Без четверти восемь.
Хмурое майское утро.
Подходим с Иванычем к подстанции, картина маслом - Бубль Гум, набегавшись под дождиком, пьёт из лужи, а напившись - играет с дождевым червяком, сам мокрый и грязный, как поросёнок.
- Ща те мамка задаст, Ихтиандр грёбаный! - ворчит шеф и поднимает кота за шкирку от пойла и обрадованного освобождением червяка,- Бухла тебе нормального не хватает, глушишь откуда не след...
- Ща и нам задаст! - мрачно вторю я ему,- Звонила тебе?
- Ага, сказала, что мы в рубашках родились...- улыбается он и затаскивает мокрого кота на подстанцию...
Кабинет. Мы.
Объяснялки. Мрачная Сергевна, вытирающая кота полотенцем. Мокрая весёлая морда Бубль Гума, отрывавшегося всю ночь по полной ...
Кофе втроём. Высыхающий Бубль Гум, валялки под ногами. Посиделки на маленькой тёплой кухне, приезды наших бригад...
Наверное, это было счастье...
Я бы дорого дала, чтоб оказаться ещё разок, ну хоть на десять минут на той кухне, в компании Иваныча, Сергевны и нашей смены ...
Ну и кота, разумеется...
Сейчас, болтаясь в московской линейной бригаде, и печатая пальцем эти строчки, мне кажется, что это было очень давно, лет сто назад...
Но это было, и было из-за проехавшей по нам обоим, моей неосмотрительности, и таким образом
мы поучаствовали в ...
ИСТОРИИ С ДЕНЬГАМИ,
противно памятной мне до сих пор.
Тот день не задался с утра.
Проливной дождь шёл целые сутки. Майская погода была против нас, мокрых до нитки Чипа и Дейла, спешащих на помощь.
Сначала у нас не пришёл-заболел наш постоянный водитель, понимавший нас с шефом с полуслова, потом мы поругались с подменным водятлом, заявившем, что не обязан таскать носилки и подъезжать к бордюру тротуаров, чтобы мы могли вылезать не в лужу, затем нам не дали пообедать, выдернув на выезд с поводом "Плохо у помойки".
Алко-страдалец, которого разбудил нежным встряхиванием Женька, возмутился и пожелал нам провалиться сквозь землю.
Ну проваливаться мы не стали, зато огребли вызов по рации "Плохо, вызывает милиция" и, прилетев на любимый Сельстрой, обнаружили сидящую на чугунной крышке уличного колодца, вхлам пьяную особь женского пола, заявившую нам, что она - кондуктор троллейбуса и все, кто здесь без билета, по-хорошему отцеда уёхивают на своих двоих, бесплатно она никого не повезёт...
Пожелав ей бесплатного троллейбуса из вытрезвителя, мы, поржав с ментами, погнали было на подстанцию, но увы, рация известила нас, что из помойки на соседней улочке торчат две ноги и надо выяснить кому они принадлежат, да и удобно ли товарищу в контейнере.
Подрыгав ногами, и с неохотой покинув гостеприимную помойку, персонаж сказал, что зовут его Иоганн Себастьян Бах и он ищет тут пропитание, ибо великие люди все бедны, как церковные мыши.
Пригласив сотрудников милиции к нашему гению, Иваныч заметил, что если так пойдет дальше, то милиция и вытрезвитель занесут нас в черный список.
Он даже не представлял, насколько близок к истине и как ещё, в те треклятые сутки, поучаствуют сотрудники милиции в нашей жизни и работе...
- Жень, у котов сотрясения мозга бывают?- задумчиво спросила наша Васильевна, глядя в окно на бесившегося под дождем Бубль Гума,- Ты только глянь на нашего! Он сегодня с берёзы хряпнулся, ещё днем, лазить-то не умеет ни фига, и весь день мокрый носится, странный какой-то ...
Мы подошли к окну диспетчерской.
- Да он с девкой! - прищурился Иваныч,- Глянь, Ленк, трёхцветную кралю закадрил! От любви сотрясается!
И Иваныч рассмеялся.
Я улыбнулась. Разбаливалась голова, видно погодка срабатывала против меня.
Ночь свалилась на нас шквалом вызовов и нескончаемым ливнем с грозой.
Повод к тому проклятому вызову звучал вполне по скоропомощински - плохо женщине, вызывает прохожий.
По прибытию, мы обнаружили 77-летнюю, бедняцки одетую женщину, без сознания.
Инсульт.
Кома.
Мокрая и грязная от падения, она лежала под дождем, по видимому, уже давно, прямо в большой грязной луже. Нас проводил к ней худенький юноша лет пятнадцати, неизвестно чего делающий ночью на улице. Он же, ну буквально ещё ребёнок, мокрый насквозь, как и мы, помогал чем мог... Погрузив носилки в машину, он спросил, куда повезём, отошел в сторонку и я удивлённо отметила про себя, что он перекрестил нас вослед...
Помощь. Госпитализация. Летели с мигалками, сдали живой, но очень тяжёлой... При ней, в стареньком плаще, обнаружили пенсионное удостоверение, валидол, носовой платочек и рублей пятьдесят денег в кармане. Всё сдали в приёмном покое.
Сколько раз говорила нам всем Сергевна - берёте на носилки человека с улицы без сознания - оглядитесь, есть ли при нём вещи, возьмите с собой всё, даже пустой пакет.
Каюсь вам, уважаемый читатель, что даже под тем проливным дождем, в полутьме, когда мы голыми руками, уже потратив за день наш перчаточный лимит, грузили женщину, я видела краем глаза, что в луже, возле ее головы, лежит старенькая чёрная, мокрая насквозь тряпочная сумка , как мне показалось пустая . Но занятой тяжелым состоянием больной, мне не с руки было вытаскивать из лужи ту сумку, да и не видела я в ней никакой ценности. Кроме того, при каждом наклоне вниз, голова моя начинала пульсировать дикой уже болью и мне становилось всё фиолетово, только бы ещё не стало рвать...
Иваныч, в такой ситуации, сумки просто не видел, да и был занят более важным делом- погрузкой носилок и оказанием помощи. Глянув на меня в машине, сказал, что я выгляжу немногим лучше нашей бабки, с разницей, что в сознании...
Возле больницы мне стало совсем плохо, рвало, и женщину мой шеф в приемном покое сдавал один, понимая мои проблемы.
Ночью раздался телефонный звонок в диспетчерскую и обеспокоенная Васильевна пришла к нам на кухню.
- Подойди к телефону, Жень.
Я, уже справившись со своей головой таблетками, последовала за ним, почему-то сразу заволновавшись.
Звонивший мужчина, с ударением на каждом слове, обвинял нас в присвоении двадцати тысяч рублей его матери, которые, якобы, он ей дал сегодня.
Зарплата моя тогда составляла примерно две тысячи с небольшим рублей, у Женьки побольше, примерно четыре тысячи. Сумма денег для обоих нас была немалой, даже с отпускными мы не получали таких денег.
- Хороша добыча у вас? Алкашка вам она, что ли? Ограбили и полтинничек в приемник сдать не побрезговали? Ох, погрели вы ручки! - ядовито говорил мужик в трубку, и мне было слышно, как он сказал, что уже написал на нас заявление в милицию, а Иваныч, мой честный Иваныч, не успевая вставить хоть слово в наше оправдание, мрачнел с каждой минутой.
Подумать было невозможно, что у пожилой женщины в заплатанной одежде, могла быть при себе такая сумма денег.
Мне вспомнилась старенькая матерчатая сумка, о которую я, вопреки наставлениям Сергевны, не стала пачкать руки, да ещё адский долбеж в голове вынуждал меня подхалтуривать. И вот...
Я молчала о сумке, прям горько молчала и всё. Ничего было уже не поправить...
Женька передал разговор мне, хотя я и так всё слышала. Уже была глубокая ночь, но все, кто был на подстанции, пришли в диспетчерскую, думали как быть. В такой ситуации мог оказаться любой из них .
Долго думать не пришлось, на подстанцию приехали сотрудники нашего РОВД и пояснили нам причину своего визита. Заявление - да, они приняли, но доказательств нет, как нет и денег при больной. Что делать, ребята, думайте, может, знаете чего...ммм...может, сами признаетесь, отдадите денежки и замнём дело...как-то так♀.
Со времён "украденного белого кота" мы ни разу не были обвиняемыми в каких- либо кражах. Иваныч нехорошо прищурился и , глядя в одну точку, пояснял сотрудникам, как и что происходило там, на месте. У меня разрывалось всё внутри от того, что он испытывает, разговаривая с милицией. Он был дико оскорблён. Мне и самой было тошно так, как никогда в жизни.
Мы знали многих сотрудников нашего РОВД, встречались с ними на адресах, в том числе и в самом отделении милиции. Они не раз вызывали и к своим заплошавшим коллегам, кстати и после злоупотреблений тоже. Иваныч лечил всех, консультировал, снимал ЭКГ, никогда не ссорясь с ними ни из-за чего.
И вот теперь - нате вам, получите, "может сами сознаетесь в грабеже" ...
Его трясло.
Я сказала, что хочу курить, хоть и не курю.
Женька сказал, что капля никотина убивает лошадь, а такую глисту, как я , разорвёт на части! Обойдёшься, вон, скоро в тюрьме накуришься ...
Он и в такую минуту меня поддерживал.
Мне было тошно, но я улыбнулась, больше для него, чем желая этого.
***
Не переживайте. А то я, восстанавливая события, частенько накаляю обстановку.
Всё это правда. Но обошлось неожиданно и чудесно, впрочем, к чудесам мы тоже были привычные, как и к нашим передрягам.
Помните молодого человека, почти мальчика, помогавшего нам?
Как в стихах Твардовского "Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку, но как зовут - забыл его спросить..." Благодарю тебя, оставшийся неизвестным парнишка, благодарна тебе была всегда, но сейчас, вспоминая всё это - снова всколыхнулась искренней признательностью...
Когда мы отъехали от места происшествия, он заметил и вытащил из лужи ту самую тряпочную сумку , и обнаружил в ней намокший свёрток денег и ключик, видимо от квартиры. Нас было не догнать, но я же и сказала ему, куда мы везём женщину. Под проливным дождём, пешком, ночью, один, он шёл до больницы, и это было немалое расстояние, и отдал деньги, не взяв ни копейки, в приемный покой, объяснив, что и как было.
Сын женщины, узнав о найденных деньгах от сотрудников больницы, заявление в милиции сразу забрал, но нам не звонил и не извинялся.
Хорошо, что под утро позвонили из РОВД и всё сказали .
Утром следующей смены, вручив Сергевне мокрого кота, мы рассказали всё, что знали о той ситуации. Приводя в порядок Бубль Гума, она качала головой и велела быть внимательней.
Моя оплошность с той сумочкой осталась тайной для всех и тяжестью на душе...
Покофеячившись втроём, мы отправились на выезд, и первое, что увидали, выйдя с подстанции - это наше полосатое сокровище, уже свалившее на прогулку, залезшего-таки на берёзу и орущего, что есть мочи.
- Мож, правда сотряс у него, Ленк?..Он отродясь по деревам не лазил! - сказал мне Иваныч.
Я ответила, что долазился, поди слезть теперь не может, вот и орёт.
- Нехер орать! - крикнул Женька Бубль Гуму, - Вей гнездо, придурок, и ложись спать! Приедем - снимем... Услуга платная! Да, Ленк?..
И он, схватив за капюшон летней куртки, потащил меня в машину...