Перевод:

- Скажи мне правду... Я готова услышать её.

- Твоё кольцо в носу делает тебя похожей на корову.

Автор: xi xeong

Заходят как-то в бар киборг, панк и примитивист.
Киборг заказывает плату с микросхемами прямо в мозг, панк — коктейль Молотова и татуировку со значком анархии, а примитивист — традиционное африканское шрамирование.
Бармен, слегка сбитый с толку, спрашивает:
— Вы что, пытаетесь сбежать от современного мира?

***

Встаёшь утром, смотришь в зеркало — и что-то не так.
Лицо какое-то не твоё. Не в смысле старости или прыщей — просто не твоё. Как будто кто-то другой смотрит на тебя из отражения. И тут в голову приходят мысли: «А что, если подстричься? Или выкрасить волосы? Или пирсинг сделать? Или губы увеличить? Или...»

И вот начинается поиск себя через собственную плоть.
Именно об этом говорит философ и культуролог Виктория Питтс-Тейлор.

■ Кто такая Виктория Питтс-Тейлор?

Профессор культурологии из Университета штата Массачусетс, автор книги In the Flesh: The Cultural Politics of Body Modification. Она изучает, как татуировки, пирсинг, импланты и перформансы становятся способами «перекодировки» идентичности.

Её работы цитируют и те, кто ищет своё «настоящее Я», и те, кто критически относится к телесной моде. Она — одна из тех, кто говорит вслух о том, что тело может быть больше, чем телом.

■ Суть её идеи: тело как хакерский инструмент.

Центральная мысль Виктории звучит дерзко: модификация тела — это технология, через которую человек переписывает самого себя.
Не нравится, кем тебя считает общество? Проткни нос, набей тату, имплантируй чип — и вуаля, ты уже другой.Особенно её интересуют «неотрайбальные» практики — стремление современных людей через плоть воссоединиться с первобытными ритуалами.

Шрамирование вместо MacBook, ритуальные проколы вместо публикаций в соцсетях. Люди ищут подлинность в древнем, потому что современность их не принимает — она вымывает индивидуальность до глянца.

■ На чём строится эта философия модификации тела?

Питтс опирается на мысль о том, что если традиционные институты (семья, церковь, государство) больше не дают нам цельного образа «Я», мы создаём его сами. Самым честным способом — через тело.

Она выделяет несколько направлений: от панков, превращающих тело в крик, до современных примитивистов, превращающих боль в ритуал; от БДСМ-практик до киберпанков, вживляющих в себя технологии.

■ Аргументы Виктории:

– Тело как манифест.
Она вдохновляется Фуко и его идеей телесной власти: модифицируя тело, человек утверждает контроль над собой и пространством вокруг.

– Цифровая отчуждённость.
В мире виртуальных масок и фоторетуши реальное тело — последнее, что можно «потрогать».

– Сообщество через боль.
Питтс ссылается на движение Modern Primitive, где культовым персонажем был Факир Мусафар — художник и перформер, зашивавший рот, делавший подвешивания на крюках. Он фиксировал это как акт возвращения к архаике.

■ Мой опыт тоже отзывается в её словах.

До первого пирсинга меня завораживали фото Факира Мусафара: шрамирование, зашитый рот, взгляд — как будто он знал о теле нечто такое, чего мы не понимаем. Я думал: раз люди идут на это, значит за болью скрывается смысл.

Когда на музыкальном фестивале подвернулась возможность, не думая, сделал два пирсинга — под нижней губой и в брови. В кругу друзей никто не носил пирсинг. Одна знакомая сказала:
«Прикольно, потому что отвлекает от лица».

Не понял, что она имела в виду. Но с тех пор думаю: может, пирсинг и правда работает как маска — отвлекает от истинного, помогает спрятаться или, наоборот, заявить о себе громче?

Через пирсинг тогда пытался не только изменить внешность, но и сменить компанию, окружение. Хотел приобщиться к фрикам, найти «племя», где быть собой — не стыдно. И стать своим означало тоже стать радикальным.

Прошло 15 лет, а смысл всё ещё трансформируется. Однажды на улице ко мне подошли парни, явно с Кавказа, и спросили, зачем мне эти железки. Я, не думая, сказал:«Чтобы привлекать внимание. В детстве мне его не хватало».
Они посмеялись, похвалили за честность и пожали руку.

Вспоминаю слова Деза Фафары, вокалиста Coal Chamber и Devil Driver. Он говорил, что больше доверяет людям с татуировками и пирсингом на лице — потому что у таких людей всё видно сразу. Они не скрываются.

Всё это — иллюстрация идей Питтс.
Поиск племени. Попытка почувствовать подлинность. Желание быть честным с миром через тело.

■ Краткие выводы Питтс-Тейлор:

– Тело — последний бастион индивидуальности.
Когда всё стандартизировано — остаётся плоть.

– Даже киберимпланты — продолжение ритуалов.
Новые технологии для старой задачи: обрести себя.

– Модификация — не только личный акт.
Это культурный жест, который объединяет, поляризует, протестует.

■ Ирония в том, что даже бунт коммерциализировали.

В Твери, например, один из самых дорогих и респектабельных пирсинг-салонов находится в самом центре города. Чистейшее, вылизанное, стерильное пространство, где стоимость одной модификации сопоставима с месячной зарплатой дворника.

Это показывает: даже контркультура легко становится товаром. Но это не отменяет глубоко личного смысла для тех, кто идёт на это.Виктория Питтс говорит: тело — не просто мясо и кости. Это последний рубеж свободы.

Каждый прокол, тату, шрам — это способ сказать:
«Я здесь. Я существую. И я сам решаю, кто я есть».

Правда, остаётся нюанс: пока мы ищем аутентичность через древние ритуалы, рынок уже знает, как это монетизировать. Но это уже другая история — о том, как капитализм съедает даже бунт против самого себя.