Конфетка Часть вторая (окончание)⁠⁠

Автор Волченко П.Н.

Ссылка на предыдущую часть

Конфетка (рассказ Часть 1 из 2х)

Простите за качество иллюстраций - рисую как умею.

Данный текст где-то к середине апреля в озвученной форме будет находиться по данной ссылке

https://www.youtube.com/@tithiy_omut

Утром позвонил Иннокентию Евгеньевичу по скайпу. Он было улыбнулся, но как только глянул на мое лицо, улыбка его сошла.

- Что случилось?

- Иннокентий Евгеньевич, можно мне пока отпуск взять? Что-то мне нездоровиться.

- Лешенька, о чем вы говорите? Какой еще отпуск?

- Иннокентий Евгеньевич, у меня малость, - виновато улыбнулся, повертел пальцем у виска, - сдвиг наметился на почве работы. Видения всякие там, галлюцинации.

- Леша, Леша. А еще врач. Ну что за ересь вы несете? Ну глупо же, глупо!

- Глупо. – с готовностью кивнул я.

- Идите, напейтесь что ли, нажритесь в зюзю. Скатайтесь на отдых – развейтесь! Но отпуска, вы меня простите, я вам дать не могу. Тут клиентура такая, специфика жанра – медлить нельзя, а то лицо потеряем. Понимаете?

Я кивнул.

- Ну вот и хорошо, вот и замечательно.

И отключился.

Да, он конечно прав. Тут то и за время между соглашением и звонком консультанта едва не половина успевает передумать и отказаться от услуг. А что за месяц будет? Но Иннокентий не видел того, что видел я в темноте под ванной. Хоть и выяснилось потом, что просто рука моя застряла между ножкой ванны и стеной, хоть и увидел я, что блестели не глаза, а изломы кафельной плитки, но… В первое мгновение, когда скользнул луч фонаря под ванной увидел я именно младенца. Маленького, голенького, плачущего, лежащего на грязном холодном полу, сжимающего свои маленькие пухленькие кулачки.

На работу я не вышел. Позвонил в регистратуру, сказал, что сломал палец, сказал, что пойду в травматологию, а сам не пошел. Кое как и кое что вспомнил о переломах, наложил шину, туго обмотал палец бинтами, а потом пошел в парк, где людей побольше. Оставаться сейчас в одиночестве я просто не мог.

Там, в ярком солнечном свете затянувшегося бабьего лета все страхи мои растворились, истаял, истолклись множеством голосов, музыкой из развешанных по столбам динамиков. Было хорошо. А после пары бутылочек пива стало и вовсе замечательно.

Я широко раскинулся на лавочке и маслянистым взором провожал красивые стройные ножки, с особенной нежностью разглядывая тугие попки, и даже ехидно усмехался своей наглости.

На лавочку напротив грациозно уложила свой упругий, затянутый в тугие джинсы, зад довольно миловидная особа. Я, с ленцой, ощупал ее липким и бесстыжим взглядом.

Раскраска боевая: губы алые, жадные, подведены глаза, подтемнены брови, топ топорщится чашечками бюстгальтера и груди так бесстыже теснятся в декольте, что взгляда не оторвать. И джинсы конечно же в облипочку, в обтяжечку, так, что манит пощупать гладкую упругость бедер.

Я улыбнулся нагло и властно, встретившись взглядом, препротивно поиграл бровями, и спросил громогласно:

- У вас свободно?

- Что?

Я уже пересел к ней и немного тише спросил:

- Спрашиваю: можно к вам подсесть? – она смерила меня оценивающим взглядом. Судя по скривившимся уголкам губ она оценила меня не очень. – Пойдемте в кафе, что ли? – сразу начал я, чтобы не затягивать, и не дать ей шанса на размышления.

- С вами? – колко ответила, с ухмылкой. Но ведь не « с тобой» же, а это значит, что сразу не откажет.

Пальцы. Сотни пальцев. Жадных. Цепких. Голодных. Они хватали за руки, за ноги и тянули все ниже и ниже, в черную бездну небытия. Не было рук, не было глаз, не было тел, только бездонный колодец с длинными, многосуставными пальцами прямо из стен. И все они двигались, копошились, хватали, царапали и тянули. А потом крик младенца острым лезвием прорезал черноту и я проснулся.

Рядом сонно и тепло дышало тело. Это та, вчерашняя, только вот как её зовут? Попытался вспомнить, но пустая голова только сплюнула ничего не значащее «киса», да «лапа», а еще напомнила, что киса с превеликим удовольствием после шампанского и коньяка халкала водку и пиво. Рабоче-крестьянская киса оказалась. А вот секса с ней я не вспомнил. Но судя по отсутствию всего, кроме дырявого носка на левой ноге, что-то меж нами было.

Киса сонно забормотала и высунула мордашку из под одеяла. Макияж смазан и размазан, волосы слиплись, на лице чешуйками белой коросты что-то насохло. Мне стало противно.

Палец не болел, только тянуло – значит все же только вывих. Как был, в одном носке, пошел на кухню. Выудил из холодильника две бутылки пива, вернулся в комнату.

- Киса, киса, вставай. – шептал я довольно громко, тормоша ее плечо. Да, конечно, как подобает благородному мачо, я должен был пробудить её поцелуем в губы, но мне было неприятно.

Она отмахнулась, что-то с хрипотцой буркнула. Я различил только «мать» на конце, и только потом открыла глаза.

- С добрым утром, солнышко. – я улыбнулся и протянул ей бутылку.

- Спасибо. – она схватила бутылку и припала к горлышку, совсем не заботясь оголившимися грудями. Кстати, очень красивыми.

- Киса, - начал я, - мне надо бежать… - она, не отрываясь от бутылки, скосила на меня глаза, - давай будем собираться.

- Ну-у-у, котик, - она обиженно надула губки. Значит и она не помнит, как меня зовут. Современный мир: знакомство после секса – анекдот, ставший реальностью.

Я окинул комнату взглядом. Как ни странно, но одежды тут не было. Только второй носок сиротливо валялся у двери. Хмыкнул, где же это мы начали?

- Солнышко, я сейчас одежду пошукаю.

И не дожидаясь ответа, вышел. Одежда, частью, нашлась в коридоре, частью в туалете, и совсем уж интимные элементы обнаружились в зале. Однако страстно погуляли. Я хихикнул.

Своё «солнышко» я проводил до метро, хотя по всем правилам подонков и дал ей денег на такси. Обменялись телефонами, тактично не спросив имен. Разошлись…

Тем же вечером пришло сообщение о новом клиенте. Что-то они зачастили. Скайп позывной «AndroMeda01», время выхода на связь – девять вечера. Интересно, почему-то большинство хотели уйти именно в это время, лишь единицы заканчивали жизнь днем и совсем редкие исключения ночью.

Ну в девять, так в девять.

День прошел хорошо: ни плача детей, ни узнаваний клиентов – все просто великолепно! О лучшем и мечтать не приходилось. Ближе к вечеру я даже начал подумывать, а не уволится ли мне с основной работы? А потом решил, что без работы будет скучно и на завтра решил кончать со своим больничным.

В девять я поставил I-phone в специально приспособленный держатель над столом, выложил весь показательный инвентарь и вышел на связь с клиентом.

Пока шел дозвон я тарабанил пальцами по столу и даже пытался что-то насвистывать. Щелчок, включилось изображение и я испуганно отпрянул назад.

- Киса?

- Котенок?

В один голос выпалили мы.

Да, - это была она, та самая Киса, та самая незнакомка со слипшимися от спермы волосами и красивыми грудями.

- Привет. – первой нашлась она. – Вот и свиделись.

- Киса, зачем? – выпалил я, уж слишком сильно не вязался образ той сексапильной, на все готовой разухабистой красавицы с суицидом.

- Скажи, как меня зовут? – твердо, вместо ответа, спросила она.

- Киса, ты же…

- Как меня зовут? – повторила с нажимом.

- Не знаю. – честно признался я, но тут же контратаковал. – А как меня зовут?

- Леша, но тебе больше понравилось, когда я называла тебя котенком. – сказала она грустно.

- Киса, подожди, давай сначала…

- Лена.

- Что, Лена? – не понял я, но тут же дошло. – Лена, давай не будем торопиться. – как это глупо звучит. Еще бы ляпнул: «у вас появились суицидальные наклонности? Вы хотите поговорить об этом?» - не те слова, не правильные, совсем не правильные.

- Не будем. – неожиданно легко согласилась она. – Какой у меня номер телефона?

- Что?

- Имя ты мог забыть, – медленно заговорила она, - но если я для тебя хоть что-то значила, у тебя должен был остаться мой телефон. Ты забивал его при мне. Скажи мой номер.

Я скривился, словно от удара и выдавил из себя:

- Я его стер…

- Я знала. – глупо сказала она.

- Лена, но это я, я дурак. Я такой стал из-за работы… Я…

- Не ты. Все вы. – она выдвинула ящик стола, твердо ударилось, слегка качнулась вебкамера. Лена из ящика достала пистолет. Большой и черный. – Я же не для консультации к вам обратилась. Для решимости. В одиночку знаешь как сложно, - улыбнулась грустно, - я пробовала – не получается. А когда смотрят и не мешают, - с видимым усилием передернула затвор, - зачем? – тогда наверное проще. Не так страшно. Прощай, Леша.

- Нет! Закричал я, Лена уперла пистолет в подбородок, смешно зажмурилась и нажала на курок. Монитор, с закрепленной на нем вебкамерой, опрокинулся и око объектива уперлось в кровавое пятно с бурыми сгустками на красивой, белой потолочной плитке. Сгустки тяжело отрывались и громко шлепались вниз, далеко протягивая за собой кровавые нити.

Я отключил связь. Погано не было, страшно не было – было пусто. Пусто и безразлично.

Теперь, гуляя по улицам, я перестал чураться лиц. Они вдруг предстали передо мной в новом, ином свете. Вот идет мужчина – это хозяин жизни. На нем дорогой костюм, блеск нитей не менее дорогого галстука, боевой ежик волос с волевой проседью. Всё у него хорошо, вот только спряталась тяжелая тоска в уголках рта, в наметившейся морщине меж бровей, в пустой рассеянности взгляда. Быть может скоро встречусь с ним на «консультации». И таких лиц кругом много, очень много, бесконечно много. Только большинство из них не сможет оплатить моих услуг и потому останутся один на один со своим страхом, и потому выживут. Хорошо, что мало их – людей с деньгами.

Вот только детские крики стали чаще слышаться. Они уже не пугали – привык. Стал еще и лопотанье слышать: уканье, агуканье – недовольное конечно, но уже родное. Жизнь вошла в новую колею, хоть и нереальную.

Заметил как-то, что и у медсестры моей – дородной Риммы, появилась тоска в глазах. Тоска поселилась в её карем взгляде надолго. Я мог расспросить, мог поддержать, но мне почему-то это было «лениво» что ли. Через неделю она не вышла на работу, через полторы вызвали в морг на познание – спрыгнула с моста. Никогда бы не догадался, что Римма вдруг окажется столь романтичной особой, чтобы с моста сигануть. Я бы на её месте вколол бы себе передоз – украсть нужные препараты не проблема.

Я стал чаще смотреть в зеркала. Даже не знаю, боялся ли я увидеть в своих чертах те самые фатальные штришки, или же надеялся на это. Жить стало тускло. Не пусто, не мрачно, а просто тускло.

Вместо Риммы поставили другую, молодую медсестру. Полненькую, веселую, с карминовыми губами.

Обижалась поначалу, что я не замечал, потом успокоилась. Наверное сослалась на счет моей мужской несостоятельности. В какой то мере она была права. Физиологически все было в норме, но пропало главное – стимул. Как в старом анекдоте: «зачем?». Да, я брал себя в руки, я говорил себе «надо!», я летел в рестораны, в казино, в клубы. Я пил, я кутил, я гудел – я старался жить, но мне это быстро надоедало, наскучило…

А потом я встретил её… Нет, это была не девушка – это была собака. Я её так и назвал – Собака. Она не возражала. Была она такая же бесцельная, такая же ничего не желающая, как и я. Зачем она увязалась за мной – не знаю до сих пор. Может своего, родного учуяла, а может блажь какая ей в голову ударила – кто ж их, собак знает?

Собака стала жить у меня в прихожей или на кухне. Дальше она не заходила, и проблем с шерстью на мебели у меня не было. А если бы и была, то навряд ли я её заметил.

Но жить стало легче. Нет, конечно же Собака не стала для меня ни новым смыслом, ни целью. Просто, один раз задержавшись на работе, я подумал: как она там – Собака? А потом вспомнил про того ребенка, и мне стало страшно, стало жалко. Теперь от моей никчемной жизни зависело еще чье то существование. Да, всего лишь собака, всего лишь…

С тех пор, как она появилась в моей жизни, Иннокентий Евгеньевич перестал присылать SMSки с новыми заказами. Я даже понадеялся, что нашел он кого-то другого для этой работы, но обольщаться не стал. И до этого случалось, что «бизнес» не шел, да и время было такое – не сезон. Это перед праздниками народ толпами в петлю лезет, а в обычные дни если один заказ за месяц наберется – это уже поток.

Однажды, придя домой, я не нашел собаку ни в прихожей, ни на кухне. Внутри все похолодело, будто потерял родного человека. Я бросился рыскать по комнатам, отодвигал кресла и диваны, орал как сумасшедший: «Собака!». Она нашлась в ванной. Собака заползла под ее, так, что только кончик хвоста было видно.

Я осторожно вытянул ее оттуда, и весь вечер носил на руках, боясь отпустить  хоть на минуту. Гладил, трепал обвислые уши, заглядывал в грустные глаза и все спрашивал: «зачем ты туда полезла? Ну зачем?» - вот только у кого это я спрашивал? У нее? Или у себя? Не знаю.

Утром, уходя на работу, я закрыл ванну на шпингалет – на всякий случай. Придя, опять не увидел собаку в прихожей. Была она у ванны. Вся дверь была исцарапана, ободрана ее лапами до дерева, до щепок.

- Собака, ну что тебе там надо? – спросил я у умных её глаз. Она заскулила тихонько, с присвистом.

Ванну я не открыл, побоялся, а утром, когда прозвонил будильник, позвонил на работу, а потом долго и путано пытался объяснить почему я не смогу сегодня выйти. Мне не поверили, но разрешили не приходить.

Потом я сходил к соседу, к пенсионеру собачнику. У того жила дома здоровая овчарка и маленькая спаниелька, попросил у него поводок и ошейник. Он дал – хороший пенсионер, не подозрительный.

Собаку я посадил на поводок в зале, чтобы не мешалась. Поводок привязал к батарее. Из кладовки достал инструменты и пошел в ванную. На всякий случай взял с собой фонарик. Было страшно.

Как ни странно, демонтировать тяжеленную чугунную ванну оказалось делом не сильно сложным. Отодвинув ее от стены, я заглянул вниз: бетонный пол, стена покрытая зачем то кафельной плиткой ниже уровня ванны – ничего необычного. Еще час я потратил на то, чтобы вытащить чугунную ванну в коридор. Она упорно не хотела проходить в узкий проем двери, но потом, как-то сразу, с хрустом, вылетела и уперлась в стену напротив. Оказалось я сломал косяк. Ванну оттащил в зал, где на меня непонимающим взглядом уставилась Собака.

- Так надо. – глупо оправдался я и улыбнулся.

В ванной я не нашел ничего необычного, хоть и облазил ее на корячках вдоль и поперек. Даже в слив разок заглянул, так, на всякий случай.

Потом отвязал Собаку и мы пошли гулять. Долго гуляли, до вечера. Мне было спокойно и тепло, и Собаке прогулка тоже понравилась. Давно я так не гулял: жизнь снова стала жизнью, я снова мог видеть зелень листвы, вдыхать запахи города, смотреть на лазурь небес. Как я мог забыть обо всем этом? Еда, что прикупил в ларьке, показалась бесконечно вкусной, девушки, что проходили рядом, были красивы и обаятельны – мир жил, и я вернулся в этот мир.

Домой я вернулся поздно вечером, когда уже горели фонари. Я был счастлив. Но как только дверь, скрипнув, распахнулась, радость исчезла, навалился страх.

В желтом свете фонарей, бьющих через окно, ярко блестели маленькие влажные следы на полу.

Тянулись они от открытой двери в ванную к залу, где пропадали, испитые толстым ковром.

Собака, подожди. – я привязал поводок к ручке двери, а сам тихо прокрался к залу. Вблизи следы были видны четко: совсем маленькие, сантиметров шесть в длину, и пахло стоялой водой.

Медленно, бесконечно медленно, заглянул в зал и тут же отпрянул назад. Там, у окна, встав на стул на цыпочки, в окно смотрел младенец и яркий желтый свет густо налип на его силуэт.

Сердце билось быстро и шумно.

Снова, медленно-медленно, заглянул в зал, но никого не увидел. Пустой стул, никакого силуэта – ничего.

Глянул под ног – ни одного следа, только затхлый запах остался. А может это просто мне кажется?

- Собака. – крикнул я и пошел к двери. Собаки не было. Только пустой поводок с пустым ошейником лежали у двери. Все таки великоват оказался ошейник, не для такой тщедушной животинки, как моя.

Спал я плохо. Все мне мерещилась вонь стоялой воды, казалось, что кто-то шлепает босыми мокрыми ножками по линолеуму. Я вскакивал, я дико озирался, меня прошибал холодный пот, но всякий раз, осмотревшись, я не видел ничего необычного.

Ближе к утру я напился успокоительного вперемешку со снотворным и забылся тревожным сном. Когда проснулся, было уже светло. Из открытой форточки доносился веселый гам детворы и все ночные страхи казались пустыми, надуманными. Да и уход собаки теперь виделся не таким страшным, ужасным. Ну не дура же она. Проголодается – придет.

Посмотрел на часы – доходило уже двенадцать дня. Спохватился, испугался, что второй день подряд прогуливаю, но тут же вспомнил – сегодня суббота.

Легко соскочил с кровати и, пружинистой походкой, прошел на кухню, выпил кофе, вернулся в зал, потянулся блаженно глядя в окно, оглянулся и остолбенел. В ванной, которую я вчера выдрал и перетащил в зал, была вода.

Не веря своим глазам, зажмурился и сунул пятерню на дно ванны. Кожа почувствовала прохладу. Открыл глаза – вода никуда не делась. Поднес мокрую ладонь к лицу, принюхался – затхлая, стоялая вода.

Соскочил, бросился в прихожую, охлопал все карманы пиджака, выудил I-phon, набрал номер.

- Иннокентий Евгеньевич! – заорал в трубку. – Иннокентий Евгеньевич!

- Лешенька, ну чего вы так кричите. Доброе утро вам.

- И вам. Иннокентий Евгеньевич, ко мне приходил… приходили… - я замялся, понимая, какую ересь, какой сумасшедший бред я чуть не сказал, - я ухожу из дела.

- Леша, куда вы еще уходите: Кто к вам приходил? Скажите, может нам как то удастся решить это дело?

- Нет, не удастся. – я нажал на отбой, распахнул балкон и что было сил запустил I-phon в небо. Прощально блеснул он мне в лучах солнца и бесшумно канул в зеленой кроне тополя.

Оглянулся на ванну – она была пуста, глянул на руку – сухая…

- Хватит, с меня хватит. – тихонько шепнул себе под нос. – Ухожу. Я ухожу. Всё.

Как мог быстро собрался – оставаться дома не хотелось до безумия. Обулся, потянулся к дверной ручке и уперся взглядом в поводок. Вроде бы отвязывал вчера. А может и не отвязывал. Я мотнул головой, отвязал кожаный ремешок от ручки и пошел к соседу. Позвонил.

- Игорь Викторович, - протянул поводок пенсионеру, - спасибо.

- Да что вы, не за что. – улыбнулся. – А вы никак собачку завели?

- Да нет, - я вздохнул, - убежала вчера.

- Жалко, жалко. – покивал. – В первый день и убежала…

Слова застряли у меня в груди, я только уставился непонимающим взором на доброго пенсионера собачника. Через силу выдавил из себя «спасибо», развернулся и на негнущихся ногах пошел прочь.

Неужели он ни разу не видел Собаку? Да быть такого не может! Да, конечно он выгуливал её без поводка, но нельзя же не заметь собаку, неотрывно бегущую рядом с человеком, у самой его ноги – невозможно!

Я вернулся домой, закрыл за собой дверь, даже на верхний замок закылся, чего раньше почти никогда не делал. Бухнулся на диван, включил телевизор и уставился в экран. Долго и тупо смотрел. А там шла одна муть. Малахов долго и энергично выспрашивал у гостей программы сначала про то, как они жили – все почему то жаловались. Кое кто заламывал руки, кто стоически сжимал губы в тонкую нить, но по горестным глазам было видно, что еще надави чуток и соком хлынут жалобы.

- А что вам не понравилось больше всего? – настаивал неуемный Малахов, тыча своей белозубой улыбкой прямо в глаза собеседнику.

- Меня не понимали на работе. Совсем. Меня задвигали, понимаете? – и собеседник с такой надеждой потянулся жалкой крысиной мордашкой веред, будто желая одним усилием воли сорвать голову с шеи. И было в его лице что-то знакомое, что-то бесконечно узнаваемое, вот только что – не понятно.

- А вам? – Малахов разом перебросился к другому собеседнику, вернее – собеседнице. Её лицо тут же показали крупным планом.

- Меня не любили. Никто. – она мстительно посмотрела в объектив  я тут же вспомнил – это Лена! Та, чье имя я тогда забыл. Но как? Может быть она тогда только поиздевалась надо мной? Может это был злой розыгрыш? Да, - это был розыгрыш! Не убивала она себя и то красное пятно – это клякса варенья, и не выстрел то был, а хлопушка.

- Ну что вы, такого не бывает, чтобы никто не любил такую прекрасную девушку! – белозубо и обворожительно скалился Малахов. – Вспомните получше!

- Нет, никто. – она спрятала милое свое личико в ладошки и замотала головой. Стала видна неправильная, проваленная форма головы, темно багровые пятна на затылке – она все таки застрелилась. А тот, с крысиной мордахой – это ведь тоже клиент. Он все хотел рассказать чего-то, выговориться, но под моим суровым молчаливым взглядом заткнулся, послушно выпил таблетки и отключил связь. А тот, что сидит справа на диване, он был одним из первых. Про него уже толком ничего не вспомнить, только эти вскинутые, удивленные брови остались в памяти.

Выключил телевизор, накрыло сумраком – оказывается уже наступил вечер. Пошел включить свет, и через дверь заметил какое-то движение в прихожей. Как во сне я шагнул вперед, не зная с каким страхом столкнусь лицом к лицу, но увидел только Собаку, свою Собаку. Она подошла, ткнулась своим холодным носом в мою ладонь. Я ее погладил. Хорошо, что она вернулась – без нее было плохо.

Свет я так и не включил. В темноте прошлепал на кухню, открыл буфет, нашарил пакет с конфетами. Интересно, в таком возрасте можно есть конфеты?

Вернулся в зал, взобрался на диван с ногами. Собака запрыгнула следом, положила голову мне на колени, тихонько проскулила.

- Тихо, тихо. Все будет хорошо. – уперев взгляд в темноту, я гладил ее по мягкой холке, а сам думал – как я мог оказаться повинен и в её смерти? Может она погибла от голода в пустой квартире, где лежало тело мертвого хозяина, а может быть скончалась от тоски? Кто знает…

Я ждал, скоро это должно было случиться. Вот скрипнула дверь, раздалось мокрое шлепанье босых ножек по линолеуму.

- Малыш, иди сюда, у меня конфеты есть.

Шаги приближались…