Педальный скакун Апокалипсиса родом из США.
Прогресс неостановим. Наука и техника победят всё. Пространство и время сдают позиции. На Марс летим в этой пятилетке. Ядерное оружие — удобный инструмент поля боя. Перед вами бурные 50-е, послевоенный промышленный бум и рождение рок-н-ролла.
То, что потом политкорректно назовут «революцией сознания», ещё впереди — в 60-х. Но американским ракетным и атомным инженерам 50-х годов вещества, расширяющие кругозор, были ещё ни к чему. Им пока хватало внутреннего запаса энтузиазма и креативности.
Времена тревожные. На дворе 1955-57 годы. Баллистические ракеты только создаются, а вот бомбардировщики уже начинают ёжиться в синем небе: ПВО крепчает. Задача невозбранно доставлять ядерное оружие на соседний континент уже назрела и перезрела. Решать её пытаются созданием сверхзвуковых бомбочудищ (М-50 в СССР, а в США — B-58 «Хастлер» и XB-70 «Валькирия»). Но лица, оснащённые прогрессивным мыслящим аппаратом, всегда смотрят дальше…
XB-70 «Валькирия»
На тот момент ракетная техника сравнительно неплохо умела делать большие самолёты-снаряды, а дальнюю баллистику ещё только пробовала. И вот группа интеллектуально продвинутых существ предложила создать беспилотный сверхзвуковой межконтинентальный бомбардировщик. Ракету, которая ведёт себя как самолёт, — всё, как любили в то время.
Сразу встал вопрос о двигателе, и его решили моментально: ядерный воздушно-реактивный прямоточник.
Если предельно грубо описывать принцип, то он основан на нагреве набегающего потока. Сначала ракета стартует на твёрдотопливных ускорителях, разгоняется, а потом включает маршевый движок. Воздух попадает через воздухозаборник в активную зону бортового реактора, где сквозит по тонким каналам среди топливных элементов, и там же находится делящееся вещество. Поток разогревается до высоких температур (больше 1000 градусов Цельсия) и создает тягу.
Плюсы такой схемы: не нужен бортовой запас керосина. Зарядил реактор — и пусть себе летит. Минусы: грязь в выхлопе, ионизирующее излучение во все стороны (какая ещё биозащита? Не знаю такой). Вывод? Делаем немедленно! Вы теперь называетесь «проект „Плутон“».
Связка из трёх ломов не тонет
Разработку этого педального скакуна Апокалипсиса передали компании Ling Temco Vought. Конструкция вырисовывалась предельно функциональной, не сказать — дубовой. Не случайно разработчики окрестили ракету «Летающим ломом» (Flying Crowbar).
Официальное название изделия было SLAM (Supersonic Low Altitude Missile — «сверхзвуковая низковысотная ракета»), и в шуточках того периода аббревиатуру расшифровывали как Slow, Low and Messy («медленная низкая грязнуля»).
Длина метров 27, вес около 28 тонн. Высота маршевого полёта 150-300 метров. Скорость 3,5 числа Маха (скорости звука) на низкой высоте, а на высоте в девять километров — при подлёте к территории противника по верхнему профилю — 4,2 числа Маха.
SLAM на стадии сборки
Расчёты показывали, что обшивка в полёте будет разогреваться до 540 градусов. General Electric специально для этого проекта подтащила сплав Rene 41, который сохранял прочность до температуры 980 градусов.
Мало того, для улучшения теплоотвода от реактора часть фюзеляжа собирались покрыть тонким золотым напылением…
Потом, дубовость — она во всём дубовость. Когда у тебя за спиной неэкранированный реактор, к электронике сразу возникают жёсткие и предметные вопросы. В 1964 году General Dynamics для этого проекта специально гоняла на стенде образцы электронной компонентной базы. Изучались изолирующие материалы, устойчивость полупроводниковых приборов и прочее.
Вывод был осторожный: сложно, но сделать можно. Читай: давайте деньги.
Тем временем в замке у шефа
Пока авиаракетчики рисовали весёлые и страшные концепты, Ливерморские лаборатории делали своё сумрачное дело по главному элементу проекта «Плутон» — ядерному двигателю. После прототипа TORY II-A с мощностью 155 МВт они выкатили полномасштабную модель TORY II-C, которая была рассчитана как раз на 500 МВт, требовавшихся для SLAM. В реакторе двигателя внутри матрицы из бериллиевой керамики было 27 тысяч каналов, по которым мимо 465 тысяч топливных элементов, нагретых до 1400 градусов, подавался воздух.
TORY II-A запустили 14 мая 1961 года в Неваде, в южной части самого ядерного полигона. Место запуска носило прекрасное название: Jackass Flats (Равнины Долбанутых). Первый прототип проработал всего несколько секунд. Заработал и ладно. Зато TORY II-C три года спустя держали на полной мощности 292 секунды. Гоняли бы и дольше, но воздух кончился.
Ядерный прямоточный воздушно-реактивный двигатель «Tory» II-C, прототип двигателя «Плутон» на рельсовых испытаниях
Стенд сделали совершенно угарным, под стать всему проекту. Построили хранилище на 550 тонн воздуха на базе уложенных трубопроводов (общая длина 25 миль). Воздух подавали в двигатель подогретым до 500 градусов Цельсия, для чего под трубопроводами положили нагреватели с нефтяным питанием, а для нагнетания притащили мощные компрессоры, одолженные на флотской базе подводных лодок.
Запущенный реактор неслабо излучал, поэтому его ставили на точку запуска с помощью полностью автоматической железнодорожной линии.
Персонал сидел в отдельно смонтированном удалённом ангаре, под которым на всякий случай выкопали противорадиационное укрытие с запасами на две недели.
Кстати, выхлоп оказался не таким радиоактивным, как ждали. Единственное пятно на совести этого бодрого атомпанковского проекта.
На радостях от удачных испытаний команда разработчиков затащила в грузовик пианино, позаимствованное в женской общаге. За него уселся руководитель проекта «Плутон», доктор Тед Меркль, и вся компашка покатила бухать в ближайший невадский кабак, распевая по дороге похабные песни.
На бомбе сидит и бомбой погоняет.
Теперь этим всем надо было как-то управлять и для чего-то применять. Концепт был задумчивый. В угрожаемый период ракета запускается и кружит где-то над ненаселёнными территориями или над пустынными районами океана, чтобы себе же на голову не летело.
По получении приказа на нанесение удара изделие срывается и летит через океан к противнику.
Полёт вот это всё должно было совершать по заранее запрограммированному маршруту с коррекцией по радарному портрету местности. У ракеты есть образцы карт, и она периодически включает радар, осматриваясь «вниз» и исправляя накопленную ошибку навигации.
Топографическую основу для карт американцы добывали, в числе прочего, во время многочисленных разведывательных полётов над СССР в 1950-х. Съёмка и картографирование местности считались не менее важной задачей, чем вскрытие точных координат очередного ракетного завода или стратегического железнодорожного узла.
Только ничего тихого. Представьте себе железнодорожный вагон, несущийся на небольшой высоте на сверхзвуке. Звуковое давление 162 дБ громче, чем взлетающая рядом космическая ракета, но лишь чуточку не дотягивает до близкого знакомства со светошумовой гранатой и порванных барабанных перепонок.
Разработчики всерьёз писали, что ударная волна от полета SLAM над вражеской территорией в сочетании с радиоактивным воздействием тоже должна рассматриваться как побочный поражающий фактор.
Катясь с грохотом по маршруту согласно расписанию, «ломик» должен был применять бортовой запас термоядерных бомб (до 1 Мт мощностью), которых в разных вариантах компоновки должно было быть от 14 до 26. Но кидать их под себя было несколько неудобно: высота маленькая, ракета отлететь не успевала даже на трёхмаховой скорости. Тогда разместили отсек «на спине» и придумали выстреливать бомбы вверх и в стороны.
… Ну то есть катится вагон на трёх Махах, светится как новогодняя ёлка, стёкла по округе вылетают, позади активный выхлоп, во все стороны стартуют мегатонные петарды.
Если бы Кубрик знал об этом проекте, «Доктор Стрейнджлав» мог бы получиться совсем не таким, как мы его знаем.
Радиоактивный выхлоп и фон реактора, кстати, так понравились самим разработчикам, что его особенно отметили. В обосновании написали, что ракета после исчерпания бортового комплекта боезарядов может до упора кататься над Советским Союзом туда-сюда, облучая и загаживая территорию. А упор наступит далеко не сразу: дальность пробега аккуратно оценивали в 180 тысяч километров.
Испортили чад кутежа.
Дальше на это посмотрели военные и задали несколько практических вопросов. Например, как это испытывать? Вот это всё, к которому и подойти-то страшно, — его куда девать после полётной программы?
— А давайте мы его будем испытывать в Тихом океане, — радостно предложили разработчики, — Возле острова Уэйк? Там и утопим на глубине семь километров в завершение.
Военные тихо покрутили пальцем у виска и пошли смотреть, что там получается у баллистических ракетчиков. А у них уже рисовалось что-то более-менее похожее на нормальное оружие.
У СССР уже вовсю летала Р-7,ставились на дежурство Р-9А и Р-16. В США уже дежурили Atlas и Titan I.
Следующее поколение межконтинентальных носителей обещало ещё больше точности, скорости и неотвратимости доставки.
К тому же «ломик» получался золотым во всех смыслах слова, в том числе в буквальном.
При покупке серийной партии в 50 ракет цена единицы в нынешних долларах подошла бы к полумиллиарду, и это не считая ядерных боезарядов. Поэтому в июле 1964 года Пентагон закрыл «Плутон», потратив на него в нынешних ценах около 2,1 млрд долларов.
— Это были лучшие шесть лет жизни, — вспоминали потом Уильям Моран, старший по разработке топливных элементов, и Чак Барнетт, руководивший испытаниями TORY II-C. — Мы были молоды, у нас было до хрена денег, и всё было очень круто!
