Дождь лил не переставая уже два года. И это был не тот дождик, под которым можно пробежаться в теплую погоду. Нет, это был предельно холодный и безжалостный дождь. Впрочем, чего еще ждать от природы, которая пытается очиститься от последствий повсеместных ядерных взрывов?
Выживших было немного, где-то тысяча- другая человек. Лица их были покрыты чудовищными язвами, все они были больны онкологическими заболеваниями. Это было очень обидным – пережить весь этот кроваво-красный ад, выжить в черном безмолвии «атомной зимы» и сдохнуть, как последняя помоечная крыса, от раковых опухолей. Единственным утешением людей стали сильные наркотики и безумный непрекращающийся процесс совокупления. В этом новом мире секс был прост и доступен, как вода и пища, нет, даже доступнее, поскольку незараженные питательные вещества найти было достаточно проблематично. Самки (а назвать их людьми в сложившейся ситуации было невозможно) раздвигали ноги за кусочек шоколада, еще сохранившегося на складах, за доброе слово, а иногда и просто так, от скуки и чтобы чуточку заглушить боль съедаемых раковыми клетками внутренних органов. Презервативы не использовали из принципа, надеясь, что хоть одна из самок родит здорового ребятенка.
Машка отколупывала частички своей кожи, с любопытством разглядывала их и отправляла в рот. К ней подошел Витя. Ухватил за ляжку, стал пробираться к лобку, а второй рукой наминал ее немаленькие груди. Витя в прошлой, довоенной жизни был совсем незавидным кавалером: был студентом, спускающим свою жизнь в унитаз, дни и ночи играя в онлайн-игрушки. Да в той прошлой жизни Машка (тогда еще красавица и богиня Мари) на него бы даже не посмотрела. Ей интересовались совсем другие мужчины – состоятельные, влиятельные, с чуть поседевшими висками. Они дарили огромные букеты цветов и бриллиантовые колье, а Мари надувала губки и говорила: «Пусик, ты такой молодец, я тя лю». В той ее жизни были рестораны и даже один раз яхта. Изредка за это приходилось платить своим телом, но частенько получалось раскрутить «папика» на подарки и без плотских утех. Уж в чем, в чем, а в этом деле она знала толк, и могла свести с ума любого. Нежная кожа ее приятно искрилась в свете ламп, тело ее извивалось под сильным и красивым мужчиной. Но теперь все кончилось. Тело ее больше не блестело, а было покрыто струпьями и следами от ожогов, вместо платья от модного дизайнера она носила какие-то лохмотья, сорванные ей с трупа старухи, чтоб хоть как-то согреться. Запаху ее мог позавидовать любой бомж с заплеванных городских улиц. Впрочем, было в этом запахе что-то одурманивающе-дикое, заставляющее всех мужчин раз за разом входить в ее разгоряченное лоно. Вот и сейчас она с готовностью стянула свои лохмотья и оголила некогда прекрасную задницу. Двадцатисантиметровый поршень Вити вошел в нее, проникнув фактически до матки. Сок потек по ее ногам, и она сначала тихо, а потом громко застонала….
Витя схватил Машины волосы и накрутил их на свою руку. Маша крикнула что-то нечленораздельное, но ему было наплевать на то, что чувствует эта подстилка. Ему даже нравилось причинять ей боль. Он мстил Маше за ту девочку с черными глазами, что презрительно хихикала, глядя на его девственные усики. За насмешки одноклассников, однокурсников и случайных людей. За изорванный портфель, за мочу в пенале, за изрезанную бритвой куртку. За работодателей, которые, видя неуверенного и покрасневшего Виталия, моментально отказывали ему.
Но все-таки Витя был романтиком. Забитым, униженным, озлобленным романтиком. Кончив в Машу, он выдавил из себя «Шлюха, я тебе, короче, вот, цветок принес». И он вытащил из кармана куртки неловко скрученную железную розу. По краям она была покрыта Витиной кровью, потому что безрукие раздолбаи остаются таковыми, даже если чудом выжили после Армагеддона. Маша улыбнулась, ей стало очень тепло и хорошо, ведь ее вновь любили и дарили ей подарки, да еще такие милые. Она потянулась своими губами, покрытыми белым налетом, к Вите. Он брезгливо поморщился и отошел от нее.
А ведь он не хотел такой власти, совсем не хотел. В данный момент он с радостью бы променял свою власть над местными девушками на клечатый плед, мощный компьютер и мамкин борщ. Но ничего из этого у него уже никогда не будет.
Компьютерных задротов частенько называют инфантильными дурачками. Этакими большими детьми. На самом деле это не так, поскольку действительно инфантильными дурачками стали серьезные солидные обыватели, патриоты, надежда и опора страны. Именно они заварили всю эту кашу. Они любили власть, хотели расширять границы и мстить проклятой Америке.Память услужливо подкинула картинку из той, старой жизни: Толпы солдат с криками «За Россию! За Президента! Не дадим американскому отродью оккупировать братскую Украину!». А потом сошедший с ума президент страны, видя, что толпе недоумков с «калашниковыми» в руках не победить хорошо вооруженных и обученных солдат США, решил использовать ядерное оружие. Которое, впрочем, не долетело даже до границ Польши. Сбитые системой НАТОвских ПРО «Тополь-М» попадали, как спелые груши, на европейскую часть России, прихватив с собой Украину и Беларусь. И эти территории погрузились в полнейший хаос. Люди ели друг друга, тушенку, гипсокартон, кошачье говно, все, что можно было есть, а также все, что есть было нельзя. Удивительно, но в этом мире выживал не приспособленный, а циничный. Так как люди сбивались в довольно большие стаи для обеспечения пропитания, важным навыком стало умение перевести стрелки на другого. Хотят съесть тебя, а ты говоришь, что вон та дамочка помясистее будет. Тебе начинают рассказывать про «Онажемать» и показывать ее ребеночка, а ты предлагаешь заточить и его. Витя овладел этой наукой в совершенстве, потому что до войны, помимо задрачивания в компьютерные игры, сидел на очень странных сайтах для таких же неудачников, как он, сайтах, пропитанных цинизмом, отрицанием морали, женоненавистничеством. И именно навыки отрицания общественных устоев не раз спасали его жизнь.
А теперь пора было за провизией, на еще не до конца разграбленные продуктовые склады. Собрав рюкзак и взяв ружье, он вышел под гнойное небо. Дул жуткий ветер, небеса будто сошли с ума. Всюду был пепел и гарь. Тяжело ступая, он прошел первые двадцать метров и тут увидел их…
Бывших солдат. Оборванных, голодных и злых. Если они увидят его, просто застрелят и сожрут, что, впрочем, сделал бы и он сам, будь у него под началом куча здоровых мужиков. Но таковых у него не имелось, так что выход был один – бежать, надеясь, что они его не заметят. И он рванул. Рванул так, как и сам того не ожидал. Бешено стучало в висках, под ложечкой сосало, ледяной ветер хлестал его лицо. Обугленные дома и деревья проносились перед его взором.
К сожалению, ему лишь казалось, что он бежит быстро. Один из солдат дернулся пулей в его сторону и выстрелил. Резкая боль. «Это конец- подумал Витя.-позорный и страшный». Витя знал, что в этом мире любая смерть, даже героическая, позорна и страшна. Любая смерть. Лежа в луже крови, текущей из его кишечника, он плакал. Рыдал навзрыд о потерянном мире, о спокойствии, о тех теперь уже казавшимися просто детской глупостью унижениях. Витя вспомнил, что он тоже косвенно виноват в этом ужасе, который происходил вокруг. Был грех, любил Витя позлить в интернете сторонников мира. Он писал им, тыкая слабенькими пальцами по клавиатуре: «Поганый либераст! Белогандонник!». Если человек попадался вменяемый и пытался аргументировано спорить, Витя подключал тяжелую артиллерию «Хохол порвался, внесите нового». Как же он был глуп! А ведь если бы он задумался своим мозгом, он бы понял, что вторжение на чужую территорию – это плохо. Война – это плохо. Всегда. И не важно, где чужие, где свои. Что патриотизм – всего лишь вывеска, которой, как продажные шлюхи, пользуются разного рода проходимцы. «Люби меня, я твоя Родина» – орут одни. «Нет,твоя Родина – я» - орут другие. Они все ублюдки. На самом деле Родина – это та глупая девушка с черными глазами, Родина – это одряхлевшая от страданий клубная Маша, Родина – это отец и мама. А эти – не Родина.
Если бы Витя мог сейчас рассказать людям прошлого, к чему приведет этот никчемный патриотизм. Если бы он мог сказать, как много значит чистый воздух, зеленые деревья и синее небо над головой, а не этот удушливый смог, желтые куски дерьма и серо- черная каша перистых облаков, скрывающая солнце. Он понял, что готов простить всех – и обидчиков, и презрительно хихикающих клубных чик, лишь бы все вернулось назад. К миру, где бродить по разрушенным кварталам и убивать супермутантов можно лишь в компьютерных играх. Где самая большая угроза для его жизни – быть вычисленным по айпи каким-нибудь полугопником или же сотрудником отдела «К». Где не надо жрать людей.
Тут один из солдат подошел к нему, пнул его сапогом (это было дьявольски больно) и начал отрезать кусочки от еще живого Вити. Кусочек за кусочком. Адская боль обжигала все его тело. Это конец… Конец…
Витя очнулся в медицинском кабинете своего ВУЗа. Старая врачиха с выпученными глазами тут же начала его отчитывать: «Ах ты же сраный наркоман! Цикломед значит он закапал! Мы ж тебя, идиота, еле спасли сейчас от передозировки. Об этом инциденте станет известно ректору, будь уж уверен в этом, я тебе такую сладкую жизнь устрою!»
Витя радостно подпрыгнул и поцеловал ошарашенную медицинскую сотрудницу в щеку, крикнув: «Я вас люблю, Марина Александровна» и выбежал из кабинета. Врачиха терла щеку и бормотала под нос: «Обколются тут своей гадостью, того гляди изнасилуют» и решила установить в своем кабинете сигнализацию.
А Витя встретил в коридоре пафосную Мари, которая вот уже третий год была объектом его мечтаний и беспокойных ночей. Она бросила ему «О, уебище лесное идет», на что Витя ответил – «Маша, ты здоровая и живая, прости за то, что за волосы тебя, но я же розу подарил». Мари долго крутила пальцем у виска, на всякий случай решив больше никогда не подшучивать над этим психопатом, а то он и убить может.
И, наконец, придя домой, уселся наш герой в кресло, обернулся клечатым пледо