Комменты для минусов прилагаются. Видео в комментах, рейтинга не хватает.

27.05.2017г. В г. Крымске Краснодарского края, компания «Крымскбетонпром» (они же ИП Вербов и ИП Мутьев), перегородила единственный выезд с территории предприятия конкурента «Крымскгорстрой».

В 12 часов дня, в самый разгар производства бетона, к базе «Крымскгорстрой» подъехал Тонар госномер о838са123 в сопровождение Нивы, гос номер т006ан23. Из Нивы вышли директор «Крымскбетонпром» - Вербов Юрий Алексеевич, его двоюродный брат Шайгородский. и направились в кабинет к директору «Крымскгорстрой» Орехову Геннадию Тихоновичу. Во время непродолжительной беседы в адрес Орехова поступали многочисленные угрозы, нецензурные высказывания, оскорбления. Прозвучали заявления следующего характера: «на ментов нам пох.й, все клиенты в крымском районе - это наши клиенты, мы не дадим тебе работать, ты нам мешаешь, и мы выживем тебя из города». После разговора, они вышли из конторы, перепаковали тонар, чтобы его невозможно было объехать, забрали водителя с ключами от грузовика, сели в Ниву и уехали. Тонар помешал выехать миксеру, загруженному 9ю кубами бетона для перспективного клиента, который кстати уже расторг договор с «Крымскорстрой» за неисполнение обязательств по поставке бетона в тот день.

Но помимо борьбы за клиентов и общей деятельности, компании связывает договор, заключенный прошлым летом, по его условиям, «Крымскгорстрой» самовывозом забирает бетон производства ИП Вербова. Однако, «Крымскорстрой», теряя клиентов из-за подобных блокировок, не имеет возможности оплатить полученный товар. На сегодняшний день долг составляет около 500 тыс. рублей, который ИП Вербов вправе отстаивать и изымать через арбитражный суд Крымского района. Но метод выбивания долга был выбран в стиле 90х. На предложения забрать технику или недвижимость, числящуюся за «Крымскорстрой», ИП Вербов отвечает отказом.

Кстати, полиция в составе дознавателей, участковых, сотрудников ГАИ занимает сторону ИП Вербова, заявляя следующее: "ИП Вербов для района приносит больше налоговых сборов, делают больше полезного, а Орехов мало того, что должен ему, так еще и имеет меньший оборот - что с него взять?"

События развиваются, как и 4 года назад - в 2012 году ИП Вербов, конечно, руками своих подчиненных и нанятых людей, подожгли бетононасос «Крымскгорстроя». Факт поджога подтвержден, но сотрудники правоохранительных органов закрыли дело, по понятным причинам.

На сегодняшний день сотрудникам «Крымскорстрой» поступают угрозы расправы в случае не увольнения по собственному желанию.

По окончанию событий 27.05.2017 на месте происшествия появился и.о. главы Крымского района – Сергей Лесь со следующим предложением директору «Крымскорстроя» - "дай отказ на все свои заявления, дай отказ на выход в эфир репортажей, мне ведь получать назначение скоро, шумиха мне сейчас не нужна. Дай мне самому во всем разобраться".

Что это было бы за разбирательство - остается только догадываться.

Газета "Электрон", г.Крымск выпуск от 24 апреля.

Окончание. 1, 2, 3 части.

Автор текста Леонид Огороднов.

Вторая поездка в Крымск была запланирована во время первой. Мне предложили вернуться работать психологом в детский лагерь, организованный в центре города фондом Натальи Водяновой.

О Наталье могу сказать только хорошее. Я бесконечно далек от модельного бизнеса, о Наталье до Крымска ничего не слышал, и до личной встречи отношение мое было довольно настороженное. После встречи могу сказать, что это очень добрый и искренний человек, мотивы ее деятельности в Крымске не имеют ничего общего с пиаром, журналистов она отгоняет поганой метлой.

А вот в отношении психологии и психологов она очень осторожна. Во время первой нашей встречи, когда меня представили как психодраматиста, Наталья попросила меня рассказать о психодраме. Я начал рассказывать, и встретился с довольно-таки острым неприятием психотерапевтической составляющей моего любимого метода.

Наталья объяснила, что целью организации лагеря является отвлечь детей от пережитого ужаса и хоть немного разгрузить родителей. Я уверил Наталью, что психодрама – это не только психотерапия, хотя и был уверен, что без психотерапии не обойдется. Предложение пригласить playback-театр было встречено на ура, Наталья согласилась оплатить проезд и проживание труппы (увы, не сложилось, летом актеры в разъездах).

В Крымск мы с моей старинной подругой и коллегой Кристиной Щуровой прилетели через Анапу 29-го числа. Условия проживания, частная гостиница в соседнем с Крымском Абинске, после палаток показались раем. Но в коллективе психологов сразу же обнаружился конфликт, заметно усложнявший нам жизнь.

Дело в том, что психологи набирались через интернет, и по организационному недосмотру вместо детских психологов были набраны в основном люди, работающие со взрослыми. Эти люди согласились работать в лагере даже не детскими психологами, а скорее нянечками, но фрустрация от неудовлетворенных ожиданий естественным образом выливалась в конфликты.

У меня была предварительная договоренность с одной из двух руководительниц проекта, что заниматься я буду именно психотерапией. Ею мы с Кристиной и занялись с первого дня нашего пребывания, что не вызвало к нам приязни со стороны остальных психологов-«старожилов».

Так или иначе, лагерь функционировал, и функционировал эффективно. Одновременно на площадке было около ста детей от года до 11-ти, за день через лагерь проходили около 300-400 детей (не все дети были полный день).

Кроме того, было человек 20 подростков, которые помогали волонтерам, и получали за это 500 рублей в день. (Вспоминается очень трогательный разговор. Мальчик спросил меня, выплатят ли им сегодня деньги, третий день не платили. Мне, говорит, нужно помогать родителям восстанавливать дом).

На второй день мы с Сашей Корпусовым, который, как и я вернулся в Крымск после недельного отдыха, отправились в Нижнебаканскую с идеей, что хорошо бы хоть на полдня возить тамошних детей в Крымск. Оказалось, что замечательные питерские волонтеры организовали лагерь для детей, подобный крымскому. Особой помощи им не понадобилось – так, подкинули игрушек.

Нашими клиентами как психологов были дети, их родители и подростки. Дети и родители шли одной статьей, поскольку малоэффективно работать с переживаниями ребенка, если родитель, который должен его контейнировать, разрушен сам.

Кристина в первый же день успела поработать по отдельности с семьей из папы, мамы и двух мальчиков. Я, никогда не работавший с детьми, решил, что буду работать в основном с подростками. В основном с ними и работал, но оказалось, что и с детьми я работать умею. Конкретные случаи опишу в других постах.

Подростки были отдельной категорией, поскольку имели статус сотрудников лагеря. В помощи они, разумеется, тоже нуждались, но, удивительное дело, их заказы на работу по видимости никак не были связаны с наводнением, речь шла об обычных подростковых проблемах – любви и дружбе. Целый бразильский сериал сложился.

Еще в первый приезд в Новобаканской мне сказали, что девушка – местный волонтер просит помощи психолога. У действительно была водобоязнь, но она отказалась с ней работать, для нее важнее было чувство одиночества. Это был бальзам на мою израненную рассказами о потопе душу. Мы с ней 40 минут делали психодраму на лавочке напротив ДК, поговорили с мамой, порыдали, пообнимались. Периодически мне приходилось отгонять ее слишком любопытных подруг. Девочка жаловалась на бессонницу, после этой работы спала нормально. К сожалению, поработать с водобоязнью я не успел.

Источник

Начало, продолжение.

Автор текста Леонид Огороднов

Начну с рассказа ог том, как самоорганизовывался хаос. В первый мой приезд в Крымск (13-го июля) было условно говоря три власти: МЧС, волонтеры и местная администрация. По закону, в зоне ЧС власть принадлежит МЧС, поэтому администрация решений никаких не принимала. МЧСники пахали как волы, но их было мало. Помощи волонтеров они были рады, однако не брались обеспечить ни фронт работ, ни питание с проживанием. (Борты в Крымск обеспечивали, я туда прилетел грузовым ИЛ-76, забавное, надо сказать приключение).

Без помощи МЧС волонтеры самоорганизовывались, и происходило это на удивление эффективно. В наш лагерь «Добрый» на окраине Крымска фуры из Москвы шли безостановочно. Их надо было разгружать, сортировать содержимое и адресно отправлять пострадавшим.

Кроме того, волонтеры занимались разбором завалов и уборкой трупов животных. Необходимость в такой работе в Крымске стала сходить на нет с вводом регулярных войск примерно в 25-х числах. До того все вещи и продукты в Крымск поступали через волонтеров.

Вставка. Если еще раз услышу о мародерстве волонтеров, воровстве гуманитарной помощи, или вообще хоть что-нибудь плохое о волонтерах, дам в глаз. Все, чем «поживились» волонтеры – это самообеспечение лагеря из гуманитарной помощи: продукты, палатки, вещи. Но все, что забирал лагерь, не превышало полупроцента. Условия жизни: палатки на сорокоградусной жаре, каша с тушенкой, на первых порах не было душа. Питьевая вода (пить можно было только бутылированную воду) горячая. От жары отдохнуть можно было только в тени фуры.

В лагере было несколько правил: «сухой закон», запрет на политические споры и обязательство вновь пребывающих волонтеров в течение первых суток не вносить предложений об улучшении работы лагеря.

В общем-то, все правила были «написаны кровью», но особенно рабочим мне кажется второе. Люди стояли очень разные, нацисты, нашисты и белоленточники – все рядом. Если бы митингование было разрешено, никакой работы не было бы.

Собственно, на 9-й день, когда в Крымск пожаловал Путин, в городе, да и в лагере активно работали провокаторы белоленточников. В «Добром» такого товарища быстро вычислили и нейтрализовали, а вот лагерь «Волонтер», стоявший в центре города, власти после 9-го дня прикрыли, волонтеры перебрались в «Добрый».

Отношения с пострадавшими были двоякие. Люди, с одной стороны, были очень благодарны волонтерам, поскольку понимали, что помощи больше получить им было не от кого. С другой стороны, волонтеры были первыми, кто огребал по полной, когда стадия травматического шока сменилась агрессией.

Огребать должны были бы представители администрации, но их видно не было. Лагерь охранялся казачками, потом на ночь ставился наряд милиции. Поэтому, кстати, в Крымске, в отличие от Нижнебакакновской, гуманитарная помощь не разворовывалась нацменьшинствами.

Когда я вернулся в Крымск, это было 29-го, в лагере «Добрый» оставалось не больше двух десятков палаток. Лагерь питерцев в Нижнебаканской работает до сих пор, но о нем нужен отдельный рассказ.

Источник

Начало

Первой после того, как на дверях детского лагеря, открытого в Крымске Натальей Водяновой, повесили объявление о приеме психологов, к нам обратилась бабушка с внуком. Бабушка рассказала, что Стас (назовем мальчика так) после наводнения все время вспоминает происшедшее и боится оставаться в доме.

Был уже вечер, у меня начиналась группа для подростков, поэтому мы договорились встретиться завтра, однако после группы ко мне подошла одна из волонтеров и сказала, что с мальчиком надо поработать сейчас.

Крепкий мальчик девяти лет находился в паническом состоянии - зрачки расширены, мышцы напряжены, его трясло, он буквально вцепился в мою руку, ладошки были мокрыми. Мы нашли укромный уголок на опустевшей площадке.

Стас рассказал, что он выплыл из затопленной комнаты, когда вода уже дошла до потолка (этот рассказ потом подтвердила бабушка) и теперь боится, что их затопят снова. В случившемся Стас винил «Зверосовхоз» - местечко километрах в 20-ти от Крымска. Его воображению рисовались огромные, в пять этажей, цистерны, полные воды, которую некие злодеи спустили на город. Как оказалось позже, такую фантазию внушила ему бабушка.

Кроме того, само звучание слова наводило его на ассоциации со страшными зверями, рыскающими в чаще непроходимых лесов. По мере того, как Стас рассказывал обо всех этих ужасах, он расслаблялся. Я попробовал поработать с образами, но Стас не мог сосредоточиться. Тогда я предложил ему назавтра съездить в Зверосовхоз, и вместе осмотреть это ужасное место. Стас очень обрадовался, оживился. Я спросил, поможет ли ему бабушка спокойно дожить до завтрашнего дня. Стас ответил, что если бабушка не будет его бить, то он обещает до завтра не бояться нового потопа. Я пообещал поговорить с бабушкой.

Осталось решить вопрос о том, где он будет ночевать – Стас категорически отказывался возвращаться в разрушенный дом, боясь мародеров. (Этот страх, кстати, мог быть вполне оправданным, мародеров в Крымске было немало). Поговорив с бабушкой, я выяснил, что этот вопрос она уже решила: нашла временное пристанище в эвакопункте. Они уже получили ордера на новую квартиру в Анапе, но не могли переехать, пока строительство там не закончится.

Бабушка, которая попросила называть ее Валей, не старая еще женщина, смертельно устала от беготни по инстанциям. Внука она воспитывала с тех пор, как семь лет назад умерла его мать (Стасу было 2 года). Отец Стаса (сын Вали) препоручил мальчика заботам матери, отправился в Сибирь, и с тех пор не появлялся. Валя охотно пошла на контакт с психологом, расспрашивала, как ей вести себя с ним в сложившейся ситуации.

Я рассказал о состоянии Стаса, дал общие рекомендации быть более внимательной и терпеливой. Валя слушала внимательно, рассказала о некоторых проступках Стаса, но согласилась наказывать его. С грустью она сказала, что не умеет толком обнять его и пожалеть, хотя и старается – «Саму никто не жалел, вот и не умею». Мы договорились встречаться через день в течение месяца для психологических консультаций.

На прощание Стас подбежал и крепко обнял меня, потом за ручку с бабушкой они отправились в эвакопункт. Умиленный этой картинкой, я очень гордился проделанной работой.

На следующий день мы со Стасом дождались, пока освободится микроавтобус и отправились в Зверосовхоз. По дороге мы заехали за бабушкой, я осмотрел дом. Дом находился в наиболее затопленной зоне Крымска, в низине возле реки. К этому времени я уже насмотрелся на затопленные дома, но впервые увидел кирпичную стенку, вынесенную волной. Дело в том, что в некоторых домах на юге вместо цемента для крепления кирпичей используется глина, так что стенка выглядит крепкой, но на самом деле она очень непрочная. Тем не менее, зрелище было страшным.

Стас с бабушкой ютились в бане. Место было глухое, опасность ограбления действительно существовала.

Бывший зверосовхоз (уже лет двадцать именуемый станицей Жемчужной) оказался местом прямо-таки идиллическим, к тому же почти не затронутым наводнением. На небольшой полянке стояли качели, пожилой мужчина качал на них внучку. На наше счастье, он оказался разговорчивым, и грубовато (что и требовалось) опроверг домыслы о том, что вода могла придти в Крымск отсюда. Он своими словами изложил официальную версию о ручьях, собиравшихся с гор, напомнив Вале, что и наводнение десятилетней давности имело те же причины. Жуткая картина, преследующая Стаса, испарилась, и во время прогулки по поселку он стал строить новую версию наводнения, в которой не было место скорому его повторению.

Затем мы отправились в поселок Горный, где при святом источнике располагается храм Феодосия Кавказского. К храму ведет каменистая дорога. Пока Валя преодолевала ее, Стас радостно носился вокруг нас. В часовне, куда мы зашли помолиться, я впервые заметил неладное. Во-первых, Стас вел себя слишком шумно. Во-вторых, меня удивило то, что он крестится по-католически: слева направо. Когда свечница показала ему, как надо креститься, он несколько раз перекрестился правильно, но затем опять стал креститься слева направо.

Я мало что помню из детской психологии, поэтому по возвращении в лагерь попросил опытного детского психолога поговорить со Стасом. Мои опасения оправдались: у Стаса обнаружилась легкая умственная отсталость. Бабушка подтвердила этот диагноз, рассказав, что Стас учится в специальной школе и что в диагноз входит значительное расстройство поведения.

Расстройство поведения обнаружилось в тот же день после обеда. Раскрепостившийся Стас стал терроризировать детей, подростков и персонал лагеря. Он отнимал игрушки у малышей, провоцировал драки с ровесниками, дурным голосом орал песни на псевдоанглийском языке и танцевал на эстраде брейк под мелодию вальса. В последующие дни Стас сломал мои очки, перевернул столик с детскими рисунками, сломал доску для объявлений и совершил множество подобных подвигов. Дома он ударил бабушку. В детскую психиатрическую больницу Новороссийска его отправили после того, как он пытался сзади огреть дубиной работавшего с ним психолога. Незадолго до отъезда он слезно просил меня не отправлять его «в психушку»…

Казалось бы, как психологи мы сделали все, что могли. Все, и я в том числе, почувствовали облегчение после того, как лагерь избавился от маленького террориста. И все-таки эта история оставила чувства жалости и горечи. Видимо, мне до сих пор хочется быть всесильным и уметь справляться с любой бедой.

Автор: Леонид Огороднов

Источник

Крымск — город краевого подчинения на юге России, административный центр Крымского района Краснодарского края.

В ночь на 7 июля 2012 большая часть Крымска оказалась затопленной в результате сильнейшего наводнения. По мнению официальных лиц, основная причина катастрофы — небывалые ливневые дожди.

История со страницы http://users.livejournal.com/logos-/139570.html

Психологи в Крымске тоже самоорганизовывались как могли. Моя история началась с того, что мне 9-го числа позвонила якобы из фонда Водяновой некая Глафира и предложила отправиться в Крымск. Я согласился, но эта Глафира динамила меня вплоть до 13-го числа, когда обнаружился борт МЧС, на который можно было попасть через Общественную палату. Палата ничего не знала о Водяновой, но переправила меня в лагерь «Добрый», в котором, в свою очередь, ничего не знали о Палате, зато стояли палатки Водяновой, которая ничего не знала ни о какой Глафире. В общем, совковый бардак.

Зван я был как психолог, но в лагере о психологах не слыхали, зато нужен был народ грузить фуры. Так что пошел я в первый день грузить фуры, про себя решив на следующий день попроситься на развозку гуманитарной помощи по адресам – все-таки работа с людьми. На мое счастье, к вечеру первого дня обнаружились Андрей и Таша Сулимы, и организация психологической работы наладилась.

Андрей и Таша – пара удивительная. Год назад они переехали из Москвы на Кубань. На третий день после наводнения они сели в свою «Буханку» - двадцатилетний УАЗик, закупили на деньги, предназначенные на дом, все, что могло пригодиться потерпевшим, и отправились в Крымск.

Помимо того, что они крепкие профессионалы, они оказались еще и замечательными организаторами: они сколотили группу из бесхозных психологов, нашли общий язык с МЧСовскими девочками-шойгурочками, и нам стали подкидывать адреса, где нужна психологическая помощь. В первый вечер мы сидели в кафе, и Андрей вдруг меня вспомнил – он был у меня на группе по «Фаусту», и у нас оказались общие московские знакомые. Это мне было очень приятно, поскольку сразу структурировало ситуацию – я больше не находился в вакууме.

Работа строилась так: с утра мы распределяли адреса, где по мнению МЧСовцев или волонтеров нужны были психологи. Половина из нас шла по адресам в Крымске, вторая ехала на «Буханке» в Нижнебакановскую (об этой станице расскажу отдельно). Всего нас собралось человек 20, и эта группа действовала на протяжении недели. После обеда основная часть группы продолжала ходить по адресам, а мы с Ташей, Андреем и еще несколькими людьми отправлялись на обход в больницу. С главврачом Таша и Андрей наладили очень добрые отношения, и нас пускали работать с пострадавшими, пока из Краснодара не приехала какая-то комиссия, и нас оттуда не выгнали: чиновники стали брать власть обратно. Все же мы успели поработать со всеми, кто лежал в травматологии, хирургии, детском отделении, а так же с большей частью пациентов неврологии и терапии (после наводнения много инсультов и инфарктов).

День завершался вечерним кругом, где мы делились переживаниями. Вел это мероприятие я, может быть, поэтому коллеги прозвали его «шерингом», хотя, конечно, правила были отличны от правил психодраматического шеринга.

Вообще, я основательно пересмотрел свои представления о психотерапии, рамки расширились. Оказывается, психотерапия не обязательно строится в условиях жесткого сеттинга с его договоренностями о целях взаимодействия, сроках, оплате и проч. Клиент не обязательно должен искать психотерапевта. Психотерапия вполне себе может строиться «на коленке» в парке, больничной палате или во дворе занесенного илом дома с выбитыми стеклами. Из подвластных мне навыков пригодилось разве что активное слушание. Психодрама не пригодилась вообще, разве что знание законов групповой динамики при работе с психологами. Наиболее затребованные техники – из телесной терапии или работа с образами. Многому приходилось учиться у коллег, и в будущем надо будет учиться.

Психологов накрывало в течение недели, максимум, 10-ти дней. Расстройства сна (хотя и так спали мало), агрессия, вялость, расстройства внимания, и более существенные вещи, вроде паранойи. Про себя я понял, что пора уезжать, когда вместо того, чтобы искать себе работу, я стал ждать, когда мне клиентов приведут.

Помимо нашей группы, я знаю еще о работе ППЛовских (Профессиональная психотерапевтическая лига) психологов. Было некое странное взаимодействие: мы встретились на площади в центре города, представительница краснодарского ППЛ потребовала у нас аж восьмерых психологов на ночное дежурство в эвакопункте, мы отказали. На том и разошлись, конфликта, в общем, не было, но и отношения не сложились. А жаль.

Сверхзадачей нашей группы было создание в Крымске группы психологов, которая в дальнейшем могла бы оказывать систематическую помощь. В прямую не получилось, но некоторые наметки есть, через работу с детьми и их родителями. Этим я занимался во второй свой приезд, в детском лагере Натальи Водяновой. Расскажу об этом позже.

Автор текста Леонид Огороднов

(продолжение в следующем посте)