Я училась на третьем курсе в колледже, когда началась практика в инфекционке.  Если в прежнем колледже в нас взращивали любовь и милосердие, то тут били розовые очки об чугунную жопу реальности. С силой били и жестоко...

В каждой детской инфекционке есть палаты отказников. В одну из таких поступил мальчик из детского дома. Пять лет вес 10 кг, не говорит. Спокойный. утром придя на практику я получила задание собрать мочу у мальца.

- Так , мы бьемся с 5 утра и никак. Он выпил уже литр и никак не можем собрать. Вперед студенты, у вас есть час. -сказала медсестра и вручила банку и мочеприемник.

Мы с подругой отправились на сбор. Вначале дали воды, положили на кровать без памперса, толку ноль. Гладили живот -ноль. Сбегали до аптеки и купили презерватив для узи, отмыли его от талька. Приспособили. Малому понравился этот девайс, но дела свои он делать не хотел. Фантазия иссякла, просто посадили парня на горшок.  И о чудо... он понял что мы хотим.

Каждый день я кормила этого мальчишку, мыла, пыталась играть. Для него было проблемой показать на игрушке носик, ушки , глазки. Но он научился. В день выписки мне попалась его карта, три почки, порок сердца, гидроцефалия. Медсестра высказала предположение,что мать на чем-то плотно сидела.

С другой стороны отделения тоже были палаты. В одной из них тоже были отказники. Аня ей было 6 лет, ДЦП и прочий букет. Она лишь лежала и выражала эмоции криком. Хочет внимания -крик, хочет есть -крик, пить-крик, мокрая-крик, больно-крик. Интонация и громкость не менялись.

Володя 1 год. Таких детей я видела первый раз, у его матери были хламидии, что она передала мальчишке , плюс осложнения на фоне этого ну и бонус в виде волчанки. Малыш напоминал логотип мишлен, такой же необъятный, отекший и красный. Маленький рот, глаза навыкате. Он начинал кричать вместе с Аней и с ней же замолкал.

Димка. Димке было 9 месяцев. Голову он держать не умел, поворачивался на бок и это ему давалось очень тяжело.

В один из дней Димку нужно было отвезти обратно в дом ребенка.Эта участь выпала мне. Водитель ждал у входа, Димка укутанный в комбинезон у меня на руках. Пока ждали карту я пыталась с ним ворковать, он лишь хлопал синими глазами. На его щеке зацепилась пушинка , я решила ее смахнуть и провела пальцем по детскому личику. Димка начал криво улыбаться (видимо сосательный рефлекс еще не угас, но об этом я тогда не думала). Провела пальцем по другой щечке и вновь кривая улыбка.

В машине он начал ворковать со мной. И в этот момент у меня в глазах стояли слезы, а в горле ком. Где он этот дом ребенка? За каким поворотом, я уже давилась слезами, но как то держалась.

Мы прибыли к месту, я вышла с ребенком и выпиской, поднялась на второй этаж здания которое напоминало маленький советский сад. Внутри было уютно и мало света, всюду старый паркет, паласы вроде красных дорожек, тюль с рисунком на окнах,детские поделки и цветы.

-Девочки, там Диму привезли. -крикнула нянечка. -Девушка , подождите, сейчас только документы заполним.

-Хорошо-все что я смогла из себя выдавить.

Димка казался очень тяжелым, он все так же хлопал глазами. А мне безумно хотелось что бы его скорее забрали. Внутри была обида, обида на его мать, на весь мир. Горечь и слезы готовые вырваться наружу. Я лишь хлюпала носом.

Вышла женщина.

-Ой, кого к нам привезлииии, пойдем. А тетя то болеет. -бросила она мне, Димка заплакал. Я быстро все отдала и рванула в машину. Всю дорогу рыдала, не сдерживая эмоций. Водитель пытался со мной говорить. Но я его не слышала. Когда вернулась в больницу, отметилась. то взяла пачку сигарет и ушла в курилку. Было абсолютно насрать , кто и что думает. Лишь бы не трогали. Позже пришел туда одногруппник, который хоть как-то смог меня успокоить.

На следующий день я пришла очень рано, после работы было не вариант ехать в общагу и я решила провести 3 часа в отделении. Меня отправили в палату к отказникам, нужно было помочь поменять им белье, покормить, умыть. Как только санитарка вышла. Аня начала задыхаться, хрипеть и синеть. Я начала кричать в коридор и звать сестру, пытаясь помочь ребенку. Не могла же я ее оставить одну. Прибежала сестра, и мы рванули в реанимацию. Она впереди а я с Аней на руках которой становилось лишь хуже. Больница была очень большой с кучей поворотов, в один из таких свернула сестра и я ее потеряла. Мелькнула мысль, что это конец. Но кринку в ее по имени, она нашлась и мы успели внести Аню в реанимацию, где уже нас ждали. Успели.

Спустя неделю Аня умерла. Я не знаю как ее забирали в детский дом откуда она была, но в трупной она лежала в чем-то похожим на коробку, ноги которые были непомерно блинные при жизни , а сейчас выглядели еще более длинными еле в ней помещались. Так в этой коробке ее и передали.

Месяц назад судьба порадовала встречей с девушкой, которую я видела лишь однажды - в числе отказных младенцев, в белых металлических кроватках-коробках. И появилась бы эта статья намного раньше, был такой порыв, но в своих ошибках всегда признаваться очень непросто.

Отказников тогда в райбольнице оказалось, аж, шестеро. Это был шок для района. Нет, отказы случались, но чтоб вот так массово. И главврач детского отделения Нина Степановна вызвала по этому поводу корреспондента. Послали молодую и еще бездетную меня. Даже название статьи помню "Мадонны без младенцев"
Тогда еще не висел над головами журналистов и врачей закон о защите персональных данных. И едва ли не рыдающая Нина Степановна отдала мне для работы на время настоящие отказные на всех шестерых.
И во всех них была в общем-то одна формулировка "Средств нет, прокормить не могу" Шел тогда в борьбе и тревоге боевой 1997 год. М-да, уже через год я и сам стала матерью. Но тогда, вчерашняя любительница рока, выпускница театрального отделения, полная максимализма и желания махать шашкой...я писала очень эмоциональную и очень злую статью. Сейчас, эта статья была бы куда мягче...С возрастом учишься понимать людей... Но, к отказным.
Как они выглядели? Да как - обычные листы серой писчей бумаги, лишь один отказ, на ту самую девчушку, была написана на листочке из ученической тетради. Да и почерк был корявый, неуверенный, будто бы умирающий к концу, на строчках о том, что мать не будет иметь претензий, если ребенок будет усыновлен или отдан в детский дом...
Вот её-то я и потеряла. Бывает мистика. Хотя раздолбайство тоже имеет место быть, и куда чаще, чем мистика. Могла просто смахнуть в урну листок в клетку, посчитав это моим же черновиком. Мы тогда вместо диктофонов использовали очень часто блокноты, а то и попросту общие тетради. И только, когда возвращала отказные главврачу, в папке было уже не шесть, а пять отказных. Мне намертво врезалась фамилия матери. Звучная, красивая, генеральская фамилия, отмеченная славой Плевны и Туркестана. Редкая для нашего района. Но не назову. Нельзя-я-я-я.
Скандал поднялся страшный, главврач детского отделения - очень эмоциональная, живая, и болеющая за свое дело женщина, едва ли не во всех смертных грехах обвинила меня. И была совершенно права, я ведь и её под монастырь подвела, своим раздолбайством.
Рыдала навзрыд. Потом написала заявление об увольнении, считая, что после такого быть журналистом не имею права. И , в общем-то, была близка к истине.
Спас наш ответсек. По сути - третье лицо в редакции, человек жесткий, периодами желчный, но профессионал экстра-класса.
-Легко сбежать, после того как нагадишь. Тебе ж не воняет. Остаться и исправить труднее. Беги, без тебя тут разгребем.
-А как исправить-то? - истерично всхлипнула.
-Садись, поедем к твоей мамашке, адрес знаешь?
Адрес я не помнила, но узнала. Дорогой Петр Петрович объяснил план:
-Ты же у нас актриса?
-Режиссер
-Не важно. Заходишь, представляешься соцработником, и говоришь, что нужен дубликат отказного заявления, подшить в дело.
-В какое дело?
-Не важно. Главное скажи "Дубликат, подшить в дело"
Он был еще и отличный психолог, наш Петр Петрович.
Он остался ждать меня в машине.
Я пошла....
Помню удивление от того, что домик пусть и небольшой оказался очень чистеньким. И домотканые дорожки на кухне, и вязанные кружки у порога, и буфет образца пятидесятых годов, и крепкий стол, застеленный клеенкой в ромашку, и крупные половицы, и беленые стены - все словно лучилось ровным блеском чистоты. И казалось, что дом был очень солнечным.
И сама...Пусть она будет Ириной... Забавно, в той статье, я громко называла её по имени и фамилии, как и всех фигуранток. А сейчас не стану. И дело даже не в законе о персональных данных.
Так вот и сама Ирина никак не производила впечатление алкашки, просто девушка, коренастенькая, крепкая, ничего отталкивающего в лице, ничего, совсем ничего никакой печати на лбу "Я ему - не мать, я ему -ехидна". Обычная, понимаете? Каких миллионы и миллионы в стране. И меня вот это несоответствие придуманного образа злодейки, алкашки, не жалеющей свое дитя и образа живого, просто выбило из колеи.
И я беззастенчиво разглядывала девушку. И только потом выдала заготовку... Ирина кивнула, вздохнула, приняла из папки серый лист бумаги и ручку. (Надо сказать, что образ соцработника я продумала по всем законам актерского мастерства)
Но, сцена - это не жизнь...
Ирина прежде чем писать, вдруг спросила:
-А у вас дети есть?
-Нет...
-Усыновите мою Юлю! - ухватила она меня за руку.
-Юлю?
-Да, я так её зову...Юлечка - июлечка.
И правда гудел и колобродил за окнами жаркий июль, весь в буйной зелени и цветах... И это имя, понимаете, еще не будучи мамой, я тоже сто раз придумывала имена своим не то, что нерожденным, а даже не зачатым детям. Нелюбимым детям имен не дают.
-Она здоровая девочка. Мне сказали, она здоровая.Я не пила. Не пью. - торопливо убеждала Ирина, - Вы же её видели, да? Она же, правда, красивая...
Видела, всех видела - шесть крохотных человечков, стянутых пеленками, с красными сморщенными мордашками, похожих друг на друга, как близнецы...
-Красивая, да?
-Да, да, очень, очень красивая...- подтвердила я.
-Усыновите!Она и будет красивой, у неё отец красивый... И умная, я хорошо училась. Вы можете её не Юля назвать. Как-нибудь по другому...Я не буду мешать. Иногда увижу, может, я даже не подойду, просто увижу, вы же здесь живете, да? Здесь?
Мама моя, какие это были глаза. Больные это были глаза, молящие.
У меня предательски защипало в носу, суровый образ полетел к черту. Я не была готова к тому, что отказного ребенка мать-кукушка может еще и любить...
-Что ж вы её тогда бросаете? Вы можете её забрать! Можете. Надо только быстрее, её же могут усыновить!
Нет, я не знала наверняка, а может ли теперь забрать... Но по закону высшей справедливости так должно было быть. И еще не допонимала, что время пришло страшное, жестокое к чужим детям. Своих бы прокормить...
-Куда пойду? На улицу жить? А мама с дочкой не пускает.
-Как не пускает? - опешила я. Теперь мне казалась совсем нелогичным поведение матери, то есть бабушки. В моем благополучном мире, матери так себя не вели. Они любили и принимали свое дитя с внуком или без, и любили любого...
-Мы с ней в одной спальне спим. Некуда дочку, мешать будет, говорит - выгонит обоих...я бы никогда...- Ирина всхлипывала и оправдывала мать, рассказывая про её болезни и про пенсию...И про то, что она никогда бы не бросила дочку.Что она уже скучает.
О, если бы тогда у мы жили в своем доме, не в доме свекрови, я бы не раздумывая, предложила Ирине помощь. Но вовремя прикусила язык, вспомнив, что мы и сами на птичьих правах...
-Может в аренду? - промямлила я.
-Я же работать не смогу. И не платят зарплаты нигде.
Это точно, тогда их не платили...
-А муж где?
-Какой муж? А этот...Нет, он уехал. Не усыновите, да?
Я помотала головой, не в силах вымолвить "Нет"
-А вы можете проследить, чтоб её хорошие люди усыновили?
И этого я не могла обещать. Пробурчала что-то в духе, мол там детдом решит...Я даже на вопрос Ирины ответить не могла - в какой конкретно детдом отправят малышку. Их было тогда несколько. Один в 25 километрах в шахтерском городке и другой - в столице региона за 150 км.
Ирина села писать отказную дубль два... Дом заполнился тишиной такой, что было слышно, как скрипит ручка, ерзает на стуле Ирина, и тикают где-то часы...
Ира писала долго, буквально по буковке...Смяла один лист, подала её второй...И едва вывела она требуемую шапку "Главному врачу больницы такой-то..." Она отшвырнула лист на середину стола...
-Я не буду ничего писать! Уходите! - взвилась вдруг Ирина, - Уходите! Я сказала... Я уже один раз писала!
Я уходила по китайски, пятясь задом и еще силясь уговорить её написать заявление. Убеждала, пока её руки буквально выпихивали меня за порог.
Я даже представить боялась, что же теперь делать?
И опять рыдала от бессилия в машине...
-Не реви! Дня три потяни, если что сделаем еще один заход! Но его и не понадобится... - оборвал мои причитания Петрович.
-Почему?
-Потому.
Какие это были три дня...Я вздрагивала от каждого шага в гулких коридорах редакции и боялась главврача детского отделения. Неугомонной и острой на язык Нины Степановны. Но она не шла, отказную не требовала. Еще неделю я пребывала в мандраже. Психовала, рыдала, чувствовала себя полной сволочью...Жаловалась мужу, уже даже на свое раздолбайство, а на то, что совсем ничего не могу сделать. Рассказывала про шесть кульков в пеленках со штампами роддома... Однажды он не выдержал:
-Пошли узнаем и заберем.
У меня гора с плеч свалилась. В юности очень плохо осознаешь, какая же это ответственность - дети! И мы бы точно её усыновили. Это решение нам обоим казалось таким простым.
Но не случилось забрать. Нина Степановна сказала, что кто-то из собеса, провел с матерью беседу. И мать забрала дочку...
Я догадывалась, как звали этого таинственного из собеса. Правда, не была уверена, что проводила хоть какую-то беседу. Но насколько же легче стало жить, вы бы знали!
История эта научила раз и навсегда либо брать копии документов, либо беречь их, как зеницу ока. А еще тому, что мир не такой, каким мы рисуем его в нашем воображении. Не столь черно-бел и плосок. И прежде чем осудить - узнай, за что судишь, и кого судишь.
***
Месяц назад пришла девушка, дать стандартное объявление "Утерянный аттестат за номером таким-то, выписанный на имя такой-то считать не действительным" Девушка и правда была хороша, носила генеральскую фамилию и звонкое имя Юля... Сердце ёкнуло, как от встречи с давней знакомой. Мне срочно захотелось узнать, как же они тогда выжили? Смилостивилась бабушка? Или нашли жилье? Где работала мать? Как росла Юля? Но...не спросила. Очень трудно было бы объяснить ей, откуда я знаю её мать... И еще очень боялась разрушить надежду на то, что Юле никогда не попалась на глаза та злополучная статья.

(С)https://zen.yandex.ru/media/id/59d31de3256d5c1213db3480/usyn...

Этот клинический случай произошел в 2001 году в одном из родильных домов г. Санкт-Петербург. Родильный дом был обсервационный. Для нас, клинических ординаторов, был он кладезем не только «обычных» клинических случаев (суточное дежурство, насчитывавшее 30-35 родов + 3-5 КС, считалось обычным), но и необычных, сложных, а подчас уникальных случаев.

Случай, о котором хочу рассказать, произошел осенней ночью.… На звонок акушерки из приемного покоя, известившей дежурную бригаду о поступлении «женщины со схватками» по скорой помощи, ответственный врач решил отправить меня – ординатора первого года, и если уж быть совсем точной, первого полугодия. Перед тем как положить трубку акушерка тоном, не предвещавшим ничего хорошего, сказала: «Пусть кто-нибудь спустится, только быстро!»

Ждать несколько секунд лифт я не могла, волновалась. Ведь мне доверили впервые самой принять женщину, разобраться с ней, определиться в какое отделение ее госпитализировать. Там, на пятом этаже, оставалась нач.мед., которая принимала роды в тазовом предлежании, два других дежурных врача были в операционной (экстренное кесарево сечение). Пока бежала по ступенькам с 5-го этажа передумала все возможные варианты: первый период родов, патологический прелиминарный период, преждевременное излитие вод…

Напомню, родильный дом был обсервационным, то есть за полгода моего в нем пребывания кареты скорой помощи привозили очень разных женщин: от таборных цыганок, сопровождающие которых устраивали в холле пляски, до женщин, чьи судьбы рушились или уже давно были разрушены (бомжи, алкоголички, наркоманки, душевнобольные).

Быстрым шагом вхожу в приемное отделение. И вижу в коридоре каталка, на каталке женщина, рядом с ней стоят акушерка приемного отделения и врач скорой помощи. И лица у обеих таки вытянутые…

Здороваюсь, подхожу к каталке. Женщина, на вид лет 40, лежит с закрытыми глазами, стонет, обеими руками держится за живот. Врач скорой помощи, не на много старше меня, переводит взгляд с женщины на меня и телеграфным стилем сообщает:

— Вот женщина, 36 лет, вторая беременность, говорит, что срок 9 месяцев, в женской консультации не наблюдалась, живот начал болеть еще утром, а скорую вызвала час назад, боли, схватки стали частыми и еще воды отошли с кровью.

Слушаю, анализирую, делаю промежуточные выводы: «В родах… воды излились, значит в родильное отделение…» Здороваюсь с роженицей персонально, привычным движением кладу руку ей на запястье, еще не успев поймать пульсовую волну, ловлю себя на мысли, что что-то настораживает – «Рука ледяная». Пульс зашкаливает…

И тут холодок пробегает по спине… «Почему эту женщину акушерка не завезла в смотровую, почему женщина, акушерка, и врач скорой помощи встретили меня здесь в коридоре, который упирается в двери лифта…» — это не мысли, это какие-то секундные вспышки разума.

Я продолжаю задавать женщине стандартные вопросы: «Когда была последняя менструация? Когда было первое шевеление? Наблюдались в ЖК? В беременности заинтересованы?»

Тем временем мои руки делают несколько простых движений, а мозг фиксирует обнаруженное. Откидываю пальто, которым была накрыта женщина, поднимают подол домашнего халата — она лежит в луже крови… Руки на животе, секунда-другая – и снова вспышка — «матка какая-то не такая… не такая, как бывает после того, как схватка закончилась, матка деревянистой плотности…».

Сквозь эти вспышки пытаюсь запомнить информацию, которую сообщает женщина, ведь мне необходимо будет заполнить историю родов, но опять что-то цепляет…

— Не заинтересована. Ребенка забирать не буду. Да, ребенок есть. Мальчик 14 лет. Второй ребенок не нужен. И не показывайте мне его.

Слышу свой голос, вижу акушерку, которая смотрит на меня с удивлением: «Звоните в родильное отделение, поднимаемся, преждевременная отслойка плаценты, кровотечение» — все это уже в движении по направлению к дверям лифта. Санитарка догоняет меня уже в дверях лифта, а акушерка семенит в смотровой кабинет к телефону докладывать ситуацию…

Никогда в моей жизни больше лифт не ехал так медленно, и санитарка не была такой неуклюжей, и каталка никогда больше не была такой тяжелой …

Вкатываемся в коридор родильного отделения. У поста уже стоят начмед и акушерка родильного отделения. Они улыбаются, значит, телефонограмму получили, но не поверили. Они хорошо ко мне относятся, но я знаю, что меня считают перестраховщицей.

«Что вы нам везете, Кристина Юрьевна?» — спрашивает начмед. Притормаживаю каталку рядом с ними и повторяю то, что они уже слышали…

Все еще улыбаясь, начмед повторяет мои движения — пола пальто, руки на матке. Кадр сменяется кадром.

Одновременно происходят разнородные движения: каталка, едва притормозив, начинает двигаться дальше по коридору (но уже не за счет моих усилий), улыбка улетучивается в считанные секунды с лица начмеда. Акушерка считывает информацию с ее лица мгновенно (сказываются годы совместной работы)… И все вместе мы перемещаемся по коридору в сторону операционной, из дверей которой появляются двое других врачей. Они что-то весело обсуждают. «Обратно…мыться» — командует начмед, и они обрывают разговор на полуслове, разворачиваются вокруг своей оси на 180 градусов и скрываются за дверью…

А потом операция. Два врача у операционного стола. Убегаю за плазмой….

Извлекают ребенка. Девочка, 3600, закричала не сразу, но Апгар 7/8 баллов. Все рады, немного выдохнули. Одна жизнь есть… Кровотечение продолжается. Убегаю за эритроцитарной массой…

Частичная отслойка нормально расположенной плаценты. Матка Кювелера. Убегаю в приемный покой, поступает новая женщина…

Матка лежит в тазу. Плацента тоже в тазу, но они в едином конгломерате. Преждевременная отслойка нормально расположенной плаценты плюс истинное приращение плаценты… Надвлагалищная ампутация матки.

Снова в приемный покой…

Настенные часы на посту родильного отделения показывают 6 часов…

Все при деле. Пишем истории родов, протоколы операций…

— Молодая… жалко. Звонили неонатологи, с ребенком все, слава Богу, нормально, тьфу-тьфу-тьфу…

— Да, второй ребенок, хорошо, что успели, и девочка… девочка – для мамы помощница…

Минуту молчу. Что-то не так.… В этой суматохе я не сказала, что «женщина в беременности не заинтересована», просила: «Ребенка мне не показывайте». И историю родов (анамнестическую часть) только сейчас села заполнять…

Голосовые связки смыкаются так, что выдавливаю из себя какой-то хрип: «Она не хочет этого ребенка. Даже просила не показывать ей его».

Пауза длится вечно. Мне так кажется.

Тень ложится на лица всех присутствующих и сразу такими уставшими они все выглядят. А еще минуту назад были на подъеме, могли встать и бежать, и снова спасать.

— Утром, когда немного придет в себя, поговорю с ней. Девочка хорошая. И ведь больше никогда не будет…

Голос начмеда звучит обнадеживающе. Она у нас требовательная, но очень хорошая.… И отчитать строго может, и женщину ласково убедить может…

И снова женщины в приемном отделении, роды, кесарево сечение…

Из послеоперационной палаты докладывают: «Состояние тяжелое, но стабильное…»

В 08.00 – утренний обход двух дежурных бригад – сдаем рожениц и родильниц. Перед утренней конференцией начмед 40 минут беседует с женщиной. Я свидетель.… Почему-то начмед меня сама позвала сопровождать ее…

— У вас было очень редкое состояние, часть плаценты отслоилась раньше времени, а другая часть приросла к стенке матки. Девочку мы извлекли быстро. Неонатологи ее обследовали, она здорова. Отделить плаценты не удалось. Чтобы спасти вашу жизнь пришлось удалить матку. Я могу распорядиться, чтобы девочку принесли к вам сюда в палату.

— Нет не надо. Я же сразу предупредила, что не буду ее забирать, и не хочу ее видеть — отворачивается к стенке.

— У вас же мальчик дома, а будет еще девочка. У меня самой девочка. Знаете, как она мне помогает. Это с мальчиками хлопот много, а девочки другие.

Молчание.

— У вас материальное положение затруднительное?

— Нет, я нормально зарабатываю.

— А почему тогда Вы не хотите девочку взять? Она такая хорошенькая. Личико такое смышленое (Боже, что она говорит, какое смышленое личико она успела разглядеть в синем комочке).

— Потому что у меня уже есть ребенок.

Я молодая и невыдержанная. Я в гневе. Кровь закипает. Слышу собственный пульс.

Это причина? «Потому что у меня уже есть ребенок!» Мне хочется наорать на нее, и если уж совсем откровенно, хочется ее ударить. Причинить ей физическую боль, отомстить хоть немного за ту боль, которая будет с девочкой, когда она будет засыпать в одинокой кроватке детского отделения, дома малютки, детского дома, и дальше…дальше всю ее жизнь.

Из оцепенения меня выводит ровный голос начмеда.

-Вы подумайте, пожалуйста, вы потеряли много крови, вы сейчас слабая, но мы вас выходим. И мальчик уже большой, 14 лет, он Вам поможет. Ведь это его сестра, а это так важно иметь в этой жизни родную душу.

— Он не знает, что я была беременна. Я давно все решила, поэтому скрывала от него.

В ход идет тяжелая артиллерия…

— И все же подумайте… Вы молодая, вам всего 36 лет. Нам пришлось удалить матку. Вы больше никогда не сможете иметь детей.… Подумайте, а я к вам еще зайду.

Голос звучит по-прежнему ровно и доброжелательно, но что-то творится с лицом. Вернулась тень, та самая, которую начмед согнала с наших лиц ночью…

— Нет. И не приходите больше. Пусть мне дадут лист бумаги, я напишу отказ.

Разговор окончен. Она так и не посмотрела больше в нашу сторону.

Перед тем, как отправиться на утреннюю конференцию заходим в детское отделение. Пока дежурный неонатолог докладывает о состоянии девочки, рассматриваю ее. Спит. Спит и не знает ничего. А может знает… Слышу уставший, и даже какой-то постаревший, голос начмеда:

-«А ведь девочка отомстила за себя мамаше. Забрала матку…».

А на утренней конференции был доложен редкий клинический случай (сочетание двух редко встречающихся состояний) с демонстрацией макропрепарата.

Автор: акушер-гинеколог Кристина Карасёва, 2014 г., лучшее из «Доктора на работе».

Источник: https://medrussia.org/17709-nevorozhdennie-mstyat-ma/

Запилила посты о поиске кошки для малышат в местные группы, и вот что мне ответила одна из участниц, сначала спросила район , где нашла, все совпало

А котейки едят плохо, вялые. Видимо дает о себе знать время, проведенное на холодной земле. Очень жалко малышат, надеюсь отойдут все же.

П.С. какой возраст?
П.п.с. с ребенком проще было, чем с кисками))