Данный рассказ был написал моим отцом более трех лет назад по моей настоятельной просьбе, и публикую его тут больше ради его сохранения в веках. Рассказывает он об обычных буднях ликвидаторов, которые будучи майским призывом 86-го, фактически первые приняли на себя всю прелесть радиации, тогда как методологии противодействия появились уже позже. В рассказе много слов и мало графики, но все действа правдивы и люди реальны. Рассказ идет от первого лица.
Весной 1986 года я находился в служебной командировке в г.Усть-Каменогорск. Был конец апреля, погода стояла чудесная, тепло, настроение отличное. Командировка оказалась удачной: все, что намечал-выполнил. Я уже предвкушал, как завтра вернусь домой и мы всей семьей поедем на майские праздники в Балхаш. В Караганде из родных у нас никого не было, поэтому мы при любой возможности старались съездить в Балхаш, где нам всегда были рады.
Вечером, в холле гостиницы, я и несколько таких же командировочных, смотрели по старенькому черно-белому телевизору новости по программе ВРЕМЯ. Диктор передавал, что на Украине, на атомной электростанции произошла авария, принимаются меры и что все под контролем. Вот тогда я впервые услышал слово-Чернобыль. Особой тревоги я не почувствовал, т.к. это было далеко, да и в сообщениях не ощущалось особой обеспокоенности. В стране уже год была перестройка многое изменилось, гласность, демократия, но все же правительство полную правдивую информацию скрывало дабы не поднимать паники, а, скорее всего от недооценки произошедшей катастрофы. В общем- в первые дни было относительно спокойно.
Быстро пролетели майские праздники, поездка в Балхаш, и вот опять работа. Трудился я в проектном институте Союзспецфундаментстрой инженером-конструктором. Коллектив у нас был интеллигентный, грамотный. Что такое радиация все имели представление. Все эти события на атомной стации живо обсуждались, разговоры были только на тему аварии на АЭС. Но никто даже и предположить не мог насколько ЭТО серьезно.
8 мая после работы мы с коллегами решили отметить наступающий День Победы, посидели в кафе Восток (корейская кухня), хорошо и весело пообщались, и часов в 9 вечера стали расходиться. Через час я приехал домой, не стал выяснять отношения почему так поздно и по -какому поводу, и лег спать. Где-то в 3 часа ночи звонок в дверь. Открываю. В дверях стоит майор из военкомата и спросив мою фамилию начал что-то говорить про какие-то 60 дневные сборы, кружку, ложку и 2-х дневной паек. Я быстро сообразил, что ближайшие 2 месяца мне придется ходить в сапогах. Т.к. в то время призыв на военные сборы было делом обыденным. Я был военно обязанным, старшим лейтенантом запаса, и желания отказаться от прохождения сборов у меня не возникло. Только была досада, что это было внезапно и ночью. Майор объяснил, что он на такси, проедет еще по 2-м адресам и минут через 20 я должен буду его ждать на автобусной остановке. Быстро собрался. Дошел до остановки и стал ждать. Подъехало такси с майором и двумя пассажирами. Проезжая по Юго-востоку, на остановке УНИВЕРСАМ майор с согласия таксиста, подсадил к нам на заднее сиденье еще троих. И мы с «комфортом» вшестером на заднем сиденье поехали по ночному городу. По дороге таксист рассказал нам историю про футбольную команду таксопарка, которая опаздывая на матч за минуту до начала, влетела на поле на Волге, из которой высыпала вся команда, а из багажника вывалился вратарь. Мы посмеялись, а я подумал, что такую историю можно было услышать от любого таксиста и, наверняка, в любом городе.
Подъехали к военкомату. Поднялись на 2 этаж в большую комнату. Там было уже полно народу. Как выяснилось позже, в ту ночь, по всему городу разъезжали представители военкомата и собирали военнообязанных. Несколько часов мы ждали, когда что-то прояснится, хотя уже в разговорах начала появляться версия, что все это связано с аварией на Чернобыле.
Под утро, часов в 8, подогнали автобус и нас повезли в воинскую часть где-то под Сарань. В советское время военкоматы среди мужского населения имели большое значение. Практически каждый, отслуживший в армии, как минимум один раз в жизни призывался на военные сборы. Особенно доставалось водителям, когда наступала «битва за урожай». т.е. Уборочная компания. В народе, призванных на сборы называли «партизанами», возможно за форму старого образца в которую они облачали, а возможно за дисциплину, которая не то, что отсутствовала, а была не на высшем уровне. Вот и нас начали организовывать, определять по подразделениям, переодевать в военную форму. К этому времени мы уже четко поняли, что направляют нас на ликвидацию последствий аварии на Чернобыльской АЭС. Немного холодок в душе пробежал. Все-таки радиация, да и вся эта суматоха. К вечеру нас наконец-то определили, переодели и выстроили перед каким-то генералом. Генерал произнес пламенную речь о том, что ему поставлена задача собрать нас и доставить в пункт назначения невзирая ни на какие трудности и сложности. И что для нас вводится военное положение. Это было уже серьезно.
Потом нас посадили в автобусы и повезли на ж/д стацию в Караганда-Новая (в Майкудуке). Там уже подогнали состав с вагонами и платформами и начала подъезжать для погрузки техника и вещевое обеспечение. В помещении вокзальчика нам разрешили позвонить домой и сообщить о себе, т.к. уже почти сутки домашние не знали, что с нами происходит и куда нас направляют. Сейчас проще-достал сотку и позвонил. А тогда, даже обычные городские телефоны не всякая семья имела. У нас, дома только через 3 года после заселения установили телефон, да и то по знакомству. Потом началась погрузка. Как говорил один военный: наступила ночь и в стране дураков начались работы. Был полный бардак. Загоняли транспорт на платформы, крепили как могли - никто толком не знал как это делается, офицеры бегают, ругаются. Один «партизан» стал возмущаться, выговаривать на бестолковость офицеров, так его чуть не отправили в комендатуру. А военная комендатура в Караганде, была самой жесткой в Союзе. Все старались как-то или обойти её, или объехать стороной. Под утро все это закончилось. И мы имели возможность хоть немного отдохнуть. Состав состоял примерно из 50 платформ, нескольких товарных вагонов (теплушек), и одного плацкартного вагона для командного состава. Называлось наше подразделение-инженерный батальон. Примерно 280 человек. Время тянулось, нас размещали по вагонам, меня вместе с другими офицерами и прапорщиками, в плацкартный, а рядовой состав –в теплушки. Там же в теплушках были размещены полевые кухни, которые в течении пяти дней пути неплохо функционировали.
Примерно в 2 часа дня,10 мая наконец то мы тронулись. Из окна вагона я наблюдал, как медленно тянулись знакомые пейзажи, потом состав стал набирать скорость, и мы почти без остановок за сутки доехали до Урала. Постепенно освоились, перезнакомились. Оказалось,что с одним я учился в политехе, а другой жил в соседнем доме. Как я писал выше, для нас было введено военное положение, поэтому наш батальон был укомплектован боевым оружием, ящики с которым были заблокированы в тамбуре вагона. Честно говоря, это была такая головная боль для командира, как бы что не вышло, там и автоматы, и гранаты. Забегая вперед, скажу, что только месяца через 3 эти ящики с оружием были отправлены назад в Караганду на склады. Проехали Волгу, очень впечатлила. Широкая как Балхаш. В Куйбышеве(Самара) наш состав сделал остановку на центральном вокзале, по-моему, даже на первом пути. Люди смотрят на нас спрашивают, удивляются. Мы то же немного погуляли по перрону, размялись и опять в путь. Потом пошло какие-то однообразие - скорость движения упала, частые и долгие остановки. Заехали в Тамбовскую область. Сплошные леса - глухомань. Позже мы узнали, что нас не могли решить куда направить- или на саму АЭС или в 30 км зону радиоактивного заражения? Разговоры в пути естественно были на одну тему: радиация. Некоторые, в том числе и я -постриглись наголо. Говорили, что радиация накапливается в волосах. Правда я потом пожалел об этом, как-то не комфортно я себя чувствовал лысым.
Наконец, через 5 суток,ночью,15 мая мы прибыли на ж/д станцию г.Хойники, Гомельской области. Это - Белоруссия.
Повезло, все-таки нас определили в 30 км зону, на АЭС в эти дни было жарко. Началась разгрузка. В этот раз уже было легче, кое-какой опыт, да и хотелось какой-то определенности и стабильности. Технику, в основном автомобильную, снимали с платформ, грузили имущество батальона, и, где-то в 6 утра, весь этот «обоз» двинулся. Нам определили место (примерно в 12 км от реактора), на краю березового леса, недалеко от какой-то деревушки. Начали обустраиваться: устанавливали палатки, места общего пользования, столовую. Естественно, всех интересовал уровень радиации. Нашлись войсковые дозиметры ДП-5,замерили уровень и вот тут-то я реально ощутил страх: прибор показал 20 млрентген в час ,что ,примерно в 1200 раз выше, чем в Караганде. Подсчитали, что за сутки мы получим около 0,3 рентгена, что было очень много. Через короткое время уже все были в курсе, в какое гиблое место нас завезли. К вечеру наше положение усугубилось еще больше: прибыла техника со второго эшелона, который формировался в Караганде на станции Карабас. Это в основном была строительная техника. (бульдозеры, экскаваторы, скреперы и т.д.) Поднялась такая пыль. Дороги уже подсохли. Почти лето. Опять замерили уровень –еще выше- 40 млрентген в час. Все как-то потускнели, кому охота раньше времени закончить жизненный путь? Что интересно, ни вкуса, ни запаха, а смотришь на шкалу прибора и «холодок» под сердце подкрадывается. В общем пробыли мы в этом месте 10 дней. Более-менее обустроились. Немного успокоились. Нам даже раза 3 кино показали. Очень докучали комары, это был какой-то кошмар. Лес стоял сырой, болотистый и комары тучей нас атаковали. На 10 день пребывания пришел приказ сверху перебросить нас в другое место. Опять погрузка, сборы, и колонна из нескольких десятков единиц техники с шумом тронулась на свое, как оказалось, окончательное место дислокации. Проехали км 20-30 и вот мы на окраине соснового леса, рядом в 500-х метрах деревня, чуть дальше речушка небольшая, красивое-живописное место (на фото только моя пилотка на заднем плане).
Саша, я решил немного изменить стиль письма, буду писать, как бы обращаясь к тебе. Мне так удобнее, тем более идея написания воспоминаний принадлежит тебе. Итак, продолжаю. Место, где мы расположились, находилось в 25 километрах от станции. Лес был сосновый и, что самое приятное, исчезли комары. Не нравится им, наверно хвоя. Уровень радиации здесь был поменьше, около 5 миллирентген/час. Это было раз в 10-15 меньше, чем в первом лагере, но всё равно очень много. На новом месте я уже не так остро воспринимал наличие радиации. Подсчитал, что за два месяца наберу не более 10 рентген, а это для человека, не так опасно. К тому же, на основании каких- то нормативов ГО, нам установили предельную дозу облучения в 25 рентген, которая якобы сильно не отражается на здоровье. Все рассчитывали в середине июля попасть домой, многие строили планы на летние отпуска. Уже пошли слухи, что нас приравняют к ветеранам ВОВ и афганцам, что на работе нас ожидает приличная денежная выплата за пребывание в радиактивной зоне. Это конечно грело душу, но неожиданный сюрприз вскоре нас ошарашил. Об этом чуть позже.
За несколько дней лагерь преобразился. Ровные ряды палаток, огороженный парк с техникой, столовая и даже «кинотеатр», который представлял из себя несколько рядов грубо сколоченных скамеек, будки с аппаратурой и экрана. Всё это, естественно, под открытым небом. С питанием проблем не было. Кормили хорошо, порции были усиленные. Сливочного масла давали на завтрак 45грамм, в обычных условиях 20. Норма мяса тоже была прилично увеличена. Правда, ушлые ребята из хозвзвода хитрили. Если, к примеру, была пшёнка или перловка, которые многим ещё во время службы в армии надоели, то мяса в кашу совсем мало ложили, зачем тушёнку переводить. Всё равно почти никто не ел, выбрасывали в помои. А если бигус или гречка, тогда другое дело, мяса было почти по норме. Повар, он и в Чернобыле повар. Дополнительно нам выдавали каждые 6 дней по банке сгущёнки. Один дотошливый партизан подсчитал, что это 65 грамм в сутки. Хитроватые хозвзводовцы предлагали заменить сгущёнку на чай с молоком, но мы конечно отказались. Гораздо приятнее пробить две дырки в банке и с удовольствием высосать содержимое. Расскажу об одном инциденте. Офицеров в нашем батальоне было человек тридцать, половина призывников, половина кадровых. Форма у всех одинаковая, внешне не отличишь, где партизан, а где кадровик. Делали одно дело. Но один майор-интендант решил, что питаться мы должны за разными столами. Мол, хоть мы и офицеры, но не те. Короче, гражданское быдло. Мы пошумели немного, по возмущались, а потом плюнули, пусть подавится. Обидно, конечно было, все под одной радиацией ходим, а нас считают второсортными. Справедливо отметить, майор был единственный, кто так считал. (на фото батя - справа).
В первых числах июня нам выдали командировочные из расчета 3,5 рубля в день, всего 105 рублей. Это было так неожиданно, но очень кстати. Деньги в кармане должны быть всегда, мало ли что. А государство, чтобы сгладить всякие моральные и физические неудобства, не скупилось на компенсации. Страна была мощной, ресурсы огромные. Всякие техногенные и природные катастрофы ликвидировались централизованно, быстро и по возможности скрытно (я только в Чернобыле узнал, что в пятидесятые годы в Челябинской области была подобная авария на АЭС). Как правило, подключалась армия и привлекались добровольцы, падкие на хорошие заработки, хотя среди них было и не мало энтузиастов. К примеру Ташкент, который в 1966 году был полностью разрушен землетрясением, за пять лет был восстановлен. Мама как- то разговаривала с одним молодым узбеком, так он искренне удивился, что такой факт имел место в истории города. Вот она благодарность некоторых бывших республик. Все, что связано с СССР, стараются не вспоминать или по-другому трактовать.
Командировочные мы стабильно получали каждый месяц, без задержек. Первые несколько дней после выплаты вечерами в лагере было необычно тихо. Многие сидели по палаткам и были заняты важным делом – играли в карты. Самая популярная игра ази (или арзи). Партизаны с солидным гражданским статусом (начальники, инспектора, партработники) расписывали пулю. Я тоже пару раз сыграл. Один раз выиграл рублей 8, другой раз пятёрку проиграл. Больше не стал, рисковое это дело. Деньги вроде халявные, а всё равно жалко их лишаться. Некоторые за пол часа всё спускали, а другим везло. Смотришь, кто- то транзистор приобрёл, а у кого- то дорогие часы на руке появились. К нам с первых дней начала приезжать автолавка, там всё можно было купить. Правда, спиртное, ни один экспедитор не рискнул привозить.
Когда случаются подобного рода события (то бишь, военные действия, великие стройки и т. д.), всегда работники культурного фронта стараются попасть в эти горячие точки. Так и у нас. Вначале к нам прибыла на двух автобусах большая группа артистов Белорусского военного округа. Мы расселись на полянке, а они спели и сплясали перед нами. Каждый номер сопровождался громкими и благодарными аплодисментами. Через несколько дней в «Комсомольской Правде» напечатали большой репортаж о буднях нашего полка, в т.ч. и о концерте. У меня сохранился пожелтевший номер Комсомолки от 6 июня 1986г. На фотографии концерта меня не видно, но я там был. Потом приезжали артисты из Москвы, из Казахстана. Приезжали популярные в то время «Песняры» во главе с Мулявиным. Очень запомнилась группа из Алма-Аты. Молодые ребята казахи (два парня и две девушки) просто потрясли нас. Исполняли песни на разных языках: русском, английском, итальянском - просто супер. Я так думаю, что это были первопроходцы «А-Студио» или в то время «Вечерняя Алма-Ата». Ну и конечно же, важнейшее из искусств - кино нам показывали раза три в неделю. Фильмы были довольно свежие, и советские, и иностранные. Даже известный американский фильм «Конвой» посмотрели.
В общем всё было довольно неплохо, пока в середине июня нас не посетил командующий Среднеазиатским военным округом. Вот этот генерал и оказался тем сюрпризом, о котором я обещал рассказать. Нас экстренно собрали, построили и объявили, что сборы нам продлевают до октября. Связано это было с переоценкой масштаба катастрофы и людскими ресурсами. К тому же, существовало положение о военнообязанных, которое предусматривало привлечение на военные сборы до шести месяцев. Это конечно был шок. По неодобрительному гулу полутора тысяч голосов стало понятно, что эта новость никому не понравилась. Но генерал жестко дал понять, что никакие возражения не принимаются и, всякие выступления и провокации будут беспощадно караться. Вечером в лагере начались небольшие волнения. Где-то кто-то пытался собрать народ и помитинговать, но это быстро пресекли. КГБ была серьёзная контора, особисты хорошо поработали. На следующий день было все спокойно. Никого не расстреляли, в дисбат не сослали, может только с слишком недовольными и активными провели профилактическую беседу. К этому хочу добавить следующее. Помимо нашего полка вокруг станции были развёрнуты воинские подразделения и из других округов (Московский, Белорусский, Прибалтийский). Там тоже были недовольства. Приказ о продлении сборов касался всех. До нас дошли слухи, что самые крупные выступления были у Прибалтов. Оно и понятно, демократия, перестройка…
Саша, может ты думаешь, что за всё это время мы жрали сгущёнку, играли в карты и смотрели кино. Это конечно не так. Во вверенном нам районе мы проводили очень важную и ответственную работу. Занимались дезактивацией, убирали радиактивный мусор, сооружали могильник. Но, как мне кажется, главное- это было наше присутствие. Военные для местного населения были успокаивающим фактором. Так уж у нас в то время повелось- армия всегда приходила на помощь, будь то война или какая катастрофа. Народ в своём большинстве любил и уважал Красную Армию. Тем более в Белоруссии многие ещё помнили войну и к военным здесь было особое отношение. К слову сказать, белорусы очень спокойный и доброжелательный народ. За всё время я не замечал каких-либо конфликтов и агрессии со стороны местных.
Вкратце расскажу про наш полк, в/ч 20040. Он состоял из нашего инженерного батальона и трех батальонов АРСов. Это ЗиЛ- 131 с цистерной куба на два. Цистерна заполнялась водой, в нее засыпался специальный стиральный порошок и этим составом с помощью шлангов мыли стены, крыши, технику и т.д. Было их наверно штук 300. А в нашем батальоне техника была поразнообразнее: бульдозеры, экскаваторы, грейдеры, поливалки. Кроме того несколько бортовых машин и несколько УАЗиков для начальства. Всего порядка 100 единиц.
Недалеко от лагеря в полутора километрах сооружали могильник. Это такой большой котлован, метров 15 глубиной, дно которого покрывали полиэтиленовой пленкой. На нее, для большей гарантии, насыпали и утрамбовывали полуметровый слой красной водоупорной глины. Пленка и глина не допускали попадания радионуклидов в грунтовые воды, которые в этой местности были довольно близко к поверхности. Потом в этот могильник свозили с ближайших мест радиактивный мусор. С дорожной пылью боролись наши поливалки. Дождей не было месяца два с момента аварии. Специальными снарядами стреляли в небо и разгоняли облака.
Опасались попадания дождевых вод в реку Припять. Кое где дороги покрывали латексом, но это ненадолго, максимум на день. Также наша техника работала в ближайших деревнях, где убирали и расчищали разный мусор и хлам, который вывозился к могильнику. После комиссия проверяла дозиметром уровень радиации, и если он был не выше 0,5 миллирентген/ час, работа принималась и жителям разрешалось дальнейшее проживание. Иногда для того, чтобы сбить радиацию приходилось вырубать плодовые деревья возле дома. Но тем не менее эффект был. Так же у нас с местными организациями была договоренность о взаимопомощи. Какая то часть техники и людей выделялась для них. Они тоже в долгу не оставались, помогали чем могли.
Командиром техчасти нашего батальона был майор Великанов, Юрий Васильевич. Хороший дядька, службу знал отменно. Не любил только попадаться на глаза всяким большим начальникам. Всегда находил повод улизнуть перед визитом какого-нибудь генерала или полковника. Я был его заместителем по инженерной технике, а по автомобилям - Толик Кадочников. Тоже заканчивал политех, АТ-75. Мы с ним крепко сдружились, до сих пор поддерживаем отношения. В мои обязанности входило ведение документации, ремонт и обслуживание техники, добыча запчастей, списание ГСМ и еще всякая всячина. Кроме того, у меня в подчинении был ремвзвод- человек 20. Это сварщик, электрик, аккумуляторщик, водитель и т. д. Ребята неплохие, но все с характером. Возраст от 21 до 40 лет. Один только в ноябре, полгода назад, демобилизовался, в начале мая женился, и на тебе, опять армия. Другого, первый раз за 20 лет военкомат побеспокоил. Да, еще один был, Сашка Петров. Так он в армии вообще не служил, судимость вроде была. Но в военкомате на учете стоял, поэтому на сборы и призвали, хотя вопрос – законно ли это. Присягу то он не принимал. У него была мечта пострелять из настоящего оружия, не то, что в тире из воздушки. У нас в полку было человек 50 срочников – караульные, писаря, телефонисты. Оружие у них было, по крайней мере наш пресловутый склад с боеприпасами они охраняли. Сашка познакомился с одним балбесом и уговорил его пойти пострелять. Раздобыли один боевой патрон, пошли подальше в лес, нашли пенёк и Саня метров с 25 шмальнул по консервной банке. Попал - он потом показывал дырку от пули. Довольный ходил. А срочник чуть не попался. Хорошо сразу автомат почистил. Через минуту к нему примчался ихний прапорщик – то ли сам услышал, то ли настучал кто.
Техника в нашем батальоне в основном была гражданской, в экстренном порядке экспроприированная из карагандинских предприятий. Обратно она уже не вернулась. Некоторые экземпляры были почти новые. К примеру, были у нас два автокрана «Ивановца», 1983 года выпуска. Начальник УМР, наверное, рыдал, когда их изымали для отправки. А еще был у нас бульдозер, 1961года, почти мой ровесник. Один подполковник всё никак не мог поверить, что он такой старый пока я ему техпаспорт не показал. Для военных срок жизни машины исчисляется месяцами, поэтому такие живые динозавры их удивляли, даже забавляли. Кстати, для этого бульдозера я смог выпросить в рембате новый двигатель. Он наверно после ремонта ещё лет 20 бегал. А вот автокраны у нас забрали на станцию. Так они там и сгинули. Ну да ладно. Не буду грузить подробностями своих обязанностей, это не интересно и скучно.
Вернусь немного назад. На второй день после прибытия на новое место, я, и ещё двое партизан, решили ночью сходить в город Хойники и позвонить домой. Прошло уже больше двух недель, ни каких вестей ни от меня, ни от мамы не было, письма запаздывали и это конечно тяготило. До города было 12 километров, на машине 15 минут езды. Но в тот момент своей машины у меня не было, и мы часов в 11 ночи пешим ходом двинулись в сторону города. Патрулей мы не боялись, т.к. переоделись в гражданку, но всё- таки при появлении горящих фар на дороге, на всякий случай отходили подальше на обочину. Часа через три добрались до города. Переговорный пункт мы нашли довольно быстро, городок небольшой, типа нашего Юго- Востока, только дома невысокие. Позвонили в Караганду, успокоили домашних и обратно в лагерь. К утру добрались, усталые, но довольные. Надо сказать, что этот переговорный пункт был самым популярным местом в городе, его услугами в основном пользовались партизаны. Я также при любой возможности старался заехать туда и позвонить домой, в Балхаш или Солигорск. На работу тоже иногда звонил.
Теперь о распорядке и текущей жизни в лагере. В 6 утра подъём, утренние процедуры и часов в 7 завтрак. В 8 часов построение. Командир полка был полковник Латфуллоев, этнический таджик. В меру строгий, в меру лояльный. Мы его не боялись. Некоторые партизаны даже пререкались с ним, и им за это ничего не было (на фото он права).
Народу на построении много, строились буквой П. Командиру что- то докладывали, он кого- то отчитывал. Потом под звуки бравурного марша мы парадным строем проходили мимо импровизированной трибуны, где стоял командир со своей свитой. Дальше расходились по своим местам. Дисциплиной нас особенно не напрягали, передвигались мы по территории лагеря свободно. Но подобие комендатуры у нас было. Несколько офицеров, в основном из кадровых, на стареньком ГАЗ-69 патрулировали вечером и ночью территорию вокруг лагеря и ближайшей деревни. В основном их интересовали нетрезвые военнослужащие. Изначально этот ГАЗ-69 (химразведка) занимался изучением радиационной обстановки местности, но постепенно газик перешел в распоряжение комендатурщиков и превратился в транспортное средство по отлову нерадивых служивых. Было заметно, что эти ночные сафари офицерам нравились, охота на людей это ведь очень увлекательное занятие.
Отловленных нарушителей наказывали по-разному. Кто-то отделывался легким испугом, каким-нибудь устным выговором. Кому-то писали на место работы, кого-то лишали водительских прав. А одного партизана решили отправить домой и не засчитать ему время пребывания в радиактивной зоне, что было чревато потерей будущих льгот и денежных выплат. Однажды я наблюдал такую картину. По деревенской улице бежит солдатик в костюме химзащита (ОЗК), а за ним, метрах в пяти на ГАЗ-66 едет прапорщик, да ещё и подгоняет его. Видно было, что у солдатика сил совсем не осталось. Такое вот наказание марш- броском получил этот бедолага за пьянку. А тут из одного дома вышла старушка на улицу, увидела это и запричитала: «Что же вы хвашисты делаете, что же вы над ребёнком издеваетесь!» Я ей говорю: «Бабушка, это его за дело наказали, ему же на пользу.» А она не унимается, жалко ей солдатика. Такой вот у нас народ сердобольный. А другим закон не писан. Наш особист, майор КГБ Морозов, имел привычку почти каждый вечер нажираться, да еще и выступать, и скандалить. И никто ему не указ, даже командир полка. С особым отделом старались не связываться. Но мне всё-таки сдаётся, что майор просто заливал водкой свой страх перед радиацией.
Пьянство конечно отвратительное явление, но в народе ходило твёрдое убеждение, что алкоголь снижает влияние радиации на организм. В этом есть доля правды, я так считал и считаю. В далеком 77 году познакомился я с одним парнем. Он служил на Северном Флоте на АПЛ, несколько раз ходил в автономное плавание. Так он рассказывал, что во время похода они каждый день в обед принимали стакан сухого вина. Научно доказано, что некоторые сорта сухих вин способствуют выводу радионуклидов из организма. А от водки, я думаю, один вред. В последствии немало ликвидаторов скончались не от лучевых заболеваний, а от обычного алкоголизма. Несколько человек я лично знал.
В июле месяце пришло распоряжение о наборе добровольцев для работ непосредственно на самой станции. Условия таковы: десять- двенадцать дней работы на опасно зараженных участках и отправка домой. При этом доза полученного облучения не должна превышать 25 рентген. В основном требовались механизаторы. Это было так заманчиво, ведь срок пребывания на сборах сразу сокращался на 2-3 месяца. Очень хотелось домой, к семье, а до октября было ещё так далеко. Перспектива получить сразу большую дозу облучения в тот момент меня не тревожило, желание попасть пораньше домой пересилило опасение о возможных последствиях для моего здоровья. Я сразу пошел в штаб, где происходил набор, но получил отказ. Сказали, что командиров и начальников там и так хватает, а вот с крановщиками проблема. Я немного попсиховал, а потом успокоился. Может это и к лучшему. Позже я осознал, что идея попасть на станцию была не совсем удачной.
А с добровольцами на станции дело было так. Для них установили максимальную суточную дозу облучения в 2 рентгена. Время нахождения ликвидатора на опасном участке напрямую зависело от уровня радиации. Допустим, уровень радиации 1 рентген/ час. Значит время нахождения на объекте не более 2-х часов. Ещё учитывалась радиация в убежище, где они проживали. Там тоже хорошо фонило, на ногах занесли. Дней через десять, набрав положенную дозу, доброволец отправлялся обратно в полк. Пару дней на оформление справки, проездных документов и вперёд – на родину. Здесь я хочу сказать следующее. Как потом оказалось, с нами, т.е. с первой волной призывников, провели очень жестокий и циничный эксперимент. Норма полученной радиации была явно завышенной. Причём было негласное указание, чтобы в справках, которые нам выдавали перед отправкой домой, доза полученной радиации ни в коем случае не превышала 25 рентген, хотя по факту были случаи превышения. Через год, когда напряжение немного спало, норму понизили до 8 рентген. Так же сократили время пребывания на сборах до 2-х месяцев. Первым как всегда достаётся. Участники ликвидации аварии всех призывов сейчас имеют одинаковые льготы и привилегии, но всё же, отношение к чернобыльцам майского призыва 86-го года несколько другое, я бы сказал, более уважительное.
В связи с ограничением по количеству знаков, продолжение будет в отдельном посте.
