Люди – космические орки. Две капли дождя
Как вы могли заметить, я начал выпускать переводы не так часто, и пускай у некоторых историй это можно было списать на объем, дальше так не получится. Причина в том, что я, как и любой "ответственный и уважающий себя" студент, нахватал долгов и просидел дедлайны(собственно, частично из-за рассказов я их и нахватал), за что теперь расплачиваюсь. Из-за этого частота переводов снизится(например завтра я точно не успею выложить), скорее всего так будет весь декабрь. Я постараюсь выпускать как можно чаще, но прошу понять и простить.
Капля дождя прилипла к окну, отражая внутри перевернутый вид мрачного серого неба. Она лежала на стекле в течение нескольких секунд, захватывая момент на своей поверхности, прежде чем покатиться вниз, разрушая другие капли и заставляя их течь за собой. Дождь был достаточно сильным, и травянистая территория снаружи была покрыта слоем серого. Капли воды скатывались с бетона, создавая серебристую дымку над землей, и все, что находилось за далекой тенью зданий на другой стороне площади, было не более чем силуэтом. Было видно лишь фонарный столб или одинокую машину под дождем.
Он прислонил руку к стеклу, тепло его пальцев бросило тонкий слой тумана на прозрачную поверхность прежде, чем пальцы даже коснулись окна.
“Адам”
Он запрокинул голову, наблюдая, как пара капель начала скатываться по внешней стороне стекла. Он внимательно наблюдал за ними, гадая, кто из них выиграет. Поначалу казалось, что капля слева бежит быстрее, но в конечном итоге из-за скорости она потеряла слишком много веса и застряла на полпути к победе.
“Адам”
Он отвернулся от окна, отвлекшись от своих мечтаний и вернулся к текущей реальности: белой комнате со стенами из аккуратно уложенных шлакоблоков, с серым ковром в индустриальном стиле и современной серой мебелью с оттенками синего. Большие тропические пейзажи висели на одной стороне комнаты, поддельные и серые в холодном свете ранней весны. Напротив стоял большой письменный стол из дешевой стали и дерева, скрюченный под столь же дешевым набором металлических стеллажей, на которых стояли длинные ряды фальшивых томов в кожаном переплете с мелкими золотыми или серебряными буквами, напечатанными на корешках.
Всю правую стену занимало панорамное окно, пропускающее слабый унылый свет, пробивающийся сквозь облака. На столе небольшой стеклянный шар содержал самоподдерживающийся биом, включающий красивое розовое морское растение и единственное существо, похожее на креветку. Рядом стояла семейная фотография, любовно очищенная от пыли и пятен, но столь же безжизненная, как и тропические пейзажи на стене.
Рядом с ним стояло большое зеленое растение.
Оно было настоящим, он уже проверил.
“Адам?”
“Ммм?”
“Я спросила, стало ли тебе лучше с нашего прошлого сеанса?” – женщина, которая сидела перед ним, была пожилой, с короткими серо-стальными волосами и небольшим белым шрамом, пересекающим один из ее глаз через впадины морщинистой кожи. Несмотря на это, она была вполне в хорошей форме для своего возраста и сидела с жесткой прямой спиной, которая противоречила ее удивительно добрым манерам.
“Я….”
Он остановился, снова посмотрев на окно, пытаясь отследить отдельные капли дождя, падающие на землю. Он вздохнул: “Не совсем, нет”.
"Как думаешь, ты сможешь сказать мне, что тебя беспокоит?" Он слышал, как дождь стучит по кустам за окном. Это был далекий звук, похожий на помехи или рев толпы.
“Если б я мог”, – стул под ним слегка скрипнул. Он не был очень удобным, скорее
индустриальным и твердым, но Адама это не беспокоило. Он пришел сюда не за тем, чтобы чувствовать себя комфортно, он пришел сюда за помощью.
“Ранее ты говорил, что тебе трудно засыпать, у тебя проблемы с концентрацией внимания, и это влияет на твою работу. Эти проблемы пропали?”
Он поерзал на своем сиденье, и под ним его собака, Вафля, перекатилась на другой бок, служебный жилет слегка скрипнул, когда она вздохнула: “Нет... сплю не намного лучше, и я думаю, что по мне ясно видно, что моя концентрация все еще никуда не годится", – он многозначительно попытался отвести взгляд от окна.
Дождь немного усилился. “А о чем именно ты думаешь в эти периоды”, – спросила она.
Он задумался на минуту: “Особо ни о чем. Работаю на каком-то на автопилоте, понимаете…. так просто проще, мне не нужно много думать”
Ее блестящий черный ботинок мягко подпрыгивал в воздухе: “Значит, тебе трудно думать, или ты начинаешь думать о чем-то конкретном, чего пытаешься избежать”.
Он потер рукой висок: “Я… думаю, и то, и другое. Гм... Как будто каждый раз, когда я пытаюсь подумать о чем-то, о чем мне действительно нужно подумать, мои мысли просто возвращаются к…. К тому, что произошло”.
Она слегка наклонила голову, посмотрев на него пристально, но не настолько, чтобы ему было неудобно: “Тебе еще предстоит поговорить о том, что произошло”.
Он промолчал.
“Тебе не нужно говорить ничего сегодня, если ты не готов, но я думаю, что это важно, и я думаю, что ты думаешь, что это важно, иначе мы бы не увидели эти навязчивые мысли”, – она закружила руками в воздухе, чтобы подчеркнуть повторяющийся характер. На ее пальце блеснуло серебряное кольцо.
“Я просто…. пытался во всем разобраться…..”
“Не надо заставлять себя, Адам. Мы можем ждать столько, сколько тебе нужно”. На стене над ее столом тикали часы, заполняя тишину... Казалось, они будут идти вечно.
“Я смотрел, как человека забивали до смерти, и я не сделал ничего, чтобы это остановить…..” – раздался его голос, наполнив тишину комнаты внезапной тяжестью. Его сердцебиение участилось, как будто сказанные слова сделали реальность более осязаемой, но теперь, когда был сделан первый шаг, он обнаружил, что слова легко выскальзывали из его рта там, где они когда-то останавливались: “ Я видел, как умер человек…. я знал, что он умрет….. я знал заранее, черт, за восемнадцать, а может и за девятнадцать часов. В любой момент я мог встать, подойти к охранникам и сказать, что сейчас произойдет. Я мог пойти в его камеру и предупредить его, я мог сказать ему бежать, когда он вошел в комнату. Черт, да я мог загородить его собой, но я ничего из этого не сделал”. Его голос повысился, и октавы заполнили пространство своим раздражением. У его ног Вафля села, чувствуя его беспокойство, и повернула голову, чтобы посмотреть на него: “Но знаете, что…. Знаете, что я сделал, я сидел и НИЧЕГО не делал, на самом деле я сделал хуже, чем ничего. Я сказал, что он мне не друг. Я посмотрел ему в глаза и вот что я сказал, зная, что с ним будет. Как абсолютная СУК- ”
“Почему”,– ее голос был строгим, а выражение ее лица ясно давало понять, что он теряет контроль. Он расслабился обратно на свое сиденье, тяжело дыша. Его сердце колотилось в голове, заглушая звук дождя.
“Почему что?”
“Как ты думаешь, почему ты ничего из этого не сделал?” – Вафля немного заскулила, положив голову ему на колени. Он даже не заметил, что пожимает свои руки - привычка, которую он приобрел после того, как потерял ногу. Обычно дальше этого тик не продолжался, но когда-то это было предвестником выдергивания волос, которое Вафля была обучена останавливать.
“Потому что я су-”
“Адам, – строго сказала она. – Решение - это вопрос познания, а не личностных качеств. Так что давай будем более конструктивными. Скажи мне, о чем ты думал.”
Он разочарованно вздохнул и снова выглянул в окно. Теперь он не мог даже видеть фонарный столб или машину. Кусты за окном довольно сильно подпрыгивали и тряслись под ливнем: “Поначалу мне… мне было плохо.... я хотел быть где угодно, но не там, я задумался, реально ли все это…. я спрашивал, почему это происходит со мной, и как я мог принять такое решение…. а потом. В конце концов я был, я был....”
Она ждала, но, когда ответа не последовало, мягко подтолкнула: “Ты был…”
“Зол…. Нет, зол - недостаточно сильное слово. Я был в ярости… я…. – он почувствовал, как сжимается горло. – Я хотел… я хотел”. Его голос сорвался, и он отвернулся. Слезы навернулись на его глаза, и он яростно попытался прогнать их, часто моргая, злясь на самого себя. Вафля заскулила и подошла, уперевшись в его ноги, положив свою большую мягкую голову ему на колени, большие карие глаза смотрели на него с глубоким непоколебимым беспокойством, не понимая его боли, но умоляя прогнать ее: “Я хотел его убить”, – наконец произнес он голосом чуть громче шепота. “Я никогда не хотел ничего сильнее этого, я хотел броситься в эту кучу и самостоятельно выжать из него последние крупицы жизни. Я думал о том…. о том, чтобы разбить его голову о бетон. Я думал. каково было бы чувствовать, как его череп проваливается под моими руками….” Он замолчал: “Отвратительно”
“Адам, – ее голос был мягким, но все еще строгим, – за все годы моей работы я слышала, как люди готовы были сделать гораздо больше за гораздо меньшую цену, но почему бы тебе не рассказать мне, почему ты так себя чувствуешь”
Вафля прижалась мордой к его руке. Он потер грудь - еще одна привычка, которая у него возникла в результате ПТСР, она давно прекратилась, но теперь начала потихоньку возвращаться: “Во-первых, потому что он был педофилом, во-вторых, потому что он был лжецом, в-третьих, потому что я точно знаю, что он планировал вернуться к своей прежней жизни после выхода. У него не было угрызений совести... Он заслуживал смерти”.
“Если это правда, то он получил то, что заслужил, правильно?” – спросил она, склонив голову набок.
Он энергично покачал головой, затем кивнул и разочарованно вздохнул: “Да… я…. То есть нет…Никто не заслуживает умереть вот…. вот так, но... то есть, он может быть, и заслуживает, но они не должны были принимать это решение”, – выпалил он наконец.
“То есть, он заслуживал смерти, но он заслужил смерть в результате правосудия, а не в результате тюремного бунта”. Дождь немного ослаб. Вдалеке сквозь облака промелькнул луч солнечного света, прежде чем снова исчезнуть.
Адам вздохнул: “ДА! Именно… система правосудия должна о таком заботится, но она этого не сделала...”
“Тогда почему ты чувствуешь вину, если это была работа системы правосудия? ”
Он погладил Вафлю по ушам, от волнения постукивая ногой: “Я… ну, потому что я и ЕСТЬ система правосудия. Не люблю хвастаться, но я буквально рука ККОН, командующий флотом. Моя работа - решать человеческие проблемы за пределами родного мира, поэтому, когда система правосудия дает сбой, МОЙ долг исправить это. Моя работа, моя задача... ”
“То есть твоя работа заключалась в том, чтобы спасти этому мужчине жизнь, чтобы его можно было должным образом наказать? ”
“Ну, да, – он снова раздраженно качнулся на сиденье. – Но я не спас. Я просто сидел и ничего не делал, и вы это знаете. И мне это НРАВИЛОСЬ, часть меня наслаждалась тем, что наблюдала, как этот подонок умирает. Он это заслужил…..” Внезапный укол вины пронзил его, и он застонал, мягко покачиваясь. Он поднял голову к потолку, глядя на пористую поверхность панелей наверху. Его глаза горели. Его голос снова начал дрожать: “Но, но затем, затем я вспоминаю, что мне было его жаль, и от этого мне становится ЕЩЕ хуже, потому что он причинил боль детям, он был чудовищем, а мне его жаль! Значит ли это, что я на стороне педофила? Я… я мог либо сдаться и убить его вместе с остальными, как он заслужил, относиться к нему как к монстру, которым он является…. либо я мог стоять в стороне и не участвовать в убийстве, но все еще иметь его кровь на моих руках, но также знать, что я проявил этому подонку милосердие, когда он этого не заслужил. В любом случае, Я…. ” Его голос сорвался. Он чувствовал, как его живот сжимается от всхлипываний, но он заставил его остановиться, закрыв голову руками.
В комнате воцарилась тишина, и Вафля зажала ее голову между его ладонями, вынудив его остановиться, когда он попытался вырвать пучки волос. Его грудь и диафрагма сжались и расслабились, но он стиснул зубы и закрыл глаза. Он не будет здесь плакать... Он уже показал достаточно слабости.
Прошло много времени, прежде чем он, наконец, смог взять себя в руки и снова сесть. Ему стало очень жарко, и он чувствовал, как волны жара накатывают на него.
Подняв глаза, он обнаружил, что ему предлагают стакан с водой, и взял его, не в силах смотреть на нее.
“Адам, это ужасно, что тебе пришлось принять это решение. Ты должен понимать, что что бы ты ни делал в этой ситуации, результат был бы одинаковым”. Он мог контролировать свое дыхание, но за прошедшие недели он сильно ослаб, очень сильно ослаб. Он многозначительно отвернулся, чувствуя, как в уголках его глаз текут горячие слезы.
Его лицо оставалось пустым.
“Ты присоединишься, и ты совершил убийство, ты останешься в стороне, и ты позволил человеку умереть, ты побежишь к охранникам, и ты защищаешь педофила. Не было решения, которое привело бы к желаемому результату… Скажи мне, Адам, ты действительно думаешь, что что-нибудь, что ты мог бы сделать, спасло бы этому человеку жизнь? ”
Он не мог остановиться, и по его лицу потекла горячая слеза. Он держал голову повернутой только наполовину к ней, чтобы скрыть влагу. Он уперся головой в руку, чтобы осторожно вытереть ее. “Нет…” – наконец признал он.
“Давай обсудим это”
Больше слез. Он отчаянно боролся, чтобы сохранить один глаз сухим, пока на его руке скапливалась влага.
“Потому что я не мог победить их всех, даже если бы пытался, да и охранники все равно бы помешали, но я мог-”
“Мог что? Адам, ты сделал все,что было в твоих силах. Ты избежал опасности для собственного здоровья, чтобы не быть частью чего-то, во что ты не веришь. Ты не мог этого остановить, и ты не мог уйти, и это само по себе больше, чем много людей могли сделать или сделали бы. Многие люди присоединились бы, просто чтобы спасти свою шкуру”. Снаружи потемнело, и он мог видеть свое отражение в окне. Его синяк под глазом давно исчез, но К’Рилл все равно попросил его отдохнуть из-за ушиба правой почки. По крайней мере, в туалет кровью он ходил только один раз.
“Но я…. проблема не в этом”. Он поерзал на сиденье, собака снова подвинулась ближе: “Я хотел сделать эти вещи, я хотел присоединиться, я не мог их остановить”. Его голос снова стал громче, и слезы потекли быстрее. Они начали стекать по его предплечью, и вскоре его второй глаз тоже поддался. Он пытался стереть их, но они не останавливались. Он проигрывал эту битву, и это только злило его, и от этого слезы только усиливались: “Каждый д-долбаный раз я лажаю…. я…. я с-слабый и б-б-бесполезный, и….и….” Он раздраженно зарычал, испытывая стыд от того, что не может сдержать слезы и посмотреть ей в глаза: “Я л-лажаю так часто, как к-какой-то ребенок, слишком э-эм-эмоциональный, как тупая, п-плаксивая, д-доверчивая...”
“Адам”
“С-сук-”
“Адам!” – ее голос оборвал его напыщенную речь, заставив его замолчать. Он отвернулся от нее, больше не в состоянии контролировать себя. Он просто хотел уйти, чтобы никогда больше не показывать свое лицо никому.
“Для начала мы положим конец вот таким вот разговорам. Они бесполезны, бессмысленны и никуда нас не приведут. А теперь, будь добр, сделай несколько глубоких вдохов и успокойся. Допей воду”
Он сделал, как она сказала, по-прежнему не решаясь посмотреть на нее. Вафля вылизывала слезы на его руках, стремясь помочь ему избавиться от улик. Он допил воду, которая немного успокоила его диафрагму. Он сделал долгий медленный, прерывистый вдох.
“Хочешь продолжить этот сеанс в другой раз? – спросила она. – Я вижу, что это тяжело.”
Он упрямо покачал головой, хотя все еще не мог посмотреть на нее.
Она откинулась на спинку стула, понимая его решение: “Во-вторых, чьих стандартов ты придерживаешься ... Кто ожидает такого невозможного совершенства? Честно говоря, если ты ожидал от себя большего, то ты с таким же успехом можешь захотеть пройтись по воде”. После этих слов он позволил печальной улыбке появиться на лице, хотя и немного нерешительно.
“Откуда у тебя эти великие идеи о том, кем ты должен быть?”
Он оперся локтями на колени и уставился в пол, потирая лицо тыльной стороной ладони. Повязка на глазу казалась холодной и скользкой… Да, сейчас он не был похож на межгалактического героя.
“Я….. я не знаю”, – сказал он тихо.
“Твои родители, семья, члены экипажа? Как они все относились к тебе?”
Он пожал плечами: “Они поддерживают меня, относятся на удивление хорошо…слишком хорошо”. Вафля подняла свою голову, уткнулась носом в его щеку и подползла ближе, зная, что он был расстроен, отчаянно пытаясь прогнать его печаль. Ее хвост дважды ударился об пол.
“Слишком хорошо. Как они могут слишком хорошо относиться к тебе?”
Он замолчал, в замешательстве открывая и закрывая рот, прежде чем разочарованно вздохнуть и уронить голову. Один его глаз снова начал протекать, тупой отсутствующий глаз, у которого все еще были слезные железы: “Просто, все выглядит так…. как будто они все ожидали того, что…. я расклеюсь, и я это сделал. Как будто они понимали, что бедный маленький Адам Вир не выдержит то, что случилось, так что давайте будем ходить по яичной скорлупе, лишь бы его не расстроить”, – его голос снова стал хриплым. Каждый раз, когда он ломался, слезы приближались, и не было никакой возможности удержать их.
“А что плохого в том, чтобы расклеиться? Иногда это случается, иногда это даже полезно”
Он вернулся туда, где был раньше, только теперь слезы текли беззвучно, а его голос оставался на удивление спокойным: “Потому что это слабость”
“Это довольно устаревшее понимание эмоций. Звучит как то, что сказал бы мужчина из 2000-х”
Он промолчал.
“Адам, на кого ты равняешься,с кого ты берешь пример?”
Он вздохнул: “Мой отец, капитан Келли, моя мать, старшие братья….. наверное, немного подбираю из….. фильмов”
“Похоже, тебе нужно многому соответствовать, и, давай будем честны, не все это реализуемо в реальной жизни”. На дальней стене тикали часы: “Как по мне, это звучит довольно утомительно”. Далекий раскат грома прокатился по лужайке снаружи. Поднялся ветер, заставив листья на кустах танцевать.
“Как думаешь, может быть, ты чувствуешь себя так потому, что ты не можешь оправдать ожиданий, которые сам же себе установил?”
Он промолчал.
“Слабый, склонный к тому, чтобы сломаться, плохо действует под давлением, легко расклеивается”, – зачитала она вслух. – “Мне интересно, как человек, утверждающий, что он слаб, входит в мой офис на последней стадии травмы и вместо того, чтобы говорить о травме, он говорит о своей моральной дилемме. Он не жалуется, он не обвиняет других. Он берет на себя бремя ответственности за всю вселенную. ”
“Вам не кажется, что поздновато для банальных комплиментов, док?” – сказал он, рассматривая свои руки.
“Это не банальности, Адам, Наблюдения, – она скрестила ноги. – То есть мы знаем, что ты не слабый, в таком случае ты наверняка можешь сказать мне, почему ты не бесполезный”. Фары автомобиля прорезали дождь, освещая кусты мощными лучам света. Когда она ничего не сказала, он вздохнул.
“Я не бесполезный, потому что я командую целым флотом космических кораблей, я был дипломированным летчиком-истребителем, я занимаюсь всеми этими вещами и т.д. и т.п.”, – его голос был ровным и монотонным. Еще одна медленная слеза упала на пол, образовав темный круг на сером ковре. Он знал, что будет дальше, поэтому продолжил: “Я не глупый, или плаксивый, но…. я совершаю много ошибок, я инфантильный, слишком доверчивый и слишком эмоциональный”
“Каких ошибок?”
Он снова протер глаза. Вафля тихо заскулила, положив голову ему на колено: “Ну, я был обманут Тецраки, чуть не угробил свой экипаж, доверился врагу и чуть не угробил свой экипаж, доверился странному инопланетному виду и чуть не угробил свой экипаж, потерял глаз, меня похитили столько раз, что уже не сосчитать, и чуть не умер я примерно столько же”.
Дождь снова лил не переставая. Окна, которые когда то были усыпаны каплями, теперь были почти полностью покрыты водой: “Адам, доверие - не слабость, а ошибки не приводят к неудачам. Ты имеешь дело с совершенно новыми видами, новыми проблемами. Если бы ты не совершил этих ошибок, то их бы совершил кто-то другой, и кто знает, может быть, для него одна ошибка оказалась бы фатальной. Между 'чуть не умер' и 'очень умер' довольно большая разница”
Еще одна пара фар осветила помещение.
“Это нормально - придерживаться высоких стандартов, Адам, в целом это хорошо, но не ставь их настолько высокими, чтобы никто не мог их достичь.”
Свет за окном погас, и она встала со стула, побуждая его сделать то же самое. Вафля зевнула и потянулась. Молния прокатилась по небу, как ветви какого-то небесного дерева.
Он снова вытер глаз и наконец повернул голову, чтобы посмотреть на нее.
Она улыбалась, улыбка была искренней, не поддельной или жалостливой: “Я думаю, что мы действительно кое-чего достигли сегодня, оставим все на позитивной ноте?”
Он кивнул, и она проводила его до двери: “Домашнее задание, расслабься на этой неделе, хорошо?”
Дверь открылась, он поблагодарил ее и вошел в коридор с яркими лампами и таким же серо-стальным ковром, что и внутри офиса. Он провел Вафлю по коридору в мужской туалет, который пустовал под тошнотворным флуоресцентным светом.
Было поздно.
Он чувствовал себя неважно, и его руки уперлись в холодный фарфор.
Он наклонился над раковиной, чтобы брызнуть холодной водой на лицо, снял повязку и промыл ее, прежде чем натянуть ее обратно на глазницу. Он поднял голову и уставился на себя в зеркало, с растрепанными светлыми волосами, красными глазами и щеками. Но со временем лицо в зеркале сменилось, и пару секунд спустя на него смотрело другое существо: бледная кожа, пожелтевшие склеры и лазурно-голубые глаза.
Ему еще предстоит рассказать ей об этой проблеме.
Он отвернулся от зеркала и вышел в коридор.
Снаружи их ждала машина, но, несмотря на это, к тому времени, как они прыгнули внутрь, они все равно были мокрые.
Дождь барабанил по стеклам машины. Он прижался щекой к стеклу, закрыв глаз и чувствуя холод на своей коже. Было хорошо… внутри его охватило странное чувство, как будто он был хрупким, как раскалывающаяся фарфоровая скульптура. В небе сверкнула молния, и Вафля вздохнула своей верхней частью тела, лежащей у него на коленях, с нижней половиной, сидящей под приборной панелью. Дворники равномерно скрипели по стеклу. Он не разговаривал с водителем, но заплатил ему через имплант и вышел из машины по прибытии в пункт назначения.
Мокрые шины заскрипели по мокрому бетону, и он остался один под дождем, натянув куртку от холода.
Внутри корабля было темно. Большая часть экипажа уехала в отпуск. Он шел по темным коридорам в одиночестве и воображал, что слышит стук дождя по корпусу, но знал, что это маловероятно. Он как раз проходил мимо столовой и остановился, когда услышал смех и увидел теплый желтый свет, льющийся из дверного проема. Теплые голоса, казалось, затягивали его внутрь, морпехи смеялись и шутили, но он не мог этого сделать, не смог заставить себя войти.
Когда-то он и представить себе не мог, что упустит возможность пообщаться, но вместо этого он обратился к темным коридорам с тяжелым сердцем. Он понятия не имел, куда его несли ноги.
***
Санни отвлеклась от своих размышлений, когда в ее дверь неуверенно постучали. Она задалась вопросом, что морпехам нужно на этот раз. Поскольку коммандер уехал на весь день, а большая часть экипажа мостика разъехалась по домам, ответственность на то, чтобы держать морпехов в целости и сохранности, пала на нее, что было на удивление трудной задачей.
“Войдите!” – крикнула она.
Дверь с шипением открылась и она была на мгновение ослеплена светом, подняв руку и обнаружив силуэт, стоящий в дверном проеме. Он вошел внутрь, и дверь закрылась а ним.
Адам стоял в дверном проеме, его тело и волосы были влажными от дождя. Его побелевшие от холода руки свисали по бокам. Небольшие лужицы скапливались вокруг его ботинок и полоски воды блестели на его куртке. Его уши покраснели от холода.
Она встала медленно и тихо, как будто боялась, что внезапное движение может его отпугнуть. Они обменялись всего лишь парой слов за то, что казалось годами, но на самом деле было всего лишь парой недель. Его обычно ярко-зеленый глаз был залит холодной серостью, как будто облачное небо над головой просочилось в его душу, но при более внимательном рассмотрении у нее сложилось отчетливое впечатление...
Мольбы?
“Санни….” – его голос был мягким, хриплым и тяжелым, как будто он говорил с большой тяжестью на душе.
Она скучала по нему.
“Адам…. все в порядке?”
Его рот дернулся, щеки задрожали, челюсть долго работала, как будто он внутренне боролся сам с собой. Это выглядело болезненно, и на это было тяжело смотреть. Когда прозвучал его голос, он прозвучал с легкой дрожью: “Нет…. Я…. это был…. По-настоящему хреновый день”.
Она хотела подойти к нему, помочь ему, но она знала, что, как утопающему, ему нужно протянуться к ней, прежде чем она сможет его втянуть. Это не значит, что она хотела смотреть, как он тонет, барахтаясь и задыхаясь.
Выражение его лица было отстраненным и остекленевшим, как будто он говорил мимо нее: “Она говорит, что я придерживаюсь слишком высоких стандартов”. Санни молча ждала, медленно вытягивая его из под воды: “Но ПОЧЕМУ мои стандарты слишком высоки? Почему все ожидают, что я проиграю... ПОЧЕМУ Все вокруг такие понимающие? Почему никто не может признать, что на самом деле произошло, да, Адам, ты облажался, и то, что ты сделал, было неправильным, и ты потерпел неудачу. Что не так с этой позицией?" Человек поднял на нее взгляд, в его единственном глазу блеснула агония: “Почему нельзя установить высокую планку…иногда, иногда люди просто терпят поражение, и это жизнь. Почему мы не можем просто признать это? Почему никто не может посмотреть мне в глаза И СКАЗАТЬ МНЕ ЭТО”. Его голос стал хриплым.
“Почему я должен просто принять все… это просто…. просто кажется, что я сдался. Сдался, отказался от человека, которым я всегда хотел быть. ”
“Ты бы не сдался, Адам…. Даже если был на это способен”, – сказала она мягко.
Он тяжело вздохнул: “Почему я не могу сделать все это лучше…” – он вскинул руки вверх.
“Потому что…. ты всего лишь человек”
“Быть человеком - БОЛЬШЕ НЕ ОГОВОРКА! ” – Его голос разнесся по комнате, отражаясь от металла. Теперь его голос полностью сломался, и он прижался к стене, потирая горло рукой. Она больше не могла этого терпеть, она не могла смотреть, как он тонет.
Поэтому она прыгнула в воду, проплыла против течения, чтобы поймать его. Он прижался к ней, пока она сопротивлялась потоку, угрожающему утащить его в глубину.
“Как ты это делаешь, Санни?” – прошептал он.
“Делаю что?”
“Я не могу справиться с поражением даже когда все меня поддерживают…. ты….. ты сделала это, когда весь мир был против тебя….”
Корабль был тих, только тихое жужжание резервных генераторов нарушало тишину: “В детстве мой брат преподал мне один ценный урок. Он сказал мне ‘Санни, перестань пытаться быть тем, кем ты не являешься и, возможно, никогда не станешь, но возьми то, что у тебя есть, и будь лучшей версией того, кем ты являешься сейчас’ ... Я не слушала его очень долгое время…. И за это я пострадала “.
Она взяла лицо человека двумя руками и заставила его взглянуть на нее: “Может быть, можно ставить высокую планку, Адам, но ты должен убедиться, что планка находится в той же комнате, что и ты. Потому что, если бы ты не был таким доверчивым, и если бы ты не ошибался… Тогда ты бы выгнал меня с корабля в ту же секунду, как только я появилась перед тобой”
Свет отражался в его глазу, и она потащила его к берегу изо всех сил. Ее голос был мягким: “Так что я считаю, что пошли на хрен все эти разговоры о совершенстве... Давай будем честны, быть идеальным - это не совсем человеческая черта”.
Спасибо за прочтение, вопросы, комментарии, мнения и предложения всегда приветствуются.
Перед вами - рассказ из огромного цикла "Небесное око" за авторством Charlie Starr. Перевод и публикация осуществлены с личного разрешения автора произведения.
Ссылки на все переводы можно найти здесь.
Оригинальное произведение можно прочитать по этим ссылкам: