Осень. (Из старого)
Каждую осень в октябре, вспоминаю…Интересно, жива она еще или нет?
Садовое кольцо стоит в мерзости и холоде осени, вереницы машин везут своих владельцев в «счастливое» будущее, иногда этот поток разрезается «таблеткой», ментами или просто мигалкой. Серая масса рабов послушно тыкается из ряда в ряд, зажимая по сути таких же рабов. Со времен Египта, Рима, Великой Руси мало что изменилось, задавить себе подобных – высшее счастье. Надоело, паркуюсь. Знакомое кафе, я там был когда-то лет 10 назад, можно и по кофейку, хоть и вечер уже.
Захожу, столик у окна как всегда свободен, тут хорошо, можно смотреть на людей. Вы не представляете, как интересно наблюдать за людьми. Присаживаюсь, официантка суматошно подносит меню. Кофе – выпаливаю я. Ее взгляд меняется. Чаевые будут, не переживайте – поясняю я, и она сразу добреет. Пока жду кофе, смотрю в окно. Рядом метро, час пик открыта одна дверь, все ломятся в один проход. Интересно для русских в Раю или Аду тоже одна дверь открыта? И при входе, наверное, сидит бабка, которая на всех орет: В порядке живой очереди, суки! Это «пасть» захватывает все новые и новые партии грешников и отправляет их под землю, где железные вагоны развозят их по различным уголкам столицы.
В Москве начинается дождь, крупные капли падают на головы сограждан. Незадачливый клерк теряет из рук зонт, он бьет какой-то бабе по голове. Пока мужчина ловил зонтик, портфель плюхнулся в лужу, извиняясь и собирая свой скарб, он уловил мой взгляд. Как будто извиняясь, он смотрит в мою сторону, забитый и уставший. Он уже не жив, но еще мертв.
Время вытягивается в струнку и вот посетители наводняют в заведение, начинается живая музыка, певец выводит песни Шклярского, пора уезжать, но тут появлятся старуха возле витрины кафе. Поставив коробочку, она крестится каждому рублю, что ей кидают прохожие. Ее глаза влажны от дождя и боли, а люди все кидают и кидают монетки. Я вспоминаю, как мне рассказывала мать как ее знакомая, заслуженный учитель России собирала монетки по улицам в 90е. Я встаю, расплачиваюсь, выхожу на улицу и хочу подойти к этой старухе. Пять шагов, но опередил патруль ППС (попрошайничество, запрещено), ударом ноги мент раскидывает монеты, которые разлетаются как золотые и серебряные рыбки по мокрому асфальту. Я отталкиваю мента, завязывается драка. Я получаю удар дубинкой под дых, после чего уезжаю в камеру. Вот так я провел вечер и ночь с 07 – 08 октября…
Бескрылые серафимы
Остановились на поляне, задыхаясь от слишком быстрого бега через лесную чащу. Где-то за спиной еще слышался приглушенный гул танковых двигателей, раздавались длинные, щедрые очереди пулеметов, установленных в колясках мотоциклов. Там добивали сейчас колонну, не успевшую выйти из-под стремительного удара, когда лопнул перетянутой струной фронт и обрывками хлестнул по отходящим войскам. Там догорали грузовики с прицепленными к ним орудиями, рвались и разлетались горячими осколками ящики со снарядами. Горел и тек бензин из бочек заправщиков. Горело продовольствие, целые ящики консервов, мешки с хлебом, крупой, сахаром.
Все это богатство предназначалось для нового рубежа обороны, как хотелось верить – последнего. Вот-вот должны были подойти главные силы, ворваться лихим сабельным ударом кавалерии, стальным кулаком танков и бронемашин – и вперед, только вперед, на запад! Так учили… Оставалось лишь дождаться, встретить и переломить вражеский натиск, а для этого – правильно разместить противотанковые пушки дивизиона в отрытые загодя руками пехотинцев ровики. Разместили, ага… Теперь пехота снова будет голыми руками останавливать катящуюся на нее танковую лавину – как это было в июне и июле. Снова будет бессильно стрелять из винтовок по железным неуязвимым громадинам, потому что дивизион не успел… От этой мысли лейтенанту хотелось тут же достать свой наган и застрелиться. Он понимал однако, что мало что мог бы сделать в такой ситуации, когда растерялись и те, кто был старше, умнее и опытнее его. Растерялись, упустили шанс развернуть батареи и ударить с предельно короткой дистанции по надвигающимся танкам. А потом было уже просто поздно: снаряды зажгли несколько машин, на дороге воцарился огненный ад, вспыхнули свечками бензовозы, и танки прошли сквозь это месиво как нож сквозь масло…
Их было трое – лейтенант и двое бойцов, чудом спасшихся под ураганным огнем. Патронов немцы не жалели, очевидно, надеясь на быстрое и победоносное окончание войны - лупили длинными очередями из пулеметов, часто и неприцельно стреляли из винтовок, разбрасывая пустые обоймы. Подумав об этом, лейтенант внезапно разозлился.
- Сссуки! – прохрипел он, погрозив кулаком сомкнувшимся вокруг беглецов соснам. – Думаете, ваша взяла? Вам еще покажут правильную войну, а не как сейчас – пять на одного.
- Товарищ лейтенант, как вы думаете, скоро наши части подойдут? – робко спросил один из солдат, худой коротко стриженый первогодок. – Который уж день отходим, отходим, отходим… Хоть бы танк наш увидеть, али аэроплан…
- Аэроплан… - невольно усмехнулся лейтенант и вдруг резко развернулся всем телом, рванув из кобуры наган.
Мысленно он уже приготовился обнаружить за спиной фигуры в серой и зеленой форме с закатанными до локтей рукавами и в рогатых касках и хотел только одного: успеть застрелить хотя бы кого-то, прежде чем быть убитым. Но вместо немцев он увидел человека в полурасстегнутой кожаной куртке неуставного покроя, без головного убора, держащего в руке пистолет «ТТ». Лицо незнакомца было покрыто разводами копоти и засохшей крови.
(продолжение в комментариях)
Все это богатство предназначалось для нового рубежа обороны, как хотелось верить – последнего. Вот-вот должны были подойти главные силы, ворваться лихим сабельным ударом кавалерии, стальным кулаком танков и бронемашин – и вперед, только вперед, на запад! Так учили… Оставалось лишь дождаться, встретить и переломить вражеский натиск, а для этого – правильно разместить противотанковые пушки дивизиона в отрытые загодя руками пехотинцев ровики. Разместили, ага… Теперь пехота снова будет голыми руками останавливать катящуюся на нее танковую лавину – как это было в июне и июле. Снова будет бессильно стрелять из винтовок по железным неуязвимым громадинам, потому что дивизион не успел… От этой мысли лейтенанту хотелось тут же достать свой наган и застрелиться. Он понимал однако, что мало что мог бы сделать в такой ситуации, когда растерялись и те, кто был старше, умнее и опытнее его. Растерялись, упустили шанс развернуть батареи и ударить с предельно короткой дистанции по надвигающимся танкам. А потом было уже просто поздно: снаряды зажгли несколько машин, на дороге воцарился огненный ад, вспыхнули свечками бензовозы, и танки прошли сквозь это месиво как нож сквозь масло…
Их было трое – лейтенант и двое бойцов, чудом спасшихся под ураганным огнем. Патронов немцы не жалели, очевидно, надеясь на быстрое и победоносное окончание войны - лупили длинными очередями из пулеметов, часто и неприцельно стреляли из винтовок, разбрасывая пустые обоймы. Подумав об этом, лейтенант внезапно разозлился.
- Сссуки! – прохрипел он, погрозив кулаком сомкнувшимся вокруг беглецов соснам. – Думаете, ваша взяла? Вам еще покажут правильную войну, а не как сейчас – пять на одного.
- Товарищ лейтенант, как вы думаете, скоро наши части подойдут? – робко спросил один из солдат, худой коротко стриженый первогодок. – Который уж день отходим, отходим, отходим… Хоть бы танк наш увидеть, али аэроплан…
- Аэроплан… - невольно усмехнулся лейтенант и вдруг резко развернулся всем телом, рванув из кобуры наган.
Мысленно он уже приготовился обнаружить за спиной фигуры в серой и зеленой форме с закатанными до локтей рукавами и в рогатых касках и хотел только одного: успеть застрелить хотя бы кого-то, прежде чем быть убитым. Но вместо немцев он увидел человека в полурасстегнутой кожаной куртке неуставного покроя, без головного убора, держащего в руке пистолет «ТТ». Лицо незнакомца было покрыто разводами копоти и засохшей крови.
(продолжение в комментариях)
Очередной "намек" от Российского ТВ
Знают когда и какой фильм крутить))). Канал "Звезда", фильм "Девять жизней Нестора Махно"