Творец (Часть 4)⁠⁠

Три месяца назад

«… яркой вспышкой выделяется выставка Софьи Шароновой, прошедшая в минувший вторник в центре им. Марка Шагала. Гиперреализм – не совсем верное слово для невероятных полотен и скульптуры этой одарённой художницы, но другого определения искусствоведы пока не придумали… Можно ли назвать Софью последовательницей Рона Мьюека и Бернардо Торренса? На наш взгляд, общего у них лишь изумительная фотореалистичность, но работы Шароновой наполнены недоступным её именитым предшественникам внутренним светом.

«Зеркало души» - прекрасное название для экспозиции, ибо не исключительно точная детализация, а именно человеческие глаза занимают в ней центральное место – светоч добра, мира и святости.

Пожилой мужчина, читающий книжку внуку; женщина, с мечтательной грустью навалившаяся грудью на плете́нь; подросток, бережно прижимающий к груди щенка. Эти скульптуры поначалу теряются в переполненном зале, производя впечатление живых, и тем более волнительным является для зрителя открытие, что искрящаяся добром и внутренним светом фигура рядом - отнюдь не сошедший с небес на выставку Святой, а творение рук земной женщины. Неодушевленное творение? С этим можно поспорить, ибо в каждую скульптуру и полотно автор вложил частицу своей прекрасной души.

Вспоминаются строки Альбера Вольфа, который в начале 20 века писал об импрессионистах: «…производят то же впечатление, какое производит кошка, разгуливающая по клавишам пианино, или обезьяна, случайно завладевшая коробкой красок». Те же слова охота сейчас произнести в адрес всех современных художников, ибо таковыми они и выглядят на фоне незабываемых творений этой хрупкой и талантливой женщины.

«Светоч добра, мира и святости»… - губы у Сони дрогнули. Ей богу, этим критикам только детские утренники освещать!

«…упомянув переполненные залы, мы не преувеличили. Среди присутствующих были замечены… »

Читая обзор с пренебрежительной усмешкой, на этих словах Соня подобралась, нахмурилась и, с лихорадочным вниманием пробежавшись по длинному списку громких должностей и фамилий, удовлетворенно выдохнула. Губернатор, мэр, вся верхушка областного Минкультуры, несколько региональных и столичных меценатов и полдюжины именитых, восхищенных критиков. Жить можно. Глядишь, купят несколько работ, и ей не придётся хоть некоторое время зарабатывать на жизнь написанием портретов толстых детей. Ида не подкачала! Действительно, собрала всех, кого смогла...

Она свернула отправленное агентом письмо и откинулась на спинку кресла, мстительно размышляя, читал ли Женя обзор или занят своей брюхатой Свиноматкой?.. На выставке она его не видела, хотя, по совету Иды, собственноручно красивым почерком писала им со Свиньей приглашение.

Она вдруг заметила, что на почте «лежит» еще одно свежее письмо.

«Дорогая Софья,

Ознакомившись с Вашими работами, а так же с данными Вам авторитетными рекомендациями, руководство Фонда предлагает Вам заполнить анкету, которая, возможно, станет первым шагом на пути к плодотворному сотрудничеству.

Если Вы решитесь испытать свой талант на принципиально новом уровне, отправьте заполненный опросник ответным письмом или на любой из адресов, указанных в визитной карточке. В случае, если результаты нас удовлетворят, в течение суток с Вами свяжется наш представитель.

С уважением,

Генеральный директор БФ «Творец»

Нурия Мухамеджанова.

P.S. При заполнении анкеты помните, что неправильных ответов не существует.

Соня едва не расхохоталась над напыщенным и самодовольным стилем письма. Благотворительный Фонд! Они что, собираются великодушно пригласить ее в свои ряды, чтобы она за конфетку размалёвывала стены в детдомах или вела кружок рисования в интернатах дожития?

С горделивым негодованием она уже потянулась к клавиатуре, чтобы удалить письмо, как вдруг её взгляд зацепился за имя и фамилию в подписи.

Нурия Мухамеджанова? Быть того не может!

Смутно вспомнилась подходившая к ней в сутолоке галереи неприметная посетительница с покрытой на восточный манер головой, длинным носом и чёрными, как у жука, глазами.

Соня в тот момент была занята активным привлечением внимания губернатора, и надоедливой тётке отвечала вежливо, но скупо.

Она слегка скривилась. Ладно, тётка вовсе не была надоедливой. Произнесла несколько приличествующих случаю слов, сунула визитку и была такова. Разве что слишком настырно заглядывала в глаза, а Соня это ненавидела!

Господи! Ей и в голову не пришло тогда, что это сама Нурия… Да, и как оно могло прийти? Нурия – совершенно закрытая, не медийная личность. Ни фотографий, ни видео. Наверное, считанные единицы знают, как она выглядит, и большая их часть – её ближайшие родственники.

Госпожа Мухамеджанова возглавляла десятку самых крупных меценатов России. Основала больше двадцати благотворительных фондов, на её пожертвования построено три детские больницы, пять женских монастырей, онкологический госпиталь и около сотни приютов для животных. Кроме того, она долгие годы активно поддерживает писателей, художников и скульпторов по всей России…

Соня откинулась на спинку кресла и посмотрела в распахнутое настежь окно, где окружающие дом берёзы уже приобрели летний вид. Гнев улетучился, сменившись удовлетворенным самодовольством. Ей льстило внимание такого большого человека, и в то же время немного смущало, что она говорила с ней так небрежно. Удивительно, что после этого она вообще отправила Соне сообщение, но, в то же время, стал понятен и простителен его покровительственный и высокомерный тон… Визитка... Соня покосилась на свою сумочку. А вдруг? Но нет. Она прекрасно помнила, как выбросила визитку в тот самый миг, как женщина повернулась к ней спиной. Хорошо, что Мухамеджанова написала письмо. Соня никогда бы себе не простила, если бы столь глупо упустила шанс!

Девушка кликнула по вложенному файлу, ожидая увидеть серию стандартных вопросов: «Где родился? Где женился?», но вместо них страницы густо пестрели упражнениями на ассоциации. Только ответами к довольно простецким вопросам были не словоформы или понятные образы, а совершенно неудобоваримый визуал.

В каких-то из вопросов это были напоминающие Роршаха кляксы, в других – разноцветные штрих-коды, в третьих – вызывающие лёгкое головокружение нагромождения букв и цифр, то расходящиеся кругами, то закручивающиеся в спирали, то разлетающиеся суперновами.

А ассоциации было необходимо подобрать к совершенно разноплановым вещам: египетским сфинксам, первому учителю, картине Рокуэлла «Клоун», пластиковым вилкам, брату\сестре (при наличии), змеям, восстанию Декабристов, картине Рубенса «Сатурн, пожирающий своего сына», Боге, себе, жизни и так далее.

Тест одновременно интриговал и раздражал абсолютным отсутствием ключей. От разглядывания мелких квадратов, в которые были заключены по три-четыре варианта «ответов» у нее быстро разболелась голова, а попытки найти нечто похожее в Интернете не увенчались ни малейшим успехом.

Она ломала голову и никак не могла придумать, что конкретно призван оценить этот странный опросник. Её знание мировой живописи? Но причем тогда здесь вопросы про пластиковые вилки? Семейные тайны? Но как сюда вместить её отношение к змеям или декабристам? Более того, она понятия не имела, как вообще можно выбирать ответы, не имея ни малейшего представления об их содержании. Никаких логических цепочек, подсказок или наводок...

Хотелось плюнуть на эту странную затею. И, если бы подпись в сопроводительном письме была чья угодно другая, она, наверное, так и сделала бы. Но имя Мухамеджановой сулило огромные перспективы, которые мог бы проигнорировать лишь идиот. Что, если Фонд купит несколько работ? Или выделит кругленькую сумму на развитие творчества? Или подгонит нескольких толстых покупателей?... Или новая большая выставка... в Москве! Где её будет ждать, действительно, «принципиально новый уровень...».

Сонины глаза счастливо затуманились, но тут же вновь сфокусировались на опроснике, который со своими декабристами и пластиковыми вилками никак не вписывался в её радужные мечты. Более того, отдавал какими-то сектантскими штучками.

Ей вдруг пришло в голову простейшее объяснение. Тест на самом деле простецкий с рядовыми ответами, призванный собрать о ней как можно больше личной информации. Просто... файл поврежден! А она-то, дура, пытается в рябящих нагромождениях пикселей найти какой-то тайный смысл!

Она, не задумываясь, проставила несколько десятков галочек и хихикнула, представив, как кто-то, возможно, будет кропотливо изучать её ответы, не узнав о ней ровным счетом ничего.

После она создала ответное письмо, в котором напечатала несколько тщательно продуманных слов сердечной благодарности за уделённое её выставке внимание, приложила к нему заполненный тест и отправила.

На несколько минут она напряженно застыла, невольно ожидая мгновенного отклика – звонка или еще одного письма – а потом отправилась на кухню сообразить себе лёгкий холостяцкий обед.

На следующий день

Соня брела по набережной, вглядываясь в праздно шатающихся обывателей. С утра было солнечно, и она оделась в лёгкое полосатое платьице и босоножки, не подумав о том, что майская погода чревата сюрпризами. Откуда ни возьмись, набежали тучи, начало моросить. Вскоре у нее уже зуб на зуб не попадал, и она внутренне бесилась, что Нурия назначила встречу на набережной, а не в кафе. Неужели решила сэкономить на чае и пирожном?

- Софья?

Соня оглянулась на голос. У самой воды на камнях сидела та самая женщина и горстями из пакета кидала уткам зерно. Скромный брючный костюмчик выглядывал из-под хламиды, в которую заворачиваются восточные женщины, пряча от мужчин свои сомнительные прелести.

Соня лучезарно улыбнулась в ответ.

- Нурия Ильдаровна…,  - смущённо произнесла она, протягивая женщине руку, -Безумно рада с вами…

- Меня зовут Раушания. У Нурии Ильдаровны неотложные дела, - женщина коротко улыбнулась, вежливо давая понять, что Соня слишком незначительная персона, чтобы Мухамеджанова снизошла до личной с ней встречи.

- Рау-шания, - с трудом повторила Соня, испытывая гнев и стыд.

- Можете звать меня просто Ша. Вы, я вижу, замёрзли. Мой автомобиль стоит за углом, давайте там поговорим…

- А если в кафе? Их тут тьма, - ответила Соня, недоумённо поведя рукой.

- Нет, разговор строго конфиденциален, - Ша высыпала остатки овса в воду и некоторое время с легкой улыбкой наблюдала за дерущимися за крошки птицами.

Соня сморщила нос. Птиц она терпеть не могла. Уродливейшие создания. А когда из случайно увиденной научно-популярной передачи она узнала, что это то, что осталось от величественных динозавров, то и вовсе стала смотреть на пернатых с презрением и гадливостью – угораздило же им так опуститься…

Женщины неспешно двинулись по берегу в сторону переулка, где их ждала маленькая, Мазда.

- Вы прячете глаза, - с неожиданной прямотой сказала Ша, несколько раз безуспешно попытавшись поймать Сонин взгляд.

- У меня скоптофобия, - с готовностью ответила та, - Еще со школы. С этим какие-то проблемы?

- О, никаких проблем! – женщина непринуждённо запрокинула голову, ловя на лицо дождевые капли, - Кроме того, что у вас нет никакой скоптофобии!

Соня моргнула. У нее, действительно, не было никакой фобии. Просто она считала неприличным заглядывать людям в глаза. Все равно, что заглядывать под юбку, ведь глаза – самый интимный орган, а его нечем прикрыть, кроме дурацких очков. Очки только привлекают лишнее внимание и будят стремление приглядеться повнимательнее и выяснить, не скрываются ли за этим безобидным аксессуаром фингал или зарёванная физиономия.

Ей редко задавали этот вопрос, справедливо считая это её личным делом. И никто, никогда вот так, открыто и в лоб, не усомнился в её честности. Эта неожиданная прозорливая беспардонность, насторожила её, возмутила и даже напугала. Напугала потому, что сейчас она не смела ответить на бестактность так, как она того заслуживает.

В напряжённом молчании женщины сели в машину. Ша завела двигатель, включила печку, прогоняя со стекол пот, и выключила радио.

- Мне не удалось на выставке толком  переговорить с вами, - Проглатывая обиду, мягко начала Соня, - Столько было народу, и с каждым…

- Да, выставка имела большой успех, - Ша улыбнулась, от чего в уголках её глаз собрались морщинки, - Вы, действительно, невероятно талантливы.

- Спасибо... Я это к тому говорю, что… вы могли решить, что я…

- Не выдумывайте! – Ша отмахнулась, - Я вовсе не думала обижаться, тем более что беседы с автором и не требуются. Его работы, как правило, говорят сами за себя. Ваши, например, достаточно ярко и прозрачно характеризуют вас, как личность...

Соня молчала, польщённая, не заметив в словах собеседницы сдержанного сарказма.

- Вас рекомендовали для довольно специфического и ответственного дела, поэтому…

- Ответственное дело? – перебила её Соня, недоверчиво скривившись, - Вы точно обратились по адресу? Я ведь художник, а не...

Она сделала неопределённый жест рукой, пытаясь подобрать нужное слово, а потом догадалась:

- Какая-то правительственная программа? Мне что, поручат писать портрет президента или, быть может...? Но имейте в виду, я не работаю ни с мрамором, ни с бронзой...

Ша откинула голову и расхохоталась. С искренним, незамутнённым весельем. Соня так не умела и с всё усиливающейся неприязнью глядела на собеседницу.

- Очень остроумно! Но, поверьте, наш президент здесь не при чём, как и остальное правительство..., - она посерьёзнела, - Гораздо важнее тот факт, что для этого ответственного дела вы… совершенно не годитесь. Я немедленно поставила об этом в известность госпожу Нурию, но она...

- Подождите минутку! – воскликнула Соня, чувствуя себя раскачивающейся на качелях. Эта мерзкая тётка сначала плюёт в лицо, потом делает комплимент, потом снова плюёт в лицо. Она рассчитывала на совершенно иной диалог. Думала, речь пойдёт о спонсорстве или хотя бы предложении совместного проекта... или, на худой конец, Фонд купит у неё несколько работ в подарок какому-нибудь интернату, собачьему приюту или хоспису... Плевать! Но, получается, эта женщина назначила ей встречу под дождём, только чтобы сообщить, что её работы недостаточно хороши даже для собачьего приюта?! А она ещё молча глотала ее бестактные замечания!

Соня ухватилась за дверную ручку, собираясь гордо ретироваться, и бросила на прощание:

- Если вы считаете, что мои работы не заслуживают внимания, то советую вам ознакомиться с вышедшими рецензиями таких критиков, как…

Раушания жестом остановила её.

- Ваши работы гениальны и прекрасны. Спору нет. Но…, - она снова бесцеремонно заглянула Соне под приспущенные ресницы, - Неужели вы всерьёз рассчитывали утаить скрытую за ними злую издёвку?

Соня в изумлении приоткрыла рот.

- Люди приходят и восхищаются вашими скульптурами. Критики утирают восторженные слёзы, а пресса пишет дифирамбы. Все так. Но я сразу признала в «Женщине у плетня» Ильзу Кох, а в добром старце с внуком на коленях – Андрея Чикатило. Я не вполне уловила, кто был тот юноша с щенком, хотя лицо очень знакомое…

- Что...? Как вы...? - Плечи у Сони поникли. Она ведь с самого начала была готова к тому, что её трюк не сработает. Но целую неделю, пока шла выставка, никто её так и не раскусил. Впрочем, как и на предыдущих мероприятиях, где она выставлялась вместе с другими «молодыми дарованиями». И обыватели, и знатоки были одинаково слепы. И вдруг…

- Артем Ануфриев. Иркутский молоточник, - глухо ответила она и тут же торопливо выдала заранее заготовленное на этот случай объяснение, - Это, знаете ли, эксперимент! Ведь я создавала скульптуры по образу и подобию самых ярких и отъявленных мерзавцев. Мне хотелось показать, что иной раз и безобразное может стать красивым, если представить его… под другим углом.

- Но у вас нигде нет ни малейшего упоминания…

- В этом и заключался эксперимент! Создать точную копию, вплоть до последней морщинки, но изменить лишь одну небольшую деталь и посмотреть, узна́ют ли… Если бы я сразу объявила, что на выставке будут представлены скульптуры убийц и извращенцев, то ничего бы не получилось!

- Говоря о небольшой детали, вы имеете в виду глаза. Так?

- Так, – Соня кивнула и подбавила в голос немного восхищенного удивления, - Ша, это поразительно! Чуть приподнять уголки глаз, добавить объема верхнему веку и влаги на глазное яблоко, и… перед вами совсем другой человек!

- Зеркало души…, - Раушания сдержанно улыбнулась, - Вы словно подселили в ваши скульптуры другие души, вот их никто и не смог узнать.

- Кроме вас... Если не секрет, то как...?

- Это моя работа, - рассеянно ответила женщина и некоторое время молча разглядывала художницу. Соня прекрасно видела, что та не поверила ни единому её слову, и подготовилась к унизительному «Может быть, в другой раз… »

Но что конкретно «в другой раз»? Неужели они откажутся купить картины только потому, что они написаны с подтекстом? Тем более, что никто, кроме этой пронырливой бабы в чадре этого не заметил и вряд ли когда-нибудь заметит…

Соня отпустила дверную ручку. Она уже не могла себе позволить гордо уйти. Несносная тётка, без сомнения, тут же растрезвонит о своем открытии во всех СМИ, и это поставит крест на Сониной карьере. Стало ясно, зачем она назначила встречу, и девушка стала мысленно подсчитывать свои жалкие сбережения. Хватит ли ей откупиться?

- Хорошо, - Раушания некоторое время задумчиво смотрела на стекающие по стеклу дождевые капли, - Вчера мы получили расшифровку теста, который вы заполнили.

- Теста? – Соня захлопала глазами, пытаясь совместить «кислое с пресным».

- Расшифровка так же никуда не годится.

- Причем тут... Я... честно говоря, решила, что файл пришел повреждённым, поэтому проставила ответы наугад... Но...

Губы Раушании дрогнули. Она явно приняла её слова за такую же отмазку, как истории со скоптофобией и «экспериментом», хотя на этот раз девушка вовсе не лукавила.

- Не переживайте, - ответила она холодно, - Причина, по которой мы сейчас с вами разговариваем – это то, что и Нурия Ильдаровна, и Совет директоров проигнорировали как мой отчет, так и результаты теста, и посчитали ваш индекс приемлемым, не смотря на то, что он не дотягивает даже до минимального.

- Индекс чего? – Соня вдруг почувствовала страшную усталость, - Может, вы уже... назовете условия, и я...

Раушания, с трудом скрывая раздражение, достала из бардачка небольшой бумажный конверт и сунула Соне. Та вскрыла его, ожидая увидеть бумажку с заявленной суммой, но вместо этого ей на ладонь выпала простая магнитная карта без обозначений и листок бумаги, где от руки были написаны инструкции: «Частный аэропорт в 5 км по Ильичевскому тракту. Вылет 20.06. в 10-00. Прибыть налегке, не брать ни смены белья, ни зубной щётки, только пропуск и это письмо».

- Это ещё что? – Соня снова и снова пробегалась глазами по скупым строчкам.

- Не потеряйте, - предупредила Раушания, - без письма вас не примут на борт.

Соня через силу подняла на собеседницу глаза:

- Не уверена, что мне хочется...

-  Я вас уверяю, вам – хочется. Вам предоставили кредит доверия и доступ  к такому материалу, о котором любой художник вряд ли даже мечтает. Но когда я говорила об ответственном деле, я ничуть не преувеличивала. Фонд ищет не просто талантливых скульпторов. Этого добра валом. Но вот талант и... так скажем, приемлемые внутренние качества – это с каждым годом становится всё большим дефицитом.

- Внутренние качества? Вот оно что... Именно это и оценивал ваш тест? Но ответы... как...?

- Этот тест кропотливо разрабатывался и усовершенствовался нашими инженерами на протяжении долгих лет так, чтобы соискатель, отвечая, не мог воспользоваться разумом, логикой или предугадать «правильные», с его точки зрения, ответы. А когда логика и разум отключены, в ход вступает истинная сущность – зверь, запертый в клетку законов, правил, и приличий. Именно его нам и требуется оценить. Но, как я уже сказала, - Раушания пожала плечами, - Руководство Фонда постепенно снижает требования к художнику, хотя автор программы категорически против этого предостерегал...

- Вы произносите какие-то слова, но я так и не поняла, о чем речь, - уныло отозвалась Соня, - Кроме того, что, кажется, мадам, вы только что окрестили меня никудышным человеком, не достойным великой чести сделать нечто, о чём я не имею ни малейшего представления... Я не хочу обидеть ни вас, ни Фонд, но... отдает какой-то сектой...

- Не говорите чепухи, - фыркнула Раушания, - Фонд – никакая не секта. Просто программа сверхсекретная, и не в моей компетенции разглашать ее суть. Но, поверьте, вам всё объяснят на месте, если вы... согласитесь участвовать.

- А если не соглашусь?

- Тогда просто не приезжайте на аэродром и забудьте об этом злосчастном эпизоде.

Оглушённая и растерянная, Соня вышла из машины. Дождь прекратился. По небу неслись сизые рваные облака, пестря улицу светотенью. Она сделала пару шагов и обернулась.

- Я могу надеяться, что вы не… обнародуете полученную информацию…? Я имею в виду тот эксперимент, о котором вам рассказала…

- Конечно, - Раушания безразлично пожала плечами, - Личные эксперименты нас не интересуют.

- Даже, если я откажусь от... участия в этом вашем...

- Не сомневайтесь.

…

Ей снилось нечто сладкое, маслянисто томное, растягивающее  и скручивающее её подступающим оргазмом. Снилась самая мелкая из подсвинков. Выпученные, бешено вращающиеся глаза под толщей мутной воды. Пузыри, извергающиеся из сопливого носа и раззявленного рта; её собственная рука с коротким, но затейливым маникюром, крепко прижимающая грудь свинёнка ко дну сточной, наполненной плывущим мусором, канавы. А в нескольких метрах отчетливо угадывался расплывшийся по лавке грузный силуэт Свиноматери, дремлющей над последним творением Донцовой.

Ощущение опасности близкого разоблачения и, в то же время, свойственная некоторым снам уверенность в собственной неприкосновенности, наполняли негой и пульсацией самый центр её женского естества.

Но невероятное блаженство вдруг начало таять и размываться, потревоженное посторонними пиликаньем и вибрацией.

Телефон.

Несколько мгновений Соня ещё цеплялась за чудесный сон, не желая с ним расставаться, но телефон не умолкал, и она протянула онемевшую со сна руку и приложила его к уху.

Звонила Ида. Поболтать и в который раз выразить свое восхищение выставкой.

- Это была феерия, Софушка, - лепетала старуха, - Ты читала рецензию Язовского? Елей и патока в одной рюмке. Следующая, Бог даст, будет уже в самой Москве, а то и…

Соня слушала вполуха, чутко уловив, что старуха, несмотря на ранний час, уже успела приложиться к нескончаемой голубичной наливке.

- Мне тут шепнули, что господин Азизов планирует купить несколько работ для своей резиденции. В том числе, «Женщину у плетня». Она, видите ли, напоминает ему покойную матушку.

- Правда? – Соне стало очень тепло и, одновременно, тревожно. Нефтяной магнат Азизов был на удивление щедр, благочестив и набожен. Но что, если эта противная тётка, Раушания, несмотря на обещание молчать, расскажет ему, кто на самом деле стоит у плетня…

- Слушай, а что ты скажешь насчет Мухамеджановой?

Словоохотливая старуха умолкла так внезапно, что Соня решила, что связь оборвалась.

- Нурия была? – осторожно спросила Ида.

- Была её помощница.

- Ну, слава Богу! – старушка счастливо рассмеялась, - А я-то уж решила, что меня не услышали!

- Все-таки это была ты! – Соня задохнулась, - Это её ты имела в виду, когда…

- Ну, конечно, её! А ты думала, твоего дурачка Женю?! И что? Она… оставила контакты?

- Я сейчас к тебе приеду!

Промучившись неделю, Соня решила проигнорировать предложение Фонда. Слишком всё было странно. Слишком отдавало сектой. Никаких объяснений. Дескать, просто прими на веру, что тебе откроется НЕЧТО, и доверься судьбе. Соня, всю жизнь боровшаяся со своей судьбой, не могла пойти на это. Не могла она просто сесть в какой-то непонятный самолет и полететь неизвестно куда, даже если бы эту поездку для неё организовал сам Господь Бог.

Но, оказывается, в этом как-то замешана её единственная подружка, и это многое меняло.

…

Старый деревянный особняк в самом центре города нёс вековую память, но отчаянно нуждался в ремонте. Соня, памятуя о том, какой известностью обладал муж старой художницы, никак не могла понять, почему они еще при его жизни не озаботились переездом в новое жилье, или хотя бы не избавились от необходимости ходить по нужде в дворовый «скворечник». Без сомнения, Ида в её преклонные года и с одной клёшней испытывала при этом серьёзные трудности …

Но супруги словно не замечали ни откровенных неудобств, ни дряхлости жилища… И при этом, пока Иль был жив, активно жертвовали немалые деньги на всяких оборванцев. Вроде Сони.

Как только Ида в несколько заходов приволокла из тесной, с покосившимся на сторону полом кухни, чай и магазинные пирожные, Соня одолела её расспросами. Но старуха очень осторожно произнесла:

- Я ничего не могу тебе рассказать, Софа. На карту поставлено слишком многое. Не подумай, что я, походя, предложила им твою кандидатуру. Я долго взвешивала все «за» и «против», прежде чем указать на тебя и рискнуть собственной репутацией. И были у меня некоторые сомнения…

Соня вопросительно приподняла брови.

- Мы дружим уже столько лет, девочка, но я о тебе почти ничего не знаю. Ты пару раз обмолвилась, что у тебя есть и родители, и младший брат, но ни разу я не слышала от тебя, что они приехали в гости или ты собралась к ним, или… какие-то детские воспоминания. Как правило, именно в твоём возрасте, когда в копилочку капают заветные тридцать сребреников, начинается неуёмная ностальгия по детству и родной крови, которую ничем не ути́шить и не прикрыть.

- Ида, если я ничего не рассказывала о своей семье…

- Такая холодная, отстранённая, безразличная….

- Это не холодность, - Соня посмотрела старухе в глаза, - Это другое. Мне пришлось очень долго этому... учиться.

- Подозреваю, что кто-то из родных тебя крепко обидел или недопонял, а детские обиды остаются с нами на всю жизнь… Но все же – ни слова, ни полсловечка. И я сомневалась, пока не приключилась эта несчастная история с твоим мужем. Ты полгода поедала себя заживо, превратилась в тень, но ни разу я от тебя не услышала ни единого плохого слова в адрес мужа или этой его… как её?

Соня молчала.

- Есть такая поговорка: «О мёртвых или хорошо или – ничего». У тебя она применима и к живым. Если не можешь сказать что-то хорошее, то и молчишь, воды в рот набравши. Что толку распыляться на злопыхательство, так?

Соня неуверенно кивнула, не совсем понимая, куда клонит старуха. Вроде как к тому, что Сонино поведение она интерпретировала по-своему.

- Слушай, давай мои детские обиды оставим в покое, - несколько поспешно произнесла она, - Ты лучше скажи, какое они могут иметь отношение к Мухамеджановой и её Фонду. У меня уже голова кругом от этих загадок, и я всерьёз задумываюсь о том, чтобы послать этот Фонд к чертям. А если речь идёт о какой-то волонтёрской работе во имя спасения моей пропащей души, то у меня просто нет на это времени. Я и так из кожи вон лезу, принимаю по несколько клиентов ежедневно, чтобы содержать дом и…

- От тебя ничего такого не потребуется, милая! – воскликнула старуха, - Делать ты будешь только то, для чего создана. Творить!

- И все же…

Ида замялась и, склонившись к Соне, зашептала с видом безумного заговорщика.

- Ну, ладно... Они… я имею в виду Фонд «Творец»… уже очень давно имеют доступ к самой сакральной и древнейшей тайне человечества. Тайне того сорта, что может изменить ход истории, а то и… привести к Концу, если окажется в недостаточно чистых руках. Но! - женщина назидательно вскинула вверх костлявый палец, - Но, в то же время, в руках чистых и умелых она способна улучшить наш мир, сделать его красивее, чище, добрее, справедливее…

- Как это? – Соня скривилась, ища на неряшливо напудренном лице старухи признаки внезапно нагрянувшей деменции, а про себя подумала: «Ну, точно – секта!».

- Я и так уже наболтала лишнего, - Ида поставила кружку на стол  и приняла вид загадочный и, одновременно, комичный, - Ты сама вправе решать, принять их предложение или отказаться. Но… поверь мне… Тот опыт, что ты получишь в «Фонде», будет самым чудесным, самым волшебным и невероятным за всю твою жизнь. Сравнить тебе его будет совершенно не с чем, ибо лишь единицы имеют доступ к тайне. Но это и огромная, просто неподъемная ответственность.

Глаза старухи в обрамлении жидких, сереньких ресниц мечтательно закатились к оплетённому тенётами потолку, и Соня едва не фыркнула. А потом её осенило.

- Ты ведь тоже участвовала в этом их эксперименте, так? Не отказывайся, я же вижу!

Ида от неожиданности замялась, на желтых скулах выступил легкий румянец. Она помахала перед лицом уцелевшей рукой, дескать, «давно».

- Эксперимент – не совсем верное слово…, - пояснила она, тщательно подбирая слова, - Это целое движение. И зародилось оно давно, еще до Первой Мировой. По слухам, Николай II был в курсе, но не пожелал выдать тайну, потому большевики с ним и расправились. Тайна была утрачена почти на полвека, а потом…

- Я ничего не поняла, - Соня с усталым раздражением разглядывала свою пожилую подружку. История интриговала, но всё больше отдавала чем-то, что хотелось обойти десятой дорогой и забыть. От греха. Она рассчитывала на большие деньги, но судя по всему, о деньгах речь не идёт. Она окинула добротное, но потрёпанное временем убранство гостиной, подтверждающее её домыслы, и вздохнула.

- И сколько продлится эта... программа?

- У каждого по-разному. Все зависит только от твоего вдохновенья!

Соня поколебалась и вздохнула.

-. Конечно, всё это так интересно, но, боюсь, мне придётся отказаться. Бросить работу на неопределённый срок... Я потом не вылезу из долговой ямы. И дом...

- Немедленно прекрати эти мещанские речи! – возмущенно воскликнула старуха, - Ты художник, творец! Когда ты вернешься, я тебе помогу с оплатой счетов. Кое-что Иль мне оставил, - она заговорщицки подмигнула, - А если доверишь ключи, я присмотрю и за домом.

Соня, сдаваясь, благодарно улыбнулась, напомнив себе до отъезда врезать на дверь мастерской крепкий замок. Она доверяла Иде, но не могла допустить, чтобы любопытная старуха, шастая по дому, ненароком обнаружила её автопортрет. Это могло бы поставить жирный крест на их дружбе.

Творец (часть 5)