидало
в семи деревнях свет погас
а власти держат кулаки лишь
за нас