Серия «Рассказы»

Полыхнуло хорошо, сразу затрещала и противно завоняла палёная шерсть. Скоро пойдёт мясо, и этот запах быстро распространится на округу. «Посмотрим, осмелится ли кто-нибудь теперь подойти к лагерю».

Постояв немного и убедившись, что пламя с удовольствием взялось за своих жертв, мужчина вернулся к палатке и осторожно заглянул внутрь. Лиса спала, тихонько посапывая и изредка чуть подрагивая во сне. Он не стал её тревожить – закрыл входной карман и до утра проторчал снаружи, бродя по поляне и всматриваясь в лесной мрак. И ни на секунду не выпуская револьвера.

Ему было странно и непривычно. Практически всё время, проведённое в карауле, он раз за разом возвращался в мыслях к произошедшему и пытался объяснить себе поведение лисы. Однозначно и бесспорно конкретно эта особь очень умна: она сообразила, как вытащить его из той расщелины, она помогла с провиантом, когда он пожаловался на быстро скудеющие запасы. Что уже было удивительно, но, в принципе, хоть как-то объяснимо – среди домашних питомцев, тех же собак и кошек, встречаются такие сообразительные особи. Но что он никак не мог взять в толк, так это зачем она вдруг решила прийти ему на помощь сейчас, в такой опасной ситуации.

При их первом знакомстве ей ничто не грозило, кроме разве его самого, но лиса вполне могла почувствовать отсутствие угрозы с его стороны. Но сегодня… Они знают друг друга менее двух суток, значит, ни о какой привязанности речи быть не может. Ну да, он подкармливал её, но и она не осталась в долгу, принеся зайца. Ей не было нужды рисковать своей жизнью, спасая его; обычная нормальная лиса просто ушла бы, вернувшись к своей жизни, в крайнем случае пришла бы проверить, не осталось ли чем поживиться после волков. И всё. И точка.

А Огонёк вернулась. И спасла. Снова.

На рассвете лиса сама поскреблась изнутри палатки, требуя, чтобы её выпустили. Мужчина открыл карман, посторонившись на случай, если она решит выскочить, предпочитая, как и раньше, держаться от него на расстоянии. Но лисица не стала выбегать, посмотрела на него своими умными глазками и тявкнула, выходя и лишь чуть прихрамывая.

– О, да ты, никак, почти поправилась! – обрадовался наёмник, с улыбкой почесав её за ушами. – Тогда давай завтракать. Тебе за твои заслуги полагается двойная порция сушёного мяса. Не сырая зайчатина, конечно, но зато и по лесу прыгать не надо. – Мужчина уже вытащил из палатки рюкзак и доставал провиант. – А я себе кофейка сварганю по такому случаю, благо пепелище ещё горячее.

Пока он доставал мясо и засыпал в металлическую кружку двойную порцию растворимого кофе, заваливая его снегом, лиса подошла к краю сильно раздавшейся вширь ямы, понюхала, фыркнула, потом чихнула и, поморщив мордочку, отошла на середину поляны, присев в ожидании завтрака.

Сама трапеза снова прошла в полном молчании, разбавляемом лишь чавканьем лисицы да хрустом и прихлёбыванием мужчины. Не любил он разговаривать во время еды, предпочитая быстрее покончить с одним делом, прежде чем начинать другое – в данном случае разговор. А после завтрака забросал снегом пепелище, быстро собрался и пошёл прочь с поляны.

– Пойдём сегодня помедленнее, – поглядывая на спутницу, вещал наёмник. – А ты, если устанешь, говори, сделаем перерыв. Договорились?

Лисица утвердительно тявкнула, не особо, впрочем, и задерживая продвижение. Временами, когда мужчина забывался, она могла чуток отстать, тогда он замедлялся и дожидался, когда она его нагонит.

– Ты, конечно, героиня, Огонёк! Надо же, как ты того волчару позорного снесла! Херак, и он уже в снегу барахтается, а не на мне. – Лисица семенила рядом, слушала и будто улыбалась, настолько довольно светилась её мордочка. А наёмник, так и не решив для себя, действительно ли она понимает всё, что он говорит, или ему так только кажется, продолжал закидывать лису комплиментами. – Рыжая гроза волков прям! А ведь, если бы не ты, меня б там и загрызли, остались бы только кости, обглоданные и растащенные по лесу.

Ближе к обеду небо снова затянуло облаками, и вскоре на землю посыпался мелкий снежок, неприятный, но не доставлявший особых неудобств. По прикидкам мужчины до цели они дойдут к вечеру следующего дня, что вполне его устраивало. Времени у него, в принципе, хватает, так как сроками он не ограничен, но нежелание надолго задерживаться в этом лесу и быстро скудеющие запасы еды гнали его вперёд, не позволяя расслабляться. Да и не привык он на работе расслабляться, всегда стремился выполнить заказ чётко и в поставленные себе на этапе планирования сроки. Он ведь профессионал.

В этот раз лиса разлеглась рядом с ним, устало вздохнув и требовательно уставившись на кормильца. Мужчина усмехнулся, доставая мясо и банку фасоли. Банок тоже осталось мало – приходилось налегать на фасоль, чтобы на дольше растянуть мясо.

– Что, проголодалась, хвостатая? Ну на, держи кусок пожирнее. Придётся, наверное, прихватить еды у нашей цели перед уходом, – задумчиво вздохнул он, вглядываясь в белую муть впереди, словно пытаясь разглядеть эту самую цель. Потом вдруг встряхнулся, сбрасывая оцепенение, и потрепал лису по загривку. – А ты, вроде, ничего так, бодро чешешь. Не зря, видимо, говорят, что у вашего, собачьего, брата всё само быстро заживает, а?

Лиса одобрительно фыркнула и скосила глаз на недоеденную пока им половину мяса.

– Ишь, хитрая какая! Ну нет уж, я тоже голодный. Могу фасоли дать, хочешь?

Вместо ответа лисица встала, отошла чуть вперёд и резко начала копать снег, забросав наёмника с головой.

– Ах ты жопа рыжая! – возмутился он, стряхивая снег с лица, бороды, протирая глаза. – Тьфу! Вот я тебя сейчас!..

И бросился на неё, а его спутница отпрыгнула на несколько шагов, махнув хвостом перед самым носом наёмника, и снова набросала на него снега, издевательски тявкнув.

– А-ха-ха! – вскочил мужчина, одной рукой смахивая снег с глаз и прыгая за лисой. – А ну иди сюда, проказница! Ха-ха! Ой, получишь ты по своей жопе мохнатой, когда я тебя… тьфу, тьфу, блин!.. когда поймаю, ха-ха-ха! Если поймаю…

Так они играли в догонялки с полчаса, веселясь, тявкая и хохоча на весь окрестный лес, потом заснеженный мужчина устало махнул рукой и вернулся к месту трапезы. Не обнаружив там брошенный кусок мяса и кинув укоризненный взгляд на довольно облизывающуюся лисицу, открыл банку и, быстро проглотив фасоль, собрал манатки.

– Ох и хитрая ты у меня морда, – даже не придав значения этому неожиданно появившемуся «у меня», бросил он вышагивающей рядом лисе. Та только снова тявкнула в подтверждение его слов. – И умная.

Когда-то очень давно, в таком далёком и призрачном уже детстве, у него была собака. Ну как собака, маленький шпиц – это максимум, на который он смог развести родителей за пару лет постоянного нытья на тему домашних животных. На кошек, на которых он давил поначалу, была аллергия у матери, хомячков, как и любых других грызунов, до усрачки боялась опять же она, а собаку заводить в условиях, когда они с утра до ночи пропадают на работе, казалось верхом глупости. Но в конце концов родители пали под натиском его нытья и обещаний, что он возьмёт всё ухаживание на себя.

Главная же проблема домашних животных для маленького ребёнка в их семье обнаружилась довольно быстро – шпиц помер на второй год жизни, оставив после себя глубокую трещину в душевном здоровье неокрепшего организма. Больше он не заикался ни о чём подобном. Потом он, конечно, вырос и детская травма затянулась, заросла, но: сначала институт, потом срочка, плавно перешедшая в довольно продолжительную, насыщенную, хоть и не слишком в результате доблестную службу по контракту, а потом и наёмничество. Объективно – не до домашних животных. Но хотелка ведь так и не умерла, пережила где-то в глубине детскую травму, потом вылезла и сидела в подкорке, подтачивая сознание.

И вполне вероятно, именно она сейчас давала о себе знать, заставляя сурового человека прикипать, привязываться к дикому, в общем-то, животному, но ответившему человеку таким доверием, таким самопожертвованием. Он, вероятно, ещё и сам не осознавал, что уже готов сделать для этого животного если не всё, то гораздо больше того, что бы он сделал ради и для любого человека на этой планете.

А пока для мужчины, шагающего в сторону очередного, такого обыденного, убийства, просто скрасился путь, разбавившись весёлым, полезным и дружелюбным спутником, который не сдаст, не попытается отговорить, не станет давить на чувства, чего-то требовать и просить. Который просто идёт рядом, помогает и слушает его дурацкие истории, не особо смешные шутки и редкие несерьёзные жалобы на всякую фигню.

К вечеру снег усилился и к моменту остановки на ночлег валил большими хлопьями, вальяжно опускающимися на спящую природу. Отсутствие ветра придавало этому процессу волшебных оттенков, а заметное потепление – приятных. В отсутствие керосина огонь, несмотря на все старания, развести так и не удалось и пришлось довольствоваться малым, а именно – приятной компанией, прохладным мясом и холодной водой.

– Слушай, – обратился восседающий на завалившемся бревне мужчина к своей спутнице, – а у нас тут последние четыре куска мяса. Завтра на обед ещё, конечно, хватит, но, может, ты на охоту сбегаешь? Завтра, а? Не, у нас ещё довольно много галет. Ты будешь галеты? Так я и знал. На, – он дал ей один кусок мяса, который та с удовольствием выхватила из его руки. – А так, я гляжу, ты уже носишься как здоровая. Кстати, надо бы тебя перевязать. Погоди ты, не дёргайся!

Наёмник прижал дёрнувшуюся было лису, и та расслабилась, недовольно жуя мясо и сверкая злобным взглядом, в черепушке за которым наверняка уже зрел план хитрой и страшной мести. Ещё бы – что за обращение с вольным и свободолюбивым зверем!

Мужчина тем временем размотал бинт и в замешательстве уставился на лисье плечо. «Видимо, недостаток света», – решил он, доставая фонарь. Но достаток света не изменил картину.

– Экую чудодейственную мазь мне подсунул этот тощий знахарь, кто бы мог подумать. – Он провёл пальцами по двум ниточкам шрамов, спрятанных среди шерсти. – А может, не такими и глубокими они были… А, Огонёк, что скажешь?

Та только фыркнула недовольно, мол, какая тебе разница, зажили и хорошо, радуйся лучше, а не разводи тут причитания на пустом месте.

– И то верно, – отпуская лису и берясь за свой кусок мяса, решил он. – Значит, решено, завтра обед на тебе.

Какое-то время они чавкали в молчании, поглощённые своими мыслями. Лисица, вероятно, обдумывала детали плана по свершению мести, а наёмник в очередной раз вспоминал и обмозговывал детали конечной стадии своего плана.

– Кстати, – неожиданно прервал он молчание, поправляя револьвер, в полной боевой готовности расположившийся на коленях. – А ты не хочешь переехать ко мне? У меня дом хоть и не большой, а уютный, рядом с лесом, если вдруг тебя потянет туда зов природы. Высокий глухой забор, чтобы никто не беспокоил и не подглядывал. По правде говоря, там поблизости и не живёт никто. А, что скажешь?

Лиса непонятно сверкнула в него глазом, встала и, вильнув хвостом, ушла в палатку.

– Да-а. Поди этих женщин разбери…

Он ещё какое-то время посидел на бревне, дожёвывая ужин и наслаждаясь тишиной, потом тяжело поднялся, потянулся, зевнул и полез вслед за лисой. А та уже посапывала, свернувшись клубком в спальнике. Мужчина аккуратно расстегнул его с другой стороны, максимально осторожно запихнул себя внутрь и застегнул, стараясь не побеспокоить спутницу, а под конец ещё и прикрыл её уголком спальника.

Когда его дыхание выровнялось, лиса отрыла один глаз, посмотрела на него будто с толикой ехидства и теплоты и снова закрыла.

Проснувшийся с утра наёмник мирно дрыхнущей в спальнике спутницы не обнаружил, не было её и в палатке, а молния на кармане была расстёгнута ровно настолько, чтобы в образовавшееся отверстие могла пролезть одна стройная и вредная лисица. Снаружи её тоже не оказалось и за время быстрого завтрака и сборов не объявилось.

Мужчина не стал дожидаться лису и продолжил путь – захочет, без проблем догонит. Погода в этот день выдалась пасмурной, довольно тёплой и без осадков; идти было комфортно, километры быстро таяли под снегоступами, а долгожданная цель вот-вот замаячит на горизонте. Её близость, а значит, и скорое окончание задания, на планирование и реализацию которого он потратил последние две недели, щекотали нервы, заставляя собраться. Он даже решил не останавливаться на обед, чтобы подойти к точке «Б» аккурат к самому началу сумерек. О чём и сообщил вынырнувшей из леса лисице с какой-то птицей в зубах.

– Сегодня без обеда, извини. Но ты молодец, давай её сюда, положу в рюкзак на потом.

Но рыжая спутница только фыркнула, увернувшись от его руки, и снова затерялась в ельнике.

– Ну да, ну да, сам виноват, – буркнул мужчина и крикнул в пространство: – Приятного аппетита, Огонё-ок!

Отвесный склон вожделенной сопки с приткнувшимся на краю замком вскоре появился на горизонте, ознаменовав скорый конец пути, и к её основанию наёмник подошёл ровно так, как и рассчитывал.

Стена с еле заметным уклоном и порядка сотни метров в высоту была покрыта мхом, небольшими островками сухой травы и совсем уж редкими и чахлыми кустарниками, местами камни покрывала ледяная корка и снежная присыпка. Мужчина потрогал холодную поверхность, проверил несколько ближайших зацепов.

– Ну, в принципе, не так всё и страшно, – сообщил он сидящей рядом лисе, сбрасывая рюкзак. – Чего-то подобного я и ожидал.

Наёмник снял снегоступы, достал из недр своего рюкзака кошки и затянул на носках ботинок, закрепил пояс и закинул на плечо моток верёвки. Сделал пару глотков воды, проверил револьвер, нож, потёр, разогревая, руки, ещё раз глянул вверх на уходящую в небо стену, и повернулся к спутнице.

– Так, Огонёк, ты за старшего! Стереги рюкзак, он нам ещё на обратную дорогу пригодится. Я туда и обратно. Может, немного там задержусь. Всё понятно?

Лиса несколько озабоченно тявкнула, и мужчина, оттолкнувшись ногой, схватился за первый выступ. Для него это не было в новинку, он довольно хорошо чувствовал себя при подобных восхождениях, хотя и не питал никогда к этому занятию особого пиетета. Поверхность была холодной и кое-где скользкой, но благодаря небольшому положительному уклону подъём давался без особых трудностей.

Последние метров десять уклон поверхности несколько увеличивался, переходя в полностью вертикальный. Наёмник в несколько быстрых и точных захватов преодолел практически половину этого промежутка, и на следующем перехвате рука неожиданно соскользнула. Тело среагировало моментально, вцепившись другой рукой в один из предыдущих выступов.

– Фух!.. На грани, однако, – выдохнул мужчина, покачиваясь на одной руке и разглядывая маленькую рыжую фигурку, нервно крутящуюся внизу с поднятой мордочкой. – Не ссы, Огонёк, и не через такое проходили.

Он перевёл взгляд на скалу, вдохнул и продолжил подъём. В этот раз без осечек. Вот и верхняя точка, а дальше практически без перехода – каменная кладка замковой стены. Абсолютно вертикальная и в отличном состоянии. Мужчина достал и аккуратно вбил между камней основания два крюка, привязал верёвку и продел её в кольцо на поясе – задел к быстрому покиданию места преступления.

Что ж, до нужного окна не так и высоко, метров шесть. Дав с пару минут отдохнуть рукам и пальцам, наёмник зацепился за камень и подтянулся. Через несколько минут он уже висел на карнизе, цепляясь пальцами за место его соединения с тяжёлой деревянной рамой. Подтянувшись, аккуратно заглянул в окно.

Внутри была просторная неосвещённая комната, которую, благодаря уже сгустившимся снаружи сумеркам, можно было неплохо рассмотреть. Но наёмника в данный момент интересовал только факт отсутствия в комнате постояльцев, и, удостоверившись в её полной безжизненности, он приступил к взламыванию защёлок на рамах.

Через три минуты он уже слезал с подоконника, аккуратно прикрывая за собой сначала одну, потом вторую раму. Огляделся. Тихонько присвистнул.

– Богатенько, батенька…

Напротив окна стоял массивный стол красного дерева с массивным же креслом. Для какого-нибудь городского бизнес-центра такое расположение, учитывая потенциальную возможность быть заказанным, не слишком оправданно, но для замка на вершине самой высокой в округе сопки – почему бы и нет. Вдоль правой стены от пола до потолка расположились полки, в основном забитые книгами, реже – статуэтками и другими пылесборниками, на уровне груди был вписан здоровый телевизор. Посреди левой стоял роскошный кожаный диван с тумбочками по бокам, перед ним журнальный столик, а ближе к рабочему столу – бар.

Наёмник не спеша прошёлся вдоль книг, прислушался к закрытой двери, разбавлявшей стену напротив окна, заглянул в бар. «Хмм… Неплохо!» Налил себе рома и уселся в удобное кресло, откинувшись и забросив грязные ботинки на стол. Пригубил из стакана, с удовольствием причмокнув. Потом, повозившись, вынул револьвер и положил на столешницу дулом ко входу.

Он знал, что рано или поздно цель здесь появится, потому что большую часть жизни проводит в замке, изредка выбираясь порешать какие-то дела. Оставалось только ждать. А чтобы было не так скучно, он поднял крышку лежащего на столе ноутбука, но тот предложил отсканировать отпечаток пальца и пришлось с сожалением его закрыть за неимением таковых.

В какой-то момент, устав разглядывать интерьер и начиная уже поклёвывать носом, мужчина стал насвистывать какую-то мелодию. Ром кончился, но идти за новым было лень. «Нужно будет с собой забрать что-нибудь из барной коллекции», – мелькнула согревающая мысль.

Стук каблуков он услышал сильно заранее – ещё когда, судя по частоте и медленному нарастанию громкости, они поднимались по лестнице. Для пущего эффекта всё же встал и обновил напиток, после чего вернулся в исходное положение, взял револьвер в руку и направил на дверь.

– Проходите-проходите, сударыня, – поманил он стволом замершую в проходе фигуру. Очень, к слову, соблазнительную фигуру. – Что вы как не родная? Это всё же ваш дом.

Фигура величественно вошла в комнату, прикрыв за собой дверь и присела на диван в пол-оборота к наёмнику, тычущему в неё дулом. А тому пришлось скинуть направленные в сторону правой стены ноги со стола и облокотиться на столешницу, чтобы было удобнее целиться. Его цель бросила на мужчину хитрый и слегка снисходительный взгляд и решила поздороваться:

– Привет, Граб.

– Откуда ты?.. – опешил изумлённый мужчина и внимательно вгляделся в красивую женщину, которую прекрасно помнил по изученным вдоль и поперёк фотографиям.

Длинное красное, обтягивающее стройную фигуру, платье с внушительным, но не пошлым декольте и высоким разрезом снизу, открывающим сейчас стройные ноги в изящных босоножках. Красивое, дорогое даже на расстоянии колье, играющее бликами в гранях заключённых в нём камней, кольцо с солидным бриллиантом на тонком аристократичном пальце. Всё в ней… нет, не кричало, а весомо и внушительно указывало на богатство, достоинство и стиль, тесно и гармонично переплетённые.

Пышные ярко-оранжевые волосы струились по плечам и рукам, обрамляли милое, чуть вытянутое личико; остренький носик, удивительно ровный и прямой, на самом конце едва задирался вверх, а в уголках пронзительных, слегка раскосых, глаз заиграли смешливые морщинки, когда губы её растянулись в неожиданной для такого момента улыбке. Мужчина распахнул глаза, пронзённый внезапным пониманием, выпустил револьвер и встал, повторяя её улыбку.

– Огонёк…

Коханов Дмитрий, январь-февраль 2025 г.

Мои рассказы | Серия Монстрячьи хроники

Мои стихи

Мой роман "Настоящий джентльмен"

Снегоступы тяжело, но неумолимо подминали пухлый белый ковёр, сверкающий миллионами маленьких искр, привязанные к поясу ветки широкой ребристой полосой слизывали оставленные следы, а очумелая метель, беснующаяся здесь с ночи, ставила под большое сомнение необходимость этих подметательных мер, но мужчина, будучи профессионалом, предпочитал перестраховаться. Единственное, чем он пока пренебрёг – это накручиванием кругов с ложными направлениями и запутанным к лешему следом.

Когда сквозь непрерывное серое мельтешение на короткий миг мутным пятном прорезалось солнце, бросив на землю тусклое напоминание о времени суток, мужчина остановился, запустил в глубину капюшона обе руки, опустил шарф и низ балаклавы и шумно втянул свежий морозный воздух. Снег тут же роем истребителей-камикадзе атаковал лишённое обороны лицо.

– Чёрт бы побрал эту метель… тьфу… тьфу, блин!.. – отплёвываясь и отсмаркиваясь от залетевшего в рот и нос снега, недовольно пробубнил он, оттянул защитные очки и протёр пальцами от наледи. Вдруг, что-то вспомнив, довольно хмыкнул в усы. – Стопудов та шлюховатая ведьма наколдовала за то, что не доплатил. А сама виновата, ценник явно не соответствует компетенции. А так всё по-честному, на сколько наработала – столько и получила.

Ещё раз хмыкнув, он вернул всё на место, бросил быстрый взгляд на часы, потом на практически заметённый след от веток и продолжил путь.

Идти ещё далеко и, соответственно, долго, но во времени его никто не ограничивал. Бывают задания, в которых время исполнения играет важную, а порой и решающую роль, и тогда наёмник сам решает, успеет он или нет, берётся или отказывается. А бывают такие, как сейчас, когда у наёмника есть задача, как правило – это устранение некой цели, и дальше он в спокойном и удобном для себя темпе эту задачу выполняет. Главное в таких заданиях – стопроцентная гарантия выполнения, а дальше могут быть опции, например: состряпать всё с минимумом шума, обставив а-ля несчастный случай, или же наоборот устроить вакханалию, дабы до кого-то дошло послание. Ну или просто дошло. Так же возможны и другие опции в зависимости от желаний и толщины кошелька заказчика.

Именно поэтому для выполнения таких заданий ищут и нанимают лучших. Потому что если наёмник не справится, то придётся всё равно искать лучшего для устранения обосравшегося. Зачем это лишний этап? Только если для любителей поставить в казино на кон свою жизнь или всё состояние – и такие бывают, но большинство всё-таки подходят к вопросу устранения своих врагов и оппонентов с куда большей осознанностью.

Серьёзная труднодоступность очередной цели мужчину нисколько не смущала – за свою жизнь он прошёл не одну школу выживания, и все они были так или иначе связаны со службой в армии. Тяжёлой и, как оказалось, когда его попёрли с лишением всяческих регалий и пенсий за срыв на тупом командире, – не слишком благодарной. Этот молодой дебил с усиками девственника и надменной рожей, к слову выживший тогда и довольно быстро поправившийся, оказался вдобавок сыночком начальника штаба. «Надеюсь, порешили его уже, не чужие, так свои…»

В общем, пришлось искать новую стезю, на которой бы пригодились его специфические навыки и практически атрофированное человеколюбие. И вот он, проведя неделю за собиранием и изучением информации о цели, уже третий день тащится сквозь глухую заснеженную местность со сложным холмистым рельефом. И будет тащиться по ней ещё минимум столько же. А если эта грёбаная метель не прекратится, то и дольше!

Ну и ничего. Зато тут людей нету.

Мужчина поправил объёмный походный рюкзак с притороченной к нему на всякий случай снайперкой, но что-то продолжало назойливо упираться прямо в позвонок, с каждым шагом соскальзывая с него то в одну, то в другую сторону. Бесило до жути! Тогда он остановился, слегка присел и резко разогнул колени, подбрасывая тяжеленную поклажу вверх и надеясь, что бесячая хрень, доканывающая его позвонок, ляжет как-нибудь поудобнее. Рюкзак, проведя какой-то миг в невесомости, резко опустился вниз, и – о, чудо! – ничто не упёрлось в его позвоночник. Наёмник довольно крякнул и начал делать шаг, когда снег под ним вдруг резко провалился, увлекая в короткий, но захватывающий полёт и находящегося на нём пассажира.

– Твою мать! – вырвалось из его глотки душевнейшее описание тех впечатлений, которые он испытал в яркий момент между началом падения и мгновением, когда намертво застрял в какой-то расщелине, сдавленный с одной стороны её краем, а с другой – рюкзаком. В позвоночник с мстительной радостью и ещё большим усердием снова что-то упёрлось. – С-сука!

Прямо перед лицом была кромка снега, но чтобы заглянуть за неё и увидеть, что там сверху, нужно было вытягивать шею. Дышать было тяжело. Мужчина стащил с лица шарф с балаклавой и слегка разгрёб перед собой снег, упёрся в край расщелины и попытался себя вытащить. Ноль реакции. Тогда одной рукой он нашарил задний край, но упереться в него было невозможно – далеко.

– Зашибись!.. – выдохнул мужчина и попытался немного расчистить перед собой, но осыпавшийся сверху снег тут же залетел в капюшон, густо припорошив бороду. – Тьфу, собака… Ну и что мне делать?

Паники не было, наёмник его уровня не был расположен тратить время и силы на такие глупости, зато мозг работал, оценивая варианты действий и примерное время, которое у него осталось, прежде чем он околеет.

Ноги были свободны, только поломанные снегоступы в некоторых наиболее узких местах вставали враспор – это не проблема, в крайнем случае доломает окончательно. Руки, к счастью, свободны, даже можно при желании вынуть их из приподнявшихся лямок, но чем это поможет – пока непонятно. В зоне досягаемости нож и, если поднапрячься, пистолет на поясе – это, видимо, на самый крайний случай, если его начнут со спины жрать волки. Телефон он на задания никогда не брал, а навигатор ничем не поможет. Ещё пара фонариков на лямках и в относительно лёгком доступе – фонарь помощнее в боковом кармашке рюкзака. Там же упаковка леденцов и початая бутылка с водой. Вот и весь расклад, пожалуй.

Мужчина ещё раз попробовал вытащить тело, но это вылилось лишь в сильный болевой укол в позвоночник – рюкзак застрял максимально плотно, придавливая его к краю расщелины и не поддаваясь ни на миллиметр. Дышать приходилось в основном животом.

– Вот срань! Угораздило же!.. – и через мгновение с шипящей злобой: – Чёртова ведьма…

Ситуация сложилась патовая. Трепыхаться было бессмысленно и крайне больно, вся еда была вне зоны досягаемости и вообще принимала сейчас самое активное участие в его страданиях, можно было побаловаться лишь водой с леденцами да пустить себе пулю в мозг. Плюсом могла бы показаться не залетающая в яму вьюга, но его лицо было у самого верха, и снег с огромным удовольствием разгуливал под капюшоном.

Расчистив небольшую площадку перед собой, мужчина достал бутылку, сделал пару глотков и поставил её на освобождённую от снега землю.

– Мне кранты, – констатировал он, расслабляясь в своих тисках.

К вечеру, когда плотные сумерки заполнили пространство вокруг, пальцы на ногах уже не ощущались, хотя он старательно шевелил ими, пока чувствовал. Холод от ступней пробирался вверх и уже подбирался к паху. Похоже, в этой грёбаной расщелине вовсю гуляет сквозняк. Тело затекло, рёбра нещадно ныли, из вариантов хоть немного согреться рабочим был лишь один – крутить и махать руками, но не очень активно, а то становилось больно. И вообще, создавалось ощущение, что благодаря силе всемирного, мать его, тяготения он очень медленно, но уверенно уплотняется, углубляясь в эту щель.

Из позитивного можно отметить прекратившийся с час назад снегопад. Тучи из тёмно-серых сменились на светло-серые, временами практически выглядывала луна, стало заметно светлее. И холоднее. Ветер тоже стих, звенящая тишина резала слух.

Бутылка напротив лица практически опустела, дразня взгляд последними глотками; лежащий рядом фонарик мужчина пока включать не собирался, чтобы не привлекать внимания. Рядом с ними уютно расположился любимый «Кольт», тускло поблёскивая отполированными боками, и наёмник уже всерьёз косился на него, решая, не облегчить ли жизнь лесным тварям.

Тихий шорох невесомой галлюцинацией потревожил мыслительные терзания застрявшего мужчины, заставив встрепенуться и схватить револьвер, осторожно вытягивая шею и вглядываясь в призрачные окрестности. На сто восемьдесят градусов никого, а что там сзади – леший знает. Но звук вроде шёл спереди и слева. А впрочем, он всё равно мог разглядеть что-то только на несколько шагов от себя – выше шея уже не тянулась.

Тёмный силуэт появился внезапно, но с той стороны, с которой и ожидал наёмник, осторожно, на полусогнутых подбираясь к застрявшему человеку, непрерывно водя носом и оглядываясь по сторонам. «Фух! Не волк!..» Мелькнул светлый кончик хвоста.

– Лисичка, милая, – тихонько, чтобы не спугнуть, позвал мужчина. – Ты же не есть меня пришла, да?

Он положил оружие – вряд ли местные животные сильно пуганы охотниками, но лучше не рисковать. Наёмник пока не понимал, как лиса может ему помочь, но хотя бы не в полном одиночестве помирать. Поболтать с ней можно, всяко уже не так скучно будет.

Лиса тем временем подкралась достаточно близко, чтобы можно было её рассмотреть. Милая вытянутая мордочка с умными глазками и чёрной пуговкой любопытного носа, белый, словно снег, фартук на груди, пушистые, мягкие даже на вид, пирамидки ушей, чутко прядающие по сторонам, и чёрные сапожки на лапах. Подойдя к торчащей макушке человека на расстояние вытянутой руки, она повела носом, потом резко перепрыгнула ему за спину и начала обнюхивать капюшон.

– Я бы тебя мясом угостил, да не достать, – чувствуя, как лисица встала ему на плечи, и слыша её любопытное пыхтение у правого уха, вздохнул наёмник. – Слушай, а ты не сможешь меня как-нибудь отсюда вытащить, а? Я в долгу не останусь. Моё слово крепче стали, ты знай!

Понятно, что ничего она не сделает, хорошо, если ухо или нос не отгрызёт, но разговаривать с ней было приятно. Как будто какая-то надежда появляется. Если она сразу не убежит, а потусит тут рядом хоть сколько-то да послушает его бредни, это уже подарит ему несколько приятных моментов перед смертью. Разве плохо?

Лиса слезла с человека и начала увлечённо нюхать его рюкзак, потом вдруг отстранилась и стала копать снег вокруг.

– Ага, почуяла, плутовка, – усмехнулся наёмник, вертя головой, за что и поплатился – в один из поворотов ему от души нагребли снега прямо в капюшон. – Ох! Тьфу, блин… тьфу, тьфу… Аккуратней, рожу мне отморозишь, хвостатая! Хотя, какое тебе дело до моей рожи? Сейчас рюкзак откопаешь, прогрызёшь, мясо схватишь и поминай как звали. Верно я говорю?

Лиса не отвечала, продолжая увлечённо раскапывать его тылы. Когда дело было сделано и лисица оказалась на земле, она ещё с пару минут покрутилась там, попыхтела, а потом ка-ак дёрнула за что-то. У наёмника только искры из глаз посыпались да налёт с зубов – так прострелило резкой болью через весь позвоночник.

– Ты что там творишь, зараза?! – прошипел он сквозь стиснутые зубы.

А лиса не слушала, она поскребла что-то лапами и снова дёрнула.

– Да чтоб тебя! – уже не сдерживаясь, взвыл мужчина. – Лучше сразу горло мне вскрой, зверюга!

Лисица словно поняла – перестала дёргать, но с тихим гулким рычанием начала что-то грызть. И так настойчиво, упорно. Наёмник слегка расслабился, решив, что она-таки полезла за мясом, но в этот момент животное снова дважды дёрнуло, послышался короткий треск.

– Да ты!.. – начал было мужчина, но вдруг понял, что она как может пытается его высвободить. – Не может быть… – прошептал он и положил руки на край расщелины.

А лисица продолжала грызть, порыкивая и периодически щёлкая зубами, потом снова дёргала и опять грызла. Наёмник не мог понять, что именно она пытается перегрызть и поможет ли это ему, но собрался, приготовился на всякий случай, засунув подальше свои комментарии и вызывавшую их боль и чутко ожидая чего-нибудь.

После очередного рывка лисицы сзади раздался отчётливый треск и мужчина ощутил, как его ноша устремляется вниз, резко упёрся руками о край, впечатывая себя в рюкзак, а рюкзак – в задний край расщелины. Глубоко и с наслаждением несколько раз вдохнул полной грудью.

– Вот ты умница! – обрадовался он, вертя головой в поисках рыжей спасительницы. – Как же тебе удалось? Где ты там? Не бойся, я своё слово помню и сдержу!

Слева мелькнула тень и две чёрных бусинки уставились на него с расстояния пяти шагов, как бы спрашивая, чего он там висит, она же всё уже для него сделала.

– Да-да, ты права, сейчас вылезу, надо только, чтобы кровь по телу разошлась, а то затекло всё к чертям собачьим, особенно ниже пояса.

В таком висячем положении он начал активно двигать ногами и бёдрами, глубоко и часто дыша; сердце понемногу разгонялось, по телу побежали мураши на игольчатых лапках. Неприятно и приятно одновременно. Через пару минут таких упражнений он нащупал наиболее узкие места в расщелине и, согнув ноги, поставил их враспор, уперев с одной стороны коленом, а с другой – воткнув обломки снегоступов. Вынул руки из лямок, повернулся и упёрся левой о задний край. Всё, теперь можно вынуть рюкзак.

Аккуратно, но быстро он вытащил и поставил его на расчищенное лисой место, затем ловко, одним движение, вытащил из расщелины себя и сел, не доверяя пока ногам.

– Эй, рыжая красавица, – обратился он к сидящей неподалёку и с интересом наблюдающей за его телодвижениями лисице. – Спасибо тебе! От всего сердца. Теперь я твой должник. – И с добродушной улыбкой добавил: – Проси что хочешь.

Когда ноги снова были готовы таскать на себе его вес, мужчина вылез из выкопанной ямы, нашёл уютную и удобную полянку, огороженную невысокими ёлками, натаскал веток и развёл огонь. Лисица всё время крутилась где-то рядом, то исчезая во тьме, то снова появляясь, но не подходя слишком близко. Она словно ждала награды за свою героическую спасательную операцию.

– Сейчас-сейчас, морда любопытная, – усаживаясь у костра и снимая ботинки с обмороженных ног, проговорил наёмник. Пододвинул к себе рюкзак, раскрыл и оторопел: – Ласточка моя…

Так вот что отгрызла лиса, пытаясь его освободить. Видимо, повернувшуюся при падении винтовку зажало между рюкзаком и краем расщелины и рыжая зверюга вырвала её оттуда. А он только сейчас заметил пропажу. Несмотря на первый порыв, мужчина, конечно же, никуда не побежал. Утром сходит, вдруг её ещё можно достать.

– Эх ты, рыжая бестия, – без тени укора проговорил он, доставая два куска сушёного мяса и бросая один прилёгшей с противоположной стороны костра лисе. Та прямо на лету схватила угощение и, не спуская с мужчины настороженного взгляда, начала с аппетитным чавканьем жевать. – Надо же, какая ловкая.

Сам он, несмотря на голод, не торопился, не спеша и основательно жуя свой кусок, чтобы организм в полной мере осознал, что его наконец-то кормят. Достал новую бутылку воды, а в пустую напихал снега и поставил поближе к костру. Алкоголь на задания он никогда не брал, хотя и было сейчас искушение согреться чем-то горячительным. Вот чтобы таким искушениям не потакать – и не брал. Доев мясо, достал и открыл банку фасоли, а своей спасительнице, посмотрев в её хитрые намекающие глаза, ещё один кусок сушёной свинины.

Когда с ужином было покончено, а пальцы на ногах вновь обрели чувствительность, мужчина достал и установил маленькую палатку, затушил огонь, пожелал новой знакомой спокойной ночи и полез внутрь, в обнимку с верным револьвером укладываясь на боковую.

Проснулся он, как всегда, рано. Он просыпался в одно и то же время независимо от того, во сколько лёг накануне, что было, с одной стороны, отличным навыком, а с другой – просто ужасным, когда накануне ещё и хорошенько возливал. Но сегодня он был бодр и свеж; ночь прошла спокойно, сны, если и были, никак его не потревожили, а сквозь ткань палатки с восточной стороны проникал свет грядущего рассвета.

Умывшись снегом прямо в палатке, мужчина вылез и с наслаждением подставил лицо только выглянувшим первым лучикам солнца, так кстати осветившим верхушки сопок.

– Э-эх, красота-а! Эй, подружайка, ты здесь?

Наёмник оглянулся, но лисы нигде не было видно. Много следов окружало его стоянку, в том числе палатку, а перед самым входом была вытоптана и утрамбована небольшая выемка, словно лиса какое-то время там пролежала. «Ну и ладно, чего ей со мной нянчиться», – пожал плечами мужчина, доставая из рюкзака нехитрую снедь.

Костёр он решил не разжигать, просто зажевал несколько кофейных зёрен, запил водой с галетами, собрал палатку и пошёл к злосчастной расщелине.

«Глубокая…»

Он посветил фонарём, и снизу тусклым отсветом ответила ему винтовка. Хрен её оттуда теперь вытащишь. Это надо целенаправленно возвращаться со специальным снаряжением – какой-то телескопической палкой-хваталкой. Проще оставить её здесь и купить потом новую, но наёмник не мог так поступить со своей любимой снайперкой, ни разу его не подводившей, а потому отметил место в навигаторе и двинулся выполнять задание.

В яркую солнечную, хоть и жутко морозную погоду идти было не в пример веселее. Запасные и последние снегоступы бодро подминали хрустящий снег, солнце озорно играло в миллиардах снежинок, покрывающих землю ровным пушистым одеялом, а отсутствие ветра дарило ложное, но приятное ощущение теплоты. Мужчина даже снял капюшон и опустил шарф через пару часов пути.

А ещё через час справа, вынырнув из леса, пристроилась на некотором расстоянии рыжая пушистая подруга. Она лёгкой трусцой семенила параллельным курсом, убегая вперёд и затем сидя дожидаясь спутника, смешно щуря глаза против солнца. Наёмник несколько раз пытался подозвать её поближе, чтобы погладить, но та с невинным видом игнорировала его потуги.

Когда подошло время обеда, мужчина устроился на поваленном дереве, раскрыл рюкзак и окликнул поглядывающую в десяти шагах лисицу:

– Ну что, подруга, есть будешь? Да будешь, конечно, морда рыжая, разве ж ты откажешься? – Он точным движением отправил в её сторону кусок мяса, а она не менее точным – его поймала. – Эх, нам такими темпами на обратную дорогу не останется, придётся охотой промышлять, – осматривая запасы, посетовал наёмник. – Ну да ладно, не пропадём. Ты мне лучше вот что скажи – как тебя звать-то?

Он внимательно посмотрел на чавкающую довольную мосю, и та в ответ тихонько тявкнула, после чего снова переключилась на еду. Мужчина довольно улыбнулся и продолжил:

– Меня можешь называть Грабом. Это прозвище только друзья знают, которых у меня нет. А как же мне называть тебя? – наёмник задумался, потом достал ещё один кусок мяса, разделил пополам и одной половинкой – той, что побольше, – снова запустил в лису. – Знаю! Буду звать тебя Огонёк. Ты же не против?

Лисица проглотила свою половинку и молча глянула на мужчину.

– Вот и славно! – констатировал он, вставая и закидывая за спину рюкзак. – А теперь в путь, время не ждёт и за него нам уже заплачено.

Остаток дня прошёл в довольно однообразном ключе: мужчина шёл, монотонно и неумолимо продвигаясь к цели, а лисица была где-то рядом, постоянно мелькая в зоне видимости и изредка пропадая на какие-нибудь полчаса. Они больше не разговаривали; что нужно от него лисе, наёмник не знал, подозревая только, что дармовая кормёжка. Но он совсем и не был против такого расклада. Всё же в компании двигаться веселее, да и компания лисы его белее чем устраивала.

Мужчина любил животных. Не такой нездоровой любовью, когда делаешь из своего жилища плохую пародию на Ноев ковчег, а нормальной – всегда с удовольствием приласкает, поговорит, угостит и никогда не обидит, если животное не обидит его первым. В общем, обычные человеческие взаимоотношения, вот только он предпочитал не иметь никаких отношений с людьми, кроме деловых, ибо разочаровался в них давно и бесповоротно. А вот животных любил, потому что совсем без любви нельзя. Без любви человек перестаёт быть человеком – если он не любит никого, кроме себя, то он превращается в некое мерзкое полумёртвое создание, сродни зомби, а если в его душе уже не остаётся места для любви даже к себе, значит от человека осталась только оболочка – ходячая, пустая и очень опасная для окружающих.

Когда наёмник остановился на ночлег, вокруг царствовала ночь – глубокая, тихая и светлая. Луна белым фонарём подсвечивала снег, чёрное небо было усыпано мириадами звёзд – таких близких и таких недосягаемых. Где-то далеко ухал филин – пришло его время. А вот подруги видно не было. Мужчина поставил палатку, решив и сейчас обойтись без огня – он весь день шёл без остановки и ни капли не замёрз, – и полез в рюкзак за пайком. И тут из темноты деревьев вышла знакомая фигура, подошла поближе, выплюнула тушку зайца и сразу отпрыгнула.

– Вот те на! – искренне удивился наёмник, поднимая подарок со свёрнутой шеей, и глянул на лису. – Ты будто понимаешь, о чём я говорю. Видимо, костру – быть.

Жареная на огне зайчатина, конечно, не в пример вкуснее сушёной свинины, особенно вприкуску с тушёной фасолью. Половину мужчина сразу отрезал и кинул добытчице, вторую – разделал, зажарил и съел. Думается, слюни зависти хищники пускали на пару километров вокруг.

– Спасибо, Огонёк! – махнул он рукой намывающейся неподалёку лисице и сытый и чрезвычайно довольный полез спать.

Чувство опасности, натренированное сотнями военных операций, разбудило его посреди ночи лучше любого будильника. Он резко открыл глаза, уже полностью проснувшийся и бодрый прислушался к окружающим звукам, быстро и практически бесшумно вылез из спальника и одним выверенным кувырком оказался снаружи, водя револьвером в поисках цели.

На оценку диспозиции были секунды, но ему хватило. Два здоровых волка подбирались к его палатке, а Огонёк, тявкая, прыгнула им наперерез, делая жалкую попытку отпугнуть, но когда сбоку вышел ещё один, самый матёрый, и злобно рыкнул, с поскуливанием умчалась в лес.

«Правильно, Огонёк, беги. Тебе здесь нечем мне помочь», – подумал наёмник, взревел во всю глотку и бросился на волков, рассчитывая спугнуть их своим напором, но хрен там был…

Краем глаза он успел заметить, как матёрый прыгает на него справа, резко затормозил, поворачивая к нему револьвер, но тот был слишком быстр. Волк врезался зубами в его руку, оцарапав и вырвав оружие, проехался в снегу пару метров и выплюнул; мужчина отскочил к палатке, выхватывая нож и принимая на него второго, летящего с разинутой пастью и бешеными глазами.

Челюсти звонко щёлкнули у самого уха, отрывая мочку, и, издав короткий хрип, пронзённый в сердце волк завалился вбок. «С-сука!» Ухо взорвалось пульсирующей болью, спереди уже подходил матёрый, а затылком наёмник отчётливо ощущал летящего на него в прыжке третьего волчару.

«Не успею», – отчётливо понял он. Если развернётся навстречу прыгнувшему, матёрый успеет напасть сзади, если не повернётся – умрёт чуть раньше. «Хрен вам, твари!»

Он уже начал поворачиваться, когда увидел рыжую стремительную тень, в молниеносном прыжке сбивающую волка. Послышались визг и скулёж. Мужчина быстро повернулся обратно и прыгнул, уворачиваясь от летящего на него матёрого, перекатился, снова прыгнул, в прыжке схватил револьвер и, приземлившись на одно колено, дважды выстрелил.

Резко стало очень тихо, лишь едва различимое поскуливание доносилось до слуха.

– Огонёк!

Продолжение --> читать

Мои рассказы | Серия Монстрячьи хроники

Мои стихи

Мой роман "Настоящий джентльмен"

Но мужчина всё никак не возвращался. Уже вернулись родители с понурыми и усталыми лицами, мать сразу взялась за стряпню на вечер, а отец взял топор и снова ушёл в хлев. Забегала соседка, тётка Лида, папина сестра, перебросилась парой слов с мамой и ушла. Сам Ванька успел задремать, за что очень ругал себя, когда проснулся. А вдруг пропустил?

Но его вера и терпение были вознаграждены. Уже в темноте на улице, лишь слегка освещённой тусклым светом из окон глядящих на неё изб, Ванька увидел медленно бредущего со стороны леса человека. Он воспрянул и прижался лицом к самому стеклу.

– Деда Макар! – радостно прошептал он и ринулся в сени, буквально влетев в валенки и отцовский тулуп.

Даже не подвязываясь, без шапки он вылетел во двор и побежал к улице, уже готовый приветствовать бравого охотника, но слова застряли в онемевшем горле. Паренёк резко остановился, не добежав до мужчины каких-то десяти шагов, и застыл, выпуская изо рта густые клубы тёплого воздуха.

Это был дед Макар, Ванька его точно узнал, но был он словно и не здесь вовсе. Тяжело и как-то ломано переставляя ноги, мужчина медленно двигался по улице в сторону своей избы, не поднимая головы. Он непрерывно смотрел себе под ноги, руки его болтались вдоль тела безвольными плетьми, ружья не было. Как и добычи. И ещё было очень тихо. Слишком тихо…

Не решаясь окликнуть бредущего мужчину, Ванька застыл в каком-то странном оцепенении, будто завороженный. Внезапно дед Макар резко остановился, несколько мгновений не двигался, а потом медленно, не поднимая, повернул голову к пацану, уставившись на него безжизненными чёрными, как сама ночь, глазами.

Смертельный потусторонний ужас овладел душой паренька, он заорал безумным голосом и, не помня себя, помчался в дом, не разбирая дороги, пронёсся через всю избу и залез под самую дальнюю кровать, трясясь и подвывая. Перепуганный таким поведением сына отец схватил свой окровавленный топор и выскочил на крыльцо, но увидел лишь понурую спину бредущего домой Макара, пожал плечами и скрылся в избе, намереваясь проучить сына, когда тот придёт в себя.

Нина ждала мужа… да с самого утра, как проводила его на охоту, так и ждала. Прибралась в избе, сготовила жидкую похлёбку на кости, испекла пирожков с вареньем – Макар их любил, угостила соседского мальчишку. Всего одним пирожком угостила, ну да если муж без дичи придёт, можно будет ещё дать – всё-таки старался парень, работал, очень сильно помог.

На душе женщины было неспокойно – чутьё ли это женское или просто вечная тревога за любимого человека, кто знает, но вот то, что Макарушка так задерживается, это нехорошо, значит, дела на охоте идут не ахти как. Иначе бы уже вернулся. Чтобы заглушить эту зудящую внутри тревогу, Нина весь день трудилась не покладая рук, не давала себе ни минуты покоя, ни одной возможности расслабиться и просто посидеть, даже когда дела приходилось ради этого выдумывать – всё-таки с кончиной всей животины обязанностей сильно поубавилось.

Вот и сейчас она дождалась, когда поостынет потухшая печь, и принялась её вычищать. Выгребла угли да золу, начистила заслонку, заложила сызнова дров и затопила. Поставила похлёбку, чтоб была горячая к приходу мужа. И осмотрелась, прикидывая, чем бы ещё себя занять. Послышался шорох открываемой и закрываемой двери, по ногам протянуло холодком, скрипнули половицы в сенях.

«Пришёл!» – обрадовалась Нина и устремилась навстречу мужу.

Распахнув дверь, она выбежала в сени и остановилась в нерешительном ожидании. Макар стоял напротив, опустив простоволосую голову и свесив безвольные руки. Кушак где-то потерялся, тулуп нараспашку, все волосы в снегу, без ружья и без добычи.

«Что с ним случилось, не ранен ли?»

– Макарушка, – тихо позвала Нина, в душе которой боролись сейчас беспокойство за мужа и непонятный страх, идущий откуда-то извне, будто и не её это страх вовсе, а кто-то пытается так предупредить о чём-то, обезопасить. Нина отогнала эти мысли – муж сейчас важнее.

Но Макар никак не отреагировал на свою жену, стоял будто в нерешительности и виноватом покаянии. Вот только в чём ему каяться? Ну не принёс сегодня добычи – бывает, повезёт в другой раз. Ружьё потерял? Плохо, конечно, но что поделать – жизнь-то на этом не кончается. Может, ещё сыщется.

Нина сделала шаг к мужу, протягивая руку, и тут он пошевелился. Медленно, словно нехотя, он поднял голову, казав Нине полностью отрешённое лицо, не выражающее ничего, абсолютно ничего. А глаза… Чёрные, полные тоски и безысходности, они смотрели сквозь жену. В неживом взгляде этом была смерть.

– Макарушка, родненький! – взмолилась женщина. – Что с тобою стало, касатик мой?

Мужчина дёрнулся, попытался сделать шаг, но что-то ему помешало, он дёрнулся ещё раз и ещё. Нина так и застыла, холодея от страха и не понимая, что ей делать – помогать мужу или бежать к соседям. Взгляд Макара неожиданно сфокусировался на жене, стал чуть более осмысленным, он открыл рот и прохрипел что-то нечленораздельное.

– Что, родненький? – испуганно переспросила Нина.

Макар снова захрипел, напрягшись так, что на шее вздулись вены, а глаза выпучились чёрными пузырями. Он хрипел, с непонятной мольбой смотря на жену, а тело его дёргалось, пытаясь приблизиться к ней; пальцы на руках скрючились и застыли в каком-то ужасном параличе, сами руки с натугой потянулись к лицу и попытались зажать челюсть. Но он вытянул шею, выскальзывая из них и продолжая издавать ужасающие звуки.

Он словно что-то упорно хотел сказать, но почему-то не мог. Нину сковал страх, она не могла ни пошевелиться, ни выдавить из себя хоть одного слова, статуей застыв напротив агонизирующего мужа и не в силах оторвать от него взгляд. И вдруг среди хрипа неожиданно промелькнуло что-то членораздельное. Женщина вздрогнула, сбрасывая оцепенение, и прислушалась.

И увидела, как изо рта мужа выпал зуб, за ним второй, третий.

– Макарушка, – пролепетала она, – твои зубы…

А он всё пытался что-то из себя выдавить, теряя и выплёвывая зубы, но на месте выпавших вырастали новые, тут же выпадая, забивая рот, мешая говорить. Эта ужасная картина окончательно добила женщину, по щекам которой горячими солёными ручейками потекли слёзы. Она ещё не поняла как, но уже знала, что потеряла мужа.

Макар наконец смог сделать один ломаный шаг к женщине, затем второй. Изо рта валились зубы, слышалось нечленораздельное мычание. И вдруг Нина разобрала брошенные, словно последний крик отчаяния, буквы:

– …ПЕХИ-И!

И в этот момент челюсть мужа с резким громким хрустом ушла влево.

Бесконечная и абсолютно чёрная ночь была вокруг. Была везде. Насколько хватало взгляда, не было ничего, кроме безжизненной и холодной темноты. А если бы что-то в ней и было, этого было бы не видно. Но Макар чувствовал, что нет тут ничего. Только он и тьма.

Макар перестал кричать, когда понял, что уже не падает, да и не падал он вовсе. Он просто висел во тьме. Не было никакого ружья, никакой змеи – всё это было лишь игрой обезумевшего сознания. Не было даже рук, которыми он брал ружьё, не было ног, тела, головы, даже рта, которым он кричал, а был лишь только разум или душа, застрявшая в бесконечной и беспросветной тюрьме.

Неведомая сила, управлявшая той чёрной птицей или представившаяся ею, оторвала его душу от тела и спрятала здесь, завладев физической сущностью. Зачем ей это было нужно, Макар не ведал, как не ведал он и способа, которым мог бы вернуть себе своё тело.

В этой темноте исчезло всё и даже время. Сколько он тут висит, как давно он был нормальным человеком, да и был ли?.. Ответов на все эти вопросы уже не было. Ничего не было и всё было уже не важно. Он навеки тут, тот, реальный, мир, если он когда-то и был, потерян навсегда – Макар знал это абсолютно точно.

Тем удивительнее и неожиданней был внезапный образ мальчишки, будто когда-то знакомого, – лицо, обезображенное потусторонним ужасом, и спина, стремглав убегающая в дом. Что это было? Зачем?

Макар быстро забыл этот смутный образ, словно навеянный далёким прошлым. Неважно это уже, не нужно. Есть лишь мрак и пустота.

Женщина ворвалась в его сознание так же неожиданно. Знакомое лицо, отмеченное тревогой и страхом, взгляд, полный любви и непонимания. Кто она, почему смотрит прямо в его глаза, будто они у него есть?

Нина! Он знает её! Знал… Его жена, любимая, самая добрая и отзывчивая женщина на свете. Но как?.. Почему она здесь, перед ним? Нет, не перед ним, её здесь нет, это точно. Тогда…

И тут Макар всё понял. Отчётливо и до ужаса беспомощно.

«Нет!»

Он рванулся к ней на ощупь, на запах, на память. Просто чувствуя тонкую ниточку, что ещё дрожала натянувшейся до предела струной между ними.

Каким-то образом почувствовав своё тело, он неимоверным усилием воли заставил его остановиться и закричал:

«Беги!»

Он знал, чего хочет тьма, и он не мог позволить ей этого. Он должен спасти жену. Изо всех сил Макар прорывался сквозь густое чёрное пространство и кричал, кричал, кричал. Он видел, что Нина не понимает его, но продолжал кричать.

«Нет! Нина, беги, родимая! Беги скорее! Беги от меня! Беги! БЕГИ-И!»

***

– Ну, чего застыл, как не родной? – посторонился мужчина, отступая в дом. – Проходи уж, коли пришёл, нечего на морозе стоять.

Я замешкался, всё-таки это было очень стрёмно. Откуда он вообще знает моё имя? И нафига он меня ждал? Понимаю, что ответы меня, скорее всего, ждут внутри, но как же не хочется туда заходить!

С другой стороны, мужик вроде не агрессивный, сходу топором не зарубил и даже не держал ничего в руках. Да и замёрз я, чего уж. А изнутри тянет теплом, и переночевать всё равно где-то надо. Скрепя сердце, бросив недоверчивый взгляд на косматого мужика и стараясь держать его более или менее в поле зрения, я прошёл в сени, дверь за мной затворилась.

Он прошагал мимо, махнув рукой, мол, иди за мной, и, отворив плотно пригнанную дверь, первым зашёл в дом. Я, плюнув уже окончательно на все рациональные и здравые мысли и послав подальше инстинкт самосохранения, ибо уже тупо интересно, шагнул за ним, притворяя за собой дверь.

Внутри избы было тепло, стоящая посерёдке громоздкая печь исходила жаром, в щели за заслонкой весело плясало пламя, потрескивая дровами и создавая вполне уютную атмосферу. У дальней стены, под окнами, стоял стол, за которым в скудном свете лучины угадывались шесть человеческих фигур. Ни одна из них не попыталась поздороваться или хотя бы посмотреть, кто зашёл. Ни одна из них даже не пошевелилась.

Мужик прошёл к столу, сел во главе и указал на противоположную сторону:

– Садись, поговорим.

Что мне оставалось делать, когда я уже зашёл так далеко? Правильно, пойти и сесть на предложенный стул. Я подошёл к столу, скинул рюкзак, выдвинул стул и уселся, вызвав короткую, но яркую какофонию скрипов различной тональности. Глянул на ближайших соседей и похолодел от суеверного ужаса.

– Бабуля? – неожиданно тонким голоском спросил я. – Дед?

Женщина, которую я принял за свою пропавшую бабушку, медленно повернула ко мне голову, пару мгновений пугала своими чёрными глазами и вдруг неестественно, но с едва угадывающейся нежностью улыбнулась, задрав губы и оскалив гнилые зубы.

– Всё верно, Игнатка, – произнёс мужик с противоположной стороны стола. – Это они.

Я сглотнул страх, комом вставший в горле, и попытался повернуться к нему, но наткнулся на вперенный в меня справа взгляд дедовских чёрных глаз. Вздрогнул, с трудом подавив желание вывалиться из-за стола и побежать, а дед открыл рот и что-то прохрипел. Впору было поверить в это долбаное проклятие, но я был слишком напуган, чтобы анализировать творящееся вокруг мракобесие.

– Не бойся, тебя они не тронут, – успокоил меня мужик, облокотившись на стол.

– Да что б вас! Меня пугает сам факт их наличия здесь! – сорвался я, чтобы вернуть хоть толику самообладания. – Что тут происходит, что за странное собрание? Кто вы все и… – я вдруг заметил глаза хозяина дома и всмотрелся в лица остальных присутствующих, – что с вашими глазами?!

Бабуля, неотрывно ласкающая меня своим жутким взглядом, вдруг дёрнулась, словно хотела приласкать меня и успокоить, как она часто делала в детстве, и невнятно прохрипела что-то как будто ласковое. Я автоматически глянул в её глаза, а там…

В глазах всех собравшихся за этим столом клубилась тьма. Именно клубилась. Она, словно живая, перетекала, скользила, плескалась в глазах, как в озёрах, и лишь во взгляде сидящего напротив мужика она будто отошла на второй план – несмотря на чёрные белки, слегка проступали сквозь неё зрачки и видно было присутствие сознания.

И все они на вид были приблизительно одного возраста. Судя по всему, пятидесяти трёх лет.

– Как ты уже, думаю, догадался, все мы – твои родственники. – Мужик сделал паузу, а я мысленно послал его на хрен с его думами. Ну не может такого быть, не может! – Дело в проклятии, и, вижу, ты о нём знаешь. Но, видимо, не вери… л?

– Этого не может быть, – повторил я за своими мыслями. В голове был полный хаос, обрывки этих самых мыслей разбегались, а я тщетно пытался их отлавливать и собирать во что-то дельное. Руки всё ещё дрожали, хотя ментально я уже более или менее смирился с творящимся вокруг бредом. – Почему они здесь? – я кивнул на бабулю с дедом. – Если верить этому проклятию, все в моей семье просто исчезают в пятьдесят три года.

– Да, так и есть, – вздохнул мужик. – И в этом есть и моя вина. Давай, что ли, познакомимся. Меня зовут Макар и я твой… трижды прадед, получается.

– Очень приятно. Игнат, – на чистом автомате ответил я.

– Знаю, Игнатка, знаю.

Макар на пару минут замолчал, задумавшись, а я разглядывал бесстрастные и абсолютно безэмоциональные лица своей родни. Никого из них я не знал и раньше не видел, за исключением бабушки и деда, разумеется. И только на их лицах проступало хоть что-то, хоть какое-то подобие заинтересованности.

Оба они сейчас выглядели так, какими я запомнил их, когда видел в последний раз. Когда бабуля с дедом исчезли, родители сказали мне, что это проклятие, и искать их не надо, не имеет смысла. Я тогда очень на них обиделся, вроде даже накричал, поскольку не верил во всю эту потусторонщину. А они восприняли мой эмоциональный взрыв спокойно и с пониманием; мама сказала, что её бабушка с дедушкой точно также исчезли, когда им было пятьдесят три года, и что они, мама с папой, тоже исчезнут. Выходит, если это всё правда, то случится это через каких-то семь лет. Внутри что-то с хлопком лопнуло, оставив пустоту.

– Я расскажу тебе, Игнат, – прервал Макар мои мысли. – Всё, что знаю, поведаю.

И он поведал мне про страшный голодный год, случившийся здесь чуть более ста лет назад, про вымершую скотину и неуродившийся урожай, про вынужденную охоту и чёрную птицу.

– Птицу? – переспросил я, косясь на не сводящую с меня взгляда бабулю.

– Оно только выглядело как птица, – пояснил Макар, – на самом же деле это древнее зло. Я это потом понял, когда… как тебе объяснить… когда оно поглотило меня.

– Не понимаю.

– Я и сам не очень понимаю. Но, пребывая во власти этой твари, смог кое-что о ней узнать. Мало, но всё же.

– А сейчас вы не во власти?

– Во власти, но ты подожди, Игнатка, не путай меня. – Макар устало и как-то тяжело вздохнул. – Зло это появилось в этих окрестностях в начале лета. Откуда оно вылезло – не ведаю. Знаю, что целью этой нечисти было выпить всю жизненную силу из округи, насытиться и уйти, залечь в спячку, чтобы через пару веков появиться вновь в другом месте. И она высасывала силу из земли, из растений, из живности. Из людей, но люди могли уйти, если бы знали, если бы дожили до весны, когда появятся дороги. Но я, Игнатка, всё испортил. Я погубил людей и навлёк проклятие на наш род.

– Как? – Я пребывал в замешательстве, всё это было слишком жутко и нереально, но мои глаза и чувства твердили о реальности происходящего.

– Подобрался слишком близко к этому злу. Позволил ему захватить мою душу и привёл в селение. Сам, понимаешь? Сам привёл его к новым жертвам. – В голосе Макара звенели обида и злость. – Оно ведь не может выйти за определённые границы, зависящие от его силы, и ещё на пару вёрст вширь может высасывать силы по земле из всего, что на ней растёт и живёт. Но оно может быть перенесено. Заменяя собой душу, оно обретает тело. И я чуть не открыл злу путь в мир.

– Чуть не открыли? Значит, вы смогли с ним справиться? – Я упорно не хотел обращаться к этому человеку, пусть и бывшему моим дальним родственником, на «ты».

– Не совсем, – тихо сказал Макар, опустив взгляд. – Я… Моя душа смогла вырваться… нет, не вырваться. – Он замолчал, повисло тягостное молчание, во время которого бабушка медленно и дёргано протянула руку и положила на мою ладонь, продолжая улыбаться страшной безумной улыбкой. – Зло привело моё тело в мой дом, к жене. Любимой… жене. – Я чувствовал, как тяжело ему вспоминать и заново переживать эти моменты. – Она должна была стать следующим телом для него. Каким-то образом душа моя почувствовала её и поняла, чего хочет зло. Я не мог этого допустить, я слишком её любил и смог вырваться из оков, точнее – ослабить их и пробиться к телу, но зло сильнее меня и уже было слишком близко.

Я уже давно согрелся и вовсю потел под тёплой одеждой, но не замечал этого, поглощённый историей и уже готовый верить во всё, что расскажет этот человек. А по его щекам уже текли слёзы, обычные прозрачные слёзы.

– Я зарубил её. Чтобы не дать злу завладеть ею. Я их всех зарубил, понимаешь, Игнат?! – с неимоверной горечью спросил он, а я не знал, что ответить. – Всё село. Чтобы только не дать этой твари получить возможность вырваться отсюда.

Меня словно паралич разбил, я сидел и не мог пошевелиться, поражённый страшным откровением и пониманием того, через что прошёл Макар. И вдруг вспомнил.

– А? – посмотрел я на него, тыкая пальцем куда-то наружу.

– Дым? – успокаиваясь, с пониманием спросил мужчина. – Это село застряло во времени, ты же видишь. Этот дым, свет в окнах, почищенные дорожки – всё это не реально. Иногда здесь можно услышать даже человеческие голоса.

Меня передёрнуло. Было стойкое ощущение, что я наслушался уже достаточно, но ещё слишком многое было не понятно.

– А как же они? – кивнул я на сидящих предков.

– А они – это результат проклятия. Зло не смирилось с поражением, оно по-прежнему стремится вырваться. Видишь ли, в то время наша дочь, Катюша, – он с любовью глянул на сидящую рядом с ним женщину, – жила в другом селе со своим мужем. И через меня, через мою кровь зло получило над ней власть. Малую, но достаточную, чтобы все мои потомки и связанные с ними кровью детей мужья или жёны в моём возрасте приходили сюда. А я пытаюсь встретить каждого из них, привести в избу и приковать.

– Приковать? – я в замешательстве наклонился и глянул под стол – к ноге каждого тянулась металлическая цепь.

– Да. Я не могу их убивать. Это слишком тяжело.

– Но… можно как-то снять это проклятье? Прервать это дурацкое паломничество?

– Я не знаю, Игнатка, – с горечью признался Макар. – Зато знаю, что природа пытается уравновесить влияние зла, она всегда стремится к равновесию.

– И что с того?

– А то, что все мои потомки могут иметь лишь одно дитя. Только одна проклятая ветвь.

– Ясно, – пропустил я эту бесполезную информацию мимо ушей. – А если убить эту тварь?! Или… тебя?

– Меня не убить. Думаешь, я не пытался? Моя душа не привязана к этому телу, да и тело уже не вполне человеческое. Да и не поможет это остановить, как ты выразился, паломничество. А тварь… вряд ли убить древнее зло в наших силах, наверное, можно его остановить, изгнать обратно в преисподнюю, или откуда оно пришло. Но как это сделать, я тоже, к сожалению, не ведаю.

– Но должен же быть какой-то способ! – не выдержал я, переходя-таки от напряжения на «ты». – Ты же столько о ней знаешь!

– Слишком мало, Игнат. Думаешь, зло настолько глупо, чтобы рассказать, как с ним справиться?

– Должен быть способ! – как заведённый настаивал я.

– Для тебя лучший выход – это вернуться домой и жить дальше.

– До пятидесяти трёх лет?! А… мои родители…

– Понимаю, – тяжело проговорил Макар. – Я их встречу. И тебя…

– Нет! Я не хочу, чтобы они стали… такими.

Макар печально вздохнул, опустив голову, несколько минут смотрел на столешницу, словно напряжённо что-то обдумывая, а я ждал, нетерпеливо ёрзая на стуле. Бабуля что-то снова тихонько проскрипела, но я даже не повернулся.

– Можешь сходить туда, если хочешь, – наконец выговорил Макар. – Я покажу дорогу. Где-то там лежит и моё ружьё с одним патроном, но вряд ли оно тебе чем-то поможет. Зло тебя не тронет, может, ты сможешь что-то у него узнать.

– Показывай! – вскакивая и вырывая руку из-под бабушкиной ладони, велел я.

Поле белым сверкающим покрывалом расстилалось перед Игнатом, большими воздушными хлопьями осыпался на это покрывало с низких серых облаков снег, где-то впереди тёмной пеленой застыл лес. Игнат молча и устремлённо шёл в указанном Макаром направлении, хотя и без него не потерялся бы – тут сохранилась дорожка из следов. Видимо, его следов. Макар уговорил своего потомка дождаться рассвета, чтобы не плутать в непроглядной темноте, но Игнат с трудом высидел до первых серых предрассветных сумерек и покинул избу.

Страха не было. Возможно, парень уже устал бояться, а может, его цель была сильнее страха. Кто знает. Да и не важно это. Если он не сможет что-то изменить, через семь лет пропадут родители, а потом и он сам. А дальше придёт очередь его детей… ребёнка. Он даже не сможет иметь больше одного ребёнка! Да и есть ли смысл вообще рожать даже одного, зная его участь…

Игнат остановился. Следы кончились. Он оглянулся, рассматривая снег вокруг, и увидел, что искал, – длинный узкий след по правую руку. Нагнулся и запустил туда руку; голые пальцы наткнулись на что-то твёрдое и холодное, Игнат обхватил найденный предмет и вытащил, разгибаясь. Ружьё, о котором говорил Макар.

Парень никогда раньше не стрелял ни из чего больше пистолета в тире, да и этот опыт у него был более трёх лет назад. Но фильмы-то он смотрел.

Игнат вскинул голову и всмотрелся в лес перед собой. До ближайших деревьев, голых и чахлых, чернеющих фломастерными росчерками разной толщины, оставалось совсем недалеко. Ветра не было, и деревья хорошо просматривались даже сквозь снег. Как и чёрная птица, большим бесформенным пятном застывшая на одной из веток.

– Ждала меня, тварь? – тихо вопросил Игнат и пошёл к ней.

Шагов за десять до птицы, у которой на таком расстоянии стала различима голова, клюв и два странно сдвинутых к клюву глаза, чёрными бусинками уставившихся на парня, он остановился и вскинул ружьё, уперев приклад в плечо и поймав тушу в линию продольной проекции ствола. С такого расстояния в навыках прицельной стрельбы из винтовки не было необходимости – попал бы и ребёнок, способный её поднять.

– Сидишь, тварюга! – с яростной злобой в голосе крикнул Игнат. – Древнее зло, значит? Что тебе от нас нужно?! Проваливай отсюда! Забирай меня и проваливай!

Птица не двигалась, не отвечала и, казалось, была не более чем странным наростом на ветке. Лишь медленно и будто с интересом клубилась в её глазах тьма.

– Да чтоб тебя! – в отчаянии крикнул Игнат и поник, опуская руки. Из глаз, прокладывая тёмные влажные дорожки, потекли по щекам горячие слёзы. Он всё понимал, всю безысходность ситуации.

Птица не заберёт его. Зачем ей это, если он сам придёт к ней потом. Ей нужно, чтобы сейчас он вернулся к своей жизни и продолжил свой род, Макаров род, смиренно и исправно поставляющий ей свои души. Чтобы однажды, когда Макар не досмотрит или не успеет, вырваться наконец из своих границ в большой мир. И она не спешит, ведь в её распоряжении вечность.

Губы Игната медленно растянулись, и лицо его озарила горькая, но в то же время зловеще-победная улыбка. Он поднял голову, опёрся подбородком на дуло и тихо, сквозь слёзы, произнёс:

– Тебе осталось семь лет, тварь. Иди ты к чёрту.

Коханов Дмитрий, январь 2025 г.

Мои рассказы

Мои стихи

Мой роман "Настоящий джентльмен"

– Пора, – сказал он и взялся за ручку двери.

– С Богом, Макарушка, – громко прошептала Нина, провожая взглядом исчезающую в серой пелене спину мужа.

Необъяснимая тоска навалилась на немолодую женщину, стиснув сердце холодной лапой залетевшего снаружи воздуха, но предаваться унынию было некогда, её ждали домашние дела, а ещё нужно успеть подготовиться к возвращению мужа.

Макар тяжело шагал по высокому рыхлому снегу, пробираясь к выходу из селения. На улице почти никого, струятся над домами, сливаясь вскорости с сизыми облаками, живые ленты дыма от растопленных с утра печей.

– Здравствуй, деда Макар! – махнул рукой парнишка, разгребающий широкой лопатой снег у своего дома.

– Привет, Ивашка! – ответил мужчина, останавливаясь на минуту. – А не почистишь ли ты и наш двор? А я тебе мяса отрежу, если удачно схожу.

– Сделаю, деда Макар, – обрадовался парнишка. – Удачи!

Удача. Как её не хватало в последнее время. Это был плохой год, скудный, и ещё более плохой была зима. Как всегда, впрочем. Зима испокон веков – время тяжёлых испытаний, суровое время, в которое выживают наиболее подготовленные и стойкие. Так заведено в природе. Чтобы пережить зиму, к ней нужно хорошенько подготовиться, и все животные, а с ними и люди используют лето и большую часть весны и осени для накопления запасов – жировых или продуктовых, утепляют свои жилища, набираются сил. Но бывает неурожайное лето, а бывает особенно суровая зима. Бывает плохой год.

Макар, тяжело переставляя ноги, вышел за пределы селения и направился в сторону виднеющегося поодаль леса. Сейчас это была просто чуть более тёмная полоса посреди однообразной серости, но мужчина очень хорошо знал окрестные места и не заблудился бы, даже будучи в изрядном подпитии. А пил он редко и мало, вот и сейчас принял всего пятьдесят грамм самогонки после завтрака – для согрева и сытости.

Путь к лесу лежал через поле. Этим летом на нём плохо уродилась рожь. Сначала часть урожая полегла от неожиданных заморозков, а потом вызревшую и околосившуюся побила ржавчина. Пришлось туда же сеять озимую, но что с такими морозами выживет и взойдёт? Быть может, такое количество снега сможет хоть как-то защитить посевы, но если температура не поднимется в ближайшие недели, то и это не спасёт.

Нога провалилась в какую-то ямку, мужчина запнулся и чуть не упал, лямка ружья соскользнула с плеча, но Макар, крякнув, ловко поймал его и закинул обратно. Отдышался, выпуская плотные объёмные клубы пара, поднатужился и продолжил свой нелёгкий путь.

Вообще, он на своём веку видел такую зиму впервые. Такую холодную, снежную и беспросветную. Хорошо хоть дров было в достатке, по крайней мере, замёрзнуть им в своих хатах не грозило. А вот передохнуть с голоду – вполне. И ладно бы проблемы их ограничились лишь скудными урожаями зерновых, так нет же! Плохо уродилось практически всё: картошка – мелкая и гнилая, капуста вся поедена расплодившимися гусеницами, репу с морковью и редькой погрызли мыши, и так везде. Заготовленное сено стало гнить прямо на сеновалах, но это уже не так страшно, потому что с осени начала падать скотина. От чего – не понятно, но мясо не выкидывают, замораживают, ибо жрать и так нечего.

Потому и на охоту пришлось выбраться, несмотря на погоду. У Макара с Ниной из скотины итак было всего полдюжины несушек, тёлка да пара свиноматок – одна брюхатая ходила. Вчера сдохла последняя курица, больше животных не осталось – по осени сдох даже верный пёс, с которым Макар всегда ходил на охоту, но тот старый был уже, мог и своей смертью помереть. И хотя минуло только ползимы, запасы замороженного мяса уже подходили к концу.

Макар остановился и внимательно посмотрел на цепочку следов, пересекавших его путь. Недавно тут пробежали трое волков. Не похоже, чтобы они кого-то гнали, и бежали они явно из леса. Но куда? Точно, не в селение. Следы были уже прилично заметены, и, исходя из интенсивности снегопада, Макар предположил, что волки пробежали здесь перед самым рассветом.

Он оглянулся, вглядываясь в серую шевелящуюся массу снега, поправил ружьё и снова побрёл к лесу, который уже начал проявляться впереди.

Мороз настойчиво пробирался сквозь тулуп, несколько рубах, в том числе вязаную, сквозь тёплые штаны и подштанники, и если бы не необходимость непрерывно продираться сквозь снежное поле, Макар уже бы окоченел.

Когда до первых деревьев оставалось шагов пятьдесят, снегопад неожиданно поредел, правда светлее от этого не стало. Макар остановился, тяжело дыша, и внимательно всмотрелся в голые, чёрные на фоне снега силуэты деревьев. Было неестественно тихо; снежинки, довольно редкие, плавно и медленно опускались на белое покрывало.

Макар вглядывался в чёрное пятно на ветке одного из крайних деревьев. Довольно большое пятно. По форме оно напоминало птицу, то ли тетерева, то ли… ворона. Для ворона слишком большая, но клюв и голова… С такого расстояния птица должна была быть уже довольно хорошо видна, но что-то будто мешало её разглядеть. Макар сощурился, хотя на зрение никогда не жаловался, но лучше не стало.

Тогда он скинул с плеча берданку – какая разница, в конце концов, что за птица там сидит, главное, что большая, а значит и мяса в ней много. Мужчина вскинул ружьё, прицелился и увидел, как птица, до того абсолютно бездвижная, вдруг резко повернула к нему голову, сверкнув отражением в чёрном глазу. По Макару будто прошла волна смертной тоски с безумным ужасом, он вмиг покрылся потом, вздрогнул и непроизвольно нажал на курок.

В царящей вокруг зловещей тишине звук выстрела взорвался сотней громовых раскатов, непроизвольный вскрик мужчины потонул в невесть откуда взявшемся эхе, словно в закрытой комнате заметавшемся по голому полю. Звук стих внезапно, будто отрезанный от привязи он мгновенно умчался на волю, а Макар наблюдал, как пуля вошла в чёрную птицу и… пропала. Утонула, растворилась в непонятном создании, продолжающем неотрывно пялиться на охотника.

Сглотнув подступивший к горлу ком, мужчина опустил ружьё и твёрдой рукой полез за патроном, намереваясь добить чёртову тварь. Птица, не двигаясь, странным чёрным истуканом следила, как он перезарядил винтовку, прицелился и нажал на курок. В этот раз звука выстрела не было. Как не было никаких других звуков. Макар успел испугаться, что внезапно оглох, наблюдая за исчезающей в чёрном теле пулей, как птица широко открыла клюв и испустила пронзительно громкий, леденящий душу, заставляющий цепенеть от ужаса и безысходности крик.

Взмахнув широкими крыльями, эта тварь вдруг… нет, не взлетела, но будто взорвалась, раздалась во все стороны рваным покрывалом и устремилась на охотника, быстро приближаясь и расширяясь, заполняя собой всё больше пространства вокруг.

Макар, не отрываясь от несущегося на него бесовского отродья, трясущимися руками достал новый патрон, открыл затвор, выпуская гильзу, положил в патронник новый, закрыл затвор и вскинул ружьё – руки, тренированные годами, всё помнили, в отличие от паникующего разума. Мужчина не стал целиться – не было в этом никакой необходимости, сразу нажал на курок в тот самый момент, когда чёрная птица долетела до него, вмиг погрузив в беспросветную темноту.

От неожиданности Макар выпустил ружьё, которое так, похоже, и не выстрелило, но не услышал звука падения. Он медленно оглянулся по сторонам, потом повернулся вокруг, но везде видел только тьму, однообразную и бесконечную.

– Что за чертовщина? – тихо вымолвил мужчина, нагибаясь и шаря в поисках выроненного ружья. Снизу была абсолютно ровная твёрдая поверхность, будто и не было нескольких дней снегопада и заметённого им поля. – Где это я…

Рука, слепо шарящая по гладкой и холодной не то земле, не то полу, наконец наткнулась на ствол, Макар сжал его в ладони и разогнулся. Неожиданно ствол изогнулся, выкрутился и, сверкнув прямо перед лицом двумя слегка светящимися стеклянными глазами, зашипел. Мужчина испуганно отшвырнул от себя извивающееся змеёй ружьё и сделал несколько шагов назад.

– Избави нас от нечистого, – начал креститься Макар, когда правая нога неожиданно не нашла опоры, он завалился назад и с отчаянным воплем полетел вниз, а в голове бился безжизненный и холодный, как эта зима, голос: «Ты мой».

***

Снег валил безостановочно, крупными белыми хлопьями осыпаясь на землю с низких серых облаков, словно перхоть с головы больного себорейным дерматитом человека. Ветер безжалостно швырял его охапками прямо в лицо, засыпал за шиворот, задувал под куртку. Откуда вдруг взялся этот чёртов снегопад? Ещё только утром была ясная солнечная погода и вот нате вам. Ещё и похолодало градусов эдак на десять, мороз настойчиво пробирался сквозь толстый пуховик, вязаный свитер и толстые зимние штаны с начёсом, расползаясь по телу лёгкими прохладными ручейками. Пальцы на ногах уже практически не ощущались, несмотря на тёплые носки и хорошие зимние ботинки.

Ещё и не видно ни зги в этой серой, непрерывно мельтешащей каше! Спасал только навигатор, безропотно ведущий к цели, но вот батарея на морозе долго не протянет, осталось чуть больше двадцати процентов. Есть, конечно, в рюкзаке пауэрбанк, но и он не бесконечный, а когда я ещё доберусь до хоть какого-нибудь электричества, поди узнай. Судя по карте, мне и до места назначения пилить ещё несколько километров и целую прорву времени, но в наличии там хоть одной самой захудалой розетки были очень большие сомнения.

Погода, конечно, сильно осложнила мне жизнь, подставив так, что дальше некуда, но, как оказалось, ни одной погодой едины. От ближайшей станции, которая ближайшей была только в сравнении с остальными, в сторону моей цели не шёл ни один автобус, да, более того, меня никто не согласился туда подвезти. И если бы дело было только в заваленной напрочь снегом дороге, это ещё полбеды – её бы расчищали, как остальные, но к месту окончания моего пути не ездили по совсем другой причине. Оно было проклято, это место.

И ведь никто даже не знал, почему или кем оно было проклято, что там произошло и что могло произойти. Это знание передавалось с молоком матери, оно хранилось и пестовалось, как древняя легенда, сказание, которым можно было гордиться, но только с примесью благоговейного страха. У людей из окрестных селений было всего две установки касательно этого места: первое – оно проклято и второе, вытекающее из первого, – путь туда заказан. И установки эти соблюдались неукоснительно, судя по десяти отказам на десять моих просьб, подкреплённых немалым рублёвым стимулом. Помимо отказов, меня десять раз предостерегли от похода туда и ещё шесть раз обозвали психом (на самом деле, гораздо хуже), услышав, что я не намерен отступать.

Я остановился и привалился к ближайшему сосновому стволу, чтобы немного передохнуть и отдышаться. Такими темпами дойду до цели уже в кромешной темноте. Благо я не дурак, подготовился, прихватив довольно мощный фонарь и запасные батарейки к нему. Ох, и есть уже хочется! Скинув рюкзак, я порылся в нём и достал тульский пряник, шоколадку и термос. Чай оказался уже холодным, но хотя бы не замёрз ещё.

Разворошив ногами снег под сосной, я бросил туда свёрнутый спальник и уселся на него верхом. Было невероятно тихо. Не перекликались птицы, не выли волки, не щебетали белки. Даже высокие кроны не шумели на ветру. Очень странно и очень тихо. Наскоро перекусив, я закинул за спину рюкзак со спальником и двинулся дальше. Время не ждёт.

Стоить сказать, что об этом проклятье я был прекрасно осведомлён. Так сложилось, что в том проклятом непонятно кем селении находилось моё наследство. Вряд ли, конечно, там что-то от селения осталось, и всё моё наследство, скорее всего, представляло из себя лишь кусок земли с развалинами, но факта это всё не отменяет – я имел полное юридическое право на тот кусок земли.

Хотя, ладно – первостепенное право было всё же у моих родителей, но они давно и принципиально от него отказались. Как раз по причине этого самого проклятия, которое якобы, согласно семейной легенде, лежало на том месте. А мне вот было интересно, да и в потусторонщину всю эту я не верю, так почему бы не съездить и хотя бы не посмотреть?

Вот я и поехал, пользуясь полностью свободными зимними каникулами. Сессию в кои-то веки ради такого случая сдал сходу с первого раза, от всех предложений весело провести каникулы в компании друзей отказался, почитал информацию, собрался и в путь.

И вот я здесь. Леший знает где! Иду посмотреть на остатки своего наследства. А почему бы и нет? В конце концов, проклятое поселение находится не так уж далеко от Екатеринбурга, а значит земля там может стоить неплохих денег, если бы к ней был сделан нормальный подъезд. Найти наследников других земельных участков, инвесторов, построить загородный посёлок, продать и жизнь удалась! Но для начала надо хотя бы посмотреть, что там к чему, и развеять этот дурацкий миф.

Что-то промелькнуло среди деревьев впереди слева, я вздрогнул, остановился и всмотрелся в снежную круговерть. Ни черта ж не видно, блин! И вдруг из-за толстой сосны в каких-то десяти шагах от меня вышел здоровенный волчара. Вот уж кого мне точно не хватало встретить!.. Я слегка попятился, отступая к ближайшему стволу, и, безуспешно пытаясь унять бешеное сердцебиение, потянулся к ножнам, закреплённым на поясе. Но достать нож мне не случилось – волк, худой, но не облезлый, внимательно посмотрел на меня слишком осознанным взглядом, повернулся и потрусил прочь, огибая меня по широкой дуге.

Я обессиленно опёрся о ствол, опуская трясущиеся руки и судорожно сглатывая вырывающийся страх. Фух! Вот это встреча… Я, конечно, не исключал чего-то подобного (в конце концов, не первый раз в походе), но искренне надеялся подобных сюрпризов избежать. Не избежал, но отделался лишь испугом. Волк был один, значит можно продолжать путь, но теперь обязательно контролируя свой тыл.

Встряхнувшись и сделав несколько успокоительных вдохов-выдохов, я двинулся дальше и буквально через десять шагов снова остановился. На этот раз удивлённо. Ветер как будто выключили, щёлк и всё, нету ветра. А снег так резко поредел, что я не сразу понял, почему так хорошо стало видно. Вот только светлее не стало почему-то. Постояв и пооглядываясь пару минут, я пожал плечами и припустил к месту назначения – что бы ни было причиной столь резкого улучшения погоды, этим нужно было пользоваться.

Потрясающая неестественная тишина окружала меня, обволакивала, словно успокаивая и усыпляя, но мозг отказывался расслабляться, не понимая природы этого странного явления. По его мнению, такого просто не могло быть – не может не хрустеть снег, на который наступает нога, не может не шуметь ветер в кронах деревьев… хотя какой там ветер? Нет его. Но до этого был и не шумел. Да просто не может лес быть абсолютно беззвучным.

Вокруг сгустились сумерки, я снова проголодался, но останавливаться не собирался – во-первых, навигатор уверял, что идти осталось недалеко, а во-вторых, где-то там, сзади, возможно, бродит в алчущем ожидании большой и голодный волк.

Лес оборвался внезапно. Наверное, из-за укрывшей окрестности густой вечерней темноты, не разбавляемой никаким освещением. Свет фонаря просто вдруг провалился в пустое пространство за ближайшим рядом чахленьких берёзок, и я вывалился в это пространство вслед за ним, облегчённо выдохнув. Где-то там, за этим полем, и находится цель моего путешествия.

Спустя где-то полчаса натужного продирания сквозь сереющие в темноте барханы, когда мои ноги уже практически отказывались нести тело вперёд, я наконец увидел дома. Точнее, чуть более тёмные очертания на фоне серого снега. Ура! Я почти дошёл.

Через ещё некоторое количество шагов я вдруг ясно понял, что вошёл в селение, – дорога тут была расчищена. Я ошарашенно повёл фонарём на ближайший дом и похолодел, но не от холода. Изба, целая, хоть и подобшарпанная временем, стояла, и не думая разваливаться, а к небольшому крылечку вела расчищенная от снега тропинка. Осторожно ступая, продвинулся дальше и посветил на другой дом – та же картина. Это было уже чересчур!

Хотя, если подумать, то, возможно, брошенные людьми из-за придуманного кем-то проклятия дома облюбовали ушлые бомжи, поселились на бесхозной земле и теперь поддерживают быт. Полегчало. Бомжи тоже, конечно, не сахар, просто так не выгонишь, но для защиты у меня нож имеется, а потом можно будет и с полицией нагрянуть. А пока просто на ночлег напроситься. Осталось отыскать свой дом. Или хотя бы жилой…

Медленно продвигаясь вдоль домов, я искал хоть какие-то признаки жизнедеятельности, помимо расчищенных тропинок, но ничего не находил. Все дома без исключения хранили тягостное молчание покинутого навсегда жилища. Ни огонёчка, ни скрипа половицы, ни струйки дыма. Чем дальше, тем более жутко становилось в этом вымершем и застывшем во времени посёлке. Я уже решил, что зайду в ближайшую избу и устроюсь на ночлег, когда чуть впереди увидел едва теплящийся огонёк.

Это подавало признаки жизни оконце в приземистой избе по левую руку от меня, из трубы на крыше подымалась призрачная струйка дыма. Перед тем, как зайти во двор, я оглянулся и чуть не упал от жуткой картины – практически из всех домов подымались такие же струйки, хотя я могу поклясться, что ещё минуту назад ничего подобного не было.

Мне резко расхотелось ночевать здесь, и хотя я жутко замёрз, уже решил развернуться и переночевать в лесу, как вдруг дверь ближайшей избы со скрипом отворилась и на крыльцо шагнул крепкий мужчина среднего роста с косматой бородой и неряшливой копной волос. Его силуэт слегка подсвечивался тусклым светом, идущим из избы, потому лица было не разглядеть. С минуту мы молча разглядывали друг друга.

– Ну здравствуй, Игнатка, – наконец прервал он зловещее молчание глубоким сухим голосом. – Я ждал тебя гораздо позже.

Продолжение следует

Мои рассказы

Мои стихи

Мой роман "Настоящий джентльмен"

– Слышь, Мелкий хорёк, ты хорошо помнишь наш план? – И, дождавшись утвердительного кивка, строго приказал: – И не вздумай уснуть!

– Меткий стрелок? – тихо позвал тот. – А можно мне всё-таки другой позывной?

– Нет! Нафига тебе это? Да и поздно уже – лошадей на переправе не меняют, – наставительно поднял палей старшой, гордясь вовремя вставленной поговоркой.

– Меткий стрелок?

– Ну что ещё?

– А мы точно сможем его победить? Он же колдун, а у нас только ружьё с луком.

– Не дрейфь, салага! Я всё продумал.

– Но я бо…

– Тс-с-с!.. – зашипел Меткий стрелок. – Идёт, кажись.

Послышался скрип медленно открываемой и также медленно закрываемой двери, лёгкий, еле слышный, щелчок замка и осторожные, но тяжёлые шаги. По спинам затаившихся подельников пробежал холодок, мурашками разбежавшийся по рукам, ногам и шеям. Шаги неумолимо приближались, предательски скрипнул пол. Мелкий хорёк затравленно, одним глазком, выглянул из своего укрытия и, испуганно сглотнув подкативший к горлу ком, прошептал:

– Он такой огромный…

Меткий стрелок не стал реагировать на это трусливое подвывание – ему и самому было безумно страшно, – а, с напряжением вглядываясь в медленно крадущуюся огромную тень, ждал подходящего момента.

Вот страшный колдун подошёл к центру практически неосвещённой комнаты, воровато оглянулся и повернулся к заговорщикам спиной. «Пора!» – мелькнула острая мысль и он крикнул, вскакивая и вскидывая свой лук:

– Пали-и!

***

Фёдор Маркович возвращался домой очень поздно – издержки профессии. Больным ведь не скажешь: «Извините, уважаемые, сегодня Новый год вообще-то, все отдыхают и вы, будьте добры, отдохните числа до восьмого. Ну или хоть до четвёртого!» Верно – не скажешь, вот Фёдор Маркович и работал больше суток без перерыва, хорошо хоть в третьем часу ночи наконец отпустили.

По правде говоря, он очень просил, чтобы отпустили – они с женой договорились, что он в эту ночь принесёт и положит под ёлку подарки для детей. И если бы ему пришлось задержаться в больнице до утра, дети остались бы без подарков от Деда Мороза. А этого точно нельзя было допустить.

Поэтому он наскоро переоделся, подхватил завёрнутые в красивую обёртку коробки и помчался домой. Уже в три с копейками он тихонько открыл дверь своей квартиры и, неимоверно уставший, со слипающимися глазами побрёл в полутьме к стоящей на кухне ёлке. Очень не хотелось навернуться и разбудить радостно спящих в предвкушении ребят. Жена, скорее всего, тоже подрёмывает в ожидании главы семейства. Так что очень аккуратно, медленно и максимально внимательно.

Под ёлкой уже лежал один подарок, видимо, ему от жены. Что ж, ответный он тоже приготовил и сейчас положит вместе с детскими. Фёдор Маркович устало и, вместе с тем, облегчённо выдохнул и начал уже приседать, как истошный вопль за спиной чуть не отправил его к праотцам или, как минимум, обратно в его же больницу:

– Пали-и!

Он резко выпрямился и начал оборачиваться, когда молниеносная стрела прилетела ему прямо в висок, чмокнув присоской и неприлично закачавшись вверх-вниз. Сразу за ней в живот прилетело несколько пластиковых шариков, выпущенных из ружья младшего сынишки, и оба они с улюлюканьями и гиками набросились на отца.

Фёдор Маркович, у которого сердце всё ещё отбивало мелодию весенней капели, засмеялся и под натиском малышни завалился на пол. А в дверном проёме стояла, улыбаясь и кутаясь в халат, жена.

С наступающим Новым Годом, друзья! Пусть он принесёт спокойствия и благополучия, подарит множество новых гениальных идей, выполняющихся планов и исполняющихся желаний! Верьте в чудеса и они обязательно случатся!

Коханов Дмитрий, декабрь 2024 г.

Мои рассказы

Мои стихи

Мой роман "Настоящий джентльмен"

Сначала всё было хорошо. Сначала всегда всё хорошо. Он пришёл к ним в фирму стажёром, хорошо себя показал и остался на должности помощника. Они даже, вроде, неплохо ладили. Максим только пару месяцев назад получил повышение до начальника отдела разработки и был рад новому смышлёному помощнику, на которого можно было смело спихивать большинство своих задач. Но лафа длилась недолго.

Этот прохвост уже через месяц стал зазнаваться, скорешился с техническим директором и начал время от времени прыгать через голову своего непосредственного начальника, заодно по-тихому подкидывая в голову директора мысли о его некомпетентности. В итоге Максиму объявили выговор и перевели на испытательный срок, а это, по сути, практически случившееся понижение в должности, учитывая, кто сидит на ушах техдира!

Макс уже тогда затаил злобу, но ничего против виновника предпринимать не стал – решил максимально выложиться и своей работой показать начальству, что не зря занимает эту должность. Как бы там ни было! Этот урод продолжал разводить клевету, а Максим – получать взбучки от директора, мол, плохо работаешь, где результаты и тому подобное.

Последней каплей стал наглый подкат этого выхухоля к жене Макса. Прямо на корпоративе в честь двадцатилетия фирмы. А они ведь только полгода назад поженились! Света была моложе на семь лет, красивая, стройная и умная. Максим был на седьмом небе от счастья, что она его выбрала и даже приняла его предложение. Он каждый вечер с радостью спешил домой и с огромным трудом расставался с ней по утрам. А тут этот наглый тип!

Весь вечер ошивался рядом с ней, восхвалял, подносил напитки, шутил, даже пытался пригласить на танец, но Света аккуратно и вежливо отказала. А Макс видел, что этот козёл не остановится, что продолжит добиваться его жены. По глазам видел! По этим наглым сальным глазёнкам и хитрой высокомерной ухмылке!

На следующий день он решил разобраться с этим наглецом по-мужски, объяснить ему, как не надо себя вести. Подкараулил по дороге домой, предложил подвезти и заодно обсудить рабочую задачу. Тот согласился и с надменной рожей залез в автомобиль. Это было сегодня, каких-то три часа назад.

Максим за разговором завёз своего противника в рощу за городом, остановился и на возмущённое удивление начал горячо и с матами внушать тому уважение к своей персоне. На что был послан очень далеко.

Урод вышел из машины и направился к дороге, Макс выскочил, догнал его и схватил за шиворот. Тот обернулся и наотмашь ударил по лицу, а Максим сразу же в ответ, даже не успев подумать, ударил прямо в нос. Послышался хруст, его противник срубленным столбом упал плашмя на неровную землю и затих.

Стало невероятно тихо. Максим подождал, потом позвал, потом с содроганием сердца потеребил обмякшее тело и понял, что тело уже никогда не поднимется. В светлых ещё осенних сумерках матово серел плоский камень под головой трупа, хотя крови на нём и не было, нос был раскурочен. Максима парализовал страх. Он простоял так несколько минут, потом резко осознал, что нужно избавиться от трупа, пока их кто-нибудь не заметил.

Он подхватил тяжёлое безжизненное тело подмышки, дотащил до машины и запихнул в объёмный багажник. Нашёл на навигаторе большое озеро довольно глубоко в лесу за городом и поехал туда. Ему показалось идеальным решением утопить труп в далёком лесном озере. Пусть летом даже оно пользовалось популярностью у любителей покупаться и порыбачить, но сейчас осень, впереди зима, глядишь, до лета его рыбы обглодают.

Навигатор приятным голосом объявил о повороте направо через пятьсот метров, выдернув Макса из тревожных воспоминаний. Вскоре он уже трясся по неровной лесной дороге, спеша к месту назначения, до которого было ещё больше шести километров. В прыгающем и дёргающемся свете фар мелькали стволы деревьев, кусты и пни, отбрасывая шевелящиеся тени. Здесь, под пологом леса, сразу стало заметно темнее, но Максим не сбавлял хода, мечтая как можно скорее избавиться от своего страшного груза.

Озеро появилось справа абсолютно неожиданно, блеснув ярким жёлтым зрачком отражённой луны. От неожиданности Максим резко дал по тормозам, автомобиль, прокатившись юзом несколько метров, остановился. Странно! Макс на всякий случай подвигал изображение на навигаторе, выключил и снова включил передачу геоданных на смартфоне. Всё верно, но на экране не было никакого озера, а до точки назначения ещё почти четыре километра.

Он снова посмотрел вправо, на чернеющее в десятке метров озеро. Его поверхность была абсолютно гладкой, отражая чёрные верхушки деревьев, а свет луны растворялся прямо у поверхности, ни на сантиметр не проникая вглубь. Странное это было озеро, на вид идеально круглое, метров пятидесяти в диаметре. «А, к чёрту! Какая разница, здесь даже лучше!» – решил Максим, выходя из автомобиля.

Он открыл багажник, достал труп недавнего обидчика и врага и поволок его к озеру. У берега остановился, глянул в воду, но, кроме абсолютной черноты, ничего не увидел – значит, сразу глубина. Стянув с трупа свитер, Макс вернулся немного назад, к подмеченному там камню внушительных размеров, хорошенько замотал его в импровизированный мешок, притащил обратно и привязал к ногам бездыханного тела. Всё, осталось только сбросить его в воду.

Несколько минут он просто стоял, словно собираясь с духом на последний, решающий шаг. А потом пододвинул труп к самому берегу и спихнул камень. Издав глухой всплеск, груз ушёл под воду, утащив за собой и тело. Макс упал на корточки и прильнул к самой воде, наблюдая как его недавний помощник уходит всё глубже. Он тонул, подняв мёртвое лицо вверх, то ли прощаясь с белым светом, то ли пытаясь укорить своего убийцу; лунный свет подсвечивал эту маску, придавая ей зловещий белый оттенок. А потом он открыл глаза.

Так резко, что Максим даже не понял сразу, что произошло, не придав этому значение. Но труп вдруг хищно оскалился, взмахнул руками и, сделав сильный гребок, пошёл вверх. Макс застыл от ужасающей нереальности всего происходящего, а труп продолжал грести, быстро приближаясь к поверхности и скалясь всё страшнее. И когда ему оставался всего один гребок, Максим вдруг отмер и попытался отшатнуться, но вынырнувшая из озера рука схватила его за ворот рубахи и с неимоверной силой дёрнула в воду.

Макс неловко нырнул, еле успев инстинктивно набрать воздуха, и уставился на ухмыляющуюся рожу, снова уходящую ко дну и увлекающую за собой его. Мужчина в панике забился, пытался сначала плыть вверх, но сил тащить и труп с камнем не было, тогда он вцепился в руку и с какой-то утроенной силой рванул от себя. Ткань хрустнула, и воротник оторвался. Макс быстро развернулся и погрёб к виднеющейся вверху спасительной водной глади. Он успеет! Он должен, ведь на нём не висит камень.

Стальная хватка сковала его лодыжку, остановив стремительный подъём, и снова потянула вниз. Максим в ужасе глянул вниз, чтобы снова наткнуться на безжизненный взгляд и страшный оскал, и, окончательно обезумев, начал молотить руками в тщетной попытке выплыть. Наверху неумолимо удалялся берег с растущими на нём деревьями, а в груди начало жечь. Пузырями уходила из носа и раскрытого в ужасе рта жизнь, грудная клетка начала биться, пытаясь сделать вдох, организму катастрофически не хватало кислорода. Максим резко успокоился, с растворившимися в воде слезами бросил последний взгляд на бесстрастно висящую далеко вверху луну.

И вдохнул.

Коханов Дмитрий, декабрь 2024 г.

Мои рассказы

Мои стихи

Мой роман "Настоящий джентльмен"

А потом в какой-то момент, я даже не заметил – в какой, приятный лесок сменился непролазной чащей, через которую я продираюсь уже который час. А, кстати, который?

Я снова остановился и достал из кармана телефон (часы я давно уже снял, ибо задолбался цепляться ими за каждую долбаную ветку). Ё-моё! Третий час! Уже четыре часа, как я в лесу, а сколько мне ещё пердолить? Это хорошо ещё, что на дворе (ага, как же – дворе, – в грёбаной чаще!) конец августа и стемнеет не скоро.

Открыв на телефоне карту, я подождал, пока он определит моё местоположение, и с облегчением обнаружил, что до цели не более одной пятой пути. Фух! Ещё минут сорок-час и я на месте.

Хорошо, что у меня никогда не было проблем с ориентированием на местности. С этой мыслью я убрал телефон и со вздохом полез через очередную корягу, развалившуюся на моём пути многолапым гипертрофированным пауком.

Крепкая, приземистая, хоть и слегка покосившаяся изба предстала пред мои очи абсолютно неожиданно, буквально вынырнув из очередного скопления свежей лесной поросли, с трудом раздвинутой мной руками, ногами, туловищем и даже лицом. А ведь прошло ну никак не сорок минут. И даже не тридцать. Хорошо, если пятнадцать.

Я выбрался на окружавшую избу поляну метров двадцати в диаметре, достал телефон и с удивлением обнаружил, что на месте. Да, «Порш» на экране стоял на точке прибытия. И как же я так быстро дошёл, интересно? Может, конечно, в прошлый раз он не точно определил мои координаты. Да, наверное, причина в этом.

Яростно расчесав все свои царапинки и комариные укусы, в великом множестве покрывшие все открытые и не очень участки тела за время этого путешествия, я двинулся к избе. Добротный сруб в двенадцать венцов (у меня бабушка в деревне живёт, поэтому такие слова я знаю с детства) венчала двускатная крыша с одиноко торчащей из неё трубой. Из обращённой ко мне стены пялились на лес два прямоугольных окошка, обрамлённые по бокам резными ставенками. Из боковой выступало небольшое крылечко под навесом. Обычный деревенский дом. Что-то подобное я и ожидал увидеть, когда шёл к отшельнику-леснику, разве что, может, более ветхое. Ну и без почтового ящика, примостившегося рядом с крыльцом. Как, интересно, сюда почтальоны попадают?..

На дальней стороне поляны, впритык к лесу, стояла небольшая банька, слева от дома пристройка с загоном, по которому медленно вышагивали куры, непрестанно о чём-то кудахча.

– Цыпа-цыпа-цыпа, – на автомате позвал я. Тут же откуда-то из недр пристройки вылетел здоровенный петух и грудью бросился на решётку загона, недовольно квохча на чужака, покусившегося на его дам.

Я инстинктивно дёрнулся и решил не испытывать норов агрессивного альфа-самца, по небольшой дуге подходя к крыльцу. Две низенькие ступеньки, видимо, больше для порядка, чем для нужды. Хотя для старого отшельника, может, они и нужны, если ноги больные. Крепкая деревянная дверь, выглядящая вполне свежей, массивные петли и массивная ручка. Я деликатно постучался. Подождал. Ноль эмоций. Может, ушёл?

На всякий случай я от души подолбил по двери кулаком, хотел уже и с ноги наподдать, но тут из глубин донёсся недовольный и совсем не старый голос:

– Что за хрен мне там дверь ломает?!

«Ага, сломаешь её, как же!» – отступая под натиском грозно приближающихся шагов, подумал я. Чуть с крыльца не навернулся.

Дверь резко распахнулась, и в проёме возник светловолосый парень лет двадцати пяти, может, тридцати. На гладко выбритом заострённом лице сурово сверкали большие зелёные глаза, узкие ноздри острого с горбинкой носа пытались сердито раздуваться, но получалось у них не важно.

– Чё надо? – вроде вполне нейтрально спросил он, оглядев окрестности и сфокусировавшись на моей персоне.

– Э-э-э… Я это… к Мефодию.

– Ну я Мефодий. Надо-то чё? Зачем припёрся?

– Так помощь нужна, – заблеял я, дезориентированный таким напором. – От страха избавиться.

– От страха, говоришь, – прищурился на меня парень, потом улыбнулся и, дружелюбно махнув рукой, предложил: – Ну так заходи!

И исчез в недрах избы. Чего делать, пошёл за ним. Раз уж пригласили.

В небольших сенях у правой стены стояла здоровая бадья с водой, а рядом умывальник над металлической раковиной. Слив уходил куда-то под пол. Вровень с раковиной протянулась вдоль стены высокая столешница. Дальше слева, за окном, располагался небольшой стол с двумя задвинутыми под него стульями, на угловой полке над ним стояли несколько образков. От стола к выходу растянулась узкая кушетка. Прямо напротив входа слегка покачивал на сквозняке раскрытой дверью проход вглубь хаты, в который и нырнул хозяин дома.

Я проследовал за ним. В единственной комнатке было прохладно, несмотря на растопленную печь, на которой весело что-то скворчало. В нос ударил аппетитный аромат, и я сразу понял, как, оказывается, проголодался.

– Яичницу будешь? – участливо спросил парень.

– Не откажусь, – перебивая животное урчание, согласился я.

– Тогда иди руки мой и садись за стол.

Я послушно вышел обратно в сени, вымыл руки с мылом и сел на выдвинутый стул лицом к окну. Мефодий со сковородой наперевес вынырнул из комнаты через какую-нибудь минуту, плюхнул свою ношу прямо на деревянный стол и заявил:

– Это моё место.

– Не вопрос! – Я поспешно встал и пересел на второй стул. Парень тут же занял своё место, взял одну из двух лежащих в сковороде вилок, отделил кусок яичницы с нашинкованной колбасой и с энтузиазмом принялся её жевать. Я без промедления последовал его примеру.

– Ну, рассказывай?

– Что?

– Как ядерный двигатель собирать будешь. Ну ё-моё! Ты же не жрать сюда припёрся.

– А, ну да… – стушевался я, осознав, что торможу. – В общем, страх у меня. Боюсь собраний, выступлений любых, а это важная часть моей работы. Перед начальством робею пипец как, хотя знаю, что всё хорошо и правильно делаю. Мешает мне этот долбаный страх по карьерной лестнице подниматься, – изливал я свои проблемы, а Мефодий только слегка кивал иногда, продолжая жевать яичницу. – Чего только не пробовал: и медикаменты, и к мозгоправам ходил – всё без толку. В общем, помощь мне нужна, вот вас… тебя посоветовали.

– Угу-угу, – парень съел уже больше половины яичницы, и я скорее заработал вилкой, рискуя остаться голодным. – Это хорошо, что посоветовали.

Он ненадолго замолчал, задумчиво ковыряясь в сковороде. Я не преминул воспользоваться его задумчивостью, чтобы быстренько пропылесосить остатки еды до последней крошки. Не сказать, чтобы наелся, но уже гораздо лучше.

– Ладно! – Мефодий звонко бросил вилку в пустую сковороду и хлопнул в ладоши. – Помогу я тебе. Пойдём! – И, вскочив из-за стола, вышел на улицу.

– Куда? – догнал я направляющегося к лесу парня.

– В лес! За травами.

Мефодий оказался неплохим парнем. Пока мы в течение пары-тройки часов сновали по лесу, собирая какие-то травки, грибочки, корешки и хренову кучу ещё разных ведьмовских ингредиентов, успели наболтаться на неделю вперёд, обсудив множество животрепещущих и не очень вопросов. Я поделился с ним, что ожидал увидеть бородатого старца, согнутого, но не сломленного тяжестью прожитых лет, и узнал про его деда, который как раз таким старцем и был. Вот только года четыре назад лета-таки старца сломили, и вот теперь старого Мефодия замещает Мефодий молодой.

Он, по его словам, не слишком-то и хотел замещать кого-то в одинокой избе посреди глухого леса, но как по заказу проснулся в нём талант дедовский и зов, непреодолимой силой потянувший сюда молодого беззаботного хакера. «Больше, конечно, игромана, чем хакера, но по образованию всё-таки второго». Поборолся бедняга с месяц с этой напастью да не выдержал – приехал, поселился и стал изучать дедовские записи и книги. Вот и практикует который год, оттачивая новые знания, но и то ещё не всему научился.

– Так а ты точно мне помочь-то сможешь? А то если до этого раздела ещё не дошёл, так я подожду, – с некоторой опаской уточнил я.

– Ха, обижаешь! Как миленького тебя сегодня вылечим, не ссы!

Пришлось поверить и не ссать (хотя, по правде, немного всё-таки сикал).

Что меня поразило в нашей прогулке, так это как легко и свободно Мефодий ходил по непролазной вроде бы чаще, через которую мне довелось продираться несколькими часами ранее. Будто ветки и коряги сами расползались с его пути в последний момент, робея перед зеленоглазым парнем и не желая осложнять ему путь. Меня же, идущего прямо за ним и, в общем-то, тоже не сильно напрягающегося, норовили напоследок цепануть или царапнуть, словно отыгрываясь за Мефодия. В общем, странно всё это, потому что я ни разу не заметил, чтобы ветки сами отклонялись или поваленный ствол гусеницей уполз с дороги, но… Блин! Даже не знаю, как объяснить… Короче, странно – и всё тут!

К дому мы вернулись уже на закате, окрасившем редкие перистые облака над верхушками деревьев в розово-золотистую краску. Там словно феникс зарождался, огромный, опасный и прекрасный. Я даже на пару мгновений завис на крыльце с поднятым лицом и приоткрытым ртом, поражённый этим зрелищем. А потом в рот залетела муха, и вся прелесть резко пропала. Я закашлялся и, отплёвываясь и матерясь, зашёл в избу.

Мефодий уже суетился по комнате, доставая и выставляя на стол какие-то ступки, баночки, сушёные травы. Там же лежала часть собранных сегодня даров природы, другая часть уже висела над и не подумавшей погаснуть за время нашей отлучки печкой, а третья покоилась в деревянной кадке, в которую парень как раз заливал кипяток из чайника. В нос ударил дурманящий ягодно-травяной аромат.

– Чайку хошь? – Он зачерпнул кружкой из кадки и сделал большой глоток.

– Не галлюциноген, надеюсь? – с опаской подошёл я к этому травяному вареву.

– Успокаивает нервы и дарит бодрости и ясности мозгам, – он допил «чаёк», зачерпнул ещё и передал мне кружку, а сам продолжил свои приготовления.

Что ж, попробуем. В конце концов, ну даже если словлю глюков, отлежусь тут за ночь, ничего страшного. Я поднёс кружку к носу и глубоко вдохнул – аромат просто пушка! Сложно описать… И сладость, и горечь, и какая-то свежесть. Хотя нет, эти эпитеты больше подходят для вкуса, а в аромате… ну я не знаю, всё равно не поймёте! Я ведь даже не знаю, что там за травы.

Я сделал глоток. М-м-м! Ну я уже, в общем-то, описал, добавить нечего, разве что странную сменяемость этих оттенков, их игру. Ну да пофиг, не хочу мозг ломать, лучше побыстрее выпью!

Осушив посуду, я собрался было зачерпнуть добавки, но предостерегающий окрик остудил мой пыл:

– Э-э! Хорош! Много нельзя, тем более неподготовленному организму.

– Жалко, – вздохнул я. – Вкусный чаёк.

И, дождавшись, когда Мефодий отвернётся, быстро черпанул на пару глотков. От двух лишних глоточков хуже уж точно не станет.

Пока парень перемалывал в ступке какие-то корешки, орешки и ягоды, пока заваривал одни травы и растирал другие, в общем – пока готовился к моему лечению, стемнело. Мефодий зажёг несколько свечей на столе. В большой миске перед ним неаппетитно зеленела какая-то субстанция, намешанная в процессе приготовления. Запах от неё, правда, шёл вполне приятный.

Парень встал, зачерпнул давешнего чайку, заварившегося практически до кофейного цвета, вылил в миску, подошёл ко мне, протянул руку к голове и вырвал волос. «Ай!» – мысленно возмутился я.

– Всё, можешь идти спать, твоего присутствия для обряда не требуется.

– А остаться можно? – робко поинтересовался я. – Интересно очень.

– Можно, – невозмутимо ответил Мефодий, кидая мой волос в месиво. – Зрелище, правда, не слишком приятное. Главное, ничего не бойся.

– Ага, хорошо, – согласился я, на всякий случай сев в дальний угол комнаты.

Поначалу было интересно. Минут семь. Потом стало как-то скучновато. Мефодий просто сидел перед миской, слегка покачивался и бубнил себе что-то под нос, совершая плавные пассы руками. Так длилось с полчаса; временами парень останавливался для того, чтобы либо просто перемешать субстанцию палкой или корешком, либо добавить какой-нибудь ингредиент. Потом медитация над миской возобновлялась.

Я уже начал подумывать, а не пойти ли, действительно, спать. Обманул, походу, Мефодий, пообещав не слишком приятное зрелище. Или он это и имел в виду? Правда, чего тут приятного, скукотища одна!

Широко и с удовольствием зевнув, я уже собрался встать со стула, как из окон неожиданно вывалился в избу яркий лунный свет и тут же горько и протяжно завыли волки. Я вздрогнул и покрылся мурашками. «Будто прямо у дома воют!» Осенённый страшной догадкой, я развернулся в сторону распахнутой входной двери, но там никого не было, а когда повернулся обратно…

Мефодий сидел на табурете прямой, будто кол проглотил, и абсолютно бездвижный. Лунный свет из всех трёх окон освещал только его, волосы медленно плавали в свободном полёте, поблёскивая и возрождая в памяти образ Медузы Горгоны. Я даже залюбовался. Ненадолго. Потом стало не по себе.

Всякий сон улетучилась напрочь, даже подумать о том, чтобы спать, когда рядом такое происходит, было выше моих сил. А Мефодий начал медленно поднимать руки и также медленно запрокидывать голову. Когда руки вытянулись в стороны горизонтально полу, а лицо было направлено в потолок, он широко открыл рот и застонал-захрипел. На одной ноте и не прерываясь.

Испугался ли я? Да я чуть не обделался в своём углу! Вцепившись до посинения пальцами в седушку и обливаясь холодным потом, я, парализованный страхом, зачарованно пялился на Мефодия, пока вдруг не вспомнил, как различные шарлатаны любят подобные представления для лучшего окучивания денежной публики.

Страх схлынул с меня, словно вода, оставив насквозь мокрым и с бешено колотящимся сердцем. Возмущённо вдохнув, я с глубокой укоризной заявил этому актёру:

– Можно было бы без этого представления обойтись, я и так тебе поверил!

Хрипящий Мефодий замолчал так резко, будто его из розетки выдернули, и медленно и как-то ломано повернулся ко мне. И я к своему ужасу увидел два абсолютно белых, сияющих в лунном свете белка в максимально широко распахнутых глазах. Он снова раскрыл-растянул рот и захрипел, направляя на меня обе руки со скрюченными пальцами. А дальше… дальше начала твориться полная дичь!

Его руки потянулись ко мне, медленно, резко ломаясь в слишком растянувшихся костях и образуя там новые «локти». И чем дальше они тянулись, тем чаще ломались, и всё это с таким звонким хрустом, с каким крошатся сухари, случайно попавшие под ботинок. А я сидел и в полном отупении смотрел, как они приближаются.

И вдруг субстанция в миске взбурлила и начала вылезать на стол. Это чудесным образом вывело меня из ступора.

– Твою ма-ать!!! – заорал я, вскочил и вылетел из избы.

Не оглядываясь, я за доли секунды преодолел поляну и, не разбирая направления, ввалился в лес. Паника гнала меня по абсолютно чёрным трущобам, я спотыкался, падал, вскакивал, натыкался на ветки и стволы, но бежал, бежал и бежал. В какой-то момент страх резко отступил и я остановился, в робком недоумении оглядываясь по сторонам, но видя лишь редкие серые просветы в абсолютной черноте.

– Нет… – прошептал я в отчаянии, понимая, что заблудился. – Не-е-ет! По-мо-ги-те-е!

Ответом мне была тишина, тяжёлая и гнетущая. А потом пошёл дождь. Сильный, с молниями, но без грома. «Это конец!» По щекам потекли слёзы, сливаясь с потоками льющейся воды. Не знаю, сколько я так простоял, но в конце концов немного смог взять себя в руки, оглянуться и пойти к широкой разлапистой ёлке, замеченной во время очередной молнии. Забравшись под нижние ветки, прислонился к стволу спиной и обхватил руками колени, намереваясь просидеть так до утра, если оно вообще планировало наступить, но вскоре уснул.

Проснулся я под радостное щебетание птиц, снующих в ветвях. Сквозь щели пробивались игривые лучики солнца, мягко щекоча мою кожу. Я улыбнулся, с облегчением вспоминая ночной кошмар, и резко распахнул глаза.

– Нет-нет-нет… – затараторил я, вскакивая и выбираясь из-под ёлки. Разогнулся и осмотрелся.

Вокруг был лес, самый обычный, светлый и добрый. Откуда-то издалека доносились звуки человеческой жизнедеятельности. Вкусно пахло сырой, прелой и нагретой солнцем землёй. Я вспомнил про телефон, достал, открыл карту и пошёл в сторону железнодорожной платформы.

Уже на следующий день я вышел на работу, стараясь не думать о произошедшем на выходных. К слову, Мефодий своё дело, похоже, сделал – бояться совещаний и выступления я перестал, моя карьера наконец-то пошла в гору. Вот только в лес я в одиночку больше никогда не ходил, но решил, что как-нибудь и так проживу.

Где-то через неделю я вспомнил, что так и не заплатил парню, а раз он свою работу вроде как сделал, то оставлять её без оплаты – не честно. Да и боязно. Но идти к нему я не рискнул и отправил деньги почтой, авось дойдут, ящик-то есть…

Коханов Дмитрий, декабрь 2024 г.

Мои рассказы

Мои стихи

Мой роман "Настоящий джентльмен"