Быль-былица
Самуил Маршак о том, как мы вернулись к старым временам. Для нас это теперь быль-былица.
БЫЛЬ-НЕБЫЛИЦА
Разговор в парадном подъезде
Шли пионеры вчетвером
В одно из воскресений,
Как вдруг вдали ударил гром
И хлынул дождь весенний.
От градин, падавших с небес,
От молнии и грома
Ушли ребята под навес —
В подъезд чужого дома.
Они сидели у дверей
В прохладе и смотрели,
Как два потока все быстрей
Бежали по панели.
Как забурлила в желобах
Вода, сбегая с крыши,
Как потемнели на столбах
Вчерашние афиши…
Вошли в подъезд два маляра,
Встряхнувшись, точно утки, —
Как будто кто-то из ведра
Их окатил для шутки.
Вошел старик, очки протёр,
Запасся папиросой
И начал долгий разговор
С короткого вопроса:
— Вы, верно, жители Москвы?
— Да, здешние — с Арбата.
— Ну, так не скажете ли вы,
Чей этот дом, ребята?
— Чей это дом? Который дом?
— А тот, где надпись «Гастроном»
И на стене газета.
— Ничей, — ответил пионер.
Другой сказал: — СССР.
А третий: — Моссовета.
Старик подумал, покурил
И не спеша заговорил:
— Была владелицей его
До вашего рожденья
Аделаида Хитрово. —
Спросили мальчики: — Чего?
Что это значит «Хитрово»?
Какое учрежденье?
— Не учрежденье, а лицо! —
Сказал невозмутимо
Старик и выпустил кольцо
Махорочного дыма. —
Дочь камергера Хитрово
Была хозяйкой дома,
Его не знал я самого,
А дочка мне знакома.
К подъезду не пускали нас,
Но, озорные дети,
С домовладелицей не раз
Катались мы в карете.
Не на подушках рядом с ней,
А сзади — на запятках.
Гонял оттуда нас лакей
В цилиндре и в перчатках.
— Что значит, дедушка, «лакей»?
Спросил один из малышей.
— А что такое «камергер»? —
Спросил постарше пионер.
— Лакей господским был слугой,
А камергер — вельможей,
Но тот, ребята, и другой —
Почти одно и то же.
У них различье только в том,
Что первый был в ливрее,
Второй — в мундире золотом,
При шпаге, с анненским крестом,
С Владимиром на шее.
— Зачем он, дедушка, носил,
Владимира на шее?.. —
Один из мальчиков спросил,
Смущаясь и краснея.
— Не понимаешь? Вот чудак!
«Владимир» был отличья знак.
«Андрей», «Владимир», «Анна» —
Так назывались ордена
В России в эти времена… —
Сказали дети: — Странно!
— А были, дедушка, у вас
Медали с орденами?
— Нет, я гусей в то время пас
В деревне под Ромнами.
Мой дед привез меня в Москву
И здесь пристроил к мастерству.
За это не медали,
А тумаки давали!..
Тут грозный громовой удар
Сорвался с небосвода.
— Ну и гремит! — сказал маляр.
Другой сказал: — Природа!..
Казалось, вечер вдруг настал,
И стало холоднее,
И дождь сильнее захлестал,
Прохожих не жалея.
Старик подумал, покурил
И, помолчав, заговорил:
— Итак, опять же про него,
Про господина Хитрово.
Он был первейшим богачом
И дочери в наследство
Оставил свой московский дом,
Имения и средства.
— Да неужель жила она
До революции одна
В семиэтажном доме —
В авторемонтной мастерской,
И в парикмахерской мужской,
И даже в «Гастрономе»?
— Нет, наша барыня жила
Не здесь, а за границей.
Она полвека провела
В Париже или в Ницце,
А свой семиэтажный дом
Сдавать изволила внаем.
Этаж сенатор занимал,
Этаж — путейский генерал,
Два этажа — княгиня.
Еще повыше — мировой,
Полковник с матушкой-вдовой,
А у него над головой —
Фотограф в мезонине.
Для нас, людей, был черный ход,
А ход парадный — для господ.
Хоть нашу братию подчас
Людьми не признавали,
Но почему-то только нас
Людьми и называли.
Мой дед арендовал
Подвал.
Служил он у хозяев.
А в «Гастрономе» торговал
Тит Титыч Разуваев.
Он приезжал на рысаке
К семи часам — не позже,
И сам держал в одной руке
Натянутые вожжи.
Имел он знатный капитал
И дом на Маросейке.
Но сам за кассою считал
Потертые копейки.
— А чаем торговал Перлов,
Фамильным и цветочным! —
Сказал один из маляров.
Другой ответил: — Точно!
— Конфеты были Ландрина,
А спички были Лапшина,
А банею торговой
Владели Сандуновы.
Купец Багров имел затон
И рыбные заводы.
Гонял до Астрахани он
По Волге пароходы.
Он не ходил, старик Багров,
На этих пароходах,
И не ловил он осетров
В привольных волжских водах.
Его плоты сплавлял народ,
Его баржи тянул народ,
А он подсчитывал доход
От всей своей флотилии
И самый крупный пароход
Назвал своей фамилией.
На белых ведрах вдоль бортов,
На каждой их семерке,
Была фамилия «Багров» —
По букве на ведерке.
— Тут что-то дедушка, не так:
Нет буквы для седьмого!
— А вы забыли твердый знак! —
Сказал старик сурово. —
Два знака в вашем букваре.
Теперь не в моде твердый,
А был в ходу он при царе,
И у Багрова на ведре
Он красовался гордо.
Была когда-то буква «ять»…
Но это — только к слову.
Вернуться надо нам опять
К покойному Багрову.
Скончался он в холерный год,
Хоть крепкой был породы,
А дети продали завод,
Затон и пароходы…
— Да что вы, дедушка! Завод
Нельзя продать на рынке.
Завод — не кресло, не комод,
Не шляпа, не ботинки!
— Владелец волен был продать
Завод кому угодно,
И даже в карты проиграть
Он мог его свободно.
Всё продавали господа:
Дома, леса, усадьбы,
Дороги, рельсы, поезда, —
Лишь выгодно продать бы!
Принадлежал иной завод
Какой-нибудь компании:
На Каме трудится народ,
А весь доход — в Германии.
Не знали мы, рабочий люд,
Кому копили средства.
Мы знали с детства только труд
И не видали детства.
Нам в этот сад закрыт был вход.
Цвели в нем розы, лилии.
Он был усадьбою господ —
Не помню по фамилии…
Сад охраняли сторожа.
И редко — только летом —
В саду гуляла госпожа
С племянником-кадетом.
Румяный маленький кадет,
Как офицерик, был одет.
И хвастал перед нами
Мундиром с галунами.
Мне нынче вспомнился барчук,
Хорошенький кадетик,
Когда суворовец — мой внук —
Прислал мне свой портретик.
Ну, мой скромнее не в пример,
Растет не по-кадетски.
Он тоже будет офицер,
Но офицер советский.
— А может, выйдет генерал,
Коль учится примерно, —
Один из маляров сказал.
Другой сказал: — Наверно!
— А сами, дедушка, в какой
Вы обучались школе?
— В какой?
В сапожной мастерской
Сучил я дратву день-деньской
И натирал мозоли.
Я проходил свой первый класс,
Когда гусей в деревне пас.
Второй в столице я кончал,
Когда кроил я стельки
И дочь хозяйскую качал
В скрипучей колыбельке.
Потом на фабрику пошел,
А кончил забастовкой,
И уж последнюю из школ
Прошел я под винтовкой.
Так я учился при царе,
Как большинство народа,
И сдал экзамен в Октябре
Семнадцатого года!
Нет среди вас ни одного,
Кто знал во время оно
Дом камергера Хитрово
Или завод Гужона…
Да, изменился белый свет
За столько зим и столько лет!
Мы прожили недаром.
Хоть нелегко бывало нам,
Идем мы к новым временам
И не вернемся к старым!
Я не учен. Зато мой внук
Проходит полный курс наук.
Не забывает он меня
И вот что пишет деду:
«Пред лагерями на три дня
Гостить к тебе приеду.
С тобой ловить мы будем щук,
Вдвоем поедем в Химки…»
Вот он, суворовец — мой внук, —
С товарищем на снимке!
Прошибла старика слеза,
И словно каплей этой
Внезапно кончилась гроза.
И солнце хлынуло в глаза
Струей горячей света.
Самуил Яковлевич Маршак
1947 год
Глаголом жги сердца людей
Каждый из нас должен быть агитатором и пропагандистом. Каждое наше слово должно вгрызаться в душу и заставлять сердце гореть. Ведите остальных, так чтобы свет их сердец развеивал тьму.
Коммунисту
Стихи рабочего Евгения Лаптева.
КОММУНИСТУ
Идея будущего зрима
Во мгле финансовых химер,
Светла, горда, неистребима
В заре грядущих ноосфер.
Носитель истин путеводных,
Возьми ответственность за мир!
Обычный сын коммун народных,
Услышь призыв свободных лир.
Над Русью тихой и смиренной
Сквозь тучи канувших времен
Промчатся гении вселенной,
Штурмуя вечный небосклон.
К вопросам знания планеты
В свободе жизни и борьбы
Разгадки, истины, ответы
Найдут могучие умы.
Придут вершители искусства
И покорители сердец.
Вершины искреннего чувства
Достигнут люди наконец.
Сгорят растоптанные флаги,
Исчезнут линии границ.
Уйдут во тьму попы и маги
С гордыней жалких единиц.
Восстанет мудрая наука
Из пепла жалкой клеветы,
Потерпит крах слепая мука
Обмана, грязи, нищеты.
Исчезнут призраки религий,
Всеведущ станет род людской,
И тектонические сдвиги
Пройдут в истории земной.
Всеобщий труд на благо мира,
Сознанье, воля и прогресс
Низвергнут алчного кумира
И гнета рабского процесс.
Освободится сила духа
От мрака идолов слепых,
И планетарная разруха
Исчезнет в далях голубых.
Достигнет общество расцвета,
Забыв культурный нигилизм.
В пожаре солнечного света
Расправит крылья коммунизм!
И понесутся звездолеты
Во тьму космических далек…
Потомки наши вспомнят — кто ты…
Наступит время, будет срок.
Шевелится в массах осознанный гнев
Стихи простого молодого промышленного рабочего Евгения Лаптева.
К 100-летию Октября
Холодное утро, унылый рассвет
Над городом шумным и дымным.
Прощаюсь с родными, в кармане билет,
И пахнет настоем полынным.
Я многое видел в рабочих краях
Суровых, похмельных, усталых:
Несчастных бомжей в опустелых дворах,
Забытых, ненужных и старых.
Ребят трудовых, отгонявших печаль
Похабщиной злой, алкоголем…
Продажных девчонок, подъездную шваль,
И тех, кто навек обездолен.
Я видел барыг, попиравших народ
Забитый, растерянный, нищий,
Под лозунгом счастья и чудных свобод
Лишенный и крова, и пищи.
Я видел такое бессилье труда,
Такое бесчинство богатых…
Я должен уехать — проходят года
В утробе заводов горбатых.
Здесь улицы храбрых советских бойцов,
Спортсменов, поэтов, ученых
Овеяны бредом холеных попов
О муках политзаключенных.
Здесь сытость и хамство трусливых чинуш
Не знает разумных пределов.
На бедных и слабых срывается куш
В трясине никчемных отделов.
Здесь разум мятежный уснул на века,
Смиреньем пропитаны души.
И тошно молчанье, и жизнь нелегка
Во чреве промышленной туши.
Огромные храмы и нищий приход,
Торговые центры и свалки.
Бесправье рабочих и алчность господ,
Мошенники, воры, гадалки…
Закрытые школы, больницы в долгах,
И вонь мелкотравчатой прессы,
Воинственный пафос, немыслимый крах,
Невежды, цапки, мракобесы…
Эх, русские люди! Куда вы пришли,
Поверив словам шарлатанов.
Вы правду забыли, а кривду нашли
В мерцаньи дешевых экранов.
Какая великая смрадная ложь
О чистых руках капитала
Ряды ожиревших бессовестных рож
Бравадой своей воспитала.
Неведомы честность и праведный долг,
Сочувствие, мудрость и скромность.
Им каждый рабочий — алкающий волк,
Не знающий слова «покорность».
Им каждый учитель, военный и врач:
Тупое и жадное быдло.
Ничтожны проблемы, бессмысленен плач…
Их алое пламя остыло.
Дворцы пионеров рассыпались в прах,
Замолкли горячие горны,
И красное знамя поблекло в веках.
Потомки его недостойны.
Они променяли родную страну,
Надежду грядущего мира,
На скотскую пошлость и тягу к вину,
На шутки дрянного сатира.
Они предпочли полумертвый комфорт
Громадным опаснейшим стройкам,
Убили науку, оставили спорт,
Предавшись разгульным попойкам.
Они растащили богатство отцов
По тесным и темным квартирам,
Дела их не стоят пронзающих слов,
Наследие им не по силам.
Простерлась над бездной рука торгашей,
И рухнули красные звезды,
И тысячи, тысячи рыночных вшей
Достали старинные розги.
И некогда вольный могучий народ,
Предвестник зари коммунизма,
Испуган и жалок, как загнанный скот,
Пропета которому тризна.
Эх, русские люди… Не помните вы
Как грозен был поднятый молот,
Как яростны песни гражданской войны,
Как мир удивительно молод!
Как вы поломали монархий хребет,
Россию спасли, защитили,
И жили достойно… почти сотню лет,
И светлою силой прослыли.
Не выдержит мук пролетарская честь,
Не вечно людское терпенье.
На всякую подлость возмездие есть,
На всякое горе — отмщенье.
Шевелится в массах осознанный гнев,
Все громче и громче призывы
Своими трудами навек овладев,
Бороться с идеей наживы.
Не верить в отвратный мещанский покой,
Разрушить кредитное рабство,
Стать силой единой — не глупой толпой,
Создать нерушимое братство.
И руки трудящихся встретятся вновь!
Победа коммун неизбежна.
История верит в горячую кровь,
Решимость которой безбрежна!
Холодное утро, унылый рассвет
Над городом шумным и дымным.
Прощаюсь с родными, в кармане билет,
И пахнет настоем полынным.
Я многое видел в рабочих краях,
Встающих на путь пониманья.
И многое будет являться во снах
Предвестником бури восстанья.
https://pbd.su/агитпечь/шевелится-в-массах-осознанный-гнев
Источник: К 100-летию Октября — http://www.stihi.ru/2017/06/14/5564
О важности котлеток в жизни женщины
Автор стесняется своего творчества, но публикую с разрешения.
Предыстория:
По пляжу ходят разные фигуры:
Все настоящие, не из песка!
У каждого своя фактура,
Эх, и меня берет тоска!
Ну кто придумал эти рамки,
Что женщина должна держать?
И почему должна я весить,
И калории считать?
Надену я купальник красный!
И дефильну-ка в нем на пляж!
Я - женщина!
Я - королева!
Им не не нужен камуфляж.
Лариса Погосова, 1.08.17
Макака и капитализм (басня)
Макака на суку сидела,
Пилила ветку под собой,
Как в Санте-Барбаре хотела
Извечно жить все молодой,
Богатства и престиж хотела
И славный домик в Малибу,
И от того сильней корпела
На неподатливом суку.
А сук не прост, он не из ваты,
В нем есть и сталь, и есть кирпич.
То возвели неадекваты,
Чьих звать Иосиф и Ильич.
Они макаку угнетали -
Пить не давали, брили шерсть.
Они макаку заставляли
Точить им гайки на М6!
Но так макаку не опустишь!
Макаку так не проведешь!
Она всю боль пилою спустит
Срывая ненависти дрожь.
И так пилила без умолку,
Окрылена мечтою той.
А на земле стояли волки
И ухмылялись меж собой.
Готовы к Евро-2024? А ну-ка, проверим!
Для всех поклонников футбола Hisense подготовил крутой конкурс в соцсетях. Попытайте удачу, чтобы получить классный мерч и технику от глобального партнера чемпионата.
А если не любите полагаться на случай и сразу отправляетесь за техникой Hisense, не прячьте далеко чек. Загрузите на сайт и получите подписку на Wink на 3 месяца в подарок.
Реклама ООО «Горенье БТ», ИНН: 7704722037
Отпускное, коммунистическое.
Лёжа на пляже в голову внезапно полезли какие-то идиотские мысли которые тут же зарифмовал. Строго не судить, первый подобный проблеск за мной хД
***
Пионер не вздумай
Кока-кола - зло
Хоть и с нашим знаменем
Цвета одного
***
Колой вымыл чайник
С пепси тёр ведро
Но лучше отмывает всё
Советское ситро!
***
Кассетный плейер филипс
Вор украдёт легко
А с нашей радиолой
Не справится никто!
***
Не провести наше либидо
Для нас Линда Лавлейс никто
Хорошая девочка Лида
В сердцах всех мальчишек давно
***
Поймаю я ночью девчонку
И силой в кусты затащу
А по завершению дела
Я ей "Мир, труд, май" прошепчу.
***
Всем добра и солнца)