Терапия, или праведный зомби⁠⁠

Его редко называли по имени. Даже при знакомстве с новыми людьми он представлялся по прозвищу, и никто никогда не уточнял, откуда оно взялось – достаточно было взглянуть на собеседника.

На коротких ногах возвышалось могучее туловище конической формы: с узкой талией и массивными плечами. Трапеции были «накачаны» до гротескных размеров, и сложно было определить, где кончается шея и начинается голова. Из-за плоского затылка спуск от макушки до загривка был плавным и придавал телу обтекаемую форму.

«Акула», - улыбался он при знакомстве, и неровные белые зубы, выныривающие из-под тонких губ, подкрепляли его слова. Как только улыбка исчезала, уголки губ низко опускались, и лицо принимало характерный для хищных рыб «грустный оскал».

Сегодня «оскал» был особенно унылым. Акула утопал в мягком диване посреди гостиной и буравил взглядом спортивный кубок, безобидно стоявший на журнальном столике. Из окна тянулись теплые лучи вечернего солнца, оранжевыми пальцами лапали позолоченные бока кубка. «Это не просто закат, а закат моей спортивной карьеры», - подумал Акула и поджал губы.

Чудесная погода уходящего лета не могла побороть мрачные раздумья, свежий ветер, струящийся в распахнутое окно, не в силах был разогнать противную слабость, что делила тело пополам с апатией.

В ноздри настойчиво вторгся кофейный аромат — крепкий и сладкий напиток ждал своего шанса помочь в трудное время. Акула поднес ко рту исходящую паром кружку и осторожно отхлебнул. Кофе обжигал, но был настолько вкусный, что Акула уже не смог остановиться. Капля радости в море меланхолии.

Поставив пустую кружку рядом со злополучным кубком, он медленно лег. По всему телу прошла волна тупой боли – и отдалась в голову. Акула зажмурился, как если бы ударился темечком в дверном проеме.

Решив не открывать глаза, он расслабился и уже через пару минут погрузился в дремоту, устремился туда, где по-прежнему здоров и полон сил. Багровая темнота закрытых век подернулась неясными образами подкрадывающихся снов. Суетливым калейдоскопом промчались фрагменты последней схватки: потные мускулистые тела, сцепленные в захвате на ковре – концентрированный клубок силы красно-синего цвета. Акула – в красной форме, оппонент, прижатый к ковру лопатками – в синей. Восторженные лица в колыхающейся толпе впиваются в борцов взглядами, словно рой комаров. Резкие возгласы сотрясают зал. Объявление победы, сияющие улыбки вокруг, и неожиданный фонтан боли. А тут еще огромный шмель с мохнатыми боками и блестящими лапками завис перед самым лицом, зажужжал сердито и настойчиво.

Проснувшись от вибрирующего мобильника, Акула снова почувствовал ломоту в костях, сморщился — скорее от досады, чем от боли. Волосатая рука сгребла мобильник и неторопливо поднесла к уху:

- Алло.

- Здорово, Акула, как ты себя чувствуешь? – спросила трубка зычным баритоном Леонида Ивановича.

- Хорошо.

- Я знаю, что дерьмово, спрашиваю, как ты справляешься.

Не дождавшись ответа, Леонид Иванович продолжил:

- Нельзя просто лежать, как куча кирпичей на даче...

- Судя по ощущениям, я и есть куча. Развалился в хлам.

- Знаешь, что? Не строй из себя... - Леонид Иванович выругался, - я тренировал кучу парней, которые рвали внутренний мениск — и поправлялись, один даже после разрыва крестовидной связки хорохорился и выступал, тот еще мутант. А ты — целее девственницы, ничего не покалечено. Может, психосоматика? Как думаешь?

- Может быть.

- Я тебе скажу, кто твои кирпичи соберет, - сказал тренер тоном персонажей рекламы, - я поворошил старые связи, и добыл контакты нашего старого терапевта. Мужик он странный, но как врач – очень крут. Народный врач СССР!

- Мануальный терапевт? – спросил Акула.

- Ты не подумай! - воскликнул Леонид Иванович, - это не какой-то индийский криворукий плут. В свое время он лечил советских космонавтов, сам понимаешь – человек для него, как детский конструктор.

Акула приподнялся на локтях, глянул исподлобья на кубок и на затухающий огонек солнца на западе.

- Действительно, интересно, - сказал он.

- Ну конечно! Я тебе об этом и толкую, - сказал тренер, - зовут его Вальтер Крюгер, немецкое качество, хе-хе. Я  тебя записал на завтра.

- Чего-о?

- Не «чего», а «спасибо, Леонид Иванович». Я все-таки тренер, а значит, твое здоровье – моя забота. Как говорится, чтоб ты сдох, но поправился, хе-хе! Добираться будешь на электричке, ни одна машина в это дыру не проедет. Завтра в полдень тебе назначено, записывай адрес…

Погода испортилась. Еще с самого утра на горизонте сгрудилось стадо беременных туч, и когда Акула выходил из электрички, оно уже разбрелось по всему небу, здесь и там атакуя землю потоками ливня. Сразу за остановкой, обозначенной одиноким полосатым столбом, начинался жидкий осиновый лес. Дождь заливал лицо, водопадом струился по желтому дождевику.

Электричка завыла и унеслась по путям, проводив Акулу пристальным взглядом зелено-оранжевой морды на последнем вагоне. Через лесопосадку, спортсмен вышел на отданное зарослям иван-чая поле: ветер истерично лохматил зеленые стебли, под необузданным натиском зеленое море исходило волнами. В траве сиротливой трещиной пробегала тропинка – неровная, не знавшая автомобильных колес.

Акула нахлобучил капюшон, стараясь не смотреть по сторонам и не ловить лицом хлесткие капли. На самом краю видимости, теряясь в пелене дождя, маячила горстка вожделенных домиков. Сгорбленный и насупленный, шедший быстрым шагом, он смахивал на громадного сказочного огра, совершающего набег на деревеньку.

Жители попрятались в теплых сухих жилищах, из некоторых труб курился дымок затопленных печек. Приглядываясь к номерам домов, Акула двинулся вдоль главной улицы. Собственно, вся деревня и состояла из одной улицы и насчитывала от силы полсотни домов. Ветер хаотично смешивал уютный запах дыма с душком влажного навоза, ароматы цветов, заботливо рассаженных по клумбам, с запахом сосновой смолы.

В хлевах, оглушенная горохом дождя, тревожно блеяла скотина. Проходя мимо одного из дворов, Акула услышал металлическое бряцанье – остановленная короткой цепью псина вперила в него строгий взгляд и глухо прогавкала нечто похожее на «Гуф! Гуф!». С минуту черные глаза провожали его, затем собака раздраженно отряхнулась и с чувством выполненного долга отправилась в конуру.

Словно брезгуя обществом деревенских изб, на отшибе расположился аккуратный двухэтажный коттедж из красного кирпича. «А вот и ты, доктор-буржуй!» - обрадовался Акула.

Дом Вальтера Крюгера и его земельный участок величиной с половину футбольного поля окружал двухметровый забор без единого просвета между досками. По периметру с внутренней стороны забора столпились молодые тополя, густая крона влажно блестела, листья под каплями копошились, будто зеленые крабы. Тронутая ржавчиной калитка оказалась незапертой и скрипела под порывами ветра.

Дорожка перед входом в коттедж превратилась в месиво из мелкого гравия и грязи. Образовавшиеся повсюду вязкие лужицы цвета кофе с молоком пузырились под крупными каплями. Уже не стараясь избегать грязи и луж, заляпанный до колен Акула проследовал напрямик, глубокие следы тут же заполнились грязной водой. «Не шоколад, конечно, но и не дерьмо», - подбодрил себя Акула.

Темные от влаги деревянные доски удивленно скрипнули под центнером спортсмена, и Акула оказался под козырьком крыльца – внутри водной тюрьмы из журчащих струек, непрерывным потоком текущих по шиферу и ниспадающих на землю за его спиной.

Акула посмотрел на часы и надавил кнопку звонка. Вокруг спокойно булькал затихающий дождь, но звонок остался нем. Акула пощелкал на кнопочку, зажал ее указательным пальцем... Дверь распахнулась, а вместе с тем на спортсмена обрушилось оглушительное «та-дам!», издаваемое звонком.

Спохватившись, Акула отпустил звонок. Перед ним стоял очень пожилой мужчина - нельзя было назвать его стариком при такой прямой осанке и ясном взгляде – в черном отглаженном костюме (для кого, спрашивается, эти стрелки на брюках?) и элегантных, хоть и старомодных, очках в золотой оправе.

- Извините, я думал, звонок не работает, - сказал Акула, - здравствуйте.

- Здравствуйте, юноша. Ничего страшного, это вина звукоизоляции, – Крюгер окинул Акулу цепким взглядом. – Борец, полагаю?

- Да, меня записал на прием Леонид Иванович.

Акула стоял у порога, промокший, грязный, замерзший. С дождевика струилась вода, под ногами натекла приличная лужа. Казалось, Крюгер не замечал его положения – с бесстрастным лицом рассматривал крупную фигуру, словно перед ним был тривиальный музейный экспонат. Наконец, произнес:

- Вы весь мокрый, скорее проходите в дом. Могу я предложить вам чашку горячего шоколада?

- Спасибо, - пробормотал Акула и вдвинулся в дверной проем.

Первое, что он увидел – ленты. Одна, две, пять – несколько десятков липких лент от мух свисали с потолка и вдоль углов. Их желтые блестящие языки были усыпаны сотнями и тысячами мух, в основном дохлых, но некоторые еще отчаянно жужжали, утопая лапками в липком месиве. «Фумитокс», – прочитал Акула на фиолетовом цилиндрике одной из лент и наклонился, уберегая шевелюру.

Крюгер проводил спортсмена в просторную ясную кухню. Пол был устлан бежевым ламинатом под паркет, вдоль стены стояла кухонная комбинация «IKEA», выполненная в белой гамме. Столешницы и дверцы шкафчиков поражали безукоризненной чистотой, смеситель на раковине сиял хромом. Вместе с тем, обстановка не создавала уюта, а скорее ассоциировалась с хирургическим кабинетом или операционной. Лампы дневного света усиливали неприятное сходство. И, конечно, в каждом углу висело по липкой ленте ядовито-желтого цвета, время от времени доносилось жужжание умирающих насекомых.

- Итак, юноша, - сказал Крюгер, - позвольте узнать, на что вы жалуетесь?

Сам он отошел к плите и занялся готовкой обещанного шоколада.

- Боль, - ответил Акула, - тупая, ноющая, не сильная, но очень навязчивая. Отдается в голову. Слабость, как будто весь день валялся на жаре. Никогда такого не было, появилось на последнем соревновании. Прошел обследование, но тесты говорят, что я здоров.

От плиты распространился запах какао с корицей. Крюгер достал крохотную чашечку на блюдце, одним движением вылил в нее содержимое ковшика – количество напитка совпало до последней капли.

- Горячий шоколад, - объявил Вальтер Крюгер, поставив перед Акулой чашечку, и сел напротив.

Установилась тишина, изредка нарушаемая звуками мушиной агонии. Крюгер, не двигаясь, смотрел на гостя, руки покоились на столе одна под другой, как у прилежного школьника. Акула еще раз подивился педантичности своего визави: гладко выбритое лицо, тугой узел галстука, на манжетах черной рубашки холодными звездами блестят золотые запонки. И это при том, что терапевту никак не меньше семидесяти.

Акула прочистил горло и отхлебнул какао. Изумительный вкус наполнил рот, и в груди растеклись теплые волны. Словно мутная пленка упала с глаз, и в мире добавилось красок.

- Очень вкусно! – сказал Акула, осушив кружку в три глотка. – Я никогда такого не пробовал.

- И не попробуете, - чуть улыбнулся терапевт, - это авторский рецепт. Процедура уже началась. Прошу за мной, юноша.

Крюгер вернулся в прихожую и спустился по бетонной лестнице, какие обычно ведут в погреб или подвал. У стальной двери, покрытой заклепками, словно люк на военной технике, терапевт приложил палец к биометрической панели – раздался электронный писк и дверь отворилась.

Подвал представлял собой медицинскую лабораторию. Помещение оказалось сухим и чуть прохладным, по периметру потолка горели матовые лампы, освещая каждый уголок. У стены в центре располагалось шикарно оборудованное рабочее место: крутящееся кожаное кресло, достойное директора крупной компании, было окружено полукругом массивного стола, где стоял компьютер с тремя дисплеями. На одном пульсировали разноцветные графики, другой был испещрен наборами цифр в табличных столбиках, на третьем крутилась трехмерная модель головного мозга.

На кирпичной стене висели яркие пластиковые плакаты — разного рода анатомические атласы человека в полный рост: классические — с обнаженными мышцами и внутренними органами, экзотические — со схемами чакр и картами точек для иглоукалывания. Далее следовали многовариантные изображения головного мозга: опутанного магнитными линиями, расчетными графикам, витиеватыми проекциями. Вдоль оставшихся застыли книжные шкафы, плотно набитые научными пособиями на разных языках. В дальнем углу была дверь с надписью «Das Operationsraum».

- Грандиозно, - прошептал Акула.

Крюгер сдержанно улыбнулся:

- Ближайшее время вы проведете не здесь.

Едва Акула вошел в следующую дверь — в нос ударил  запах разложения, мерзкий и сладковатый, вонь как будто скопилась под кадыком липким шариком, и спортсмен согнулся в позыве рвоты. Тут же примешался резкий металлический запах крови. Акула развернулся — как раз для того, чтобы в лицо ударила струя из баллончика.

Очнулся Акула на кушетке в полусидячем положении: руки и ноги прижаты пластиковыми браслетами, голова надежно зафиксирована тисками. Он заорал. Громко, нечленораздельно, перемежая крик ругательствами и призывами о помощи. Мышцы вздулись, тело затряслось в отчаянном напряжении, но фиксаторы лишь глубже врезались в кожу. Вальтер Крюгер стоял в ногах кушетки и, не моргая, смотрел на пациента, пальцы сжимали микрофон — незаменимый аппарат при проведении ответственных процедур. Акула замолк, переводя дыхание.

- Звукоизоляция, - напомнил Вальтер.

- Зачем это?! Что тебе надо?!

Лихорадочно оглядевшись, насколько это позволяли тиски, Акула увидел вокруг белые виниловые шторы, справа стояла тумбочка с медицинским оборудованием непонятного назначения, а слева замер передвижной столик с блестящими хирургическими инструментами, шприцами и ванночками для растворов.

- Где я?

В операционной, - ответил Крюгер. - Сегодня вы мой пациент.

- Иваныч, мудак, насоветовал!

- Что вы! Леонид Иванович работает на благо человечества и предоставил мне уже не один десяток качественных образцов.

- Что ты несешь, гнида?

- Юноша. Если вы не прекратите хамить, я буду вынужден дать вам дозу транквилизатора. Идет научная запись, - Крюгер выразительно посмотрел на микрофон.

Акула засопел, но счел благоразумным прислушаться к словам своего мучителя. Постаравшись взять себя в руки, он выдавил:

- Ничего не понимаю, я приехал к терапевту...

- О, я сейчас все поясню. Во-первых, терапия вам не требуется — болевые симптомы вызваны препаратом, который Леонид Иванович дал вам по моей просьбе. Мне был нужен физически закаленный образец, а без причины вы бы сюда не пожаловали.

- Иваныч? Но почему?!

- Во-вторых, теперь вы участвуете в моей программе по гуманизации населения.

- Что еще за программа? А мое мнение? Это секта?

- Вы задаете слишком много неправильных вопросов, юноша, поэтому я изложу ситуацию сам. Человечество — это великий механизм, и его путь складывается из поступков каждого человека, живущего на этой планете. Благочестие и ответственность ведут человечество к цивилизации и прогрессу, а беспринципность и эгоизм — к упадку и прозябанию. Но люди не заботятся о процветании, а преследуют лишь сиюминутную выгоду, не чувствуют себя единым родом. Что остается делать немногим сознательным людям, когда общество неосознанно служит злу и тянет нас в пропасть? Как этому противостоять? Как можно исправить человека?

Вальтер Крюгер замолчал и опустил голову. Откуда-то из-за штор доносилось тонкое жужжание умирающих мух. По воздуху волнами гулял гадостный запах.

- Решение есть, - как ни в чем не бывало продолжил терапевт, подняв голову. - Путем экспериментов я открыл способ блокировать негативные свойства личности операционным вмешательством. Продукт операции я назвал Homo Perfectus. Человек совершенный не испытывает жадность, зависть, тщеславие, алчность, он не знает воровства, коррупции, грабежа или убийства. Он – идеальный представитель цивилизации, надежная опора здорового общества.

Крюгер вскинул голову и расправил плечи.

- Из этого кабинета вышло триста восемьдесят семь совершенных людей!

***

Баба Рита возвращалась из сада на вечерней электричке. Зайдя в вагон, она тяжело вздохнула и отметила, что свободных мест нет. Люди с готовностью уступают или молодым девушкам, или пенсионерам дряхлого вида. Рита не относилась к этим категориям (хотя приближалась ко второй), и на нее, устало прислонившуюся к стене, никто не обращал внимания.

Внезапно поднялся рослый парень с массивными плечами, его мясистая шея как будто срослась с затылком. Рита насторожилась: раньше такие молодчики вытрясали деньги со всего вагона.

Парень улыбнулся, обнажая неровные зубы.

– Садитесь на мое место, – сказал он и деликатно отошел в сторону.

– Ой, спасибо, – сказала Рита. – Как неожиданно! Не перевелись, так сказать, джентльмены в русских селениях.

– Просто я не могу иначе, – снова улыбнулся парень.

***

Рассказ выложен эксклюзивно на Пикабу

Другие мои книги и рассказы: https://author.today/u/garpo