Эри застаёт меня врасплох. Спустя столько времени она появляется в самый неподходящий момент. Или, наоборот, в подходящий? Неожиданный выброс адреналина ослабляет действие шампанского, но не настолько, чтобы я сразу протрезвела.
Всё как во сне.
– Где ты была? – Похоже, это какая-то защитная реакция: отвечать вопросом на вопрос. Но голос мой слаб.
– Что? Ты рехнулась?! Что происходит? – срывается она на крик, хватает меня за плечи, приподнимает.
Я продолжаю держать канцелярский нож, а в голове белый шум. Мы смотрим друг на друга. Она напугана, она в панике. Её глаза широко открыты, а губы дрожат. Вдруг вскакивает, хватает полотенце и наматывает мне на руку. Я продолжаю молча ждать ответа на вопрос.
– Дура, давай вылезай, – уже спокойнее говорит Эри.
Молчу, а сестра помогает мне выбраться из ванной, накидывает сухое полотенце на плечи и доставляет в комнату. Продолжаю ловить её взгляд, пока она, отыскав где-то в доме бинт, перевязывает мне запястье. Оказывается, я резанула совсем неглубоко. И всё это время Эри старательно отводит глаза, сосредоточившись только на руке.
– Просто ответь на вопрос, – не выдерживаю я тишины. – Где ты была? Где ты пропадала? – шепчу и чувствую, что плачу. – Я была здесь совсем одна! Все эти дни! Она постоянно заставляла что-то делать, она то молчала, то лезла с разговорами. Я каждый день смотрю на этих бегунов, и хочется рыдать, кричать и материть их всех. А тут еще долбаная Русалка со своим уродским принцем!
– Ну, всё, успокойся, иди сюда. – Она прижимает меня к себе очень бережно, с любовью и нежностью, которых я почти не получала от матери в детстве. Я не выдерживаю и рыдаю в голос.
Рассказываю ей всё, что было с нашей последней встречи, может, путано, но она понимает. Про клубнику и шампанское, про Грустного с Ведьмой и Русалочку. Про последнюю сигарету.
– Не последнюю, – вдруг обрывает она. – Пойдём курить.
В первую очередь, Эри помогает переодеться в сухое.
Меня всю трясёт, левая рука начинает болеть. Она подкуривает сразу две сигареты и протягивает одну дрожащими пальцами. С первой же затяжки становится спокойней.
– Сейчас хоть расскажи, чем занималась, почему не отвечала? – Я хочу дать ей понять, что от ответа уйти не получится.
– Ездила к морю.
– Что? – Я не ожидала такого. Из сотен вариантов, которые были голове за всё время, тот, что она отдыхала на побережье в октябре, вообще не мог существовать.
– Я не могла сказать раньше. И в ближайшее время вообще не собиралась. Но ты ведь теперь не успокоишься. – У неё даже получается немного улыбнуться.
Киваю в подтверждение прозвучавших слов. Мне нужна правда – слишком долго я ждала, когда сестра вернётся в мою жизнь.
– Я нашла домик. Их много разных. Вариантов достаточно. Прямо на берегу. Там так красиво...
– Ближе к делу!
– Я хочу купить дом, в который мы с тобой переедем. Я не брошу тебя здесь одну.
– Ты что несёшь? Какой домик, откуда такие деньги? – Я вдруг начинаю психовать.
– Он небольшой, старый, но вполне пригодный для жизни. У меня уже есть кое-какие сбережения, их, конечно, не хватает, но если ещё скопить, то можно будет внести примерно треть стоимости. Дед один держит магазин, я почти договорилась, чтобы работать на него. Буду продавцом, и с каждой зарплаты он будет забирать часть за дом. Как в кредит, только без процентов. – Она тараторит, стараясь быстрее всё рассказать.
Не могу придумать ничего умнее, чем спросить:
– И где это находится?
– Ну, это очень маленькая деревня, часа три на автобусе, всё необходимое есть. Магазин, там, кабинет врача, не больница, конечно, но хоть что-то. Да там населения человек двести пятьдесят. Тебе понравится!
Забываю про сигарету. Либо я ещё слишком пьяна, либо это галлюцинация, если такое возможно от алкоголя, либо сестра съехала с катушек.
– Эри, ты что несёшь? Какое море? Какая деревня? Как я доберусь туда на коляске? Я вообще не понимаю!
– Знала, что сразу не поймёшь. Да ты на досуге подумай о всей прелести этой идеи. Ты ненавидишь этот дом, этот город и всех, кто в нём. Я тоже. Мы будем совсем, как Ариэль. Только она жила в море и после выбралась на сушу, а мы же из города выберемся к морю. Будем жить вместе. Это же здорово – только ты и я! Просто поверь мне. Я планирую успеть где-то к лету.
– Почему ты решила делать всё осенью? Скоро холода придут. Да уже зима почти наступила!
– Просто меня всё достало. Или ты думаешь, мне легко смотреть на то, как ты мучаешься? Я стараюсь ради тебя и ради нашего будущего!
Слишком сильно меня ошарашила эта новость, так что я теряюсь. Не могу собраться с мыслями, упускаю нить разговора и реальности заодно.
– Эри, ну, а как же учёба? – Это всё, что могу выдавить.
– Я бросила школу, только об этом пока никто не знает. Учителям сказала, что мы переезжаем и забрала документы. Соврала, что отец уже уехал с первой партией вещей, и написала письмо от его имени. Вроде, прокатило. А для папы сама себе оценки ставлю, чтоб он ничего не заподозрил, вру про занятия. – Она на секунду делает паузу. – На самом деле, мне плевать, что он думает на этот счёт, однако, чтобы всё прошло хорошо, пусть пока остаётся всё так.
Проходит несколько минут в полной тишине.
– Ты не торопись. Подумай хорошенько, – говорит она каким-то извиняющимся тоном.
– Знаешь, я, наверное, пойду, а то мать скоро вернётся. Сама понимаешь, не хочу её видеть.
Она встаёт и отряхивает джинсы. Мы сидели прямо на пороге.
– Подумай. Ведь свобода стоит того, чтобы жить, правда?
Эри целует меня в щёку и уходит. Сделав пару шагов, она оборачивается:
– И папу навести, он скучает!
И всё. Как во сне. Будто её и не было. Я сижу на пороге и смотрю в ту сторону, где она скрылась. Она ненормальная. В хорошем смысле этого слова.
Я что-то очень устала. Накатывает слабость; в голове туман и беспорядок. Хочу кушать. Спустя месяц, или даже больше, во мне просыпается чувство голода.
Макароны, честно говоря, так себе.
И всё время в голове свербит мысль о возможном по-настоящему счастливом будущем.
Нет, надо поспать, я истощена. Добираюсь до комнаты, из последних сил перелезаю в кровать. Расслабляюсь.
Мечтаю. Прямо наяву вижу волны, что бьют о берег. Я держу Эри за руку, мы смотрим на закат. Естественно, у нас есть бутылочка шампанского. Молчим, наслаждаемся моментом. И никто не смеет нам помешать.
Когда я открываю глаза, в комнате уже светло, хотя солнце по-прежнему пытается пробиться сквозь плотные тучи.
Чувствую себя паршиво. Голова раскалывается. Пытаюсь вспомнить, как уснула. Слишком много событий для одного дня.
Время: 10:27, и, видимо, мама опять на работе, что мне на руку.
Настолько сильно хочется пить, что зубы высохли. Опьянение мне нравится гораздо больше, чем похмелье. Похоже, это плата. Чем лучше было вчера, тем хуже будет сегодня. Хотя, если честно, нельзя сказать, что вчера было именно хорошо. И если существует какой-нибудь Бог Похмелья, или нечто подобное, то он совершенно несправедливо наказывает меня таким состоянием. Выходит, алкоголь только добавляет проблем, а не решает их.
Поднимаю корпус. Чёрт! Так хреново мне никогда не было. Как только я отрываю голову от подушки, ощущения ухудшаются в десятки раз.
Нужно добраться до ванной. Очень хочется в туалет. А зубы… Их срочно нужно почистить, запах изо рта просто нельзя описать. С неимоверным трудом перебазируюсь в коляску, еду, цепляясь за мебель и стены. Ванная совмещена с туалетом, потому я умываюсь и чищу зубы, сидя на унитазе. Конечно, для этого приходится неудобно извернуться, но благо комната небольшая. В итоге мне становится капельку лучше. В первую очередь жадно пью воду прямо из крана.
Блаженство.
Теперь надо выпить кофе. Надеюсь, взбодрит. Чтобы добраться до кухни, уходит минут десять. Лучше бы у меня вчера получилось уйти на тот свет.
Настолько плохо, что хочется сдохнуть.
Наверное, это ненормально. Я пыталась покончить жизнь самоубийством. И если Кобейн или Честер Беннингтон после продолжили жить в сердцах и в плэйлистах миллионов людей, то память обо мне осталась бы лишь у нескольких человек.
Да уж. Так себе выходка. Говорят, что человек, прыгнувший с моста или крыши в силу каких-то жизненных трудностей, в момент полёта понимает, что все проблемы решаемы. Все, кроме одной. Он уже прыгнул.
Вот у меня такого нет. Нет того ощущения, что я чуть не потеряла жизнь, и теперь наслаждаюсь каждой секундой своего обновлённого существования. Вообще пофиг. Ну, в тот раз не получилось. Значит, не судьба. В другой раз получится, если, конечно, дойдёт до этого. Первый блин комом. И прочее, прочее, прочее.
Но мысль о жизни с сестрой в нашем общем домике вытесняет мысль о смерти. Вдали от других людей, вдали от всех раздражителей. Интересно, какой он? Старый и кривой с разбитой крышей, и каждый раз в дождь нужно будет подставлять вёдра, чтобы не залило пол? Или лучше? Стройный, немолодой, но чистый, это просто краска выцвела, и местами пол скрипит, и уголки обоев немного отошли. Но наш! А всё остальное поправимо.
Кофеин бьёт прямиком в мозг. Меня немного штормит, но чувствуется явный прилив энергии. Странно, но в животе урчит. Слишком много яда попало в него вчера; чувствую ужасную слабость. Надо подкрепиться.
Через силу, но всё же заставляю себя кушать. Опять эти макароны. Спасибо тому человеку, который придумал микроволновку, иначе есть их невозможно, а сил разогревать на плите попросту нет. К счастью, приём пищи исцеляет меня. Не до конца, конечно. Голова продолжает немного гудеть, но слабость уходит. Вот, уже и жить хочется, кажется. Или хотя бы существовать. А ведь иногда люди переживают похмелье целый день! Кошмар! Наверное, я просто слишком молода, чтоб так долго восстанавливаться.
Теперь, думаю, нужно проветриться. Дождя, вроде, ждать не стоит, тучки есть, но несерьёзные, больше похожие на серые облака.
Не могу найти сигареты. И даже не помню, где их оставила вчера. Может, Эри прихватила? Не помню. Куплю по дороге.
Интересно, где она рассчитывает раздобыть деньги на все свои грандиозные планы? Как она думает сбежать и добраться до побережья, да ещё так, чтобы никто не заметил? Сколько вещей нужно перевезти, и меня, в конце концов! Есть очень много вопросов, на которые она не дала вчера ответов. И чем больше я об этом думаю, тем больше вопросов появляется.
Наверное, нужно посетить отца, как сестра вчера предложила. Только посижу чуть-чуть, соберу волю в кулак и поеду.
А действительно, стоит ли свобода, возможно мнимая, того, чтобы жить?
Проходит пара похмельных часов, и терпение заканчивается. Всё, не могу больше торчать взаперти, как бы плохо ни было. Вчерашняя попытка провести денёк в одиночестве привела к печальному результату. Сегодня дома одна я не останусь.
Нужно развеяться.
Итак.
Использовать автобус? Ну, нет уж. Если я решила не оставаться дома, это совсем не значит, что я готова контактировать с людьми. Ну, кроме отца.
На такси денег нет. Остатков подаренных родственниками средств не хватит. Нужно сигареты теперь покупать. Совсем скоро останусь на мели. А может, у сестрёнки попросить, раз она теперь рабочая лошадка? Пара бумажек большой роли не сыграют.
С другой стороны, я ведь не пешком пойду, у меня есть своё транспортное средство. И ноги не устанут.
Наушники взяла, планшет заряжен достаточно – хватит, чтобы всю дорогу слушать музыку. Ехать часа два от силы, ну, максимум три, и то, если сильно устану и буду устраивать передышки.
На сборы уходит около получаса. Я устаю, пока натягиваю чистую одежду. Вчерашняя пахнет потом и сигаретным дымом. Включаю великолепную «Lindsey Stirling» и трогаюсь. Музыка сквозь наушники касается сердца. Её скрипка будто плачет, и глубоко в душе я плачу вместе с ней.
На асфальте лежит первая жёлтая листва. Конечно, она опала с неделю назад, но тогда ещё встречалась редко, местами. Сейчас же листья приятно и монотонно шуршат под колёсами. Если посмотреть, видно, что на ветвях осталось добрых две трети искорёженных малышей, от ещё цепляющихся за свежую зелень, до выцветших. Ветер совсем не резкий, но его вполне хватает для того, чтобы поднимать оранжево-гнилые трупики и заставлять их кружить над землёй.
Далеко не все готовы пропустить меня, когда я пытаюсь переехать дорогу, причём в положенном месте. Кто-то из пешеходов просто крайне медленно идёт, замечая при этом, что я не прохожу по габаритам для обгона, но даже не пытается уступить. Другие совершенно не смотрят по сторонам: один раз едва не цепляю мужчину, когда он зачем-то делает шаг в сторону.
Вот мимо проносится огромный грузовик в пёстрых красках. Сбоку, чётко посередине, красуется слово «Зоопарк». Ниже нарисован лев, прыгающий сквозь горящее кольцо, медведь на одноколесном велосипеде, несколько клоунов и дрессировщик с обнажённым торсом, который засовывает голову в пасть другого льва. И все бы ничего, только вот в его руках плётка.
В этот момент урод, который сидит за рулём грузовика, въезжает в лужу, и меня накрывает волной. Окатывает на самом деле не с головой, но всё, что ниже груди, в одно мгновение промокает.
– Скотина! – кричу я со всей яростью вслед.
Да как такие могут иметь право на существование? Таких быть не должно на всей Земле! Он осознанно облил инвалида грязью из лужи!
Хотя…
То, что он сделал со мной – полбеды, ничего страшного не случилось. Эта тварь со своими коллегами, назовём их так, издевается над беззащитными животными. Я видела передачу о том, как в цирках происходит процесс дрессировки. Рыдала несколько дней. Плети исчезают из рук дрессировщиков, только если нужен электрошокер. Бедных неуклюжих слонов связывают огромными канатами и тычут в них острыми палками, очень похожими на копья. И это ещё не самое страшное. Стократ страшнее – ничего не делать, зная, как всё обстоит. Все те реальные звери, не поворачивается язык назвать их людьми, кто платит деньги, чтобы посмотреть на результат издевательств, они хуже. Счастливые и довольные моральные уроды смотрят с трибун, как другие уроды мучают животных. Людям нравится доминирование над всеми без разбору. Я очень хочу схватить одного из них, любого, и также, на сцене под куполом, усадить на стул и как разрядить в шею сорок вольт! О, нет, он не умрёт, не хочу, чтобы он умирал, но подчиняться будет точно, абсолютно любую команду выполнит.
В своё время эта тема меня сильно зацепила. Полностью осознаю, что ничего не могу с этим поделать, я беспомощна. А куда же смотрит правительство? Почему это легально?! Может, есть какой-нибудь местный клуб волонтёров, который борется за защиту животных. Надо будет поискать.
Водитель грузовика куда-то сворачивает, и хорошо – видеть его не хочу. Очень нервничаю. Прохожие, не обращая внимания, просто идут мимо. Уверенным движением с максимально хладнокровным лицом неторопливо достаю сигарету, сжимаю её губами и втягиваю в себя палочку спокойствия.
До цели остаётся буквально час езды.