Валтасар (Belsazar, op. 57) — Р. Шуман | Исполняет Андрей Киселев⁠⁠

Die Mitternacht zog näher schon;
In stummer Ruh lag Babylon.
Nur oben, in des Königs Schloss,
Da flackert’s, da lärmt des Königs Troß,
Dort oben, in dem Königssaal,
Belsatzar hielt sein Königsmahl.
(Приближалась полночь, весь Вавилон затих,
И только во дворце мерцал свет и шумела царская свита.
Там, в большом зале, пировал царь Валтасар.)

Die Knechte saßen in schimmernden Reih’n,
Und leerten die Becher mit funkelndem Wein.
Es klirrten die Becher, es jauchzten die Knecht’;
So klang es dem störrigen Könige recht.
(Вокруг него восседали слуги, опустошая кубки с игристыми винами.
Чаши звенели, свита галдела, царь упивался вакханалией.)

Des Königs Wangen leuchten Glut;
Im Wein erwuchs ihm kecker Muth.
Und blindlings reißt der Muth ihn fort;
Und er lästert die Gottheit mit sündigem Wort.
Und er brüstet sich frech, und lästert wild;
Die Knechtenschaar ihm Beifall brüllt.
(Царские щёки пылали, вино распалило его и развязало ему язык, и вот уже он бранит Создателя на чём свет стоит, и бахвалится, и дико богохульствует; и всё это под одобрительный гогот толпы.)

Der König rief mit stolzem Blick;
Der Diener eilt und kehrt zurück.
Er trug viel gülden Geräth auf dem Haupt;
Das war aus dem Tempel Jehovas geraubt.
(Царь сверкнул горделивыми очами и кликнул слугу;
Тот спешно покинул зал и вскоре возвратился.
На голове он нёс поднос с множеством золотых украшений,
Что были украдены из храма Иеговы.)

Und der König ergriff mit frevler Hand
Einen heiligen Becher, gefüllt bis am Rand’.
Und er leert ihn hastig bis auf den Grund,
Und rufet laut mit schäumendem Mund:
Jehovah! dir künd’ ich auf ewig Hohn, —
Ich bin der König von Babylon!
(И царь схватил преступной рукой святую чашу, и наполнил её до краёв, и тут же опустошил до дна, и с пеной у рта возгласил:
"Иегова! Я отрекаюсь от тебя навек! Я — царь Вавилонский!")

Doch kaum das grause Wort verklang,
Dem König ward’s heimlich im Busen bang.
Das gellende Lachen verstummte zumal;
Es wurde leichenstill im Saal.
(Но стоило страшным словам слететь с его грешных губ,
Как царь втайне ощутил смертельный страх.
Пронзительный гогот тут же смолк,
В зале воцарилась гробовая тишина.)

Und sieh! und sieh! an weißer Wand
Da kam’s hervor wie Menschenhand;
Und schrieb, und schrieb an weißer Wand
Buchstaben von Feuer, und schrieb und schwand.
(И чу! — напротив белой стены показалась человеческая рука,
И принялась выводить на белой стене пылающие огнём буквы, и завершив свой труд, исчезла.)

Der König stieren Blicks da saß,
Mit schlotternden Knien und todtenblaß.
Die Knechtenschaar saß kalt durchgraut,
Und saß gar still, gab keinen Laut.
(Царь в оцепенении взирал на стену,
Колени его дрожали, а сам он смертельно побледнел.
И подданные его также сидели безмолвно и неподвижно, насквозь пронзённые ужасом.)

Die Magier kamen, doch keiner verstand
Zu deuten die Flammenschrift an der Wand.
Belsatzar ward aber in selbiger Nacht
Von seinen Knechten umgebracht.
(Пришли кудесники, но никто так и не сумел растолковать пылающую на стене надпись.
В ту же ночь царь Валтасар был убит своими слугами.)

"Валтасар" ("Belsazar", Op. 57) — баллада Роберта Шумана на слова Генриха Гейне (на ветхозаветный сюжет о Валтасаровом пиру).