Наблюдатель Книга первая Глава 3 ч. 1⁠⁠

В то утро его разбудил телефонный звонок, впивающийся в уши острыми, не знающими преград раскаленными до бела иглами. Игорь лежал на кровати с открытыми глазами не вставая, надеясь что тот кому он понадобился в семь утра через несколько звонков прервет связь, но кто то настойчиво, долго и утомительно продолжал звонить, прервавшись на несколько секунд для перенабора номера. Он встал, на фоне по отчаянному кричащего телефона прошел на кухню, закурил и начал варить кофе. Минут через десять восстановилась тишина в квартире, кофе было готово, он докурил сигарету и привел себя в порядок в ванной. После в комнате, за высокой чашкой дымящегося, черного кофе сидя в кресле он подумал что это скорее всего кто-нибудь из ближайших знакомых по поводу смерти и предстоящих похорон Артура и его семьи.

И к следующему звонку нужно будет постараться естественно отреагировать на сообщение о смерти, да и что то придумать, чтобы его не коснулись все эти похоронные процедуры, начиная от сбора и оформления документов и заканчивая конечным кладбищенским этапом с броском горсти земли в могилу и поминками, да еще к тому же наверняка в дешевой и грязноватой, с замыленными полами столовой после этого. Игорь не хотел в этом участвовать, видеть слезы родственников, их невменяемое поведение, проходить все эти ритуалы, в гробах лицезреть своего бывшего друга, его детей и жену, их лица или вернее то что осталось от них. Никак не желал потом в окружении недалекой, всю свою судьбу протянувшую в поселке городского типа родни, жевать эту кутью с изюмом, пить водку, слушать избитые донельзя, произносимые с глубокомысленным видом фразы, вызывающие сразу у него рвотные позывы - "... Вот живешь, стремишься куда то, детей ростишь - (обязательно с ударением на "о") - и вдруг так раз, все. А какие ведь молодые то, жить бы да жить еще ..." - потому как ничего другого и не услышишь от них, натягивать на свое лицо хмурость, суровое сочувствие и якобы непроницаемость, сдержанность мужских эмоций. Даже не потому, что для него это будет тяжело, грустно и горестно, об этом он и не думал. А потому что не хотел терять на это свое время, изображая игру, ничего при том не испытывая.

К тому же, в конце поминок, хорошо зная отдельных представителей из родственников, коих присутствие будет обязательным, без всякого сомнения начнется выяснение отношений, пьяные сопли, мордобой с вбиванием в череп другого своих пещерных представлений о жизни, применяя любые окружающие предметы, будь то пустая бутылка из под водки, тарелка или стул, нож из под полы. Что собственно он видел не раз, принимая непосредственное участие с юных лет до некоторых пор, на различных по масштабу и значимости семейных событиях в жизни Артура, так же его дальних и в особенности близких родственничков.

Иногда ему казалось, что он совершил прыжок во времени и оказался в первобытном сообществе, осталось только натянуть на присутствующих лиц из числа собравшихся звериные шкуры и вручить сучковатые дубины с самодельными копьями. Да и внешность у большинства, что у мужчин, что у их спутниц по жизни была точь-в-точь как у реконструированных по найденным черепам неандертальцев - среднего, чаще всего невысокого роста, массивное телосложение, загребущие длинные руки до колен, большая вытянутая вперед голова с неразборчивыми, кустистыми пучками волос на короткой шее с очень низким лбом, массивными надбровными дугами, злобными маленькими глубоко посаженными глазками, широким носом и массивным подбородком, крупными зубами и мощными челюстями. При всем при этом с поразительной, какой то животной интуицией на любую опасность и невероятной выживаемостью в совершенно нечеловеческих условиях. Больше половины из них имели опыт лагерной и тюремной жизни, разные сроки заключения от года до двенадцати-пятнадцати лет по тяжелым и не очень статьям - хулиганство, грабежи, разбои, убийства и изнасилования, совершенные в основном в пьяном состоянии, некоторых еще дожидались из тюрьмы. Выходили на свободу ненадолго, максимум на полгода-год, сделав жену беременной - обратно приземляясь на нары, зарезав ножом с одного удара на смерть в трамвае, например, за одно неосторожно брошенное замечание в их сторону или за подобную же мелкую случайность, на что нормальный и обычный человек вообще не обратил бы никакого внимания.

Жены их, горластые и скандальные, работая по большей части в торговле, на рынках, в ларьках, во всякого рода столовых и рюмочных, крутились как могли, быстро старея от такой жизни и годам к тридцати выглядели на все пятьдесят с лишним лет, постепенно становились похожи на пожилых обезьянок. Практически всегда ярко накрашены, с густым слоем тонального крема на месте синяков на лице, что часто не помогало скрыть эти любовные отметины, обесцвеченные, с темными корнями волосы, свободная одежда на расплывчатом теле, бесформенная обувь на плоской подошве. Они покорно сносили бесконечные пьянки, побои что дома, что на людях, безработного такого мужа по жизни, который по "понятиям" не мог работать, копили деньги из нищенской зарплаты а потом ездили периодически на свидания в колонию с огромными баулами за несколько сот километров от дома. Детям такими папашами вбивалось в голову несколько великих по своей умственной полноте истин, к примеру, если переводить с матерного на русский - "Не обманешь не проживешь" или "Пусть ненавидят, лишь бы боялись" и им подобных, с детства вырабатывалась определенная модель поведения в обществе, отношение к жизни, смерти и окружающему миру, естественно что вырастая в такой обстановке они проживали свою жизнь за очень редким исключением так же, считая что так нормально, не знали и не понимали что можно жить совсем по другому, да и не хотели этого знать, воспроизводя по новой из поколения в поколение один и тот же срез общества.

Артур же несмотря на то, что вырос в таком окружении отличался от них во всем, начиная от внешности, отношения к жизни и заканчивая наличием мозга в голове, на удивление являясь их полной противоположностью и сделавший себя сам, вопреки всему. Еще несколько таких как Артур родственников, буквально три-четыре человека, никак не поддерживали никаких отношений с таким многочисленным родом, при первой же возможности сразу же осуществляли свой побег без оглядки, уезжая в другой город и живя отдельно от всех, стараясь как можно быстрее вычеркнуть весь этот ад из своей головы и жить нормальной, без этого безумия жизнью. У них навсегда осталось только одно желание - никогда больше не видеть этих людей, называемых только формально мамой, папой, братьями, сестрами, племянниками и остальными развесистыми ветками родни. В самом начале появления на таких мероприятиях Игорю несколько раз пришлось серьезно поговорить, правда под присмотром Артура, отходя в отдельное место с особо ретивыми и дикими буянами, пара-тройка таких разъяснительных бесед быстро доходила до незначительной драки с разбитыми носами или с фингалами под глазами с обеих сторон, потому как они понимали только язык силы, грубой и жестокой, хорошее и доброжелательное, лояльное отношение воспринималось ими как слабость. После чего его приняли за своего, больше никаких претензий никогда не возникало, в любом состоянии и месте, всегда издалека начинали улыбаться видя Игоря, с уважением жали руку, общаясь вежливо-предупредительно. Все это было очень давно, в далекой и беззаботной юности, растаявшей незаметно как пар со щей, вначале Игорь смотрел на это с удивлением, потом с полным равнодушием. Мог совершенно спокойно есть и продолжать разговор за столом, рядом с которым сначала шипение перерастало в истеричный мат, после в крови, разорванных рубахах, взлетающих в очередном ударе руках у самых его ног закручивался в драке клубок из тел, который пытались раскидать все, кроме него и еще пары человек. Игорь их никогда не осуждал, но и участвовать с некоторого времени в таком цирке на выезде перестал.

"... Нет уж ... пожалуй ... это всё без меня." - подумал Игорь, возвращая в кухонную раковину пустую кружку из под выпитого кофе.

Он снова закурил традиционную сигарету после кофейной церемонии, тут же стоя у окна, вспомнил что на совместном счету с Артуром, который они открыли лет шесть назад лежит значительная сумма в долларах, которую можно снять по доверенности. Предполагалось что это пойдет на создание филиалов соединенных воедино в одну юридическую фирму и найм юристов в нескольких городах. Тогда продираясь через множество разговоров, переговоров и обсуждений они пришли к решению объединиться в будущем и создать сеть региональных, для начала, юридических контор, с последующей возможностью выхода, если удастся по хорошему заработать и подняться, на крупные города от миллиона жителей. Откладывая по тридцать процентов с каждого своего дохода, с каждого выигранного дела или проведенной сделки на счету была ощутимая, кругленькая цифра и на эти деньги спокойно, не в чем себе не отказывая, легко и не задумываясь ни о чем, возможно прожить года четыре как минимум, если нет цели или необходимости вкладывать в какой либо проект. Об этих деньгах знала только Светлана, так по крайней мере утверждал Артур, но уверенности в этом у него не было, поэтому нужно было как можно быстрее снять их и закрыть счет, пока о них не прознали родственники, в первую очередь мать Артура и его родная сестра. Потому как могли остаться разного рода бумаги по счету, по движению денег, справки и банковские договора а им и так хватит имущества Артура - набитая современной техникой, с отличным ремонтом, обставленная дорогой мебелью четырехкомнатная квартира в центре города, с упакованными норковыми шубами шкафами, золотыми цепочками, часами и портсигарами, кольцами с бриллиантами, две машины - джип "Тойота", представительского класса "БМВ" и еще куча всего по мелочи. Всего того что Артуру казалось необходимым приобрести, иметь в руках, каждый раз убеждаясь при очередной покупке в якобы успешности, некоем статусе своей жизни. Хотя как много раз ему пытался вдолбить Игорь, что все это последствия комплексов имеющихся у Артура, которые он таким образом выгружает и никакого отношения на самом деле к пониманию такого явления как статус, положение в обществе, вкуса к хорошим вещам это все никоим образом не имеет.

"М-да ... Борьба среди них будет жесточайшей из-за этого барахла, не на жизнь а на смерть, выхватит себе наибольшую часть сильнейший." - усмехнулся Игорь.

Набрав номер банка, он услышал говорливый, бодрый и по шаблону говорящий голос молодой девушки, узнал время работы режим работы банка, заказал подготовку такой большой суммы денег к выдаче через несколько часов и отказался от предлагаемой инкассации, потому что брали за это грабительский процент в зависимости от суммы, чтобы потом просто заранее подъехать и перекинуть все доллары на свой счет в другом банке. Созвонившись с банком, в который предполагалось скинуть деньги и обговорив время встречи со своим персональным банковским служащим прикрепленным к нему по обслуживанию счета, для того чтобы не стоять в очередях с такими деньгами, Игорь барабаня пальцами по столу, размышлял о том, что без инкассаторов довольно рискованная операция, но вполне выполнимая, если провести все в энергичном темпе.

Нужно было успеть сделать до того, как он на неделю ляжет в больницу, то есть сегодня, времени оставалось не очень много, но Игорь рассчитывал что все успеет и сделает так как надо. В итоге он решил ехать на своей машине, что делал крайне редко, потому как не испытывал удовольствия от вождения, слишком много, как он считал, реактивных и непредсказуемых факторов на дороге, способных переломать в одну секунду, попадая в аварию по своей или не своей вине все то, что выстраивалось годами и что придется восстанавливать путем больших издержек по времени и деньгам, если что то произойдет - здоровье, карьера, финансы, дела клиентов и непосредственно сама его жизнь, ее уклад, ее будущее, долговременные цели и краткосрочные задачи, стоящие перед ним. В подземной, хорошо охраняемой парковке недалеко от его дома стояли два полностью бронированных внедорожника, черный и белый "Mercedes-Benz" G-класса или попросту "Гелендваген". Когда то, в хорошем настроении либо при удачно провернутой сделке он ездил на белом джипе, ну а когда ничего не клеилось и сыпались сплошные неудачи - садился в черный, полностью тонированный джип. Первое время его постоянно тормозили гаишники из за глухой тонировки, но после звонка близкому родственнику главы МВД города и решении в кратчайший срок проблемы с оформлением недвижимости в застрявшем почти на полгода процессе в областном суде, Игоря оставили в покое. Впрочем, дальнейшую грань он не переступал, хотя мог бы и попросить о полной свободе за рулем, всегда строго соблюдал правила дорожного движения, имел при себе документы на машину, если были незначительные нарушения, готов был ответить по закону без всяких послаблений и обращений к высоким должностям по звонку.

Постепенно он потерял интерес к машинам, предпочитая вызывать когда этого требовала юридическая деятельность в связи с многочисленными поездками по городу и когда за один день нужно быть в нескольких местах без опозданий, нанятого по рекомендации водителя со своей приличной иномаркой, имеющего большой стаж за рулем. Игорь считал что это намного рациональнее и разумнее, чем подвергать себя и свою машину довольно множественным рискам, по затратам же выходило примерно то же самое, как если бы он сам водил джип. К тому же у него не было необходимости самоутверждаться таким способом где либо - выйти из "Мерседеса", обязательно всем сообщив что это его собственный джип, никогда ему такие выходки не нравились, считал их всегда дремучей глупостью, для него это была просто удобная, комфортабельная, надежная машина, не более того, не стояло никаких планов никогда кого либо поразить или привести в изумление этим.

Как он и ожидал, вскоре посыпались телефонные звонки. Звонили друзья, знакомые, родственники Артура. Всем он долго и муторно объяснял раз за разом, изображая удивление и шоковое состояние от новости что ничего не знал, как это все ужасно, непредсказуемо, возмущенно время от времени вскрикивал чуть дрожащим от волнения голосом, сочувственно поддакивал и молча тяжело дышал в трубку. В конце разговора сообщал что участвовать в подготовке похорон, как и на самих похоронах не сможет, так как последние дни очень плохо себя чувствует, не выходит из дома уже несколько дней и физически ему не перенести процесс захоронения. Раздал номера телефонов агентов по ритуальным услугам, которые все сделают по человечески, цены задирать не будут, беспокоиться будет не о чем а так же отказался от решения каких либо задач по разделу имущества. Вступать в грязь и тратить свое время, которого не было на раздербанивание в особо жесткой форме имущества семьи Артура, биться с этим непробиваемым по своей тупости стадом ему совсем не хотелось. Однако при всех его знаниях вполне возможно было бы отжать практически все, но в то же самое время возникли бы самые непредсказуемые последствия как в процессе всего этого, так и в случае полнейшего приобретения того что имел Артур. Все его мысли параллельно с разговорами по телефону проносились в голове только о деньгах, за которыми предстояло съездить, как один из наименее энергозатратных и наиболее быстрых способов набить финансовую подушку всеми желанными зелеными, похрустывающими бумажками. Продолжались звонки до самого вечера, когда стемнело, Игорь решил ехать в банк, чтобы остаться незамеченным по возможности никем.

Буквально за два часа он сделал все как задумал и теперь на его личном счете лежало чуть больше полумиллиона долларов. Он посчитал это достаточной компенсацией за то что с ним происходило на данный момент, с удовольствием и отличным настроение вышел из банка, на большой скорости, но аккуратно, как давно не позволял себе ездить, улыбаясь и включая оглушающую попсу в машине доехал до стоянки и вернулся домой.

За эти три прошедших дня, которые были в его распоряжении до визита к профессору Черепкову он уладил все свои дела - важные встречи отложил на полторы недели, до очередных судебных заседаний была уйма времени, от трех недель до двух месяцев. Игорь привел в порядок необходимые документы, в предпоследний вечер дома занимался этим до поздней ночи.

А потом он сам не заметил, как заснул за столом, откинувшись на кресле. Проснулся он от пронизывающего холода, когда открыл глаза, то увидел что света нет во всей квартире, ноутбук погас. Темнота стояла такой сплошной стеной, что казалось можно было взять картонку и вырезать из нее кирпичи, как когда то во дворе Игорь с компанией строили снежные дома, из тяжелого и плотного снега, в далеком детстве. Ну а здесь же тьма настолько обволокла все пространство, каждый сантиметр комнаты и квартиры, что появилось стойкое ощущение - для того чтобы пройти сквозь нее и выйти из комнаты в коридор, необходимо вырубить и откинуть в сторону целый пласт непроглядной тьмы а после прокопать целый тоннель, отбрасывая мрак огромными угольными камнями и расчищая себе путь под ногами, чтобы добраться до выхода из квартиры.

Он наощупь, дотронувшись рукой до стола, стал поворачиваться в кресле, обычно даже яркий свет фонаря, бьющего в окно в эту ночь не светил. И в этот момент он сначала услышал звук наливающейся жидкости а потом появился удушливый запах разогретого до высокой температуры машинного масла и в дальнем углу комнаты на стуле увидел через чередующиеся искрящиеся вспышки зажигалки при попытках высечь пламя, своего школьного друга, с которым он учился с первого по девятый класс. И каждая новая вспышка была намного ярче предыдущей, освещая все больше и больше Никиту, вся эта картина замирала к тому же на две-три секунды как в кино стоп-кадром.

Он был в каком то красном матерчатом плаще с масляными жирными пятнами, натянутым на голое тело, с расширяющими плечи вкладками, полы которого закрывали всю нижнюю часть стула и неровными, бугристыми складками разлеглись на паркете, в черных спортивных штанах, сидел на стуле положа нога на ногу, на которых виднелись белые носки и серые кроссовки с высокой подошвой, очень худой, с зажатой в зубах сигаретой, которую хотел подкурить, с сильно откинутой, неестественно вывернутой назад и влево головой. Наконец он прикурил, зажженная зажигалка застыла в правой руке, сделал несколько затяжек и медленно, очень медленно, одновременно двигая как то по механически руками с дергающимся пламенем зажигалки и сводя их к животу, в несколько судорожных рывков стал разворачивать голову в сторону Игоря. Освещенный зажигалочным пламенем угол выглядел так, как будто в черном поролоне сделали углубление, втянули часть стены гигантским пылесосом, поставив туда стул, на котором сидел Никита. Возле стула стояла открытая наполовину пустая бутылка водки советского производства, с поперечной черной надписью "Столичная" на красно-белой этикетке c вытянутым горлышком, рядом с ней стоял до краев наполненный граненый стакан, раза в два больше обычного, около полулитра.

Его лицо окончательно развернулось, дойдя до какого то одному ему известного окончательного порога, отчего то жирно подведенные карандашом глаза смотрели на Игоря исподлобья неотрывно, не мигая несколько секунд, после чего Никита потянулся за стаканом, поставил на пол зажигалку, которая горела сплошным, без какого либо вкрапления фиолетовым пламенем и освещала угол как 200-ваттная лампа и свет не выходил за пределы его ног, произнес:

- Ну что Игорек, может выпьем? А?

Никита погиб в двадцать лет, пьяный попал под электричку, на его похороны собрался весь класс, тогда еще всех не до конца разбросала жизнь и все продолжали крепко дружить после школы, часто встречались, гуляли, отмечали дни рождения, праздновали вместе Новый год и собирались на свадьбах да похоронах. Никита в семнадцать лет поступил в престижный институт на перспективную инженерную специальность в теплоэнергетике, гарантирующую ему занятость без каких либо перерывов в работе, обеспеченную финансовую стабильность и прочное, устойчивое положение в жизни. Учился он на одни пятерки, но с третьего курса сначала начал выпивать понемногу пива, раз в два-три дня по литру, потом перешел на вино, водку и спирт, начались недельные запои, из института его отчислили через несколько недель за появление на лекциях в пьяном виде и неуспеваемость, постоянные пропуски занятий, не сдачу зачетов и экзаменов. И тут он совсем сорвался, запой мог длится месяц-полтора, Игорь пытался ему помочь, договаривался с врачами-наркологами, чтобы прокапаться и закодироваться, но Никита каждый раз сбегал из наркологической клиники, выпрыгивая из окон и ломая себе либо руку, либо ноги. Потом с переломами лежал дома, мать от безысходности и невозможности что либо изменить, сама уже ходила покупать ему спиртное, лишь бы на глазах был и не шлялся где ни попадя.

Квартира его и матери, вернее комната в которой он жил, вскоре превратилась в полный бордель, где постоянно собирались местные алкоголики и соседи, любящие выпить. И буквально за несколько месяцев, Никита из спортивного, энергичного юноши превратился в испитого, с опухшим лицом алкаша, который уже не следит за своим внешним видом, потерявшим все социальные и общественные связи, интересы которого свелись в одну точку - где раздобыть денег на водку и не важно что будет дальше, в каком месте он отключится, на скамейке ли во дворе своем, попадет ли в милицию, либо очухается где нибудь под забором, что и как с ним будет в дальнейшем его самого не интересовало.

Игорь вначале всего этого пьяного карнавала разговаривал с ним, убеждал, что мать стремительно стареет и много болеет, переживая за него, пытался чем то завлечь его, помогал деньгами, когда Никита пьяный и грязный приходил по ночам, но все было бесполезно, он слушал, кивал головой а на следующее утро, когда Игорь ехал в свой филиал института на лекции, видел из окна автобуса Никиту на одной из остановок с толпой еле державшихся на ногах бомжеватых мужиков а его самого - в позе "горниста", хлебающего из горла водку. По прошествии времени Игорю уже было не до этого, учеба отнимала все свободное время, он перестал вникать в то что происходит с Никитой, понимая что все его усилия пропадают зря, пока сам человек не захочет бросить пить и изменить свою жизнь полностью - ничего не поможет, ни уговоры, ни больницы, ни врачи. Да к тому же за несколько месяцев до смерти Никиты он переехал в областной центр, где располагался головной институт, потому как филиал в их городе неожиданно ликвидировали, стал снимать комнату и подрабатывать вечерами после лекций грузчиком, изредка созванивался с одноклассниками, иногда звонил Никита в пьяном виде, неся околесицу либо неразборчиво рассказывая о своих приключениях в изрядном подпитии. Игорю это все надоело, он сменил номер мобильного телефона и его знали только те, кто ни при каких обстоятельствах не сообщили бы эти цифры Никите. А потом Игоря известили о смерти Никиты, он появился на один день чтобы проводить в последний путь, долго общался после похорон со школьными друзьями в кафе, куда они направились после кладбища и вечером того же дня уехал на электричке обратно, с тяжелым чувством жалости и вины за собой, что так и не смог ничем помочь Никите.

Игорь так и застыл полуразвернувшись в своем кресле, опираясь правой рукой на стол. Сейчас он был в таком оцепенении, что не мог произнести ни слова, все его тело застыло как ледяная статуя в этой позе, он не мог полностью вздохнуть, дыхание стало прерывистым, кислород поступал всего на одну четверть от обычной полноты вздоха, во рту верхняя и нижняя челюсть словно стали единым целым, одной сплошной костью, обтянутым мясом.

- А-а-а ... я понял, придется пить одному. Впрочем как всегда.

Никита выпил все что было в стакане, долго кряхтел, занюхивая рукавом плаща, глаза его заслезились, он вытер их платком, не размазав растушевку и сказал:

- Тут давеча моя мать приходила ко мне, на могилу. Так вот, ты если где встретишь ее, скажи чтобы она не плакала. Тонуть я начинаю, захлебываться в этих слезах, как будто в озеро меня бросают, привязав к ногам бетонный куб, когда кто нибудь плачет обо мне. Да и ты ведь давно не был у меня в гостях, лет десять, если не больше, нехорошо Игорь, скверно ты себя ведешь ... а ведь мы с тобой самые близкие друзья - погрозил он согнутым указательным пальцем.

Игорь ощутил вначале свои стиснутые зубы, потом язык и по отдельности верхнюю и нижнюю челюсть, начал дышать в полную грудь и только после нескольких глубоких вздохов смог сказать:

- Никита ... ты ... зачем здесь?

- А на тебя решил посмотреть. Скучно, однообразно в последнее время протекает мое пребывание. Разрешили ... - тут он закашлялся, пытаясь что то сказать - ну в общем, неважно кто и как отпустил меня на время. Сюда, к тебе да еще в одном месте нужно побывать. Навестить машиниста электропоезда, взглянуть на него, да может и с собой приберу этого забавного человечка. Это ведь его вина в моей гибели, его. А все обставили так, будто я пьяный по путям шатался. Но ничего, пришло и его время, пожил и будет.

- А почему не к матери?

- Не могу я к ней попасть, не дают увидеться с ней. Не пришел еще ее час, увидев меня она точно помрет, ты же знаешь что у нее сердце слабое. Да и виноват я перед ней сильно, самому будет тяжко. Но ты я вижу тоже не особо рад то меня видеть?

- Что значит "тоже"? Кто то еще не особо радушен был? Да и более чем странный вопрос, на самом деле ...

- Ну да, действительно ... Заходил кое к кому из нашего класса. Так Нинка Самохина потом чуть ли не неделю из церкви не выходила, просила у батюшки пожить там, боялась домой возвращаться, свечи самые большие постоянно покупала, ставила да молилась. Не разрешили ей там жить, в церквушке то, она у родственников все это время обитала, месяца полтора в своей квартире не появлялась, да потом еще просила свою сестру с ней оставаться ночевать. Смешная, дурочка ... Правда давно это было, еще в первые дни после моей смерти, да и не знал никто об этом, никому она не рассказывала.

Игорь начал чувствовать сначала свои ноги, потом все тело, руки и шею, попытался встать с кресла, но Никита, затягиваясь сигаретой и запахиваясь плащом его предостерег:

- Не делай этого, Игорь. Тебе лучше оставаться на месте, не вставай и не приближайся ко мне, ничем хорошим для тебя это не закончится. Прошу тебя как друга, не нужно, я ... правда ... не хочу причинять тебе зла, не вынуждай меня ...

Игорь плюхнулся от ослабевших враз ног обратно в кресло, немного погодя потянулся за сигарой и зажигалкой и пока раскуривал, посматривал на Никиту. А он неожиданно повеселел, налил еще раз полный стакан, выпил как воду, немного поморщившись в этот раз и с удовольствием затянулся, выдувая сигаретный дым вверх, глядя на Игоря осоловевшим, свинцовым взглядом, сказал:

— А ты изменился, Игорек …

Никита всматривался в лицо Игоря долгим взглядом, потом продолжил:

- Это масло.

- Какое масло?

- Ну то что ты начал задыхаться, когда я появился - это вонючее вытекшее горячее масло, машинное, из электрички. И пятна на плаще тоже оттуда. Что то там повредилось, разрезалось или напоролось когда я попал под колеса этой многотонной махины.

Игорь курил, ничего не говоря и пытался прояснить тот туман, который в голове не давал ничего сообразить, мыслей практически не было, он не мог сосредоточиться ни на одной вещи или на самом лице Никиты более десяти-пятнадцати секунд. В глазах начинало троиться, все плыло, только когда он смотрел на Никитину зажигалку, вернее на огонь, тогда немного дольше глаза оставались в статичном состоянии и головокружение заканчивалось.

- Еще увидимся, Игорь. Не здесь, так там. - Никита поднял на секунду глаза к потолку.

И тут же погасла зажигалка в углу, послышался тихий-тихий свист, что то звякнуло напоследок, в квартире резко зажегся свет, все лампы разом загорелись.

Угол в котором сидел Никита, снова стал прежней стеной, безо всяких следов какой либо трансформации, Игорь зажмурился на минуту, ощущая как сильные, пульсирующие красно-зеленые круги постепенно начали пропадать в закрытых глазах. Потом он долго еще сидел в кресле не вставая, приводя в норму свое дыхание а после в ванной Игоря тошнило еще минут двадцать. И казалось что сейчас, еще немного и желудок вывернется наизнанку внутри и выпадет в унитаз через рот как проткнутый воздушный шарик, в сморщенной и мягкой оболочке, с виднеющимися следами разрывов. Промыв носовые ходы и рот морской водой с солью, он залез под душ, пытаясь согреться и избавиться от этого масляного, тошнотворного запаха, который казалось останется навсегда, этот тяжелый привкус. И только после почти получасового нахождения под горячими и упругими струями воды наконец то все убралось, он смог нормально дышать, ушел запах масла, температура в квартире стала обычной - Игорь сразу это почувствовал, когда вышел из душевой кабины.

С удовольствием закурил сигару на кухне и вспомнил что когда поставил машину на стоянку, об этом не подумал и только сейчас, у себя дома Игорь смог до конца осознать, что те деньги которые находились у него после снятия со счетов, обагрены кровью Артура. Что на самом деле следовало отдать часть их семье, либо вообще к этой части денег не прикасаться, забрать свою только долю. Он тряхнул головой, отгоняя эти ненужные сомнения:

"... Однако это было бы все справедливым и нравственным раньше ... в настоящее время ... А в настоящее время ничего, кроме чувства удовлетворения, как ни странно это для меня, ничего не испытываю."

Все эти мысли в его голове протекали в настолько плотной тишине, установившейся в квартире, что казалось уши заткнуты "берушами", перекрывшими почти все звуки. Игорь снова много курил, переходя из кухни в одну из комнат и обратно, думал о том, что же предстоит ему дальше. Уже завтра нужно было явиться в больницу и остаться в ней на целых семь суток. Наверняка это если без всяких происшествий и побочных эффектов, какой то вероятнее всего средний срок для такого оборота психики, скорее всего что может понадобиться еще время.