Обычная дверь как способ расширить историю
Смотря "Верёвку" Альфреда Хичкока, я заметил один эпизод, который явно видел как минимум в двух других фильмах, и решил сделать маленькое сравнение. Как можно видеть, разные режиссеры в своих фильмах используют один и тот же элемент — открывающуюся-закрывающуюся дверь. Но только в зависимости от контекста меняется восприятие и смысловая нагрузка сцены.
Например, в "Верёвке" 48-го года дверь гротескно открывается до упора, показывая нам лишь момент, когда Брэндон играючи бросает орудие убийства в кухонный шкаф. Таким образом, подглядывание за Брэндоном не только дает зрителю больше информации о нахождении веревки в пространстве фильма, но также говорит и о самом герое — он не только доволен дерзостью своей выходки, но также подсознательно хочет, чтобы его секрет был раскрыт.
Тарковский в "Иваново детство" пошел еще дальше. Безымянный дедушка остался один в разбомбленной немцами деревне, от его дома осталась только печка да скрипучая дверь. Именно дверь в этой сцене разделяет добро от зла, безопасность от опасности. Несмотря на отсутствие стен, дед "впускает" Ивана именно через эту самую дверь, желая уберечь его от зла, а в конце сцены дедушка запирает её на замок, желая защититься от войны.
И даже Зак Снайдер, который относится к режиссерам-визионерам, использует данный элемент в "Хранителях" не только из эстетических соображений. Вообще вся сцена отдает чем-то хичкоковским, не показывая убийство напрямую и давая волю фантазии зрителя додумать самостоятельно.
#MovieCat
Здесь не возвращаются тем путём, которым приходят
Почему «Иваново детство» - великое кино? Анализ сцены из фильма
Киноязык Андрея Арсеньевича считается одним из самых сложных, однако я решил провести разбор одной сцены , чтобы показать как легко можно понять смысл, заложенный режиссером.
Монтаж
Сцена стартует с панорамы, камера начинает свое движение с камина и останавливается на ведре. Вода капает в ведро, но почему? Следует склейка, и мы видим, что оказывается это капли с руки мальчика. Это монтаж по причинно-следственной связи, хоть и обратный, так как сначала мы видим результат, а затем действие. (Более подробный разбор представлен в видео)
Я уверен, в этот момент у вас - зрителей сразу возникает вопрос: "А откуда вода на руке Ивана?". И режиссер с помощью приема внутрикадрового монтажа перемещает нас в колодец.
Пространство
Интересен подход Тарковского к работе с пространством в этой сцене. Панорама в самом начале и этот переход к колодцу дают нам понять, что внизу темнота – мир войны, а сверху – свет, мать и детство. При таких тезисах диалоги начинают приобретать более глубокий смысл.
Конечно, вы можете сказать, что это надуманно, что я ищу смысл там, где его не закладывали. Однако режиссер специально акцентирует на этом внимание с помощью композиции. Камера наблюдает за героями, словно из-под воды, из мира войны, в котором сейчас находится герой. Режиссер специально так разделяет эти миры.
Смыслы
Смыслы в фильмах Тарковского – это совершенно отдельный аспект, который нужно рассматривать более детально. Сейчас же мы пройдемся по нему немного поверхностно. Вернемся к воде, капающей с руки героя. Не кажется ли вам теперь, после всей той информации, что вода символизирует уходящую жизнь Ивана, его уходящее детство, которое капает сверху. Возможно, Тарковский не заостряет внимание, но он делает намеки с помощью тех самых приемов, описанных ранее. Режиссеру достаточно лишь сделать намек на смысл, и мы в своей голове уже сами додумаем этот смысл неосознанно.
ААТ
Как-то, наверное, нескромно (а, может, и смешно) выглядит, что как ни день рождения или юбилей известного человека, — так вечно Павлова тут как тут со своими мемуарами: «а вот мы с иваниванычем, помню…».
Одним словом, «на фоне Пушкина снимается семейство»…
Но, что поделать: наш пятачок всегда был маленький, узенький, все друг друга знали, все друг с другом встречались при разных обстоятельствах, так что вот…
Я была совсем молодая киноведша, когда меня познакомили с Тарковским.
Как водится, в ресторане московского Дома кино, примерно, за год до премьеры «Сталкера».
Я на тот момент как-то привыкла считать, что Тарковский — в общем, молодой режиссер (ну, примерно, в таком ключе: «молодой гений»). А оказался довольно мрачный мужик, одетый модно и с претензией (в Питере одевались по-другому), совсем не молодой по моим тогдашним понятиям, и все перед ним за столом ужасно лебезили. А еще ужаснее было то, что ему это явно нравилось.
Он был довольно саркастичен, и, время от времени, сквозь зубы как-то очень обидно для окружающих шутил. Я ждала, что кто-то взорвется, но все молча хавали.
У нас-то на «Ленфильме» был другой стиль отношений всех со всеми: все «на ты», все лёшисенивовы, исключения — лишь для классиков. Ну и, соответственно, все всем говорили, что хотели, без табели о рангах. В Москве уже тогда было по-другому.
Ну, мое какое дело.
Я забилась в угол стола, кругом обсаженного знаменитостями, да помалкивала.
В общем, он мне не понравился. Ну, вот у меня так часто бывало: мне кино нравится, а его создатель — не очень. Хотя про фильмы Тарковского говорить «нравится» — смешно и глупо. Я по ним с ума сходила. Ну, за исключением, пожалуй, «Соляриса» и двух последних лент. То есть, я и про эти ленты понимала, что они сделаны выдающимся мастером, но вот так.
А потом, собственно, премьера «Сталкера» в Доме кино, про которую как-нибудь расскажу отдельно.
И вот, сталбыть, ленинградский кинотеатр «Художественный» приглашает ААТ после премьеры «Сталкера» два вечера подряд провести встречи-диспуты со зрителями, а у него тогда материальное положение оставляло желать, и он согласился.
А мне предлагают вести эти его беседы с народом. Я, натурально, в полном восторге. Но держу фасон и делаю вид, что мне вести творческие вечера (мастер-классы, как бы сейчас сказали) великого человека — пустяк-дело.
И вот он в первый вечер приходит, два тогда совсем еще молодых, но уже обласканных большой славой питерских режиссера (считающих себя его учениками) — за ним пальто по очереди носят, Лариса Пална куда-то запропала (не было ее в первый вечер в «Художке»).
ААТ спрашивает меня: «Ну, про что говорить-то будем?».
— Да, про что спросят, про то и будем! — пижоню я, хотя у самой поджилки-то подрагивают.
Пока сопровождающие пьют чай в кабинете директора, он молча ходит со мной по еще пустому фойе, увешанному плотниковскими портретами актеров и актрис в цветах и шляпах, и язвительно кривится. Мне неловко — то ли от молчания, то ли еще от чего. И я говорю:
— Андрей Арсенич, странные, всё же, люди — артисты, правда?
Он смотрит на эти портреты, иронически усмехаясь в усы, и отвечает: «А вы уверены, что они — вполне люди?!».
…Назавтра мы уже встречаемся как добрые знакомые: предыдущий вечер прошел хорошо, диалог получился, публика готова была его на руках носить, в общем, скепсиса и язвительных усмешек у мэтра поубыло.
Он как-то даже помолодел, стал улыбаться и приосанился. На него — вопреки моим представлениям о небожителях — публичный успех действовал точно так же, как и на обычных людей: ему нравилось.
Второй вечер прошел еще круче.
Всё-таки, за питерскую публику — по крайней мере, тогда — стыдно не было: публика была супер! Всё понимала, ловила нюансы влёт, считывала намеки, и с юмором было всё в порядке.
И вот уже всё окончилось, уже коньячок в кабинете директора, Лариса Павловна, два молодых гения, ААТ.
— А вам-то фильм как? — вдруг спрашивает меня ААТ.
Я сказала, но что-то в моем ответе (вполне восторженном и подробном) Тарковскому показалось подозрительным, и он стал допытываться. Я и брякнула:
— Ну, вообще-то, меня учили, что если чужим пользуешься, на цитату ссылочку бы неплохо оставлять…
— Не понял… Вы про что?
— Ну, как: про золотой шар и свидригайловскую баньку…
Он некоторое время молчит и хмурится, ему явно не понравилось, то, что я сказала. У меня сердце упало в пятки, но он вдруг улыбнулся.
— Ну и молодец, что заметила. Но больше не говори никому!
Я киваю головой, как китайский болванчик, и в тот же вечер нарушаю обещание, хвастаясь половине города своей прозорливостью.
… Проходит сколько-то времени, наступает 50-летний юбилей Тарковского, в питерских кинотеатрах везде показывают его ретроспективы, все пишут юбилейные статьи о нем, снимающем сейчас в Италии, и вдруг — как гром средь бела дня: Тарковский остался за границей. Для всех это такой шок, что новость даже не обсуждается особо; просто я вижу, что в тот вечер куча народу напивается в ленинградском Доме кино…
…Проходит еще сколько-то времени, и Тарковский, про болезнь которого все, конечно, знали, умирает. И снова шок: словно все надеялись, что уж его-то смерть непременно пощадит…
Мы сидим вчетвером в Доме кино, в ресторане — Герман с Кармалитой и мы с Павловым, пьем, Герман вдруг всхлипывает и говорит:
— Пусто стало…
Выпивает одним махом, и разражается длинным монологом про то, что даже если бы ААТ ничего больше не снял, самим фактом своего существования он поддерживал бы в человечестве идею о том, что культура жива.
Возразить нечего.
Ирина Павлова
04.04.2018
Фото: Творческий вечер Андрея Тарковского в ленинградском кинотеатре "Художественный". 1980 год.
Поздравляю всех, кто родился 4 апреля!
4 апреля — прекрасный день: у тебя и еще у нескольких крутых ребят, имеющих непосредственное отношение к кинематографу (а кино я очень люблю), сегодня день рождения! В этот день родились Хит «че ты такой серьезный» Леджер, шикарно сыгравший Джокера, Роберт «миллиардер, плэйбой, филантроп» Дауни младший, который сыграл очень много отличных ролей, Хьюго «агент Смит» Уивинг, который тоже очень достойный актер, ну и конечно же гениальный режиссер Андрей Тарковский! Желаю тебе не быть серьезным ))) С днем тебя, всех благ!
Когда на собеседовании зашла речь о дипломе
Все мы немного Тарковский.