Для М.

Немногим суждено узнать, какой период их жизни был самым важным, определяющим. Эрих Ремарк, полагаю, мог бы с уверенностью сказать, что жизнь его во многом определили всего шесть недель лета 1928-го года.

Родился Эрих Пауль Ремарк 22-го июня 1898-го года, в немецком городке Оснабрюк. Кроме него в семье Петера Ремарка и домохозяйки Анны Марии было ещё трое детей. Хотя отец работал переплетчиком, и с детства у Ремарка был доступ к книгам, сам юный Эрих мечтал стать не писателем, а музыкантом. Он много упражнялся в игре на пианино и органе и в 17 лет уже давал частные уроки. Увы, в родном Оснабрюке особо выбирать не приходилось, так что поступать пришлось в католическую учительскую семинарию.

Но колесо истории имело на юношу свои планы. 21-го ноября 1916-го года Эриха призвали в армию. 12-го июня 1917-го он отправлен на Западный фронт.

Ремарк попал в саперную роту и лично испытал лишь немногое из того, что описал в своем будущем романе. Он не бегал в противогазе на пулеметы, но фронтовую жизнь узнал не с газетных листов. Грязь, голод и смерть предстояло познать на собственном опыте. В июле Ремарк вытащит своего раненного друга с поля боя, но тот не переживет операции – чуть измененный эпизод попадет в книгу. Провоевать долго Эриху не пришлось. 31-го июля 1917-го года разорвавшийся английский снаряд подарит ему разом все шесть ранений – в руку, ногу и шею. Товарищи вынесут его с поля боя, и на этом военная карьера Эриха закончится.

Военный госпиталь - переходный этап жизни Ремарка. Здесь он снова почувствует вкус той жизни, которую отобрала у него война – музыка, девушки, вино, «… возможности ходить в театр, на концерты, работать зимними вечерами в уюте, при свете лампы». Но одновременно с этим все чаще будет накатывать чувство, что многое изменилось безвозвратно.

Премерзкое это занятие — в такой собачий холод ползать по воронкам. Стоять на посту, коченея на ледяном ветру, и вообще не чувствовать себя человеком. На днях сюда прибыл санитарный эшелон из Камбре. Ребята тоже очень жаловались на лютую стужу в окопах. Немало страшно изувеченных, с ампутированными конечностями, у некоторых раздроблены кости...

Тогда же он сделает первые наброски романа о фронтовой жизни, которые отложит затем на десять долгих лет. Находясь в госпитале, публикует в журнале свои первые стихи.

Когда-то утолится страсть,
Утихомирятся мечты —
Великий миг, глубокий сон —
Вдруг явь: едины Я и Ты!

31-го октября его выписали из госпиталя обратно на фронт. Замаячила перспектива снова оказаться в грязных окопах.

Так или иначе! В конце концов это всего лишь прогулка. Ты совершаешь ее раз за разом. Пока однажды с нее не вернешься.

Но везение не изменило ему и на этот раз – война закончилась через полторы недели после того, как он прибыл в армию. Ремарк получил Железный крест первого класса и окончательно вернулся к мирной жизни.

Он продолжил обучение в семинарии, а затем, по распределению, был отправлен работать учителем в сельскую школу, что стало, вероятно, самым унылым периодом его жизни. Письма и дневники Ремарка полны нудных бюрократических заметок: кому-то не доплатили; администрация приворовывает; его самого обманывают с зарплатой – не выплачивают причитающихся ему ветеранских выплат.

В свою очередь, cельские учителя школы, куда приехал молодой «революционер» - совратитель юных умов и со всех сторон обаятельный красавчик, тоже не были рады такому соседству, так что спустя всего восемь месяцев Ремарк не выдержал этой тоски и написал заявление об уходе в бессрочный неоплачиваемый отпуск.

Ведь чудо всегда ждёт нас где-то рядом с отчаянием.

Ремарк вернулся в родной Оснабрюк.

Но каким в реальной жизни был молодой Ремарк? Читая «Трех товарищей» или «Триумфальную арку», нам представляется меланхоличный человек, грустно потягивающий кальвадос и вспоминающий всех чахоточных дев в его жизни. В реальности, однако, все обстояло совершенно иначе. Ремарк - модник, красавчик, оптимист и шутник, любитель и любимец женщин. Однокашники, сослуживцы и коллеги вспоминают его как обаятельного парня, своего теплого друга и душу любой компании. Марлен Дитрих, дива Голливуда 30-х годов, называла Ремарка «самым привлекательным мужчиной из увиденных ею в жизни».

От стихов Ремарк пытается перейти к крупной форме. В 1920-ом году выходит его дебютный роман «Приют грез». Произведение было встречено весьма прохладно. Книгу ругали за излишний пафос и сентиментализм. Сам Ремарк отозвался о своем труде довольно ёмко:

«Книга поистине ужасная... Не напиши я впоследствии чего-нибудь получше, она могла бы спровоцировать и на самоубийство».

Всё было настолько плохо, что, когда появится финансовая возможность, Ремарк выкупит остатки тиража – не дай бог кто увидит. Но это будет потом. Сейчас же полный крах, крушение всех надежд, шесть букв, вторая «и». Фиаско. Тяжело переживающий эту неудачу Ремарк пишет письмо своему литературному кумиру - Стефану Цвейгу, надеясь найти у него слова поддержки:

«Для меня это вопрос жизни и смерти. Или я сломаюсь, или прорвусь. Жизнь и творчество слились во мне с такой чудовищной силой, что разъединить их пока не удалось»

Ответ Цвейга не сохранился, но известно, что после литературного признания Ремарк пошлет Стефану подписанный экземпляр книги, где сердечно поблагодарит старшего товарища:

«…Вы написали мне очень теплое письмо. Я хранил его все годы среди тех немногих вещей, расстаться с которыми был просто не в силах. Оно служило мне утешением в дни продолжительных депрессий».

Чтобы сводить концы с концами, Ремарку приходилось подрабатывать журналистом, торговать надгробными памятниками и играть на органе в местной психушке. В 1921-ом году он устроился рекламным агентом фирмы «Континенталь». В этом же году он впервые подписался именем «Эрих Мария». Кто его знает, почему? Самая распространённая версия – в честь покойной матери. Сам Эрих же этого никогда не комментировал, так что, может, была и другая Мария на его сердце.

Крупная форма все ещё не поддается писателю. Второй роман отказываются печатать, припоминая провальный дебют. Третий, по тогдашней моде, выходит в журнале, но не удостаивается ни отдельного издания, ни какой бы то ни было критики.

В 1923-м году он женится на Ютте Замбоне. Жизнь Ремарка постепенно идет на лад, в газетах и журналах все чаще печатают его рассказы и заметки, командировки позволяют увидеть множество стран, а работа - заводить интересные знакомства.

Так, к примеру, познакомился он с будущим трубадуром нацизма, режиссером «Триумфа воли» - Лени Рифеншталь. Она окажется в приятельских отношениях с четой Ремарков, и Ютта будет заглядывать к ней в гости, чтобы в тишине отредактировать новый роман мужа - «На Западном фронте без перемен».

Война сделала нас никчёмными людьми. Мы больше не молодёжь. Мы уже не собираемся брать жизнь с бою. Мы беглецы. Мы бежим от самих себя. От своей жизни. Нам было восемнадцать лет, и мы только ещё начинали любить мир и жизнь; нам пришлось стрелять по ним. Первый же разорвавшийся снаряд попал в наше сердце. Мы отрезаны от разумной деятельности, от человеческих стремлений, от прогресса. Мы больше не верим в них. Мы верим в войну.

Сделав первые наброски ещё в военном госпитале, Ремарк отложил роман на десять лет, чтобы написать его всего за шесть недель лета 1928-ого года. Но ему отказывают в публикации. Роман слишком натуралистичный. Слишком пацифистский. Война – никому не интересна, но все еще свежа у всех в памяти. С большим скрипом издательство Haus Ullstei соглашается печатать роман в своей газете. Но с условием, что если роман провалится, Ремарк отработает затраты в качестве журналиста. Скрепя сердце, Ремарк соглашается – и «На Западном фронте» выходит. И это был фурор.

В Германии, вероятно, было тяжело найти человека, который не читал бы этот роман. Тиражи газеты за год перевалили за миллион. Всего тиражи «Западного фронта» оцениваются как 15-20 миллионов экземпляров, в переводе на 49 языков, включая бирманский и язык зулу.

Вмиг ставший весьма состоятельным парнем и писателем номер один, Ремарк прикупает домик в Швейцарии, коллекционирует антиквариат и за 500 марок обзаводится титулом барона. Просто потому, что это красиво. Но была и обратная сторона медали.

Костью в горле крепнущей нацисткой партии сидел пацифизм и антимилитаризм Ремарка. Под личным руководством Геббельса началась организованная травля писателя. Эриха пытаются клеймить евреем Крамером (зеркальное прочтение фамилии Ремарк), лжецом, никогда не бывавшем на фронте, вором, укравшем черновик романа у мертвого товарища. Премьеры фильма «На западном фронте» срывают отряды штурмовиков в коричневых рубашках. Немецкие банковские счета Ремарка арестовали. В 32-ом году он вынужден уехать из Германии в Швейцарию. Хотя брак Ремарков сейчас назвали бы сейчас «свободным» и в начале тридцатых годов уже распался, Эрих не оставил Ютту. Они снова поженятся, что поможет ей с эмиграцией, и до конца жизни Ремарк будет пересылать ей деньги.

В 33-м году его произведения объявляются вне закона. Копии «На Западном фронте» летят в огонь. В 1943-м году по доносу арестована сестра Ремарка – Эльфрида.

- Ваш брат ускользнул от нас. Но вы от нас никуда не денетесь.

Её казнили на гильотине 16 декабря. Старшая сестра получит её прощальное письмо: "Я в Плётцензее. И сегодня пополудни, в час, меня больше не будет». К письму прилагался счет на 495 марок и 80 пфеннигов - за услуги палача. Сестре Фриде Ремарк посвятит роман «Искра жизни».

Если во что-то веришь, страдания не столь мучительны

Из Швейцарии Ремарк переезжает в США. Он заводит романы с известными звёздами своей эпохи, в том числе с Марлен Дитрих, отношения с которой литературоведы опознают в сюжете «Триумфальной арки». В 1958-ом году Ремарк женится второй раз – на актрисе Полетт Годдар, письма к которой навсегда будет подписывать:

- Твой вечный трубадур, муж и поклонник.

Он напишет ещё множество великих романов. «Ночь в Лиссабоне», «Черный обелиск», «Триумфальная арка», «Время жить и время умирать». Но те шесть недель 28-го года изменили не только судьбу самого Ремарка, но и всего мира – они открыли его таланту дорогу к свету.

Ремарк скончался 25-го сентября 1970-го года. Двадцать лет спустя уйдет из жизни его жена, Полетт. Согласно завещанию её похоронили рядом с мужем. 20 миллионов долларов их состояния пожертвованы в фонд имени Ремарка.

Стакан кальвадоса сегодня в твою честь, старина Эрих. За твою искру жизни, которую ты оставил нам в своих бессмертных книгах.

Жить - значит жить для других. Все мы питаемся друг от друга. Пусть хоть иногда теплится огонек доброты. Не надо отказываться от нее. Доброта придает человеку силы, если ему трудно живется.

Моё

«На Западном фронте без перемен» — книга Ремарка про ужасы и тяготы Первой Мировой. Про то, как воевали немцы. Про всю бессмысленность и беспощадность войны.

Писатель предложил свою рукопись «На западном фронте без перемен» наиболее авторитетному и известному в Веймарской республике издателю Самюэлю Фишеру. Фишер подтвердил высокое литературное качество текста, но отказался от публикации на том основании, что в 1928 году никто не захочет читать книгу о Первой мировой войне. Позднее Фишер признал, что это была одна из самых существенных ошибок в его карьере.

Следуя совету своего друга, Ремарк принес текст романа в издательство Haus Ullstein, где он по распоряжению руководства компании был принят к печати. 29 августа 1928 года был подписан контракт. Но издательство было также не до конца уверено в том, что такой специфический роман о Первой мировой войне будет иметь успех. Договор содержал оговорку, в соответствии с которой в случае неуспеха романа автор должен отработать затраты на публикацию в качестве журналиста. Для перестраховки издательство предоставило предварительные экземпляры романа различным категориям читателей, в том числе ветеранам Первой мировой войны. В результате критических замечаний читателей и литературоведов Ремарка настоятельно просят переработать текст, особенно некоторые особо критические высказывания о войне. О серьёзных корректировках романа, внесенных автором, говорит экземпляр рукописи, находившийся в New Yorker. Например, в последней редакции отсутствует следующий текст:

Мы убивали людей и вели войну; нам об этом не забыть, потому что находимся в возрасте, когда мысли и действия имели крепчайшую связь друг с другом. Мы не лицемеры, не робкого десятка, мы не бюргеры, мы смотрим в оба и не закрываем глаза. Мы ничего не оправдываем необходимостью, идеей, Родиной — мы боролись с людьми и убивали их, людей, которых не знали и которые нам ничего не сделали; что же произойдет, когда мы вернемся к прежним взаимоотношениям и будем противостоять людям, которые нам мешают, препятствуют? <…> Что нам делать с теми целями, которые нам предлагают? Лишь воспоминания и мои дни отпуска убедили меня в том, что двойственный, искусственный, придуманный порядок, называемый «обществом», не может нас успокоить и не даст нам ничего. Мы останемся в изоляции и будем расти, мы будем пытаться; кто-то будет тихим, а кто-то не захочет расстаться с оружием.

Наконец, осенью 1928 года появляется окончательный вариант рукописи. 8 ноября 1928 года, накануне десятой годовщины перемирия, берлинская газета «Vossische Zeitung», входящая в концерн Haus Ullstein, публикует «предварительный текст» романа. Автор «На западном фронте без перемен» представляется читателю как обычный солдат, без какого-либо литературного опыта, который описывает свои переживания войны с целью «выговориться», освободиться от душевной травмы.

10 ноября 1928 года начался выход отрывков романа в газете. Успех превысил самые смелые ожидания концерна Haus Ullstein — тираж газеты увеличился в несколько раз, в редакцию приходило огромное количество писем читателей, восхищенных подобным «неприкрашенным изображением войны».

На момент выхода книги 29 января 1929 года существовало приблизительно 30000 предварительных заказов, что заставило концерн печатать роман сразу в нескольких типографиях. Роман «На западном фронте без перемен» стал самой продаваемой книгой Германии за всю историю. На 7 мая 1929 года было издано 500 тысяч экземпляров книги. В книжном варианте роман был издан в 1929 году, после чего был в том же году переведён на 26 языков, в том числе на русский. Наиболее известный перевод на русский язык — Юрия Афонькина.

Экранизация одноименного антивоенного романа Эриха Марии Ремарка 1930 г., стала первой военной драмой в истории Голливуда, получившей премию "Оскар".

Фильм снят по адаптированному сценарию Льюиса Майлстоуна, Дела Эндрюса и Джорджа Эббота. Это был очень смелый для своего времени фильм, положивший начало жанру антивоенного кино и целому направлению в истории мирового кинематографа и философии. Проблема "потерянного поколения" - вчерашних школьников, столкнувшихся с ужасами первой мировой войны, на долгие годы стала главенствующей в творчестве кинематографистов, писателей и философов.

Продолжительность оригинального фильма составляла 140 минут, а после реставрации в начале 80-х годов - около 138 минут (130 минут на домашнем видео). Сиквел "Дорога домой" продолжительностью 97 минут был снят в 1937 году, а в 1950 году восстановлен для показа по телевидению.

Фильм "На Западном фронте без перемен" номинировался в четырех категориях и получил премию "Оскар" в двух номинациях: "Лучшая постановка" и "Лучший режиссер".

Несколько цитат из книги Эриха Мария Ремарка «На Западном фронте без перемен»

Рука трясет меня, я поворачиваю голову и при свете короткой, длящейся всего лишь секунду вспышки с недоумением вглядываюсь в лицо Катчинского; он широко раскрыл рот и что-то кричат; я ничего не слышу, он трясет меня, приближает свое лицо ко мне; наконец грохот на мгновение ослабевает, и до меня доходит его голос:

— Газ, г-а-а-з, г-а-аз, передай дальше.

Я рывком достаю коробку противогаза. Неподалеку от меня кто-то лежит. У меня сейчас только одна мысль — этот человек должен знать!

— Га-а-з, га-аз!

Я кричу, подкатываюсь к нему, бью его коробкой, он ничего не замечает. Еще удар, еще удар. Он только пригибается, — это один из новобранцев. В отчаянии я ищу глазами Ката, — он уже надел маску. Тогда я вытаскиваю свою, каска слетает у меня с головы, резина обтягивает мое лицо. Я наконец добрался до новобранца, его противогаз как раз у меня под рукой, я вытаскиваю маску, натягиваю ему на голову, он тоже хватается за нее, я отпускаю его, бросок, и я уже лежу в воронке.

Глухие хлопки химических снарядов смешиваются с грохотом разрывов. Между разрывами слышно гудение набатного колокола; гонги и металлические трещотки возвещают далеко вокруг: "Газ, газ, газ!"

За моей спиной что-то шлепается о дно воронки.

Раз-другой. Я протираю запотевшие от дыхания очки противогаза. Это Кат, Кропп и еще кто-то. Мы лежим вчетвером в тягостном, напряженном ожидании и стараемся дышать как можно реже.

В эти первые минуты решается вопрос жизни и смерти: герметична ли маска? Я помню страшные картины в лазарете: отравленные газом, которые еще несколько долгих дней умирают от удушья и рвоты, по кусочкам отхаркивая перегоревшие легкие.

Я дышу осторожно, прижав губы к клапану. Сейчас облако газа расползается по земле, проникая во все углубления. Как огромная мягкая медуза, заползает оно в нашу воронку, лениво заполняя ее своим студенистым телом. Я толкаю Ката: нам лучше выбраться наверх, чем лежать здесь, где больше всего скапливается газ. Но мы не успеваем сделать это: на нас снова обрушивается огненный шквал. На этот раз грохочут, кажется, уже не снаряды, — это бушует сама земля.

На нас с треском летит что-то черное и падает совсем рядом с нами, это подброшенный взрывом гроб.

_________________

Проходит день за днем, и каждый час кажется чем-то непостижимым и в то же время обыденным. Атаки чередуются с контратаками, и на изрытом воронками поле между двумя линиями окопов постепенно скапливается все больше убитых. Раненых, которые лежат неподалеку, нам обычно удается вынести. Однако некоторым приходится лежать долго, и мы слышим, как они умирают.

Одного из них мы тщетно разыскиваем целых двое суток. По всей вероятности, он лежит на животе и не может перевернуться. Ничем другим нельзя объяснить, почему мы никак не можем найти его, — ведь если не удается установить, откуда слышится крик, то это может быть только оттого, что раненый кричит, прижавшись ртом к самой земле.

Должно быть, у бедняги какая-то особенно болезненная рана; видно, это один из тех скверных случаев, когда ранение не настолько тяжелое, чтобы человек быстро обессилел и угас, почти не приходя в сознание, но и не настолько легкое, чтобы он мог переносить боль, утешая себя надеждой на выздоровление. Кат считает, что у раненого либо раздроблен таз, либо поврежден позвоночник. Грудь, очевидно, цела, — иначе у него не хватило бы сил так долго кричать. Кроме того, при других ранениях он смог бы ползти, и мы увидели бы его.

Его крик постепенно становится хриплым. На беду, по звуку голоса никак нельзя сказать, откуда он слышится. В первую ночь люди из нашей части трижды отправляются на поиски. Порой им кажется, что они засекли место, и они начинают ползти туда, но стоит им прислушаться опять, как голос каждый раз доносится совсем с другой стороны.

Мы ищем до самого рассвета, но поиски наши безрезультатны. Днем местность осматривают через бинокли; нигде ничего не видно. На второй день раненый кричит тише; должно быть, губы и рот у него пересохли.

Тому, кто его найдет, командир роты обещал предоставить внеочередной отпуск, да еще три дня дополнительно. Это весьма заманчивая перспектива, но мы и без того сделали бы все, что можно, — уж очень страшно слышать, как он кричит. Кат и Кропп предпринимают еще одну вылазку, уже во второй половине дня. Но все напрасно, они возвращаются без него.

А между тем мы отчетливо разбираем, что он кричит. Сначала он только все время звал на помощь; на вторую ночь у него, по-видимому, начался жар, — он разговаривает со своей женой и детьми, и мы часто улавливаем имя Элиза. Сегодня он уже только плачет. К вечеру голос угасает, превращаясь в кряхтение. Но раненый еще всю ночь тихо стонет. Мы очень ясно слышим все это, так как ветер дует прямо на наши окопы. Утром, когда мы считаем, что он давно уже отмучился, до нас еще раз доносится булькающий предсмертный хрип.

http://knigoplaneta.ru/na-zapadnom-fronte-bez-peremen-remark...

https://www.film.ru/movies/na-zapadnom-fronte-bez-peremen