Пиво в эпоху перемен
Новый 1992-й год я встретил на развалинах СССР в статусе юрисконсульта кооператива «Бытовик». Именно так, модно и по-перестроечному, назывался бывший Петропавловский пивоваренный завод — некогда вожделенное место непыльной работы местных алкоголиков, хулиганов, тунеядцев и прочих 15-суточников. Надо сразу заметить, что попал я туда отнюдь не по блату, а строго наоборот — в виде уголовного наказания.
Если вы ещё не знаете, то знайте. Я совершил страшное преступление против прогрессивного человечества. Вы спросите: «Кого же ты убил-зарезал, дружище? Ты же такой добрый, что и мухи не обидишь». А я вам вот что отвечу: «Да, мух я не обижал, никого не убивал, не резал. Я сделал гораздо хуже, а именно — государственное преступление. Оскорбил первого и единственного президента нашей советской Родины, Михаила Сергеевича Горбачёва». За все его добрые дела во благо нашего народа назвал я его в присутствии свидетеля сильно нехорошим словом. Не по-матушке, конечно — всё же я был хорошо воспитанным юношей из приличной семьи. Но КГБ, прокуратура и суд всё же посчитали, что слово «фашист» было стилистически невежливым и политически неправильным. И поскольку в прошедшем году вовсю действовал закон «О защите чести и достоинства президента СССР», то впаяли мне по этому закону два года исправительных работ, чтобы я в другой раз подбирал по поводу президента слова получше и покрасивей, чем это. С позорной надписью в трудовой книжке: «Уволен по приговору суда» был я, как враг народа и латинский шпион, изгнан с военного завода. После чего передан в суровые объятия органов, ведающих исполнением наказаний. И вот то ли по ментовскому приколу, то ли по перестроечному недосмотру, то ли чтобы нарочно споить матёрого антисоветчика — только попал я в самый что ни на есть разлюли-малинник.
Кабинет юриста, который, не жалея печени, трудился на пивзаводе до меня, и которого только что вытурили с завода «за разврат, за пьянство, за дебош», представлял собой склад пустых пивных, винных и водочных бутылок. Бутылки были везде и самого разного калибра. Они были во всех четырёх углах комнаты. Они стояли под столом и лежали в ящиках стола. Они были навалены под шкафом и теснились в шкафу — вперемешку со старой юридической литературой. Разгребалось и выносилось всё это барахло полдня, хорошо, что помогали мне отзывчивые женщины из бухгалтерии. И вот в первый же день работы, очарованный приятным женским обществом и сидя за очищенным от пивных пятен столом, я осознал некоторую парадоксальность бытия.
Вы представьте себе на мгновение ту обстановочку. И не в кабинете, а в стране. Только что, непонятно зачем и почему, рухнула огромная империя. Народу, недавно проголосовавшему на референдуме за сохранение страны Советов, показали пребольшущую фигушку. Экономика — извините за мой французский — в полной жопе. Пачки денег на глазах превращаются в фантики. Люди массово теряют работу и вынуждены торговать на улицах всякой дрянью. А ваш покорный слуга, ярый противник власти, после её здоровенного пинка прилетает в то волшебное место, где производится самый ходовой и дефицитный товар — пиво. Хоть и являлось это пиво жидкой субстанцией, но тогда оно было самой твёрдой валютой. В магазинах в то время уже мало что продавалось, поэтому купить — точнее, выменять «по бартеру» — на пиво можно было всё, что только душе угодно.
И начались мои рабочие будни. Работы было не так, чтобы много, но и немало. Кооператив прирастал капиталом и превращался в акционерное общество. Менялись законы, менялись документы, менялись отношения между людьми. А пиво всегда служило отличной смазкой — начиная от договоров с поставщиками и оптовиками, заканчивая вынесением правильных решений в суде и арбитраже.
Сказать вам, что мне завидовали все друзья — это не сказать ничего. Оказалось, что сгоряча плюнув в лицо власти, я выиграл джек-пот. В чём был мой выигрыш? Во-первых, я приносил домой достойную мужчины зарплату — даже за вычетом двадцати процентов «горбачёвских», идущих в доход государству. Во-вторых, поил своих друзей и подруг не разбулыженой в уличном киоске мочой, а настоящим пивом. Пивом, произведённым на фирменном чешском оборудовании и изготовленным по правильным советским ГОСТам. Пивом «Жигулёвским», «Московским», «Ленинградским», «Самал». Пивом элитным, нефильтрованным, пивом с тысячелистником, и даже совершенно секретным пивом с добавлением трав, усиливающих потенцию.
Оказалось, что быть демократом, пострадавшим от коммунистического режима, и жить в начале 1990-х — это классно. После нескольких ящиков пива, принесённых в редакцию бывшей газеты «Ленинское знамя», сильно укрепилась наша дружба с редакторами новых «демократических» изданий и «свободными» журналистами. Естественно, тон газет 1992 года начал сильно отличаться от газет годичной давности. Бесплатным бонусом к пиву прямо мне в квартиру ящиками доставлялась «гуманитарная помощь» от неизвестных, но богатых доброжелателей, симпатизирующих демократическим ценностям — цветастые пачки с иностранными надписями на всех языках мира, набитые какой-то лапшой, сухофруктами и ещё чем-то невероятно вкусным и буржуинским. Глядя на всё это звенящее и шуршащее богатство, мама только охала, наверное, считая меня Плохишом, только что продавшим «за банку варенья и корзину печенья» военную тайну. Тем более что раньше я работал «на почтовом ящике».
От начавшегося пивного алкоголизма и бытового разложения меня спас университетский товарищ, предложивший «более денежную, но рискованную» юридическую работу в соседнем Омске в совершенно незнакомой мне сфере — торговле нефтепродуктами.
Перестройка закончилась. Начинались «лихие девяностые».
