Новый год для гомункула⁠⁠

Камыш приоткрыл один глаз и дернул лапой – домовой Афанасий пощекотал ему пятку. Кот потянулся, едва не брякнулся с подоконника, лениво спросил:

- Ну, чего надо-то?

- До декабря три дня осталось, – Афанасий почесал в бороде.

- Чего ты вечно начинаешь-то с «поцелуй меня в плечо»? Ну, три дня и что?!

- А там и Новый год. А Ольга-то у нас опять одна на праздник остается!

- И чо?

- Хрен через плечо! – разозлился домовой. – Реветь будет опять полночи. Что она одна такая разнесчастная, страшная, толстая и никому не нужна!

- Ммм… – кот сделал хобу и начал тщательно вылизывать заднюю лапу.  – Может, этот еще вернется, как его… смешные такие колготочки под штаны носил.

- Павлик? Я мог бы приворот, конечно, на него  сделать, но… – домовой не договорил и вздохнул.

Павлик не ел сахара, соли, пил много БАДов, хлеб не потреблял из-за глютена, а молоко – из-за гноя, который в нем точно есть. Еще мерил давление по пять раз на дню и фото с дисплея тонометра отсылал маме.

- Пойдем ко мне! Там побалакаем! А то торчу тут на дневном свету! – проворчал домовой и приоткрыл в углу кухни, под трубой, четвертое измерение, ведущее в его жилище.

Камыш вздохнул и юркнул в нору. Хоть Афанасий и жил в обычной хрущевке, но свой дом обустроил старомодно, за долгую, в несколько веков жизнь своему деревенскому вкусу не изменял. Бревенчатые стены, беленая печка в углу, лавка вместо кровати, на столе – вязаная кружевная салфетка и самовар, под потолком протянута нитка с сушеными мышами. Домовой налил кипятку в чашку, макнул в воду каменную корку – хлеб он таскал у Ольги.

- Ну, выкладывай свой план, – сказал Камыш. – Ты ж придумал что-то.

- В общем, давай сделаем Ольге жениха!

- Это как? Снеговика что ли слепим и морковку пониже воткнем?

Афанасий вытащил из сундука толстую растрепанную книгу в кожаном переплете, открыл на закладке, сделанной из засохшего листа папоротника.

- Так. Во. Как создать гомункула: берем яйцо и с пол-ложки мужского семени. В скорлупе делаем дырочку, вливаем семя. На неделю в теплое место.

- Гомункул? Эт чего такое?

- Ну, типа маленький такой человечек. Мы из него клевого мужика вырастим! Через неделю он вылупится, и еще пару недель на откорм. Давать кириешки и борщ каждые пару часов, в конце прикорм шашлыком.

Кот раскрыл рот и округлившимися глазами смотрел на домового.

- Вот ты щас серьезно?

Афанасий развел маленькими ручками.

- И кто из нас в ложку будет дрочить для этого непотребства?

- Никто! – разозлился домовой. – Сперма человеческая нужна! Мы ж человека растить будем!

- Еще лучше! – притопнул лапой кот. – И где мы ее возьмем? Павлик, если ты помнишь, тут не появляется уже месяц. Да и гандоны свои он смывал в унитаз – боялся, что Ольга хочет от него тайно забеременеть!

- Ну, нашел тоже великую проблему. Парень из квартиры выше баб водит каждую среду. И презики из окна кидает, некультурный такой. Ты в форточку сиганешь и достанешь!

- Да иди ты в жопу, Афанасий! Еще я пакость такую не трогал! Сам и сигай!

- Я не могу, ты ж знаешь!

Вне стен родного дома сила домового множила измерения и подпространства – он оказывался среди многочисленных коридоров в иные миры и переплетенных плоскостей. В них легко было потеряться, и именно из-за этого Афанасий и все его племя не могли самостоятельно перебраться из одного дома в другой. Афанасий с грустью вспоминал время, когда хозяева предлагали ему сесть в лапоть и следовать за ними в новое жилище. Сейчас в домовых никто не верил, и он при переезде без приглашения сам забирался в шкаф или комод, чтобы в безопасности добраться в нужную квартиру.

Кот сунулся в угол избы:

- А ну, выпусти!

Домовой махнул рукой, и меж бревен открылся портал. Афанасий заварил чайку, который потихоньку тырил у соседки, любительницы всего экзотического. В чайнике распуститлся травяной цветок, испускавший густой таежный аромат.

- Ах ты мой заинька, это у кого такие щечки? Это у кого такой носик, у кого такие лапоньки? – услышал Афанасий с кухни – звуки хорошо долетали и при закрытой норе. – Это у Камышика такая попочка пушистая, ах ты, мой колобочек!

Минут через пятнадцать домовой услышал шкрябанье в углу, открыл портал, и в избу ввалился взъерошенный кот с помадой на лбу и носу.

- Пиздец, – бросил он. – Ладно, давай попробуем… с этим, гомункулом.

Камыш сел у печки и принялся намывать рыльце.

Кот и домовой с неделю дежурили около окна, высматривая соседа сверху – молодого парня, ездившего на раздолбанной Ладе. В пятницу ближе к вечеру им улыбнулась удача: сосед припарковал свою старушку около подъезда, галантно открыл пассажирскую дверь и подал руку девушке с лиловыми волосами.

Домовой притащил древние замусоленные карты, и они принялись резаться на подоконнике в дурака, ожидая, когда сосед сотворит свое бескультурье.

- Кстати, это та самая колода, про которую Пушкин писал в своей «Пиковой даме», - сказал Афанасий. – Из которой Герман даму вытащил вместо туза.

- Да ладно пиздеть, – кот потер краешком карты усы.

- Вот ей-богу. Бабушка моя в Санкт-Петербурге у Чекалинского жила, которому Герман проиграл. Она и прибрала их от греха подальше.

Сверху послышался звук открываемого окна, и вскоре что-то шлепнулось на снег. Домовой бросил карты, прижал нос к стеклу.

- Оно самое. Твой выход, шерстяной.

Но кот мялся на подоконнике, вглядываясь в соседний дом – такую же кирпичную хрущевку. Вдалеке высился не так давно отстроенный новенький ЖК с красивыми домами, покрашенными в яркой стилистике Ван Гога.

- Ну чего ты там в окно пыришь? – разозлился Афанасий. – Сигай давай!

- Блин, стремно-то  как. Васькина рожа вон в подвале висит, ржать будет. И расскажет всем, сука одноглазая.

Домовой размахнулся, хотел пнуть кота по толстой жопе, но вдруг опустил ногу и погладил маленькой рукой кота по голове:

- Камышик, ну соооолнышко…

- Грусть, тоска и унижение, – вздохнул кот.

Он уцепился передними лапами за ручку окна, повис всем телом, и, когда створка подалась, спрыгнул в свежий морозный вечер. Несколько чаек на ближайшем мусорном контейнере встрепенулись, повернули головы в их сторону. Одна снялась и с пронзительным воплем полетела к дому.

- Ааа, тварь! – услышал домовой снизу; Камыша он не видел – тот был под самым подоконником. – А ну отдай, падла! Чего? Меня? Меня клювом по лбу?! Да я тебе щас..!

Раздались звуки возни, кошачий утробный ор, до окна долетело несколько мелких светлых перьев. Камыш вскочил на подоконник, за ним, истерично вопя во все горло, поднялась чайка, которая долбила кота по темечку. Камыш держал на когте передней лапы презерватив, и, не имея возможности толком обороняться, щелкал пастью, норовя вцепиться гадкой чайке в крыло. Домовой схватил со стола банку с горчицей и кинул в птицу, та, увидев нового врага, развопилась еще пуще. Банка в цель не попала, но на лету отвалилась крышка, и птицу обдало резко пахнущей рыжей жижей. Камыш, тяжело дыша, запрыгнул в квартиру, а Афанасий быстро захлопнул окно – к ним летели несколько чаек с помойки. Кот брезгливо стряхнул презерватив с лапы:

- Чтоб я еще на твои движухи подписался..!

Из Ольгиного холодильника добыли яйцо и с этими трофеями отправились к Афанасию в нору. Домовой пришмякнул яйцо сверху рукоятью ножа, снял небольшой кусочек скорлупы. С помощью чайной ложки влил несколько капель в яйцо, положил его в стеклянную банку и поставил около теплой печки.

- Надобно в тепло, – пояснил Афанасий.

Через пару дней дырка в яйце затянулась белесой пленкой, а от скорлупы к стенкам банки протянулись сероватые влажные нити, похожие на паутину. Домовой озадаченно смотрел на банку, которая стала похожа на реквизит для празднования Хеллоуина.

- Как-то странно. В гримуаре ничего такого про эти белесые сопли нет.

- Наверное, это потому, что малафью мы взяли от полного придурка. Ну кто презики в окно кидает?

Афанасий почесал лысину и полез в свою толстенную книгу с заклинаниями.

Через неделю от яйца начали откалываться кусочки скорлупы, и домовой с котом сгрудились около банки, переживая за гомункула, как нервные папаши под окнами роддома. Когда упал последний кусок скорлупы, Камыш удивленно произнес:

- Почему он такой волосатый? Он что, кавказских кровей?

На дне банки разевал ротик крошечный мужик размером с мышь. Все тело его было покрыто черными волосами, особо густо росшими на груди и спине. На подбородке пробивалась сизая щетина.

- Отвалятся, – махнул рукой домовой.

Гомункулу наварили борща с сушеными мышами, а кириешек набрал Камыш, вытащив у Ольги из кухонного шкафчика пакетик. Домовой совал ложечку мужичку, приговаривая:

- За папу… За маму… Оппа!

Гомункул рос быстро: через неделю он был размером уже с небольшую кошку, а по прошествии 10 дней догнал ростом Афанасия. Черные волосы отвалились, и Камыш с удивлением признал, что гомункул стал запохаживаться на довольно симпатичного широкоплечего парня. Афанасий утащил у Ольги кусочек цветка под названием «женское счастье», высадил его в горшок и посыпал какими-то едко пахнущими травками, прочитал коротенькое заклинание.

- А это зачем? – спросил Камыш, с интересом наблюдавший за его манипуляциями.

- Сажаю его будущее, – домовой кивнул на гомункула. – Я ж не могу Ольге отдать бомжа без профессии и работы.

- Хех, – хмыкнул кот. – Ну и кто он у нас будет? Бизнесмен? Миллиардер, филантроп и плейбой?

- Увидишь, – загадочно сказал Афанасий.

- А это чего у него на руке? – кот показал на ладонь гомункула – посередине росла крупная шишка.

Домовой близоруко пригляделся:

- Ерунда какая-то. Эдак быть не должно.

Он снова схватился за гримуар, перечитал странички, посвященные гомункулу.

- Черт его знает… Тут про такое нету.

На следующий день домовой с отчаянием разглядывал руку гомункула: то, что первоначально было похоже на шишку, приобрело вполне зримые очертания горлышка бутылки.

- «Балтика», – прочитал кот этикетку. – У него что, пивная бутылка растет из руки?!

Еще через день ноги  гомункула покрылись серо-черной патиной, а на торсе проступил желтоватый налет. Подтянутый живот вдруг опустился толстым комом, под подбородком надулся жировой валик. Зародыш постоянно икал и прикладывался к своей пивной бутылке.

- Да что это за хренотень! – вопил Афанасий. - У нас алкаш какой-то вышел, а не идеальный парень!

В ближайшие несколько дней на ногах гомункула образовались вытянутые на коленях треники, а желтоватый налет превратился в майку-алкоголичку с рваной подмышкой.

- Ебаааать, – протянул Камыш, глядя, как зародыш чешет яйца через треники. – Красавчик.

- Надо справиться у Семеныча, – грустно прокряхтел Афанасий.

Семеныч, его давний приятель, был домовым в северной части дома и прожил он намного дольше, а значит, мог знать, что в их ритуале случилось не так. Афанасий сделал портал, и они нырнули в нужную квартиру. Нора вывела их на кухню, где домовой надел личину невидимости, а Камыш припал на все лапы и осторожно выглянул из-под стола.

Высокая старуха с грандиозной задницей и не менее грандиозной грудью мешала что-то жутко вонючее в кастрюльке, рядом на табурете примостился тощий низенький старик с впалой грудью, который тонким жалобным голоском произнес:

- Ниночка, мне кажется это не совсем научный метод…

- Научные нам не надо! – громовым голосом отрезала Ниночка. – Чего эти врачи понимают! Вон у Галины Федоровны сын заболел остеохондрозом, аж в Израиль ездил лечиться. И что..?

- А что? – встрепенулся старик.

- И помер! Как из Израиля вернулся.

- От остеохондроза..?

- Не, в аварию попал.

Ниночка снова помешала свое варево, подцепила немного ложкой, понюхала.

- Нажористо вышло!

Она перелила желтую, страшно вонявшую жидкость  стакан и протянула мужу. Кот толкнул Афанасия в бок и указал на стопку книг на кухонной полке, на корешках значилось: «Пей мочу – не доверяй врачу!», «Сила в урине», «Моча – живая вода современности», «Геннадий Малахов: лучшие рецепты».

- Ниночка я как то…

Старик попятился, как краб, вместе со своей табуреткой подальше от стакана.

- Брезгуешь? – поперла на него грандиозной грудью Нина. – От родной жены брезгуешь?! Да я ради твоего здоровья враскоряку над этой банкой…!! А ну давай!

Старик пискнул и схватил стакан.

- Чокнутые какие-то… - прошептал Камыш.

Афанасий оторопело смотрел на поклонников уринотерпаии.

- Я ведь их знаю, - тихо сказал он на ухо коту. – Нина эта медсестрой операционной была, старикан – инженером. Никогда они такой ерундой не занималась.

- Ладно, пошли, – толкнул его лапой кот.

Афанасий открыл портал в углу кухни, и они ввалились в избу к Семену.

У Семеныча царил страшенный бардак – на полу валялись рассыпанные лук и чеснок, перья из разодранной подушки усеивали все, словно снег, по половицам почему-то скакали мелкие серые лягухи.

Афанасий, раскрыв рот, смотрел на Семеныча. Домовой северной стороны валялся поперек кровати в длинной рубахе и лаптях, тощие ноги в черном пуху торчали из-под полы. Афанасий бросился к нему, схватил плечи и принялся трясти:

- Семеныч! Эй, ты чего! Семеныч! Тебе плохо, что ль?!

Камыш сунул нос в трехлитровую банку, стоящую на столе, сморщил нос, задвигал усами:

- Похоже, ему очень даже хорошо. Это брага.

Семеныч разлепил один глаз, обозрел домового и вдруг хрипло запел:

- Ах не одна трава примятаааа, примятаааа девичьяяааааа красаааа..!

Афанасий ошалело посмотрел на приятеля:

- А иде портки твои, Семен?

Снова отозвался кот:

- Да вот они тут, на журнале «Буфера XXL».

Домовой сел на кровать, дернул себя за остатки седых волос на лысине:

- Да что тут, черт возьми, происходит!

Камыш пожал плечами:

- Кто-то устроил себе выходной, чего блажишь-то.

- Да не бывает так! Домовой – хранитель дома, не пьем мы! Супротив нашей природы это!

- А это значит..? - промурлыкал Камыш.

- Что значит?

- Значит, вашу природу непьющую кто-то… Заколдовал.

- Хм… – Афанасий почесал в бороде. – А ты может и прав. Давай-ка пройдемся по квартирам, посмотрим, чем соседушки живут.

В следующей квартире царил полумрак, и коту с домовым почти не пришлось таиться. Мужчина около пятидесяти расположился за столом, на котором горели две толстые черные свечи. Камера на штативе была включена и направлена на дощечку с небольшим зверьком, которого кот сначала принял за мыша. Лапки зверька были перевязаны толстыми нитками и растянуты в стороны, концы ниток закреплены в углах дощечки булавками. Толстенькое брюшко его было выбрито, на розовой коже чернела криво выведенная пентаграмма. Мужик поправил растянутые треники, провел по влажной от пота лысине и начал вещать на камеру:

- Сегодня, друзья мои, мы будем учиться наводить порчу. Для этого нужна крыса или мышь, но я собсно, купил хомяка-джунгарика. Мышей временно было… Впрочем, это неважно.

Хомяк дергался всем жирненьким тельцем и вопил:

- Памагитееее! Мужик, ты ебнулся в край! Мамачкааа!! Лююююуууудии! Твою мать, сам же сказал, крыса нужна! А я не крыса, я домашний питомец! Питомец я, блядь! Колесико там, поилочка… Я умею миленько жрать орехи, щечки у меня милые… Сука, ты что, не видишь, какой я милый?!

Мужик, разумеется, хомячьи вопли не разбирал, для него они звучали как писк и свист, а Камыш все отлично понял и гаденько захихикал в пушистую лапу. Афанасий укоризненно посмотрел на кота, покачал головой. Потом подошел к столу, пошевелил пальцами, будто кормил курей, пошептал себе под нос, и мужик вдруг зевнул, потер кулаками глаза и опустил голову на стол, захрапел богатырским храпом. Кот вскочил на стол, уставился сверху на джунгарика, и тот заорал еще громче прежнего:

- А ну кыш, кыш! Ааааааа! Тьфу! Фу! Не ешь меня! У меня глисты! И блохи! Отойди!

- Покышкышкай мне тут еще, – проворчал Камыш. – Кому ты нужен, фигня щекастая.

Хомяк не унимался, продолжая вопить на ультразвуке так, что закладывало уши. На стол, кряхтя, взобрался Афанасий.

- Ну чего орешь-то, – поморщился он.

Домовой вытащил булавки из дощечки, помог хомяку снять нитки с лап. Джунгарик, буксуя на полированной столешнице, ломанулся было прочь, но Камыш изящным ленивым движением  схватил его когтистой лапой и швырнул обратно на дощечку.

- Вы чего, пацаны, вы чего… - бормотал хомяк, пятясь к стене.

- Ну и остолоп, – пробормотал Афанасий. – Куда ты собрался-то?

- Я это… Ну…

- Чего ну? По дому будешь шароебиться, что ли? Сожрет тебя, идиота, первая попавшаяся кошка.

- А эта харя не сожрет? – насупился джунгарик и кивнул в сторону Камыша.

- Он воспитанный, – уверенно ответил Афанасий.

Кот за его спиной оскалил белоснежные клычки и щелкнул пастью. Хомяк вжался в стену, а Камыш покатился со смеху. Домовой, не обращая на них внимания, осматривал столешницу: толстые свечи черного воска, куриные кости, ржавые иголки в блюдечке, пучок седых волос, книга с изображением козлоголового Бафомета на обложке.

- Ворожить собрался, – покачал головой Афанасий. – Плохо. И странно. Этого соседушку тоже я хорошо помню – он хоть и пришибленный всегда был, но безобидный. Снимал ролики на ютуб, руками водил перед экраном, вроде как заряжал на счастье, деньги, удачу. А тут вдруг – порча. И хомяка почем зря истязал.

Он обернулся к Камышу:

- Что-то творится в доме. Нехорошее что-то. Не нравится мне, жильцы как с ума посходили. Ой, не нравится…

- А мне как не нравится, - угрюмо произнес джунгарик, косясь на когти кота.

- Пошли к Зеркалице, – махнул он короткопалой рукой. – Надо с ней побалакать.

Взгляд его наткнулся на недовольного хомяка.

- А блин, да. Давай его сначала к Ольге отведем.

Джунгарика привели в родную квартиру, где хозяйка сначала заорала «Мышь! Мышь!» и забралась на табурет. Камыш демонстративно нюхал хомяка, показывая фальшиво умильной мордой, что жрать его он не будет. В конце концов джунгарик встал на задние лапки, поднял передние и начал умываться, трогательно дергая усиками и блестя глазами-бусинками. Он как бы невзначай поворачивался то так, то сяк, чтобы продемонстрировать бурундучьи полоски на спине.

- Тьфу ты, это ж хомяк! – наконец поняла Ольга.

- Наконец-то дошло, – вздохнул джунгарик.

- Ой какой хорошенький, откуда ж ты взялся, такой помпончик?

Ольга протянула к хомяку руку, а Камыш развернулся, бросив через плечо:

- Ну держись, брателло.

Афанасий открыл портал на верхние этажи, и вслед им неслось:

- Ой какой маленький, пушистик-лапочка! Кто ж тебе пузико выбрил, что за негодяи?

Зеркалица жила на самом верхнем этаже, и у кота немного заложило уши, когда домовой стремительно протащил его по порталу. Нужная им квартира была с хорошим ремонтом и стильной современной мебелью. В большой светлой гостиной стояли лаконичный бежевый диван, легкие кованые металлические этажерки и большое зеркало-трюмо в тяжелой деревянной оправе. Домовой деликатно постучал по поверхности зеркала, и с обратной стороны выглянула юная девушка в невесомом светлом платье, будто сошедшая с картин Боровиковского. Вьющиеся волосы были уложены на макушке, но пушистые русые завитки выбивались там и сям, украшая ее ладную головку.

- Ой, Камышик, – проворковала она, протянула тонкую руку из зеркала и погладила кота по голове.

- Мы по делу, – насупился Афанасий. – Он несколько завидовал коту, что тот одним своим видом приводил женщин в умилительное настроение.

- Что такое?

Зеркалица, красуясь, присела и превратилась в кота, похожего на Камыша. Но только более пушистого, крупного, с более лоснящейся шерстью, с роскошным мохнатым хвостом. Камыш приосанился около зеркала, и Зеркалица, повторяя его движения, наклоняла голову, поднимала лапу. Зеркалица, живя в своем стеклянном мире, благоволила к некоторым людям, и, гуляя по зеркалам в доме, отражала их в более выгодном свете. Показывала женщин стройнее и моложе, отражению мужчин уменьшала животы и увеличивала бицепсы. Тем же, кого не любила, уменьшала глаза, делала более крупными поры на лице, преувеличивала целлюлит и дряблость кожи.

- Нам нужен правдивый осколок, – сказал Афанасий.

- Зачем?

- А ты ничего не замечаешь? В доме что-то неладное творится… Хорошие добрые соседи творят дичь какую-то.

Зеркалица снова превратилась в девушку, задумчиво надула малиновые губки.

- Хм… Про дичь не знаю – я же по внешности больше, ты знаешь. Пожалуй, кое-что странное я заметила. Зеркала порой становятся словно мутные, я сначала не поняла, в чем дело, но потом обнаружила, что они просто запотевают по утрам. Стало очень влажно.

- Надо проверить дом, дай нам правдивый осколок.

Осколок, принесенный из зазеркалья, обладал замечательным качеством – в нем отражалась истинная суть. Красавчик, если он подл, лицемерен и завистлив, отразился бы скрюченным стариком с россыпью язв около лживого рта, а дом радушной хозяйки, но за глаза сплетницы, костерящей гостей, в нем бы предстал старым заброшенным пыльным сараем.

- Условие помнишь? – нежным голоском произнесла Зеркалица.

- Да-да, в осколок можно посмотреть только раз, потом он становится опасным. Я понимаю. Мы походим по квартирам, посмотрим, сначала вычислим, потом с помощью осколка удостоверимся.

- Хорошо, - кивнула девушка. – Ну давай, начинай.

Афанасий взял с этажерки круглое зеркало на ручке и поднес его к трюмо. Зеркальные поверхности отразили друг друга, образовав бесконечный коридор. Зеркалица сунула туда руку, стукнула кулачком в пустоту, и вдруг одна из поверхностей пошла трещинами, вниз со стеклянным посыпались куски. Девушка подобрала один, протянула домовому.

- Осторожнее с этим. Не люблю я эти штуки из Многомирья.

- Ну, так я всего один и попросил, чтоб не заиграться.

Осколки из Многомирья были опасны – взгляд туда завораживал, лишал воли. Неподготовленные терялись, начинали путать, где реальность, а где отраженное зазеркалье, могли упасть, как в омут, в запределье. Афанасий и сам побаивался осколка правды, но с домом нужно было что-то решать. Он взял со стола льняную салфетку, завернул осколок. Зеркалица на прощанье чмокнула Камыша в мохнатую макушку, высунувшись из зеркала по пояс.

По дому бродили хаотично, прыгая с этажа на этаж из квартиры в квартиру. Домовой мрачнел все больше: в одной из квартир обнаружилась батарея бутылок, пьяный шалман и двое детей, жавшихся друг к другу под столом; в другой молодая пара скандалила из-за доступа к компьютеру; в третьей женщина средних лет орала на ребенка из-за пролитого на стол чая, в четвертой девушка с недовольной морщинкой между бровей бинтовала мужу ладонь

- Ничего необычного, – пожал плечами Камыш. – Такое и без влияния Темных бывает. Ну бухают, ну ругаются, ну орут на детей… Эка невидаль.

- Бывает, – покивал Афанасий. – Но не везде и  сразу. Во всех квартирах, в которых мы были, вьется что то плохое. Люди злятся друг на друга, скандалят, не прощают…

- Ну и где мы будем смотреть в осколок? У бухариков, может..?

Домовой покачал головой:

- Почему у них? Нет, тут надо подумать.

Он походил из угла в угол, задумчиво сказал:

- А ну-ка, пошли вернемся к этим бинтованным.

Пришли они к скандалу – девушка орала на своего забинтованного мужа, в углу кресла испуганно таращил глаза мальчик лет пяти, вытянув через подлокотник ногу с ярко-красной ступней.

- Ничего толком сделать не можешь! Самое простое просила -  ребенка помыть, так ты, остолоп, умудрился кипяток включить!

- Сама-то хороша! Кто меня горячим супом облил?! Рука еле ворочается!

- Я нечаянно! И я сама обожглась!

Девушка ткнула в свою лодыжку, на которой была нашлепка из бинта и пластыря.

- Хватить орать, полоумная! Скорую лучше ребенку вызови!

- Без скорой обойдется, маслом помажу и все!

- Дура стоеросовая, нельзя ожоги маслом мазать!

Переругиваясь, супруги все таки вызывали скорую, и когда приехала бригада, вопя на весь подъезд, отправились всем семейством в больницу. Афанасий обошел квартиру, остановился возле окна в гостиной, по низу которого собрался конденсат. В углу послышалось шуршание, и домовой полез под стол, туда же сунулся и Камыш. Под столом около плинтуса копошились крупные черные жуки, которых кот сначала принял за тараканов.

- Мокрицы! – воскликнул домовой.

Он поднялся с пола, отряхнул колени и залез на подоконник. Посмотрел на высотки новенького ЖК, обернулся к коту:

- Помнишь, что на месте этого квартала раньше было?

- Откуда? Мне всего два года. На моей памяти он всегда тут был, – удивленно воззрился на него Камыш.

- А я вот помню! – воскликнул домовой. – А ну за мной, мохноногий!

Афанасий ворвался в свою избушку, достал из-под лавки небольшой сундучок. Открыл крышку, и кот увидел черную бородавчатую жабу. Глаза она смежила и тихонько посапывала плоским носом. Домовой поставил сундук на стол, вынул спички и неожиданно выдернул у кота пучок шерсти со спины.

- Офонарел, что ли? – взвыл Камыш.

Афанасий поджег шерсть на блюдечке и пепел вытряхнул жабе на спинку. Лягуха встрепенулась, открыла глазки и тихо свистнула.

- А ну давай, матушка! – потер ручки домовой.

Жаба начала обильно потеть, с жирной кожи скатывались крупные тягучие капли, и жаба засопела еще громче. Афанасий бросился к большому сундуку, вынул длинные тонкие прутья.

- Этта чево? – прищурился кот.

- Розги, – коротко ответил домовой.

Он смочил тряпочку в клейком жабьем поту и начал протирать ею розги.

- Чего ты делать то собрался, я не пойму.

- Щас увидишь! А ну, пошли обратно!

Афанасий схватил розги, правдивый осколок в салфетке и снова открыл портал в квартиру семейки с ожогами. Кот едва поспевал за ним, прижав уши и перейдя на мелкую рысь. В комнате домовой вынул осколок, направил на стены:

- Смотри…

В зеркальной поверхности отразились обои с обильными потеками, будто этажом выше прорвало трубу. Мокрые пятна пучились гроздьями мелких пузырьков и пульсировали. Кот удивленно мяукнул, когда один из пузырьков прорвался и на пол упал крупный головастик лягушки. К плинтусам жались странные лягухи с красными глазами и костяными сушеными лапками, которыми они тихо стучали по старому паркету.

- Вот оно! – удовлетворенно сказал Афанасий. – За мной, на кухню!

На кухне от пола шел пар, старые доски кое-где были выломаны, в дырах лежали дохлые лягухи, затянутые белесой влажной паутиной. Стены скрывались под буро-красной коркой, напоминающей засохшие мясные ошметки. Домовой поднял осколок, чтобы поймать в отражение потолок.

- Так я и думал! – воскликнул он. – Ну что, тварь, не удалось спрятаться?

Камыш, вытянув шею, заглянул в осколок и увидел тощую старуху пугающего вида, которая, расставив невероятно длинные паучьи руки и ноги, упиралась в стены. Узкое лицо с обтянутой кожей, под которой выделялись зубы, волосы, сбитые в вековой колтун, серая от грязи рубашка с отвисшим подолом, в волосах старухи копошились мелкие лягушки и головастики. С рубахи медленно отрывались и капали на пол крупные горячие капли.

- Банница! – сказал Афанасий коту. – На месте нового квартала раньше такие же хрущи стояли и старая престарая баня, ее из окон этой квартиры как раз преотлично видно было.

- Нашел-таки, сучонок, – проскрипела старуха. – А чево, куда мне деваться? Баню порушили, сволочи.

- Из-за тебя весь дом страдает. Банницам не место в людском жилье… От тебя темная зараза идет, народ с ума сходит. Шла бы ты отсюда, тетя.

- Щас, разбежалась, – огрызнулась старуха.

- Ну смотри, твоя воля.

Афанасий достал из-за пазухи длинную розгу, размахнулся и ударил банницу, попав по груди и руке. Старуха взвыла, спрыгнула на пол и вдруг разом раздалась – вытянулись и так длинные руки и ноги, макушкой коснулась потолка. Нижняя челюсть выдвинулась вперед, сделав ее уродливое лицо еще уродливее, и из-за зубов хлынул поток кипятка. Камышу на темечко попало несколько капель, и он взвыл. Банница сжала и разжала пальцы, в лицо коту и домовому полетели горячие угли. Домовой хлестнул старуху еще раз, и она снова увеличилась в размерах.

- Хватит ее хлестать! – возмутился кот. – Она только больше становится.

Банница двинулась на них, извергая кипяток и угли.

- И чего, какой дальше план? – прошептал кот, задрав головенку и глядя в выпученные глаза старухи.

- Бежим! – крикнул Афанасий и в момент проделал портал в стене.

Они прыгнули в соседнюю квартиру, но старуха бросилась за ними – размеры ее не останавливали, видимо, делать пространственные норы она умела сама.

- Пиздееец! – заорал кот.

- Еще не совсем! – крикнул домовой и проделал новый портал.

Они прыгали из квартиры в квартиру, кот прижимал уши и утробно рычал, когда на него попадали капли кипятка, а Афанасий только крякал. Камыш не сразу понял, что домовой ведет их к дому, к Ольгиной квартире.

- Ты ее к Ольге тащишь! – возмутился он.

Афанасий не ответил, продолжая деловито делать нору за норой. Они ввалились домой, и за ними прыгнула банница, раздувшаяся до неприличных размеров. Дохлые головастики и вареные лягушки сыпались с ее головы.

- Ну что, молись своим богам, домовой, – плотоядно произнесла старуха и протянула к нему руки-грабли.

- Ааааа! Афанасий! Мы просрали эту миссию! – завопил Камыш.

Но домовой сжал комель розги и спокойно ответил:

- Не в этот раз, бабуля.

Он стукнул кулаком о кулак и вдруг раздался, как банница, разогнулся, как древнерусский богатырь, макушкой достал до потолка. Руки вдруг обросли крепким мускулистым мясом, стали, как две дубины.

- Ну охренеть… - свистнул Камыш.

- У тебя здесь нет власти, это мой ДОММММ!!! – голос Афанасия, как колокол, оглушил, взорвал барабанные перепонки. – Это мой домммм! МОООЙ ДОМММ!!!

Все загудело, затряслись стены. Кот покатился кубарем, банница прижала ладони к ушам. Домовой хлестнул ее розгой по лицу, по ногам, по торсу. И старуха начала съеживаться, уменьшаться. Но он хлестал и хлестал ее до тех пор, пока она не уменьшилась до размера хомяка.

- Камыш, неси банку! – крикнул Афанасий, принимая свой обычный облик.

- Да ну тебя в жопу! – пискнул кот из-под дивана. – Предупреждать надо!

- Вылезай уже, не бойся.

Взъерошенный кот выполз, отряхиваясь.

- Какого хрена сейчас было?

- Ну, родной дом для домового – место силы. Здесь я могу немного больше, чем в других квартирах.

Камыш принес литровую банку, куда они посадили банницу, и Афанасий положил ее в свой сундучок.

- А скажи, клево было, когда я закричал «У тебя здесь нет власти!». Это я в кино видел, – довольно потер ручки домовой.

- Что это вообще за пенсионерка? – кивнул кот на банку с крошечной старухой, которая уселась на дно и кричала какие-то ругательства, потрясая сухим кулачком.

(продолжение в комментариях)