Мы жили здесь раньше (часть 5, ФИНАЛ)⁠⁠

Главы: 1 • 2 • 3 • 4

~

Семейство восседало за моим обеденным столом, словно за своим собственным. Они ели, смеялись и беззаботно проживали минуты вечернего спокойствия. Но веселье сразу угасло, стоило мне появиться в дверях. Они сидели там, уставившись на меня, будто как на самую неуместную в мире вещь. Будто это я была здесь не дома.

Томас нарушил мертвенное молчание:

– Эбигейл, вот и ты. Хочешь рассказать нам всем, что произошло в подвале, да?

Подыгрывай, Ева. Не нагнетай. Жди помощь.

Но какого черта они все выглядят так спокойно?

– Я… Я искала инструменты и заблудилась в темноте. Это… я просто вспомнила кое-что страшное, и… воображение взяло надо мной верх. Но сейчас все в порядке.

Томас слегка кивнул: “Молодец”. Дети тоже кивнули. Но Пейдж просто уставилась на меня, прищурившись.

Резкий порыв ветра ударил по дому. Окна жалобно зазвенели. Лампы мигнули. Семейство подскочило на стульях от неожиданности. Томас глянул в окно, печально качая головой.

– Эти бури все сильнее год от года. Надеюсь, электричество не отключится. – Жестом он пригласил меня сесть. Поколебавшись мгновение, я заняла пустой стул.

Пейдж стиснула рукоятку зазубренного ножа для мяса.

– Ваша тетя скоро съезжает, дети. – Нож вонзился в стейк, выпуская струйки крови когда-то живого существа.

Дженни – девочка, прятавшаяся в подвале, – сидела напротив, молча глядя на меня. Но она больше не казалась мрачной. Нет, она была довольной. Я уставилась на нее в ответ, ища признаки наигранности, но ничего не заметила.

– Эбби? – позвал Томас.

Я перевела взгляд на него.

Он моргнул, как видно, ожидая ответа на вопрос, которого я даже не слышала.

– Ты хотела рассказать, почему решила переехать, – подтолкнул он.

– А.. – Я откашлялась. – Я… думаю, мне нужно сейчас побыть одной… Кажется, это самое подходящее время.

Дети синхронно кивнули.

– Ну, нам точно будет тебя не хватать. – Томас продолжил. – Но, думаю, мы все согласимся, что пора что-то менять.

Я снова сумела выдавить из себя улыбку. Сколько еще получится вытерпеть?

– Итак. – Томас отвернулся от меня, теперь обращаясь к дочери. – Как дела в школе?

– Я… Я не знаю.

– Ух ты, не знаешь! Первый раз такое слышу, – игриво поддразнил ее Томас.

Дженни улыбнулась еще шире, слегка пожав плечами.

Томас наклонился вперед:

– Расскажи мне о чем-нибудь ОДНОМ, что сегодня произошло. Только об одном, вот и все, чего я прошу.

Что происходит?

Сохраняй спокойствие, Ева. Он просто издевается над тобой.

Дженни рассмеялась:

– Хорошо, ммм… там… сегодня в классе была собака.

– Собака? – переспросил Томас.– Что собака делала в классе?

– Это… это была собака-поводырь, – застенчиво заерзала девочка на стуле.

Томас посыпал солью свой стейк.

– Собака-поводырь? Это как?

– Ну, это собака… и она помогает слепым людям ходить, – просияла Дженни.

– Ух ты. Собака-профессионал.

– Как это? – вклинилась я.

Томас приподнял бровь:

– Профессионал?

– Угу.

– Это тот, кому платят за работу.

– О… не думаю, что собаке платят.

– Ну, как-то должны.

– Может быть, угощениями? – предположила Дженни. Так искренне.

Томас усмехнулся и взглянул на меня глазами, полными родительской гордости: “Разве она не прелесть?” На мгновение я почти забыла, что за ужас творился вокруг. Как будто сидела за обычным семейным ужином, но потом…

– …Как там твоя городская подруга? – Пейдж уничтожила мираж, словно почувствовав мою слабость. Меня резко выкинуло в долбаную реальность.

– Что?

Она неторопливо отправила в рот еще один кусок стейка.

– Твоя подруга из города все еще предлагает свободную комнату?

Я озадаченно покачала головой, не зная, что ответить.

Пейдж вздохнула.

– Твоя подруга Чарли.

У меня в животе внутренности скрутило в скользкий комок.

– О… Не знаю, если… если она еще живет там. – Подыгрывать становилось все труднее.

– Хмммм, – вступил Томас, поливая соусом картофельное пюре. – Мы что-нибудь придумаем. Не спеши, ты всегда можешь задержаться здесь, если нужно. Еще неделя для нас вполне приемлемо.

Пейдж неодобрительно зыркнула на него.

Вау, целая неделя, чтобы съехать из собственного дома.

– Спасибо, Томас. Очень щедро. – Черт, прозвучало саркастичнее, чем я хотела.

Пейдж фыркнула и вскочила из-за стола. Подошла к шкафу. Схватила с полки бутылку любимого красного вина Чарли. Внимательно оглядела полки, чуть замешкавшись. Взяла штопор. Села. Воткнула штопор в пробку…

…Очередной безжалостный порыв ледяного ветра сотряс дом. Свет замигал, лампы с треском включались и выключались, пока…

Темнота.

Электричество все-таки вырубилось. Если бы не оранжевое свечение пламени в камине, нас укрыла бы кромешная тьма.

Томас раздраженно выдохнул:

– Ну здорово. Пойду принесу свечи. – Он поднялся из-за стола и вышел прочь.

Это мой шанс? Что делать? Входная дверь заперта. На окнах решетки. Эбигейл, королева муравьев, бродит по подвалу. Черт. Я свои мысли-то с трудом могла расслышать – Пейдж с мерзким скрипом вкручивала гребаный штопор, не сводя с меня глаз. Сука делала это нарочно. Наконец, она выдернула пробку и наклонила бутылку над бокалом. И лила, лила вино до тех пор, пока стакан не наполнился до краев. До краев? Изящно.

Но… в неровном свете я заметила подвеску на шее Пейдж.

Подвеску Чарли на шее Пейдж. Машинально я потянулась к заднему карману джинсов. Пусто. Поток эмоций захлестнул меня. Горе. Страх. Растерянность. Ярость. Из стучащих висков, чувства жаркой волной разошлись по всему моему телу, по рукам, ногам, каждой мельчайшей клеточке, словно неконтролируемый лесной пожар.

До сих пор я гнала от себя мысли о том, что произошло внизу. Чарли не пряталась. Чарли не держали в плену. Чарли была мертва. Да, видимо, так оно и было. Эбигейл говорила, что Чарли жива, но я же видела тот гребаный молоток. Весь в крови. А теперь Пейдж–ЕБАНАЯ–Фостер сидела передо мной, надев медальон Чарли как свой собственный.

– Где ты это взяла? – выпалила я.

– М-м? – Пейдж спокойно смотрела на меня, лениво потягивая вино.

– Медальон, где ты его взяла?

– В магазине.

Я встала. Дети напряженно выпрямились. Пейдж уставилась на меня в замешательстве. Шаг вперед.

Погоди-ка, что я здесь делаю? Какой был план?

– …Эбигейл? – занервничала Пейдж.

Она все что-то говорила, но я будто вылетела из реальности. Вся во власти прошлого. Воспоминания разыгрывались в голове, словно фильм. Странные, маленькие моменты, которые навсегда впечатываются в память. Как Чарли, бывало, фыркала, когда смеялась, а потом смеялась еще больше от смущения. Как освещалось радостью ее лицо, когда мы видели собаку, подставляющую улыбающуюся морду встречному ветру из окна машины. Как она обнимала меня сзади и утыкалась подбородком в шею ночью. Все это пролетало у меня в голове, а потом…

…Даже не поняв, что делаю, одной рукой я схватила Пейдж, а другой – штопор. Оттащила ее от стола, с грохотом уронив стул.

Время почти остановилось. Я поднесла штопор к горлу матери, и дети закричали. Камин потрескивал. Снаружи завывал ветер. Но Пейдж… она молчала. Впервые в жизни ей, черт возьми, нечего было сказать. Ни единого гребаного слова. Только музыка испуганного быстрого дыхания.

– Ух, сейчас… – Томас вошел в столовую, подсвечивая путь телефоном.

Я развернула Пейдж лицом к нему:

– Где Чарли?

– Дети, идите в свои комнаты. Заприте двери.

Ни звука. Дети просто сидели, парализованные страхом.

– СЕЙЧАС ЖЕ! – прогремел Томас. Они выбежали из кухни. – Эбигейл… – Теперь он говорил так спокойно, как только мог. – Ты должна отпустить ее…

– Что, блять, случилось с ЧАРЛИ?

Он глубоко вдохнул. Выдохнул.

– Она живет в городе. Ты сама нам рассказывала, Эбби…

– Томас, хватит. Я не Эбби. С меня хватит этого дерьма. Просто скажи, где Чарли или…

– …Т-Томас, пожалуйста, – пролепетала Пейдж сдавленно.

– Пейдж, не волнуйся. Она ничего тебе не сделает. Эбби, послушай меня. Чарли в порядке. Мы можем позвонить ей прямо сейчас, она все объяснит… Эбби, это не твоя вина. Это все лекарства. Я знаю, что доза для тебя слишком маленькая. Вот что происходит. Ты просто в ломке, разум играет с тобой… Твой куратор уже едет. Тебе помогут и… – Он поднял телефон. – Видишь? Я только что позвонил им…

– ТОМАС! – Я закричала так громко, что даже дом вздрогнул. – Томас. Выслушай меня. И слушай внимательно. Если ты сейчас же не скажешь мне, где Чарли, все кончится очень, ОЧЕНЬ плохо.

Штопор впился в кожу Пейдж. Она вздрогнула.

– Т-Томас, просто скажи ей. – От страха ее начало трясти.

Томас шагнул чуть ближе к нам:

– Эбби, послушай меня. Ты должна успокоиться. Сосредоточься на ощущениях. Сосредоточься на…

..Погоди-ка, как он узнал об этом?

– …Сосредоточься на…

Зрение: светлые патлы Пейдж. Ошарашенное лицо Томаса. Красные отблески камина.

Звук: стук сердца. Испуганное дыхание. Вой ветра.

Запах: красное вино. Кровь. Отчаяние.

Прикосновение: ладонь крепко сжимает штопор…

Внезапная резкая боль пронзила мое правое бедро. Все тело сжалось в отчаянной судороге. Я отшатнулась, отпустила Пейдж и взглянула вниз. Твою мать. Она вонзила мне в ногу нож…

…Но мои руки… ладонь была пуста. Штопор исчез. Пейдж рухнула на пол как подкошенная. С окровавленным ножом в руке.

Она лежала на полу, задыхаясь, захлебываясь. Что только что произошло? Мои глаза метались, как загнанные кролики, я все пыталась понять…

Вот он. Штопор. По самую рукоятку вбит в горло Пейдж. Я… Я не хотела… Все должно было быть… Тонкая струйка крови стекала из раны на пол. Мать медленно открывала и закрывала рот, словно рыба выброшенная на сушу. Будто она пыталась говорить. Пыталась дышать.

– Пейдж… – ошеломленно прошептал Томас. Я спотыкаясь попятилась на кухню.

Очнувшись от оцепенения, он рухнул на ее тело. Обхватил голову, держал за шею, пытаясь остановить кровотечение…

– Пейдж… – Он пристально смотрел ей в глаза, но она уже ничего не видела. Зрачки метались из стороны в сторону. Пустые. Отчаяние нарастало. Он надавил сильнее, но кровь все бежала.

У меня голова шла кругом. Прихрамывая на раненую ногу, я вышла в коридор. Пейдж не человек. Она не настоящая. Это все не по-настоящему. Но казалось таким реальным… Реальнее, чем все, что когда-либо происходило со мной. Все воспоминания, хорошие или плохие, все, что я когда-либо чувствовала, не имело больше значения – все утонуло в настоящем.

Шатаясь, я вошла в залитую лунным светом прихожую. Входная дверь. Заперто. Не удивлена. Блять… Нужно выбираться отсюда. Я взглянула на ногу: кровь пропитала джинсы. Разберемся с этим потом. Сначала нужно выйти на улицу.

…Молоток. Можно попробовать выбить им замок.

– Пейдж… – рыдал Томас в кухне. – Я здесь, я здесь, Пейдж. Я с тобой.

Сосредоточься, Ева.

Стремглав я бросилась в гостиную, добралась до тихого уголка, схватила молоток и рванула обратно в прихожую. Так же, как пару бесконечно далеких дней назад вытаскивала гвозди, воткнула раздвоенный конец в дверную раму и дернула на себя. Дерово ощетинилось выломанными щепками. Я все тянула, тянула…

Жуткий крик разорвал воздух. Животный. Исполненный невообразимым горем. Яростью. Томас. Я точно знала, что это значит:

Пейдж умерла.

– Нет… нет… НЕТ! – Издав странный гортанный стон, он замолчал. Стук. Кулак впечатался в пол. Удар был таким сильным, что я услышала треск половицы.Снова крики. Удары. Грохот. Теперь он ломал вещи, разносил мою кухню на куски. Полный ярости.

Я все сильнее давила на дверь, но бесполезно. Никакого эффекта.

– ЭБИГЕЙЛ! – завопил он. Жаждущий убивать.

К черту дверь. Не выпуская молоток, я побежала наверх. Томас ворвался в прихожую как раз тогда, когда я исчезала на площадке второго этажа.

Правая нога окончательно онемела, я держалась за стену, подволакивая ее, и брела по коридору. Позади по лестнице грохотали ШАГИ. Как нарастающая дробь барабанов войны.

Первая дверь. Попробовала открыть – заперто. Следующая. Заперто. В конце коридора… спальня Эбигейл. К черту. Я ворвалась внутрь и захлопнула дверь. Прижалась к ней спиной. Оглядела комнату в поисках места, куда могла бы спрятаться…

Эбигейл. Эбигейл стояла в дальнем углу своей спальни, спиной ко мне, опустив голову. Дрожала… рыдала… всхлипывала… и все хныкала:

– Я не знала… Прости… прости… – Снова и снова. Простить за что?

Дверь распахнулась. Томас снес меня как товарный поезд. Толкнул к забранному решеткой окну, впечатал предплечье в мое горло, угрожая раздавить гортань. В полном молчании. Смотрел мне в глаза. Яростно. Печально.

Хватая ртом воздух, я покосилась в дальний угол. Эбигейл исчезла. Была ли она вообще? Перевела глаза на Томаса.

До этого мне казалось, что он просто играет, но теперь… Он и правда верил, что это его дом. Что я его сестра…

– …Мы так много сделали для тебя, – прорычал он, брызгая слюной мне в лицо. – Мы дали тебе ВСЕ! – Свободной рукой он схватил меня за волосы и ударил головой об стену. Пульсирующая боль. – Мы ПРИНЯЛИ тебя в НАШ дом. – Он снова ударил меня. Сильнее. Каждый удар все сильнее и сильнее. Боль охватила меня. Зрение затуманилось. Вот оно. Сейчас я умру. Сейчас…

Лучше врежь этому придурку.

Собрав остатки сил, я ударила его в живот левым коленом. Томас отшатнулся, хватая ртом воздух, и упал на колени.

Я все никак не могла отдышаться, сознание понемногу возвращалось…

…он поднял налитые кровью глаза, приготовился к прыжку…

…моя рука с молотком взлетела вверх. Тошнотворный ТРЕСК взорвал комнату, когда раздвоенный конец молотка впился в челюсть Томаса.

Все еще стоя на коленях, он не отводил от меня пораженного, полного неверия взгляда. Он не ожидал, что я способна на такое. Я тоже.

Несколько мгновений я смотрела на него, а потом… ударила ногой в живот и рванула молоток к себе. Металл разорвал красивое лицо с тошнотворным влажным хлюпаньем. Идеальные зубы рассыпались по полу, утопая в кровавой каше.

Томас рухнул. Кровь стекала по его челюсти, по шее. Жуткая рваная рана на щеке с болтающимся лоскутом плоти… Невыносимо.

Но я снова медленно подняла молоток, приготовилась…

…Томас зарыдал. Жалобные, нарастающие всхлипы заполнили спальню Эбигейл как ядовитый газ. Он прижал ладони к лицу, словно пытаясь собрать себя воедино. Кровь сочилась сквозь пальцы, в полный боли скулеж просачивалось все больше паники, отчаяния…

– Пожалуйста… пожалуйста не надо… Эбби, пожалуйста… – еле внятно бормотал он, пуская кровавые струйки слизи на пол.

…А я все стояла с поднятым молотком. Готовилась довести дело до конца, но… не могла. Несмотря на весь страх, всю ненависть, я не могла заставить себя добить его. С Пейдж все вышло случайно, я не убивала ее. Я не убийца. Я опустила руку. Окровавленный молоток выскользнул из ослабевшей ладони и упал на пол.

Медленно я поплелась обратно в коридор, вышла, толкнула дверь…

…глаза Томаса вспыхнули, уцелевшая половина лица исказилась в жуткой ухмылке:

– Куда ты идешь, Ева?

Рывком захлопнув дверь, я всем телом навалилась на нее. Какого хрена?? Почему он меня так назвал??

Придержи эту мысль.

Я схватила красный стул в коридоре и подставила его под дверную ручку.

Сосредоточься.

Но ПОЧЕМУ, черт возьми, он мне улыбался?

Остановись, Ева. Сосредоточься.

Помощь не придет, они бы уже были здесь…

Выйди на улицу, доберись до соседей.

Но входная дверь заперта. На окнах решетки. Может, есть какой-то способ…

Чердак. Круглое окно на чердаке. Там не может быть решеток. Иди туда, найди способ спуститься. Прыгай хоть в сугроб, если придется.

Я рванула к чердачной лестнице, опустила люк и, морщась от каждого движения, полезла наверх. Из спальни Эбигейл не доносилось ни звука. Ни стона, ни шагов, ничего. Только тишина. Угрожающая тишина.

Наконец наверху. Я побежала по узкому коридору.

Не обращай внимания на боль. Беги.

Голова кружилась, я спотыкаясь шла вперед. Угловая комната. Дверь. Круглое окно… С трудом подтянувшись, я выволокла непослушное тело наружу. Так узко. Извиваясь, почти прошла…

…чужая рука схватила меня за лодыжку и втащила обратно внутрь. Я упала, врезавшись подбородком в неоструганные доски пола, и развернулась как раз вовремя, чтобы увидеть расчерченное алым, изорванное лицо Томаса, блеснувшее в лунном свете.

Как он добрался сюда так быстро?

Он навалился на меня, вцепился руками в горло и начал СЖИМАТЬ.

– МЫ ПОСТРОИЛИ ЭТОТ ДОМ! – гремел он, голосом полным безумия, словно сумасшедший апостол, брызгая кровью мне в лицо.

Я била его руками, хваталась за запястья, пытаясь сопротивляться, но тщетно. Он сжал еще сильнее. Горло превратилось в сплошной комок. Я не могла дышать. Я угасала. Тени наползали, выбирались из уголков глаз, сужая зрение до точек в конце туннеля… Все превращалось в ничто.

– Мы посеяли лес. – Он понизил голос до шипящего шепота.

Ну здорово. Я умру под россказни маньяка-психопата. На самом краю зрения что-то блеснуло. Скосив глаза, я увидела их: универсальные цепи для шин. Спасибо, Чарли. В последнем рывке угасающей жизни я потянулась, пропустила пальцы сквозь звенья…

–...Мы дали жизнь…

Цепи ВРЕЗАЛИСЬ в висок гребаного Томаса. Его голова дернулась. Поток красной горячей крови хлынул на меня, на пол, на стены, на картину с черепахой…

Медленно он вновь повернулся ко мне. Пустые глаза. Сознание покинуло их. Кровь текла из трещины в виске, через дергающееся веко, прямо в голубой глаз, и капала мне на щеку. Хватка ослабла.

– Мы были… здесь до… еще до… – Его речь оборвалась, превратившись в бессвязное бормотание.

Не выпуская из рук цепи для шин, я оттолкнула его от себя и поднялась. Томас тоже попытался, но не смог. Упал на колени, сознание вспышками все еще мигало в пустом взгляде, неотрывно обращенном ко мне. Все продолжал что-то бормотать. Пытался подняться только для того, чтобы снова упасть. Я обошла его и встала за спиной.

– Где… Чарли? – спросила, задыхаясь. Лишь бессвязный поток слогов и звуков в ответ.

Хватит. Я глубоко вдохнула и на выдохе захлестнула цепи вокруг его шеи. Потянула. Он махал руками, хватал цепи пальцами, пытаясь сорвать их. Бесполезно. Слабо. Я потянула сильнее и уперлась коленом ему в спину. Надавила. Томас ахнул. Захрипел. Я потянула сильнее. Он закашлялся, разбрызгивая кровь. Он почти не мог бороться, слабея с каждым движением…

– СТОЙ!

Я обернулась.

В дверях стояла Чарли, смотря на меня широко раскрытыми от ужаса глазами. В полнейшем шоке я отпустила Томаса и отшатнулась. Он упал лицом в пол, задыхаясь, едва живой.

– Чарли…

Но она не подняла глаз. Она смотрела вниз, всем существом впитывая вид полумертвого мужчины. А потом… перевела взгляд на меня.

Вихрь вопросов захлестнул меня так стремительно, что я даже не могла говорить. Но ведь ее телефон в подвале? Почему она в порядке? Как она осталась жива?..

И все это время мы обе хранили молчание. Я видела, как нарастает в ней страх… но она боялась не Томаса.

Она боялась меня.

– Чарли, подожди, – наконец смогла выдавить я. Опустила цепи и шагнула к ней.

Но она отшатнулась, быстро глянув на окровавленный металл в моей руке. Я бросила цепи и снова шагнула к ней. Чарли снова отступила, качая головой, едва сдерживая слезы. Опустошенная.

Входная дверь внизу распахнулась. Тяжелые шаги загрохотали вверх по лестнице. Сирены.

– Чарли, я все объясню, я могу… – Я запнулась, голос дрогнул. Она в последний раз посмотрела мне в глаза, отвернулась и исчезла за дверью.

– Она здесь, наверху!

– Подожди. – Я перешагнула через Томаса, вышла в коридор…

…двое полицейских схватили меня за руки, прижали лицом к стене – клочья изоляции резали кожу, как наждак. На запястьях защелкнулись наручники. Меня как куклу дернули назад. Я не сопротивлялась, не говорила, просто тупо смотрела вперед, пока они тащили меня через весь чердак. От потери крови сознание то и дело отключалось...

Несколько санитаров ворвались на чердак навстречу нам. На втором этаже я скользнула безучастным взглядом по стене: шахта кухонного лифта снова была скрыта под обоями, будто ее и не существовало вовсе. Мы завернули за угол. Из-за приоткрытой двери спальни на меня смотрела Дженни. Лицо полно безутешного ужаса.

Вниз по лестнице. В прихожую. К входной двери. Меня, безвольную и онемевшую, тащили вперед.

Переступив порог, я оглянулась…

Картина. На стене в прихожей. Ровно на месте круглой дыры в гипсокартоне. Томас с семейством на фоне дома: он сам, Пейдж, трое детей. Стоят перед входом, счастливые, улыбающиеся. А наверху, на чердаке, смутная фигура в круглом окошке. Одинокая. Вечно в ловушке.

Погода утихла. Буря закончилась, снег таял. Солнце всходило вдалеке над горами, раскалывая небо пополам на ночь и утро. Вокруг дома – целое столпотворение. Пожарные машины. Полицейские машины. Скорая помощь. Соседи толпятся на улице, а среди них и Харприт с Мигелем. Я все озиралась в поисках Чарли, но не могла ее найти.

Полицейские протащили меня по подъездной дорожке, вдоль желтых лент, сквозь толпу, на улицу…

…там на опушке леса. Снова закрывая лицо ладонями, будто играет в прятки. Эбигейл. Но вдруг она начала разводить руки в стороны. Открывать лицо. И вот показалась полностью. В свете раннего утра ее тусклые глаза наполнились жизнью. Впалые щеки расправились, зарумянились. Она взглянула сияющими глазами прямо в мою охваченную ужасом душу и улыбнулась. Безмятежная. Довольная и спокойная. Благодарная. За что? А потом она просто развернулась и ушла в темный лес. Подальше от толпы. От хаоса. От дома.

И прежде, чем я успела осознать, что это значит, меня швырнули на заднее сиденье полицейского фургона и захлопнули дверь.

Темнота.

***

Все называют меня Эбигейл.

Но я – Ева. Я родилась 3 октября 1987 года в 2:56 утра. Я живу на 3719 Херитэйдж Лэйн. Моего партнера, любовь всей всей моей жизни, зовут Чарли Бастиен. Мы ремонтируем старые дома и продаем их. Мы встречаемся последние семь лет. Меня зовут Ева Палмер, но все вокруг продолжают утверждать, что я Эбигейл Фостер.

Все официальные документы говорят теперь, что мой дом принадлежит семейству. И они живут там много лет. Все мои соседи это подтверждают. Даже Харприт и Мигель. Никто больше не узнает меня, в том числе и Чарли. Я ничуть не изменилась внешне, но все продолжают считать меня другим человеком.

И теперь, вопреки всякой логике и справедливости, я заперта в психиатрической лечебнице. Я – преступник, обвиняемый в убийстве и покушении на убийство. Запертый в комнатушке размером не больше гардеробной. Белые стены. Скрипучая кровать. Холодный, флуоресцентный свет. Не знаю, сколько времени я уже тут. Может, месяцы. А может, годы.

Местный главврач говорит, что я половину жизни провела в психбольницах, то попадая с обострением, то выходя обратно в мир. Они уверены, что я живу во власти психотических заблуждений. Что моя версия событий – та, которой я поделилась с вами, – лишь тщательно сконструированная галлюцинация, замешанная на крошках реальности.

Полное.

Гребаное.

Дерьмо.

Собачье.

Я прочитала достаточно, чтобы понимать, что галлюцинации и психотический бред так не работают. Не для непрерывных историй с определенными концами. Это были не галлюцинации. Не иллюзии. Каким-то образом Томас Фостер скомкал реальность вокруг меня, словно перетертую проволоку.

И я почти уверена, что его сестра Эбигейл помогла ему. Я все еще пытаюсь собрать события воедино и думаю, что она уничтожила настоящую меня в обмен на свободу. Что она подменила меня.

А что до остальных членов его семьи… не знаю, замешаны ли они или находились в каком-то подобии плена, или что-то среднее… Я все еще пытаюсь это осознать.

Чарли… По словам так называемых “официальных лиц”, Чарли была просто моим куратором. Работала волонтером на полставки последние шесть месяцев. Может, сейчас это и так. Может, для нее все так и есть в этой версии реальности…

Сначала я подумала, что надо мной просто решили злобно подшутить. Врачи и все остальные… Но ни соседи, ни друзья, ни мои собственные родители… никто больше не узнает меня. Как будто Томас Фостер вытолкнул меня в параллельный мир.

Мне не к кому обратиться. Чарли? Я пыталась связаться с ней десятки раз. Электронные письма, звонки и даже обычные письма… она не ответила. Ни разу.

***

Единственное, что здесь есть хорошего, – библиотека. Поймите меня правильно, я уверена, что здесь и правда могут помочь людям, которые нуждаются в помощи, но меня это не касается. Не я психопат, а Томас. Тем не менее, если бы в этом заведении не было библиотеки, велика вероятность, что я и правда сошла бы с ума. Есть даже компьютеры с интернетом. Медленным, но все же. В библиотеке я день за днем провожу исследования. Пишу свою версию событий, собираю осколки воедино. Дневник Эбигейл до сих пор при мне, так что многое я нахожу и в нем. Пытаюсь выяснить, кто такой Томас и как его остановить. Я не могу рассказать вам все, пока не раскрою дело. Но просто подождите. Весь мир скоро узнает, что Томас Фостер сделал со мной.

Как бы то ни было, мне не особо важно, верите вы мне или нет. Даже если бы я собрала все доказательства мира, для некоторых они все еще звучали бы неубедительно. Я просто хочу убедить тех немногих, кто мне еще не безразличен. А об остальных подумаю потом.

Но я все еще надеюсь. Несмотря ни на что. Пока я могу оставаться в своем уме, пока могу подыгрывать врачам. Если вдруг у меня не выбьют почву из под ног, я наконец-то смогу выбраться на волю. И тогда поговорю с Чарли лично. Объясню, что произошло. Найду способ вернуть прежнюю жизнь.

По крайней мере, еще неделю назад все виделось именно так.

***

Я лежала на кровати…

…муравей. На белом оштукатуренном потолке бесцельно бродил кругами одинокий муравей.

– Эбигейл? – Чей-то голос вывел меня из оцепенения. Я обернулась.

В дверях в окружении двух охранников стояла медсестра.

– У вас посетитель.

***

Холодный мерцающий свет флуоресцентных ламп заливал комнату свиданий. Выцветший кирпич стен. Россыпь столов. И по охраннику, вытянувшемуся в каждом дверном проеме.

Дверь открылась с механическим жужжанием, впуская…

Томаса Фостера. Отца. Моего предполагаемого брата. Липкий холод пробежал у меня по спине. Он посмотрел мне в глаза, криво улыбаясь: половину лица покрывали шрамы, но разорванная в клочья челюсть на удивление хорошо заросла. Яркие, живые глаза.

Я уставилась на руки, прикованные наручниками к столу. Почему-то ожидала, что пришла Чарли. Не знаю почему. Надежда делает свое дело.

Томас расположился напротив меня.

Долгое молчание разбавляло лишь жужжание ламп. Из глубины больницы донесся истерический смех, вскоре переросший в горестное рыдание.

– Эбигейл? – Томас первым нарушил тишину.

Я не подняла голову, пробегая глазами вдоль цепей наручников который раз.

Он прочистил горло:

– Это… нормально, если ты не готова говорить. Я понимаю. Просто пришел кое-чем поделиться. – Томас притормозил, ожидая встречного вопроса. Я молчала. Не дождавшись, он продолжил: – Это прозвучит странно, но… ты помнишь Уолтера?

Не-а.

– Уолтер, моя любимая черепаха… помнишь, ты рисовала его портрет мне на пятый день рождения. Он до сих пор висит у меня в кабинете наверху. – Томас шумно выдохнул. – Мне было шесть или семь, когда Уолтер умер. Даже это может казаться концом света, когда ты еще ребенок… Все пытались заставить меня не грустить. Ну, кроме папы. Он сказал, что к концу дня я должен прийти в себя. Мама говорила, что это нормально: “Томми, домашние животные умирают. Это просто часть жизни”. – Томас вздохнул, поерзал на стуле. – Не знаю, помнишь ли ты, но… только рядом с тобой мне и правда стало тогда чуть лучше.

Я подняла глаза. Но теперь он смотрел на стол.

– Ты просто села рядом, обняла меня за плечи и позволила поплакать. И все. Никаких нравоучений. Никаких ультиматумов. Ты просто тихонько сидела рядом и разрешала мне чувствовать себя дерьмово. Потому что нормально иногда чувствовать себя дерьмово, даже если просто умерла глупая черепаха. – Он шмыгнул носом, с внезапно повлажневшими глазами. – Боже, Эбби. Не знаю. Я много думал о тебе в последнее время и…

Томас посмотрел прямо на меня.

– Не страшно, если ты не хочешь говорить. Я понимаю. Просто хочу, чтобы ты знала… – Он сделал паузу, тщательно обдумывая следующие слова. – Я много работал над собой, и несмотря на все… на твой рецидив, мои травмы, смерть Пейдж… Я вернулся в церковь. Не знаю, в курсе ли ты, что я терял веру, но… – Томас снова замолчал, выжидая реакции. Я молчала. – Я говорил с врачами, они отмечают у тебя большой прогресс… Сказали, что, если будешь продолжать в том же духе, продолжать совершенствоваться, следуя их указаниям… Если не произойдет ничего неожиданного… Ты сможешь выйти на испытательный срок раньше, чем думаешь.

Я молчала.

– Послушай, – продолжил он. – Я много думал и пришел к выводу, что ты себя не контролировала. Ты была не в себе. Поэтому ты здесь, поэтому тебя лечат… Я просто хотел, чтобы ты знала… Эбби? – Он слегка наклонился. – Эбби, ты не могла бы на меня посмотреть?

Я медленно подняла голову и тупо уставилась на него.

Он ответил угрюмым взглядом.

– Я прощаю тебя.

Слова повисли в воздухе, как гнилостное зловоние, но я осталась бесстрастной. Снова отвела взгляд. Томас все продолжал мяться, ожидая ответа, но черта с два бы что получил. Я не собиралась играть в его игру. Больше нет.

Протянулось несколько напряженных секунд. Наконец, он сдался и медленно кивнул.

– Понимаю. Мы поговорим, когда ты будешь готова. – Томас встал, повернулся, собираясь уйти, но вдруг замер. – О… Чуть не забыл. – Он сунул руку в карман и вытащил коричневый конверт. – Охранники сказали, что тебе можно это оставить. – Конверт упал на стол. – Я знаю, что это много значило для тебя и Чарли.

И вот тогда я посмотрела ему в глаза. Лицо Томаса дернулось на краткий миг. Но маска дружелюбия снова упала, как забрало. Он грустно улыбнулся, развернулся и ушел. Только шаги звучали в тишине. Дверь с жужжанием закрылась.

Я сидела уставившись на конверт. Знала, что внутри, но не могла заставить себя посмотреть. Секунды тянулись, каждая как вечность… Я потянулась к конверту. Открыла…

…щемящая печаль заполнила каждую частичку моего существа.

Медальон Чарли. Как я и думала, там был медальон Чарли.

Я вытащила маленький металлический овал, откинула крышку…

Да. Так и есть. Мое фото. То самое, которые сняла Чарли в первые месяцы наших отношений. То самое, что висело в галерее в дождливый серый день с Сиэтле. То самое, на котором я больше похожа на смазанное пятно и закрываю лицо от камеры ладонью.

Единственное существующее фото Евы Палмер.

−•− ••− −•• •− •• −•• • − ••−•• −••• •• −−• • •−−− •−••

~

Оригинал (с) Polterkites

⠀

Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.