Пожалуй, самая позорная для меня глава, за которую стыдно мне, прежде всего, перед собой. Мои родители сделали всё для создания из меня спортсмена. Но всегда вмешивалась моя лень и нежелание перешагивать через себя в нужный момент. Хотя исходные данные для спорта, я считаю, у меня были весьма неплохи. В общем-то, я никогда не был ботаником, часто гулял и вёл в целом активный образ жизни. Но вот именно серьёзные занятия спортом мне не зашли.
Меня пытались увлечь бальными танцами, кикбоксингом, каратэ. Нигде я не блистал достижениями и не занимался более двух лет. И до тех пор, пока на занятия меня водили, я честно посещал тренировки, занимаясь там, по большей части, спустя рукава.
Наконец настало время, когда мне уже могли доверить ходить самостоятельно. Папа лишь первый раз привёл меня в велошколу, а дальше я сам.
Кататься на велосипеде я любил. Но впахивать на велосипеде – это было совсем другое дело. Я добросовестно прозанимался несколько недель, сдал экзамены по ПДД тренеру, получил более серьёзный шоссейный велосипед. Но потом наступил июль и тренер перед очередной тренировкой
объявил, что с этого дня «работаем без выходных». Это означало, что выматываться впредь будем не пять, а семь дней в неделю.
Тут нужно сделать некоторое лирическое отступление и рассказать, что из себя представляла тренировка.
Сбор на базе к восьми утра. Это летом-то! На каникулах! Да в своём ли вы уме?
Примерно через полчаса выезд.
Катаемся в тренировочном режиме примерно до полудня – половины первого. Я прикидывал потом, за тренировку мы проезжали от пятидесяти до девяноста километров. От чего это зависело, я не знаю, просто как тренер решит, так и будет.
На улице жара. Фляжек с водой на велосипедах нет. Попить негде. Перчаток, велотрусов нет. Это сейчас любой экип за ваши деньги. А тогда велики сами красили, чтоб на облезлых не кататься.
Помню, фляга на раме была только у местного чемпиона Олега. У него был самый крутой велосипед с первыми, дикими для провинциального ума контактными педалями. У него была настоящая крутая велоформа. И он тренировался до пены у рта два раза в день. Утром со всеми, и вечером – самостоятельно.
А перчатки, которые мне сшил папа из обычных, осенних, у меня просили покататься практически все. Я не давал – был риск больше их не увидеть.
Первое время тренер позволял мне филонить, я как бы втягивался. Но потом он стал ставить меня в группы с более сильными товарищами, чтоб я быстрее вкатывался. Чтоб не отставать от них, мне приходилось серьёзно напрягаться, в противном случае мог получить нагоняй от них же за отставание и торможение всей группы.
Примерно к часу дня возвращались на базу. Толпа грязных, потных, уставших и обезвоженных пацанов вваливается в помещение спортшколы. Там, побросав велики, устремляется к умывальнику. В умывальнике на полке стоит батарея трёхлитровых банок с водой. Штук десять. Менее чем за полторы минуты от этой воды не остаётся ничего. Никогда больше вода не была для меня такой вкусной. Пили прямо из банок.
Домой я шёл «велосипедной» походкой. Это когда делаешь шаг, а нога продолжает крутить педаль. Очень смешно. Со стороны.
Приходя домой, я заваливался на диван и отходил от тренировки перед телевизором часов до шести вечера. И только к тому времени у меня появлялись желание и силы позаниматься чемнибудь ещё.
В таком режиме я смог выдержать чуть больше месяца. И однажды, направляясь на тренировку, я внезапно решил прогулять. Я дошёл до соседнего дома и, убедившись, что меня никто не видит, свернул во двор. И, о нет! Я увидел своего товарища по велошколе, который тоже шёл на тренировку. Сделав вид, что не узнал его, я резко повернулся и пошлёпал дальше, намереваясь скрыться где-нибудь ещё. Но было поздно. Меня властно окликнули: «Эй, пацан!»
Делать было нечего. Не убегать же. Он подошёл ко мне и сразу взял быка за рога: «Что, прогулять собрался?» Я ответил что-то невнятное. Тогда он сказал: «Да не ссы. Я тоже не хочу идти. Пошли вместе куда-нибудь».
Это был триумф. Когда кто-нибудь разделяет твою точку зрения на совершение постыдного дела, это как бы автоматически снимает все блокировки совести. И дальше мы прогуливали вместе.
Мы встречались по утрам, шли к базе. Прятались в кустах. Ждали, пока наши уедут. Потом уходили гулять. Бродили по городу. Ездили смотреть соревнования на «Динамо». Да и много, какой фигнёй страдали.
Потом я с семьёй уехал в отдыхать на неделю. Тренер знал об этом заранее, но не знал точно сроков и потому все мои прогулы остались нераскрытыми.
Во время нашей поездки мой товарищ вернулся к тренировкам. И когда мы вернулись, я тоже решил продолжить заниматься. Помню, тренер, увидев меня после перерыва, обрадовано спросил: «Ну что, вернулись из Борового? Молодцы!» Ох, как мне было перед ним стыдно!
Но вскоре я слился снова и продолжил прогульщицкое дело. На этот раз в одиночку. Провожал утром товарищей, катался по городу на автобусе. Ездил в парк, где гулял с дедом, когда был совсем маленьким. Предавался ностальгическим воспоминаниям. Потом, примерно ко времени окончания тренировки, возвращался домой.
Но количество мест, где я ещё не побывал, становилось всё меньше. И шататься бездельно по городу в течение четырёх часов становилось всё скучнее. При этом меня постоянно точил червячок совести. Тогда я начал сочинять.
Один раз я пришёл домой сильно раньше. Удивлённой маме я сказал, что сегодня катались по сокращённому маршруту и поэтому закончили рано.
Другой раз я пришёл домой сразу после начала тренировки и рассказал, что тренер приехал очень возбуждённым, объявил - сегодня соревнования. Взял самых сильных и уехал с ними выступать. Остальных отправили по домам. Такое и правда бывало, только календарь соревнований утверждается на сезон чуть ли не в начале года и изменения в него вносятся крайне редко.
В следующий раз мой тренер заболел и парил нос над кастрюлей с варёной картошкой. Этот вариант, кстати, я применял и потом, когда уже не занимался в велошколе. Не, ну а чего? Хороший рабочий вариант, чего бы не использовать?
Так продолжалось довольно долго. И в один момент мама выразила сомнения на предмет моей искренности. А ещё она сказала, что в субботу со мной на тренировку сходит папа, чтоб поинтересоваться, как у меня там дела. Этого я допустить не мог. Кроме того, мне до жути надоело вздрагивать от каждого телефонного звонка. Недавно во двор заехала синяя «Копейка», как была у нашего тренера. Я тогда сильно напрягся, думал он приехал узнать, куда делся его подопечный. Поэтому я, недолго думая, сказал маме: «Знаешь, мама, я не хочу больше заниматься велоспортом». Так закончилась моя спортивная карьера велогонщика.
* * *
Ещё одним видом спорта, который мне не пошёл, было дзюдо. В дзюдо меня отправили ближе к осени после велошколы. Тут, я думаю, родители не столько хотели во что бы то ни стало сделать из меня спортсмена, сколько хотели оградить от улицы и пагубного влияния «нехороших компаний».
На этот раз привела меня мама. Но ходил я всё равно самостоятельно. Если в велошколе меня заставляли пахать, то тут ещё и грубо обращались: заставляли до тошноты кувыркаться, до упаду отжиматься и, ко всему прочему, кидали через бедро. Падать было самым неприятным – каждый раз сбивалось дыхание и кружилась голова. Проходив примерно пару недель, я снова заскучал. И решил прогулять.
На счастье рядом снова оказался товарищ, который поддержал меня в моём деле. Он не ходил со мной на дзюдо. Он был моим одноклассником Женей. И хотя несколько лет назад он перевёлся в другую школу, гулять с ним было весело.
Женя увлекался взрывами. У него всегда были различные петарды. Связки петард. Блоки петард. Батареи петард. Много петард. А ещё он собирал бомбочки сам. Из стреляных охотничьих гильз.
А ещё Женя учил меня курить.
Вместо тренировки я встречался с ним и мы шли бабахать. Бабахи выходили знатными. В свои самодельные бомбы Женя вкладывал душу.
Например, он прижимал отжатым кривым прутом железного забора детской поликлиники латунную охотничью гильзу, начинённую порохом, поджигал фитиль, и мы линяли на безопасное расстояние. После оглушительного хлопка Женя бежал и радостно-жадно вдыхал облако порохового дыма, образовавшегося после взрыва. Иногда гильзу срывало с крепления, и мы шли искать её в снегу. Иногда находили. И тогда гильза шла в дело повторно.
Исчерпав запас зарядов, мы шли на конечную автобусов. Место, в народе именуемое просто «Диспетчерская». Там бабки на стихийном рынке продавали сигареты поштучно. У бабок мы покупали по одной сигарете. В зависимости от состояния наших депозитов марка сигарет могла меняться. Чаще всего я покупал «Донгши». Или, как говорил в шутку Женя, «Донгиш». И поговорочка у него была на этот случай: «Comrade любит Донгиш».
«Донгши» были хороши тем, что были одними из самых дешёвых и лёгких. Для меня, начинающего курильщика, они были в самый раз. Женя покупал себе что покрепче. Самыми козырными были «Честерфилд». Честно говоря, кроме крепости, я не заметил разницы между «Донгши» и «Честером».
Курение и всякие кудрявые словечки Женя нёс в массы из своей модной школы. Помню, как он за гаражами, где мы скрывались, учил меня правильно курить: «Набираешь дым в рот и не глотаешь, а вдыхаешь. Иначе рак желудка заработаешь». Ещё он показывал, как делать, чтоб руки не воняли. Можно сломать палочку и держать сигарету ей. А чтоб не воняло изо рта, мы покупали семечки, жвачку. А однажды он принёс из дома тюбик с остатками зубной пасты. После курения мы растирали пасту по зубам и дышали друг другу в нос, чтобы проверить, работает ли метод. После того, как Женя оценивал количество запаха сигарет в моём выдохе, он отвечал: «Какой-то зубной болью воняет!» Это означало, что всё нормально. Мы припрятали тюбик в укромном месте, чтоб не таскать с собой, но потом он куда-то пропал.
Так и шли мои тренировки. Иногда я приходил домой раньше обычного. И тогда у меня или были соревнования, или болел тренер, или что ещё. И так было, пока мама снова не заподозрила неладное.
Сначала она учуяла от меня запах сигарет. Я с честными глазами ответил, что это всего лишь дали попробовать и я не курю. Мама поверила и с сигаретами отстала. Но чуть позже поинтересовалась, не прогуливаю ли я тренировки. На тот момент я не посещал секцию уже около трёх недель. Я с не менее честными глазами сказал, что конечно же, нет. И тогда мама применила свой любимый приём: «Я схожу с тобой».
И на этот раз она действительно пошла со мной. Чтоб избежать позора перед посторонними людьми, я был вынужден признаться в неделе прогулов. Под дальнейшим маминым нажимом слил ещё одну неделю. Третья неделя прогулок так и осталась моей тайной.
Тренер встретил нас приветливо. Спросил, где я пропадал, почему дал ему неправильный номер домашнего телефона и он не может до нас дозвониться. Я с круглыми глазами сказал, что давал всё правильно. И это было правдой.
После случившегося я занимался в секции около года до самого её закрытия, когда тренер, напившись на соревнованиях, сидел на стуле, нёс какую-то ахинею и периодически блевал в угол.
Потом я пробовал ходить с Женей в ту же школу единоборств, только на айкидо. Но недолго. Потом Женя снова пытался научить меня курить, и я снова попался маме. И снова сказал, что «да просто дали попробовать». Мама сказала, что такой вариант второй раз не пройдёт и пообещала рассказать всё отцу. Взамен на молчание я поклялся больше не курить. Мама не рассказала. Я больше не курил.
В дальнейшем я записался в кинофотостудию. Занимался там долго и увлечённо, пока не закрыли и её. Родители не препятствовали и все мои дальнейшие занятия спортом были сугубо любительскими.
