Неужели
Поручения снова кому-то даны.
Только нет исполнения даты -
Неужели в пределах огромной страны
Никому не нужны результаты?
Я не ханжа, не вождь и не оратор,
Я просто потихонечку живу.
Но пятый месяц крутит перфоратор
Безжалостное жало наяву!
Затеяли ремонт соседи слева -
Они не могут жить без красоты.
Работники их сверлят яро, слепо
Все стены по периметру мечты.
О, перфоратор, без тебя не мыслят
Теперь ремонт ни в Томске, ни в Москве!
Король отверстий, истребитель мыслей,
В моей больной звенящей голове.
Кто изобрел сей инструмент полезный?
Кого мне должно возблагодарить? -
Мы через день на стену уже лезли,
Теперь по ней мы учимся ходить.
Почти как фильм «Жилец». Полански Рома.
С ума нас также думают свести,
Мы редко заикаемся, мы дома,
Но мы, похоже, вышли… и в пути.
Нам говорят – они в законном праве,
Сверлить мозги нам можно по часам.
Ужасны звуки в адской их октаве,
Да тот, кто сверлит, конченный и сам.
И с улицы в окно все те же звуки,
Ни лай щенка, ни детский звонкий смех,
До нас не долетят. Влажнеют руки,
В измученном мозгу маячит грех.
Я раньше был покладист, тих и скромен,
Не лез в чужой бардак и хриплый спор.
Но когда слышу, что соседи в доме,
Посматриваю часто на топор…
Года, сквозь частокол тревог,
Летят, как провиант из трюма -
Я ведь недавно что-то мог,
ПризнАюсь честно, я так думал.
И я любовь найти хотел,
У камня повернув направо.
То очищал, как чистотел,
То становился переправой.
Да, я не смог всего, что мог
Отдать из потайного люка.
Я даже люк тот не сберег,
Беречь себя – такая скука.
И, дробь поймав над камышом,
Как юный селезень на взлете,
Я в свой прекрасный капюшон
Налил любимый ваш крюшон -
Стреляли? Что ж теперь не пьете!
Я сел на мель. Под килем – грунт,
Куда бежать, кому молиться?
Пуд соли? Ладно! Лиха фунт?
Чем встретит резвая столица?
Найду ль себя? Пойму ль других?
Не засбою, не позабуду?
Как жизнь сложу в единый стих,
И не предам ли вестовых,
Что мчат ко мне сказать про чудо.
Вот под рыжеющей тугой
Луной, что выглядит нелепо,
Я сам не тот уже – другой -
Того меня некрепкий слепок.
Полузастывший алебастр!
Лепить с него – пустое дело.
Но обнажи глубинный пласт,
Он горсть тепла еще отдаст -
Два поцелуя неумелых…
Я узнаю Уфу среди прочих российских столиц
По бегущим сквозь город холодным стремительным рекам,
По красотам вечерних лилово-пурпурных зарниц,
Тех, что путнику светят с предгорий от века до века.
Я найду город свой на вершинах окрестных холмов
С Невской церковью бывшей и сквером Мустая Карима.
Я узнаю Уфу среди тысяч других городов
По аллеям ее и бульварам ни с чем несравнимым.
Я узнаю ее и по черным-иссиня глазам,
По звенящим на шеях прекрасных башкирок монистам,
По поющим народную песнь о любви голосам
Мелодично звучащим... Глубоким... Пронзительно чистым.
...
Вновь куплет за куплетом пишу, город мой, о тебе,
О восторженном чувстве, которого больше не скрою -
Я влюблен в город свой! И спасибо большое Судьбе
Что родился, живу и свой путь здесь окончу земной я!
(Мои авторские стихи)
Я ладонью воды касаюсь,
Чтобы холод вокруг ощутить.
То грешу, то все время каюсь,
Я пытаюсь, стараюсь жить.
Мне не страшно порой, не больно,
Не пытаюсь "багаж" забыть.
Не стараюсь опять невольно,
По-другому, иначе жить.
Но зачем-то опять притворяюсь,
Будто страшно другим сказать,
Что грешу иногда, и каюсь,
Чтобы заново жизнь начать.
С головой в океан ныряя,
Серди боли ищу себя.
Находя и опять теряя,
Проклиная и снова любя.
Заборы упали, и избы осели.
Сады превратились в дремучие дебри.
Опять отмечают бомжи новоселье -
Бубнят в темноте, словно дикие вепри.
И так через дом. Ниткой улица вьется.
И ставня скрипучая с ветром играет.
Как будто над памятью нашей смеется
Бурьян осмелевший на крышах сараев.
Стоит на крылечке убогом старушка.
И смотрит на нас, хоть глазами страдает.
Воды даст испить из заржавленной кружки,
Но хватит ли нам, мы допьем и узнаем…
Вот раньше здесь жили обычные люди.
Рожали, боролись и много терпели
Никто ничего не давал им на блюде,
Но им всем хватало, все были при деле.
Доили корову, сажали картошку,
И траву косили, и землю пахали.
И видели счастье, пусть даже немножко,
Но им всем хватало, другого не знали.
И полные семьи, и смех ребятишек,
Без спроса ворвавшихся в царство малины.
Одни сапоги, на троих одна книжка,
Но им всем хватало, а мама молилась.
Усевшись на печке, птенцы человека
Притихшие, слушали жизни дорогу -
Их папка с войны воротился калекой,
Но это неважно, живой, слава Богу!
……………..
Вспорхнула сорока с озябшего кола,
Услышав забытого трактора звуки.
Разобрана наша советская школа.
И нам не хватает, и чешутся руки.
Все было давно и как будто не с нами.
Кто нам подложил эту страшную мину?
Кто жизнь подменил нам кошмарными снами?
Кто главную нам оборвал пуповину?
Чего мы добились? Расцвета? Подъема?
Успехов немыслимых? Нанопрорывов? -
Застывшие судьбы в оконных проемах,
И тело деревни сплошь в гнойных нарывах.
Сидят козырные тузы в госконторах,
Бессовестным брюхом столы подпирая,
А деньги хоронят в удобных оффшорах –
Бурьян осмелевший на крышах сараев…
Слушайте, люди! Не в первый раз
В наших селеньях мы тянем газ.
Вышла старушка в рваном халате -
Нет денег, бабуля? – Дети заплатят!
Мы магистраль по улице тянем.
Врезка, сварка - к тебе достанем.
Тысяч двести давай нам сразу -
Два часа работы и быть газу!
Да что ж ты вздрагиваешь и вздыхаешь
Переспроси, коль не понимаешь.
Не такая уж это сумма, кстати,
Нет денег, бабуля? – Дети заплатят!
Да что ты плачешь, милая бабушка?
Мы, если что, в конце улицы, рядышком.
Надумаешь, плати и пиши заявление,
А мы тебе – голубого огня явление!
Что ты говоришь, я не слышу… ветер,
Говоришь, ты не знаешь, где твои дети.
Говоришь, ты одна и помочь некому
Ну, тогда извиняй, бабуля, нам некогда.
Работы ведь валом – полно заказов
А ты привычная – поживи без газа.
Заготовь дров, кубов пять где-то,
До весны дотянешь, а там – лето!
Мы сами не можем, нет приказа
Вот так легко расставаться с газом.
И хоть ты старая, а мы молоды
Неохота лечь меж наковальней и молотом.
Мы ушли, а бабушка как застыла
Ведь она окопы под Смоленском рыла,
С «передка» спасала юных поколение,
В чернозем упершись рваными коленями.
Тяжелы носилки, веса в них излишек.
Вот и не пришлось ей нянчить ребятишек.
Нет стиха острее и грустнее повести.
Вытравлены газом в нас остатки совести!