Серия «Абсурд, сюрреализм»

От предложения сесть Даша отмахнулась – нависла над столом менеджера, пусть чувствует себя неуютно. Вид она приняла устрашающий, диплом имела устрашающий, сразу видно – профессионал. Нанимающий мужичок боялся лишний раз отвести глаза от документов.

– Так. Факультет международных военных преступлений. Специальность «Практическая пытка»… Диплом с отличием. Хм… А по специальности почему не работаете?

Даша не удостоила его ответом, отвернулась к окну офиса и уставилась в ясное, мирное небо.

– А, ну да, ну да… Война больше не в моде… – Менеджер полистал анкету. – По знаку Скорпион, по году – Дракон… Позывной «Кали»… Хм… – Он немного потянул время, будто раздумывал, хотя чего тут раздумывать. – Ладно, нам подходите. Судя по отзывам, вы прямо машина для убийства. Не хотел бы испытать ваш танец смерти на собственной шкуре, Кали. Хе-хе-хе…

Она ответила ледяным взглядом. Улыбка менеджера тут же сползла, он усердно принялся перебирать бумаги на столе.

– Должен вас предупредить, заказ не из простых. С объектом могут возникнуть, хм, сюрпризы.

– Люблю сюрпризы. – Даша говорила медленно, с нажимом, будто каждое слово из могилы откапывала. – Это как открывать те древние штучки, которые выглядят одинаково. Всегда интересно.

– Ага. Киндер-сюрпризы.
– Не, эти, как их… Гробы. Никогда не знаешь точно, что внутри, столько нюансов.
Менеджер громко сглотнул, закопался в бумагах и откопал анкету объекта со знакомой фотографией. Даше хватило короткого взгляда.

– Тот самый Свиридов?
– Он. Не передумали? Многие, хм, отказались. Я пойму, если…
– Нет, – перебила Даша. – Я не многие. И у меня спрятан козырь в рукаве.

Подмигнула, грациозно развернулась и пошагала к выходу. С причёской «под мальчика», чёрным макияжем, тонкими жилистыми ногами она была похожа на готическую балерину.

– Переводите деньги, – напомнила она из проёма двери, и мягко слилась с чернотой коридора.

***
Уже на следующий день Даша была готова к работе, решила не тянуть. Оделась в удобное, обычное: джинсы, куртка, футболка, кроссовки. Из оружия взяла только длинный кинжал, остался со времён работы по специальности. Прямо с утра пораньше и поехала убивать.

Подготовка к другому подобному заказу заняла бы месяцы, но в этот раз ей повезло. Во-первых, Свиридов, богатейший человек страны, много лет живёт затворником в своём дворце. Говорят, опасается покушений, вот ирония. Конечно, его дом – крепость полная охраны, это минус. Зато есть и плюс – хозяин всегда на месте, не надо бегать за ним, искать. Во-вторых…

Сейчас, минуту. Даша добралась до особняка соседа объекта. Затаилась, ждёт, наблюдает. Мусоровоз подъезжает по расписанию. Работяги вываливают отходы в кузов, Даша в это время ныряет между колёс и цепляется за дно. Поехали. Следующая остановка – хоздвор свиридовского дворца. Пока мусорщики возятся с объедками объекта, Даша пробирается к сараю с инструментами, проскальзывает внутрь и из рукава куртки достаёт то самое, что во-вторых.

Во-вторых, козырь – подробный план дворца Свиридова. Его прислали на имейл со скрытого адреса, не отследить. Даша всё удивлялась зачем, пока не получила приглашение от работодателя. Тут она сложила два и два – заказ будет на Свиридова, и кто-то очень хочет, чтобы она этот заказ выполнила. Поэтому, когда менеджер показал анкету со знакомым всей стране лицом, Даша не удивилась. Конечно, туристическое агентство «Кали» отправит клиента на курорт «всё выключено» при любом раскладе, но почему бы не сэкономить время и не воспользоваться помощью анонима, тем более бесплатной.

Даша сверилась с планом. Прямо из сарая можно спуститься в подвал и дойти до технического, цокольного этажа дома. Оттуда в жилой дом. Самое безопасное – идти через комнаты, помеченные как «детские», почему-то во дворце их аж три, хотя ребёнок у Свиридова всего один. Из последней детской можно пробраться в спальню объекта. Сейчас раннее утро, скорее всего он ещё в кровати. Ну, погнали.

Из подвала в цоколь без происшествий. С технического этажа по лесенке для обслуги на первый. Дверь закрыта, но замок дешёвенький, справилась отмычкой на раз-два. Затаилась, выглянула – мать честная, вот так дворец! Лепнина, колонны, золото, зеркала, роскошь глупая. Какие-то нагромождения, то ли барокко, то ли рококо. Ророкко. Главное в этом ророкко то, что по украшениям колонны можно забраться аж до вентиляционного люка в потолке. Физическая форма позволяет, слава богу, не зря на пилоне занималась.

Вентиляционная шахта широкая, крепкая, гулкая, во рту сразу привкус металла и пыли. Включила фонарь, поползла, сверяясь с картой, нельзя пропустить нужный поворот. Всё, добралась до места, надо спускаться.

Даша сверху изучает помещение, через решётку – никакая это не детская. И близко нет. Может, карта врёт? Резкие медицинские запахи, стены и пол – белый кафель. Всё белое: яркий свет, стеллажи с аппаратурой, стол в центре, простыня. На столе под простынёй бледный мужик, в центре простыни отверстие, через него видно другое отверстие – у бледного в животе. Разрезали бедолагу. Это операционная.

Даша ужом стекает из отдушины вентиляции на стеллаж, соскакивает, к выходу. Неожиданно сзади женский голос:
– Вам сюда назначено? – красивая, рослая медсестра, удивлённо хлопает ресницами.
Профессиональный взгляд Даши цепляется за утолщение подмышкой – кобура. Вот так, не верь белому халату.
– Мне предназначено, – парирует Даша, действует.

Прыжок, ловкий кувырок, захват, ногами зажала шею сестры, удушающий, удушающий… Неожиданно Дашу саму начинает душить кто-то сзади. Удар локтем, подсечка с разворотом, нападающий копошится на полу. Даша вскакивает, человек вскакивает – это тот бледный и разрезанный. Какого хрена? Даша лупит кулаком в разрез, прямо внутрь, кулак застревает там внутри, она дёргает, дёргает, мужик дёргается. Наконец, она вырывает руку вместе с разрезом, тот так и болтается на кулаке. Муляж. Мужик оказался целый, а отверстие с кишками – качественный, приклеенный муляж.

Карнавал, блин, клоунада. Даша достала кинжал, криво усмехнулась:
– Дрянь твой разрез. Ща нормальный сделаю.
Мужик побледнел ещё сильнее, побелел, как всё вокруг. Выставил руки вперёд, шагнул назад, запнулся о простыню, упал, ударился затылком о белый кафель и отключился.
– Ну, или так… – констатировала Даша.

Застонала недодушенная медсестра, Даша в прыжке успокоила её пяткой в голову. Ненадолго застыла в эффектной позе. Огляделась, жаль никто не видит. Ладно, пора дальше, и так задержалась.

Из кабинета бегом по коридору, впереди вторая «детская». Дверь открыта, за ней…

Тёмная, огромная комната, в комнате космос и щербатая поверхность Луны. Сверху среди звёзд голубенькая Земля, а вдалеке, за кратером, старинный космический корабль. Дворец у Свиридова огромный, но чтобы вот так, в комнате Луна… Даша подпрыгнула – ага, Луна, конечно, врите больше. Можно обмануть зрение, но гравитацию не обманешь. Игровая зона какая-то тут, что ли?

Луноход, как и положено на Луне, подкрался беззвучно, и когда Даша его заметила, то прятаться было уже поздно. Из транспорта вылезли двое астронавтов с бластерами и флагами Китая на шлемах. Оно и понятно, лунная программа только у китайцев пока. Правдоподобно, что ж.

У Даши не зря в дипломе «отлично» за перевоплощение, она сходу перевоплотилась в клиническую идиотку. Взгляд в землю, то есть в Луну, слюна из уголка рта, даже небольшой сопляной пузырёк надула носом. Китайцы переглядывались в недоумении.

Один спросил что-то по-своему, Даша не реагировала. Они подошли ближе, попробовали по-русски:
– Ти хто тут шито дуряк?

Даша с присвистом втянула пузырёк, голову не поднимала. Китайцы приблизились достаточно близко, глупые, потыкали бластерами.
– Сипикь инглись?
– Есь итысь! – передразнила Даша и грациозно поднырнула под руку правого астронавта.

Вывернула кисть, выбила оружие, прикрылась китайцем, как щитом. Как раз вовремя – левый астронавт принялся палить по сопливой бабе, но попал в товарища. Даша толкнула обмякшее тело на коллегу, сама подпрыгнула и ногой с разворота выбила бластер. Сделала сальто вперёд, в полёте выхватила кинжал из-за спины и с размаху всадила астронавту в шлем. Стекло шлема изнутри заляпало красным, китаец мешком свалился к её ногам. Всё, дальше.

Вытирая на бегу кинжал, Даша вспомнила тренера по ближнему бою. За это ненужное сальто он бы её резиновой дубинкой отделал, методы у него были жёсткие. «Перед кем выделываешься?!» – кричал он ей каждую тренировку. «Кому эти взмахи и шпагаты, ты не на сцене, дура! Это драка насмерть!» Но Даша продолжала биться красиво. Кали не переставала танцевать.

Она добралась до макета космического корабля и угадала – в нём дверь в коридор, сверилась с картой – в конце коридора «детская» номер три.


Даша попала в небольшой рок-клуб. Гитары по стенам, барная стойка, столики, танцпол, сцена. На сцене с басом и ударными возилась парочка заросших музыкантов. Посетителей не было. Даша обхватила рукоять кинжала за спиной и двинула через клуб.

– Э-э-э, чикуля! Ты гля, как вышагивает… Давай к нам! – закричали со сцены волосатики. Они были изрядно пьяны. – Слышь, ты куда, э-э-э! Да похрен… Скажи там боссу, что концерта не будет сегодня. Мы, это, не в кондиции… Точня-я-як…Ну и вали!
Даша без проблем прошла за сцену, в техническое помещение. Это всё, так вот просто? Даже не верится. Хотя, чего ещё от волосатиков ждать.

Спустя пару дверей и переходов она попала внутрь какой-то каменной башни с приваренной к стенке лестницей. Карта подсказывала лезть наверх, и Даша полезла. Чем выше она поднималась, тем жарче становилось. Ладно, бог с ней, с курткой, пусть повисит пока здесь, не украдут небось.

Упёрлась головой в люк, открутила вентиль, выглянула. Огромное, светлое помещение с колоннами, как будто бы без стен, но стены были – стеклянные. Кафельный мозаичный пол, горячий, с отверстиями, трубами, кранами. Воздух влажный, с привкусом сырости. Даша вдруг поняла, что вся эта комната – огромный пустой бассейн, и она выглядывает из сливного люка на дне. А прямо над ней вышка для прыжков.

Тихо зажурчала вода, тонкой линзой прикрыла дно – начали набирать бассейн. Чёрт! Даша скользнула из-под люка, укрылась за ближайшей колонной. Вода прибывала. Почему здесь бассейн? По плану спальня должна быть! Что не та…

Сверху раздался гитарный аккорд.
Брлямб!

Это было так неожиданно, и аккорд был таким корявым и мерзким, что даже подготовленная ко всему Даша вздрогнула. Она присмотрелась из-за укрытия, и то, что она приняла снизу за вышку, сбоку оказалось гигантской кроватью в виде автомобиля. На кровати в солнечных очках восседал с гитарой сам Свиридов. Всё-таки спальня.

Брлямб!
Фу.

На звук выбежал дворецкий или типа того.
– С добрым утром! – он поклонился. – По вашему распоряжению бассейн набираем.
– Ага.

Дворецкий встал возле кровати и уходить не собирался. Так и будет там мешаться? Даша долго не думала, из ненужной уже карты сделала бумажный кораблик и запустила по воде. От колонны скользнула обратно под кровать и затаилась у стенки.

Набиралась вода, Свиридов брякал струнами всё чаще и всё громче. Прошло минут пять. Наконец, раздались шаги по лесенке вниз. Дворецкий спустился в бассейн, в руке блокнот и карандаш – видать, пожелания шефа записывать. Наклонился к кораблику, но взять его не успел – удушающий сзади, ладонь на рот, кинжал в бок. Пытался воевать карандашом, в лицо ткнуть – отобрала, в зубах зажала, пока руки заняты. Всё, всё, всё, тсссс… Ещё секунду-вторую, и кончился дворецкий. Тело и вещи Даша положила аккуратно, ни звука, ни всплеска, только вода порозовела.

На шаги по лесенке из бассейна Свиридов не обратил внимания, был занят другими звуками. Даша постояла немного позади него, потом выхватила гитару и отбросила подальше в воду. Сказала:
– Бесит.

Свиридов вздрогнул. Оглянулся.
– Здравствуй, Даша.
– Привет, папа.

Она присела рядом.
– Как живёшь, дочь?
– Ну… Вчера жила – было дождливо, сегодня живу – солнечно. В остальном жизнь достаточно однообразна. Не то, что у тебя, правда? Спишь вон под потолком, в машине. Машина в бассейне…

– Да, знаешь… Скучаю. Решил старые мечты воплотить, почему нет. Ты не помнишь, но был у меня в детстве друг, сосед Мишка, ему отец кровать-машину сделал. Мне тоже такую хотелось безумно, только делать было некому, а покупать не на что. А сейчас – пожалуйста. Мишка бы сдох от зависти, смотри какая. Бассейн в доме тоже детская мечта. Я даже решил, чего где-то в доме, пусть прямо в спальне. С подогревом, с тёплой водой. Проснулся – занырнул.

– Ага. Кормишь, значит, голодного внутреннего ребёнка?
– Ну… Пожилому уже ничего не надо, а в детстве хотелок миллион. Хирургом хотел стать. Космонавтом. Рок-звездой. Да ты видела, наверное. На гитаре вот учусь – подростком мечтал…

– Это ты мне план прислал?
– Кто ещё. Узнал, что заказали меня – решил исчезнуть. Хотел, чтобы ты заказ взяла, чтобы у тебя преимущество было, понимаешь? Доложишь, что всё сделала, «тело» сфоткаешь, а я навсегда потеряюсь. Убьёшь, но понарошку. Не будешь же, в самом деле, а, дочь? – он заулыбался.

– У нас не бывает никаких «понарошку». Заказ взят, папа, деньги получены. Нельзя не выполнить. Я всё-таки Кали, у меня репутация. Нас учили, что главное – довести дело до конца, любой ценой. А я лучше всех училась, между прочим, лучшей студенткой на курсе была. Ты бы знал, если бы поинтересовался хоть раз.

– Да в задницу твой институт и чему там учили! Чего ты? Я же отец! Я же…
Даша приложила палец к его губам, заглянула в его глаза. Отец запнулся на полуслове, задрожал, испуганно заозирался.

– А ты чего теперь кричишь? Институт, институт… Будто это был мой выбор. Не надо было дочь туда отдавать против желания. Я, может, тоже в детстве мечтала не меньше твоего… Танцевать, например, помнишь? А ты важный такой: нет, ни за что, это ерунда, будь взрослее, нужна крепкая профессия, бла, бла. А у меня получалось, хвалили.

– Я думал, тебе нравится убивать, думал, ты счастлива!
– Да ничё не нравится! Смирилась просто, привыкла, тебе хотела угодить… Чтобы внимание хоть обратил, похвалил, там, не знаю… А тебе вечно… А, ладно… – Даша махнула рукой.
– Ну извини… Я ж не знал… И что, по правде меня теперь зарежешь вот этой штукой?
– Ну, надо так-то…
– А, может, не надо? Раз не нравится. Может, бог с ней, с этой профессией, а?
– И что ты предлагаешь?

***
От предложения сесть Даша отмахнулась, но девушка-рекрутер настаивала, пришлось сесть напротив.

– Мы посмотрели твоё видео – ничего, ничего... Ты в хорошей форме. Заметно, что занимаешься, и чувство ритма есть.
– Спасибо.

– Но, к нам на место претендуют ещё шесть человек, все с образованием, кстати, все с хорошими отзывами, с опытом работы в других танцевальных коллективах. Почему мы должны взять именно тебя?

– Я с детства мечтала танцевать. И сейчас очень хочу. Готова, знаете, убить за это место.
Девушка-рекрутер посмотрела с удивлением.
– Шучу, конечно. Хех… Действительно хочу танцевать, а преимущество – мне не нужны за это деньги.
– Как, совсем?
– Ага. Спасибо папе. Денег теперь – за жизнь не потратить.

Автор: Оскар Мацерат
Иллюстрация: Сергей Захаров
Оригинальная публикация ВК

— Хочешь уехать из Балашихи? Учи...

Язык не поворачивается назвать наше положение дел нормальным. Град выстрелов, дождь из фосфорных снарядов, пыльный туман от взрывов — погодка непутёвая сегодня, словом. Ну а что вы хотели, осень как она есть. Отступать некуда, позади Москва. Буквально.

Почти равнодушно смотрю на месиво, оставшееся от моей правой ноги. Боль если и есть, то почти не цепляет сознание и существует просто как факт. Кроме того, умирать от болевого шока рано: моя миссия ещё не окончена. Я вижу цель, сейчас она направляется в мою сторону. Только бы подошла поближе...

От кровопотери зрение становится туннельным, и это, кажется, тот самый туннель, в конце которого должен быть свет. А раз так, то сейчас, согласно законам смерти, перед глазами пробежится жизнь — по крайней мере, самый важный её отрезок.

***

Вообще-то я таксист, а помощь в делах сердечных оказывал так, для души.

— Подожди, если ты миллионер, то чё забыл в нашем и так уже забытом Богом и губернатором городе?
— Я много слышал про 'гусских женщин и их неве'гоятную к'гасоту. Мне подсказали, что искать надо не в столице, а в п'говинции, вот я и…
— Мда, Жан-Поль, где-то тебя явно нае…

В тот вечер мне повезло с заказом, потому что монегасскому казанове оказалось по пути, а именно в мою родную Балашиху. Я довёз миллионера в наш «East Gate Hotel», подсказал, что самый цветник женщин обитает в парке Пехорка, мы обменялись номерами, и я решил отпраздновать окончание рабочего дня визитом в Макдак.

Рассеянно опуская наггетс в кисло-сладкий соус, слушал разговор стайки подростков:

— Слышали? Город Железнодорожный присоединяют к Балашихе. Типа будет как отдельный микрорайон.
— М-м-м, ну и нафига? Между нами же расстояние километров десять.

Тогда я не придал этому значения. Ну, мало ли зачем делаются эти дела административные. Даже когда к нам добавили еще более далёкую Зарю — я молчал и спокойно таксовал. Когда частью Балашихи стали Павлино, Кучино и куча мелких посёлков — я молчал и вёз на такси свою размеренную жизнь.

А когда они пришли в Реутов, вооружившись… Ладно, всё это было уже сильно позже.

***

Сначала я помогал Жан-Полю с его амурными амбициями. Он щедро платил, поэтому к многочасовым катаниям по городам и весям я привык достаточно скоро. Мы шатались по паркам, сидели в торговых центрах, закатывались в бары и даже один раз случайно вломились в сауну, где парились женщины за пятьдесят. Увы, но даже такое событие не растопило дамские сердца, да и Жан-Поль искал кого-то помоложе.

Монегаск хмурил густые брови и всё чаще болтал сам с собой по-французски. Как я понял — о том, что пора бы на родину вернуться с разбитым сердцем.

В один из дней мы катались на арендованной Жан-Полем «бэхе». Тогда он сказал:

— Боюсь, я не отыскал то, за чем п'гиехал. 'Газоча'гование и ско'гбь — вот что соп'говождает меня.

Я сам немного поскорбел о том, что источник моего обогащения скоро улетит.

— Ну, не фартануло, брат, чего тут попишешь. Кстати, как тебе вон та цыпуля?
— Oh là là! Останови машину!

На лавочке у пятиэтажки сидела самая обычная молодая женщина с выражением лица «подойдешь — убью». Но Жан-Поль, кажется, уверовал в своё бессмертие, поэтому зашагал к подъезду со своей фирменной полуфальшивой улыбочкой во все тридцать два.

Искатель любви что-то сказал по-французски. Русская красавица осведомилась более знакомым мне способом:

— Чего-о-о, блядь?!

Тогда-то они и завертелись в любовном танго. Анна — именно так звали ту девушку с неприветливым тоном — уговорила Жан-Поля остаться. Теперь я был личным водителем сразу для двух влюбленных. Что они вытворяли на заднем сидении — по-русски не передать, да и по французски тоже. Скажу только, что зарабатывал я тогда действительно хорошо.

Жан-Полю полюбился наш город, поэтому с планом «перевезти свою будущую жену в Монако» он не спешил. Кроме того, Анна, хоть и во всех красках, владела только русским языком, а английский или тот же французский не понимала никак.

— Ну, запишись на курсы иностранных языков в Балашихе. Как говорится, хочешь уехать из Балашихи — учи…

Язык бы мне отрезать в тот момент. Тогда-то Анна посмеялась и согласилась с моей идеей. Знал бы я цену своему совету заранее.

***

— Нет ни одного курса иностранных языков! Все закрылись, прикиньте!

Мы с Жан-Полем переглянулись на слова Анны.

— Прям по всему городу? — осторожно уточняю. — Ни одного?
— Именно! Обзвонила всех, кого нашла, и все закрылись!

Жан-Поль усмехнулся. Он уже значительно лучше разговаривал по-русски, но фирменный акцент уже не убрать:

— Пот'гясающе! — и маниакально улыбнулся в уже знакомые тридцать два.

Тут переглянулись уже мы с Анной.

— Ты о чем? — она не менее осторожно интересуется.
— Чтобы уехать из Балашихи, — медленно разъясняет иностранец, — нужно выучить язык. В Балашихе его негде выучить. Моё п'гедложение — 'гасши'гить Балашиху, пока ку'гсы не будут найдены!
— Чего, б… — я подавился тем самым словом.

Ведь она согласилась! Сука, Анна просто прильнула к Жан-Полю и сказала: «Да, так и сделаем, дорогой!»

***

Они пришли в администрацию города с предложением. Потом — с угрозами и множеством единомышленников. На третий раз явились уже с оружием и куда большим количеством сообщников.

Двинулись на восток и достаточно быстро взяли там несколько небольших городков. На северо-восток вдоль Щелковского шоссе. На юг — Дзержинский, Люберцы, вот это всё. Я не знаю, искали ли вообще Анна и Жан-Поль курсы иностранных языков и нашли ли, но их экспансия не остановилась.

Конечно же, я пытался стать голосом разума этих двух. Но когда на меня направили ствол и сказали «уби'гаться», я понял, что разум просто оставил моих товарищей. Пришлось бежать.

Многодневное сопротивление. Полуразрушенный Реутов. Неизвестно откуда берущиеся всё более и более крупные калибры в этом нелепом противостоянии. Цель Анны и Жан-Поля — присоединить Москву к Балашихе. Моя же — остановить хотя бы кого-то из них.

***

Моя конечная остановочка — в окопе в нескольких метрах от МКАДа.

Вот Анна направляет на меня пистолет. Стоит ей пощекотать спусковой крючок, и мои мозги побелят окрестные деревья похлеще коммунальщиков.

— Ну, и стоило так противиться расширению Балáшихи, если это всё равно неизбежно? — всё таким же раскрепощённым и наглым тоном спрашивает предводительница всего происходящего нынче безумия. — Сам ведь говорил, что хочешь уехать из Бала́шихи — учи…

Язык еле-еле шевелится, поэтому могу говорить только шёпотом. Показываю, что безоружен. Жестом прошу её наклониться и шепчу на ухо:

— Правильно будет «Балаши́ха». Дура.

Тихий шлепок. Вытряхнутая из рукава ампула с мгновенным ядом безжизненно падает на асфальт, а следом за ней и Анна валится навзничь. Я выполнил поставленную собой цель и теперь готов принимать пули от земляков.

Шепчу в окровавленное небо:

— Бонжур, ёпта.

Автор: Руслан Ророка

Оригинальная публикация ВК

– Трискай...что?

– Трискайдекафобия. У вашего сына, милочка, – патологическая боязнь числа «тринадцать».

Маленький Лёня перекладывал взгляд с мамы на врача и обратно, тщательно следя, чтобы получилось чётное количество.

Мама всхлипнула.

– О господи. Откуда ж она взялась-то, Олег Романович?

– Причин может быть множество, – врач дежурно выровнял губы, – просмотренный фильм, услышанная история, банальные совпадения. Всё что угодно, и чаще всего – это комплекс причин. Мозг фиксируется на idee fixe и привязывает к ней всё своё существование. Количество ступенек, крошек на столе, человек на улице – все совпадения будут приниматься в пользу навязчивой идеи, все несовпадения – игнорироваться.

Врач зевнул и тоскливо поднял глаза на настенные часы. Лёня проследил за его взглядом. Обе стрелки вонзили свои острия чётко вверх – в цифру «XIII».

– Проблема в том, – продолжил врач, наматывая карандаш на фаланги пальцев (тринадцать раз по часовой – тринадцать против), – что данная фобия, чаще всего, симптом более серьёзного заболевания – шизофрении. У Леонида наблюдаются в том числе слуховые и зрительные галлюцинации.

– Боже мой.

Нескладный всхлип дорос до половозрелого плача, и Лёня принялся считать капающие на сжатые в кулаки ладони слезинки. Когда он насчитал тринадцать «кап», мама остановилась и немного просохла.

– Напрасно вы волнуетесь, милочка. Психиатрия сделала огромный шаг в своём развитии. Вылечим – не успеете тринадцать раз произнести «трискайдекафобия».

Ласковый на звук, вид у врача был совершенно безразличный. Ровная шпала губ и слипшиеся двускатные крыши бровей при лёгком повороте головы превращались в злосчастное число, и Лёня посчитал это плохим знаком. Хотя в этом гипсокартонном склепе с деревянными вставками, с тринадцатью дипломами на стене и заставкой «13 друзей Оушена» на квадрате экрана говорить о плохих знаках было излишне. Они буквально сидели в каждом из тринадцати углов и твердили: «Ты от нас никуда не уйдёшь».

– Но ведь от всех этих лекарств...

– Кто же вам говорит про лекарства, милочка? Я же сказал, огромный шаг в развитии психиатрии. Точнее, кхм, хирургии.

– Хирургии?

– Да. Это небольшая операция, ничего сложного. Пара дней на анализы, день – сама операция, десять дней – стационар. Итого, – врач прикинулся математиком, – тринадцать дней. Видите, как всё складывается.

– Но...

– Да не волнуйтесь вы, у нас это всё на потоке, без сбоев. Врачи – высшего уровня. Сами понимаете, «Пироговка» – ведущий центр в стране.

– И сколько?..

– Нисколько, – просамодовольничал врач. – Всё по квоте. Это направление отдельно курируется Минздравом и входит в ОМС. Дополнительная плата – только если пожелаете одноместный номер. Общие палаты опрятные и комфортные, но, сами понимаете, тринадцать человек на одно помещение не всех устраивает.

Врач принялся вполголоса пичкать маму «удачными кейсами», тыча пальцами в пережравшую бумаги папку. Лёня пытался унюхать хотя бы что-то, но его отвлекали нападки проклятых цифр со всех сторон: тринадцать спотов с потолка ядовито выжигали сетчатку, маятник Ньютона угрожающе стучал своими тринадцатью шариками в центр лба, небольшой тринадцатиколор на краю стола сообщал, что незнакомое сложное слово, произнесённое этим самодовольным врачом, состоящим из тринадцати букв на бейджике, останется с Лёней навсегда...

Мальчик брызнул слезами и занял собой один из тринадцати углов.

Мама стрельнула в него взволнованным взглядом, но промахнулась – Лёня зажмурил глаза и не собирался их открывать. Там, под веками, всего было либо по двенадцать, либо по четырнадцать – там было спокойно.

– Это быстро пройдёт, – послышался из темноты голос. – Сами видите, операция совершенно безопасная. Никаких лоботомий, мы же не дикари какие-нибудь. А через тринадцать дней будет ваш Леонид в порядке, как все. Вам нужно время, чтобы обдумать?

– Нет, нечего обдумывать, – согласился второй голос из темноты.

– Прекрасно. Операцию мы можем назначить на... ну, вот, прекрасный день – тринадцатое... это у нас будет пятница. Надеюсь, у Леонида нет па-ра-ска-ве-де-ка-три-а-фо-би-и... Ну, шучу, милочка, шучу, конечно.

Лёня сидел, зажмурившись, и в какой-то момент ему стало казаться, что ужасное число не доберётся до него. Но когда ему на плечо легли мягкие, словно подушка на лицо, руки матери, он осознал, что спрятаться не удастся.

*************

– Ну вот, милочка, – улыбнулся врач. – А вы беспокоились. – Он повернулся к Лёне и ободряюще подмигнул. – Посмотрите: лучше, чем был, получите и распишитесь. Тринадцатый грудной позвонок и дополнительная пара рёбер прижились как по учебнику. Поводите Леонида на ЛФК пару месяцев и шабаш. Новые три пальца на ногах полностью функциональные – иннервация прекрасная. С пальцами на руках чуть сложнее, потребуется походить на физиотерапию. По ОМС, естественно.

Мама всё всхлипывала, но, скорее, по привычке, из-за того, что чувствовала себя обязанной.

– Спасибо вам огромное, Олег Романович. Я даже не знаю, как...

Врач потрепал Лёню по загривку. Мальчик радостно улыбнулся.

– Да, – прервал её врач. – Забыл сказать. Леонида первое время будет рвать, у него будет пропадать аппетит и возникать боли в районе желудка. Не бойтесь, это просто приживается тринадцатипёрстная кишка…

Лёню клонило в сон. Он не помнил, из-за чего попал в больницу, но радостно осознавал, что теперь он нормальный. Такой, как все.............

Автор: Иван Миронов

Оригинальная публикация ВК

Позвонил начальник отдела, а я зачем-то ответил.

– Алёха! – нарочито бодрое ему.
– Алексей? – удивился он. – Доброго, тут такое дело… В честь Дня физкультурника генеральный объявил спортивный праздник, мы выбрали вас участником от нас. Пробежите там как надо, посоревнуетесь и всё, домой, в этот день вам выходной, договорились?
– Я в отпуске, – прямо кидаю ему, раз намёков не понимает.
И для кого добавил к необходимому «алё» гавайскую вычурность? Намекал-намекал…
– Да, это понятно, понятно. Но, как говорится, кто, если не мы, да? Вы же не уехали никуда?

Осмотрелся на всякий – всё еще моя однушка. Пепельницу пора вытряхнуть, тарелку помыть, прибраться не помешало бы, крошки-бумажки.
– Нет, дома.
– Ничем особенно важным не заняты?

Сериал на паузе, пяток вчерашних пустых бутылок, тройка сегодняшних, погрызенная пицца, на пузе жирное пятно.

– Да не особо.
– В чём же тогда дело?
– Я в отпуске.
– И?
– Ладно…
– Вот и славно, послезавтра к десяти на Динамо подъезжайте, на Крестовский.
Отбился.

Наш генеральный бывший ментовский генерал и бывший спортсмен, хоть и считается, что и тех и других бывших не бывает. На динамовском стадионе у него старые связи, в голове у него беспорядок, похуже, чем дома у меня. Страшный человек и самодур, не случайно прозвище «Лихо» заработал. Как такому откажешь?

Так, были же кроссовки, да где они, блин, были? Отыскал в коробке от сапог жены, под ворохом её сумок, шарфов, каких-то тряпок и ниток. Под хламом, который она не взяла в свою новую жизнь, оставила здесь, со мной, в своём прошлом. Хорошие кроссовки, ну старые, ну дырявые, ну что ж. Надеть если серые носки, то и не заметно дырок. Сверху майка-алкоголичка, чтоб под руками не потело. Трико растянуто на коленях, но зато не сильно. Вот и готов спортсмен.

***
– Становись! Равняйсь! Отставить! Громче голову поворачиваем! Равняйсь! Смирно! Вольно!
«Довольно!» – мысленно взмолился я.

Перед спортивным праздником нас построили, пересчитали, переписали. Участники разные: старые, молодые, мужчины, женщины, кто-то привёл детей. Выступил с ободряющей речью ответственный динамовец, после него наш кадровик напомнил, что спорт – это жизнь, никуда не денешься, смиритесь, мол. Раздали номера. На старт, внимание, марш. Рванули.

Хотел держаться с народом, в толпе, и поначалу выходило неплохо. Но вскоре все как-то оказались передо мной. Седой, согнувшийся старик лет семидесяти дышал как паровоз, когда обгонял. Мальчишка-дошкольник — "папа-папа", зафальцетил — пронёсся на спичечных ножках, только и видел его. Женщины, одна за другой, одна за другой – раз и впереди, любуйся попами. Пристроился за особенными крендельными бёдрами, хотя уже и не до бёдер – задыхаюсь. Задышал чаще – заболел бок. Замедлился – крендельные бёдра оторвались вперёд. Стало стыдно. Скоро конец дистанции, ускоряться пора, а сил нет. Стараюсь быстрее – лицо только кривится, а быстрее не выходит.

На далёком ещё финише начали громко объявлять номера и фамилии добежавших, когда-нибудь и мою назовут. Скоро совсем, ещё немного если потерпеть, Алёша, чуточку. Кадровик фотографировал пробегающих женщин, те улыбались и махали задорно руками, откуда только силы. Я вытер слюни и тоже улыбнулся, но кадровик опустил фотоаппарат и покачал головой. Кажется, даже поцокал недовольно, хотя мне до его цоканья уже дела не было – добежал, теперь бы отдышаться и сдержать тошноту.

– Становись! (опять) Равняйсь! (снова) Смирно! (не надоело ещё?) Вольно! Объявление и награждение победителей! (и уходить уже можно, да?)

Такая-то, выйти из строя! За третье место среди женщин награждается памятной медалью. Кадровик тянет медаль, динамовский начальник жмёт руку. Такая-то, выйти из строя! За второе место среди женщин… И так далее. Крендельные бёдра получили медаль, сутулый старикан получил свою – первое место среди пенсионеров. Глазами пыхнул, как-то выпрямился сразу и гаркнул:
– Служу Советскому Союзу!
Дети тоже получили по медали в своей возрастной.

Моя фамилия – выйти из строя! Я? Что? Похоже, всех лучших наградили, теперь будут позорить худших. Вышел, ладно.

Динамовец смотрел безразлично. Кадровик смотрел как-то осуждающе. Челюсть выпятил, водит ей туда-сюда, щёку обсасывает. Я понял – сейчас перед строем в лицо мне плюнет! Слюну, вон, собирает по сухому рту. А я тогда что? А что я? Понимаю, что ничего. Вытрусь и пойду. Может и правда заслужил, надо было хотя бы ребёнка обогнать.

– Такой-то такой-то, – начал динамовец. Я сжался, голову опустил, внизу пальцы шевелятся в кроссовочных дырах. – За второе место в возрастной категории сорок плюс награждается медалью!

Шутка, что ль? Нет – правда хочет медаль на меня надеть, шея только в плечи спряталась, сложно ему придётся. В итоге я принял награду с удивлённым лицом, длинной шеей и высокой головой. "Спасибо!" – говорю. И в строй – юрк. Всего нас двое оказалось в моей возрастной, беги – не беги, а медаль обеспечена.

Дальше гири какие-то были, футбол и волейбол для желающих, но я уже ничего не желал, кроме как домой скорее попасть. На негнущихся ногах сбежал.

***
Следующим утром с кухни завибрировал телефон. Я вскочил с кровати и ой-ёй. Ай-яй! Вчера спортом побегал и, похоже, прогневал этим бога коленей – сволочи предательски ныли. Звонил начальник отдела, и я опять зачем-то ответил.
– Алёха, – вялое ему. Может сегодня поймёт намёк на отпуск в моём приветствии?

– Алексей? Доброе! Тут такое дело… Вы же вчера получили заслуженную спортивную награду? А ещё скромничали, ехать не хотели. Мы и не знали, что вы спортсмен.
– Да я…
– Мне сейчас написал сам генеральный, он хочет вас видеть. Сегодня. Побеседовать. Для него важно иметь в своём штате волевых, целеустремлённых людей. Как вы.
– Да я же…
– Надеюсь, вы понимаете, что значит просьба самого генерального? Что это, собственно, и не просьба, надо вам объяснять?
– Я же…
– Ждём. – И отбился.
– … в отпуске…

Какая наглость! – Отбросил трубку, раздражённо заходил по комнате. – Беспредел! Я, может, занят, может, отдыхаю изо всех сил. Да пошли они! Все! Пошли они! Пусть звонят, требуют, даже упрашивают – не поеду никуда! Вообще отключу телефон и сам чёрт мне не брат!
Но чёрт оказался брат – через несколько часов, побритый и выглаженный, я потел в кабинете генерального.

Он и правда напоминал «Лихо» – так взъерошились его волосы, так бугрился костюм, так сверлил его взгляд. Глаза маленькие и красные как у вампира, или человека, который много пьёт. Второе. Надеюсь, у него второе. Одним он вперился прямо в меня, другой сильно косил куда-то на сторону.

– Покажите её, – хрипло проскрипел он вместо приветствия.
Я растерялся.
– Жену?
– Медаль. Она у вас с собой?
– Дома. (В отличие от жены.)
– Жаль, очень жаль. Точно не взяли?
– Так точно, – ответил я по-военному и зачем-то вытянулся «смирно». Рабочим глазом генеральный смотрел как на идиота. Я же старался на него не смотреть вовсе.

– Расслабься, не на плацу, гы-гы-гы, – скривился он. – Давай по-простому. Слышал, слышал, как ты вчера задал жару, несмотря на отпуск. Навёл справки, тебе отдыхать ещё неделю, и на эту неделю я тебя награждаю поездкой в наш спортивный лагерь. Что? Удивил? Доволен? Туда так просто не попасть, только с моего одобрения.
Я растерянно улыбался.

– Повезло так повезло, правда? – продолжал генеральный. – Лес, озеро, свежий воздух. Карелия, что тут скажешь. Тренировки, спортивные игры, походы. Сам бы с удовольствием, но дела. Так что дуй домой, собирайся, завтра утречком, в шесть примерно, развозка за тобой заедет. Давай, не благодари.
– Спасибо…

– И вот ещё – медаль с собой возьми, слышишь? Вообще, все награды, что есть, чем гордишься – всё бери. Пригодятся.

Подавленный я вышел из большого кабинета, мимо производственных отделов и лабораторий, по запутанным кишкам коридоров, брёл к выходу и всё думал, что здание нашей компании – огромный организм, а я внутри него лишний, будто паразит какой-то. Может, заболеть, откосить, отвертеться? Уже с проходной решился позвонить, но не генеральному, конечно, а своему начальнику отдела. Сказать, что не поеду ни в какую Карелию, или куда там ещё наш генерал нагенерит.

– Ты что, ты что, – затычтокал начальник отдела, – ты что, ты что, да ты что, тычто, тычтотычто, тычтотычтотытычтотычтотычто…
Я бросил трубку.

***
Приключение. Буду называть это так – неожиданное приключение. Сам же жене доказывал, как необходимы мужчине испытания, как чахнет он без путешествий, восхождений, погружений, без борьбы со стихиями и самим собой. Но жена крепко тогда стояла на своём: это не ты говоришь – кризис среднего возраста, а единственное достойное мужчины занятие – ходить повсюду заёбанным. Не дословно, конечно, но смысл такой: зарабатывай побольше, чуди поменьше. Волна моих инфантильных идей постоянно разбивалась о скалу её убеждений. Чем же я не доволен теперь? Жены нет, приключение есть – радуйся.

Так я успокаивал себя в полудрёме в полумраке микроавтобуса, везущего меня и таких же как я на непонятные спортивные сборы.

Нас встретил заспанный человек в мятом, проводил до жилого барака. Там, на крыльце, ждал человек в строгом. Я осмотрелся. Почерневшая деревянная постройка живописно разваливалась под нависающими соснами. Ряд металлических умывальников с позеленевшими кранами, из которых вряд ли польётся тёплая вода. Сарай с ржавой табличкой «Туалет старшего отряда». Тот, что в строгом, совершенно здесь неуместном, обратился с речью. Почему-то спортсмены любят делать так перед строем:

– Товарищи, я начальник лагеря! Этот человек, – указал на мятого, – ваш спортивный руководитель. Сейчас занимайте свободные койки, располагайтесь, готовьтесь. Сегодня же вечером состоится праздник открытия смены, не забудьте свои награды.

В бараке пахло сыростью и старьём. Его пространство заняли двухэтажные металлические кровати с продавленной сеткой, от одного взгляда на которую заныла спина. Так, хорош. Приключение, помнишь? И хрен с ними, с коленями и спиной.

Стали располагаться. Один дорогие кроссовки вытащил, совсем без дырок. Другой псих – гантелю, третий пружинный эспандер, тот банку спортивного питания с качком на этикетке, этот (с арбузным животом) смущённо пихал в тумбочку литровую бутылку водки. Я тут же выбрал койку над ним.
– Толик, – так представился арбузный живот.

Толик, в отличие от меня, понимал, как тут что устроено, поэтому, когда мятый пришёл забирать отряд на пробежку, выкрикнул:
– Наша кровать сегодня дежурит по бараку. – Подмигнул мне.

Мятый пожал плечами, спортивно настроенный народ удалился на улицу, Толик предложил «за знакомство». Выпили, поговорили, выпили, поспали, выпили, сходили в столовку, выпили – до вечера время пролетело незаметно.

Мужики-спортсмены и прочие вернулись в барак. Подступал обещанный праздник открытия смены, все стали собираться. Я взял медаль, Толик вытащил грамоты каких-то детей.

– Это же не твои, – удивился я.
– Дети – мои. Поделки в сад я им делал, значит и грамоты мои, согласен? Ему, тем более, всё равно.
– Ему?
– Увидишь.

Вышли толпой в сырые сумерки, я глубоко вдохнул и тут же наглотался густого тумана. Потрусили по лесу за физруком, просто ходить спортсмены не умеют, видимо. Через минуту услышали: приставными шагами марш! Серьёзно? Серьёзно. Поскакали боком. Толиков арбуз уматно подпрыгивал. Потом с высоким подниманием коленей. Потом вообще вперёд спиной, это в полутьме-то, по лесу. Добрались до озера, физрук скомандовал «гусиным шагом». Все сели и, приволакивая ноги, друг за другом потащились к деревянному помосту на берегу, где стоял уже наш начальник лагеря.

Показалась луна. Заиграл на ряби озера её зеленоватый свет, матово заблестели медали и кубки, которые спортсмены, подползая «гусиным шагом», клали к ногам руководителя. Толик сунул свои грамоты. Я за ним – подложил медальку и отполз гусиной раскорякой. Стало интересно, чем завершится весь этот сюр: может, начальник набьёт карманы костюма нашими достижениями, прыгнет в воду и утонет счастливым? Но нет.

Рябь на озере заволновалась сильнее и из лунной дорожки высунулась голова существа. Потом плечи. Потом оно всё вылезло на помост, который наш начальник уважительно уступил.

Существо походило на бледного, трёхметрового человека, – руки, ноги, голова, тулово, – почти всё как у людей. Почти – это из-за обвисших до пупа сисек с крупными, черными сосками и болтающегося члена. У людей обычно что-то одно. На теле бугрились мышцы, на голове растрепались чёрные волосы. Красные маленькие глаза сверлили нас довольным взглядом, причём один косил в сторону.

Чудище осмотрелось, плюхнулось на задницу перед горкой подношений и проскрипело что-то типа: «Иыыы!»

– О, Чемпион озера! – обратился к нему начальник лагеря. Строгий костюм теперь почему-то показался уместным. – Прими нашу гордость! Почувствуй нашу силу! Раздели с нами дух побед!
– Иыыы, – ответило существо, приподняло когтями чей-то кубок, повертело перед носом и кинуло в пасть.
– Давай, Чемпион! Давай, Чемпион! – заскандировали все наши. И я как все.

Нравится, по морде видно – кайфует чудище. За кубком в пасть полетела сразу горсть медалек, другой кубок, декоративная тарелка, непонятная мелочёвка, Толиковы грамоты. М-м-м! Невероятное удовольствие, аж завидно, так довольно урчит тварь. Мою медаль, я её по ленточке угадал, существо жадно пожрало с горстью других наград. И сразу что-то пошло не так. Чемпион озера скривился, согнулся, попытался отплеваться.

– Ыиии! – вскричало существо жалобно.
– Давай, Чемпион! Дава… – все затихли, стали недоумённо переглядываться.

Чудище осмотрело нас с какой-то удивлённой грустью, даже косящий в сторону глаз, казалось, перекатился на место. Замычало, закашляло, затем рухнуло на помост и больше ни звука.

Начальник лагеря неуверенно подошёл к нему, ткнул носком ботинка откатившуюся в сторону сиську, потрогал лоб, попытался нащупать пульс – ничего. Никто не понимал, что делать дальше.

– Праздник отменяется? – раздалось из толпы.
– Сегодня обойдёмся без сверления черепов? – спросил кто-то Толиковым голосом. Надеюсь, показалось…

– Оно, может, и к лучшему… – Начальник расстегнул строгий пиджак, ослабил галстук. – Честно говоря, надоело это всё… В отпуск хочу.

При упоминании отпуска все радостно загалдели:
– И я, и я…
– Давненько не был…
– Эх, Лазаревское…
– Всё ноябрь, да ноябрь, каждый год ноябрь…
– А я уже в нём, – зачем-то ляпнул я.

– Ого, счастливчик! – сказал мне начальник, человек уже в не очень строгом. Все хохотнули. – Иди тогда сюда, вот, бери ноги в руки, потащили.

Вдвоём мы скинули Чемпиона в озеро, с радостными бульками белое тело скрылось в водной черноте. Все постояли ещё немного и решили ехать по домам. Оставаться в лагере никому уже не хотелось.

Дома всё привычно, всё по-прежнему. Допил пиво и записал эту абсурдную историю. Выложил Вконтакте, типа рассказ. Многие читали, ругали, зато Толик лайкнул, он у меня теперь в друзьях.

***
Утром позвонила жена, а я зачем-то ответил.
– Алёха…
– Алёха, ты всё неправильно понял, я в гости ездила к родственникам, ты чего там себе навыдумывал? Никогда меня не слушаешь. Вечером возвращаюсь, жди.

Ого! Вторая хорошая новость за день. А первая – у нас теперь новый генеральный.

Автор: Оскар Мацерат
Оригинальная публикация ВК

Жечь было наслаждением. В такие моменты я понимал Монтега, это его особое удовольствие: видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются.

Это была моя первая более или менее официальная работа. Нет, я не сжигал книги. Я сжигал мусор. Процентов на восемьдесят он состоял из картона, и, конечно, не хлопал крыльями, и не выпускал огненно-жёлтых светляков. Но жечь всё равно было наслаждением.

Здравствуйте, я Серёжа, и я пироман, бывший. После поджога кухонных занавесок (случайного) и болезненного ожога (горящий напальчник вздумал полетать и прилипнуть к левой части груди) пришлось завязать. Это было во втором классе, кажется. Но долгие месяцы перед этим мир сосредоточивался на конце горящей спички. Я и ещё два юных маньяка прятались под лестницей в библиотеку имени Чехова и жгли, жгли, жгли. Нора, ведущая в этот оплот огня, взрослых не пропускала, а крики возмущённых чёрным дымом тёток нас только веселили. Мы бесконечно заглядывали огню в лицо и слушали, как свирепо шипит полиэтилен, сбрасывая капли, сочащиеся синим пламенем.

– Чем занят? – оторвал меня от воспоминаний начальник.

В нём было больше двух метров роста, и я, со своими метр семьдесят три, опять почувствовал себя учеником младших классов.

– Значит, так, – ему не очень-то и нужен был мой ответ, – всё, что ты вокруг забора накрошил, уже засохло, – это было моим первым заданием, вековые заросли чилиги и тополиной поросли. – Берёшь в большую коробку и сжигаешь. Ясно?
– Ясно.

Насвистывая, босс удалился. Сейчас эта моя работа называлась бы «менеджер по клинингу территории» или «ассистент по общим вопросам», но тогда я был просто разнорабочим. Низко оплачиваемым и находящимся под присмотром бати, который, кстати, и сосватал меня на это место. Правда, присмотр был весьма условным, работал я только до обеда и на пространстве оптовой базы размером в несколько гектаров встречал отца чуть чаще, чем никогда.

Днём база вымирала: грузовики, набитые под завязку продуктами, алкоголем и химией, мчали на встречу магазинам, грузчики играли в бесконечные «пятнашки» внутри складов, мой шеф вместе со спецбригадой решал неотложные дела, а офисные акулы уходили на дно бумажной волокиты. Никому не было дела ни до меня, ни до сухих веток, которым предстояло огненное погребение.

Я взял самую большую коробку, искренне недоумевая зачем (можно же было обойтись и маленькой), поджог и отправил к обречённому валежнику. «Огонь, с которого всё началось и которым мы всё заканчиваем», – проговорил в моей голове Азазелло.

Пламя робко лизнуло первую веточку, качнулось из стороны в сторону – так, разминая шею, качает головой спортсмен – и вдруг, бросилось вперёд. Мгновение – и вот уже свирепый жёлто-красный зверь с рокотом и шипением качается над трубами отопления, фыркает и плюётся искрами. И я качаюсь ему в такт, заворожённый, как бандерлоги пляской удава Каа. Огонь танцует. Огонь прекрасен и свиреп.

– Ты что творишь? – запыхавшийся охранник дёрнул меня за плечо. – Ты это… Ты что, твою мать, делаешь? – ему не хватает ни слов, ни воздуха, он стар, и не понимает, и потому только вращает глазами и топорщит седые усы.
– Жгу. Мне так начальник сказал.
– Не может быть!
– Спросите у него.

Ещё пять минут я наслаждаюсь рукотворным пожаром. А потом вижу, как они бегут ко мне оба. Мой шеф прекрасен. Огромный и грациозный, он бежит на два корпуса впереди охранника, похожий на молодого гиппопотама. Я всерьёз опасаюсь за асфальт под его сильными ногами. Брань его течёт причудливой рекой, из которой ясно: нужно срочно тушить. Пожав плечами, я бегу за подмогой.

Подмогой может быть только водитель погрузчика – дядя Саша. Через неделю он приведёт мне в усиление своего сына, и это будет впечатляющая встреча. Пока отцы будут говорить о своём, мы станем рассматривать друг друга. Ощупывать глазами. Я его широченные штаны с накладными карманами и панамку, он мои «расово правильные» высокие ботинки и отвороты прямых джинсов. Я, с влитым в ухо ядом неонацизма, и он, одержимый свободой. И все-таки, я протяну ему руку первым потому, что до очередного витка войны бритоголовых и рэперов будет ещё два летних месяца, и потому, что это не совсем моя война. А он пожмёт её Бог весть почему. Мы не станем друзьями, но и врагами не станем.

Но это будет после. А сейчас, придерживая бочку с водой, я стою на клыках погрузчика, он рычит, как разъярённый мамонт, и тащит меня к огню, понукаемый дядей Сашей. Но мы опоздали. Зверь умер. Осталась только куча пепла.
– И чо меня звали? – сердито спрашивает дядя Саша, прикуривая беломорину.
– Данилыч… – объясняю я, показывая на охранника.
– А, – дядя Саша кивает и выпускает облако дыма. – Ясно. Чего, старый, инфаркт микарда? Вот такой рубец? – он вскидывает четыре пальца и, лихо закрутив руль, уводит погрузчик обратно в сторону складов, вместе со мной и бочкой.

– Я тебе что сказал? – шеф ждал меня всё там же, на месте преступления.
– Сжечь. Взять большую коробку и …
– Я сказал в большую коробку! – проорал он. – Отнести сухие ветки в большую железную коробку… – огромная рука начальника ткнула в сторону большого металлического бака, почерневшего от копоти. – И там сжечь.
– Ну я не понял, – виновато потупился я.
– А если бы трубы загорелись?
– Не загорелись бы. Я от них на полтора метра ветки отгрёб и от забора на всякий пожарный. Огонь не страшен сам по себе.
– Что?
– Для чего тебе огонь – сварить ужин или сжечь целый город? – с важным видом я процитировал Хемингуэя и на всякий случай уточнил: – Это из «По ком звонит колокол».
Шеф посмотрел на меня долгим и каким-то диким взглядом.
– Яблоко от яблоньки, – фыркнул он, явно намекая на моего батю, и ушёл, махнув на меня рукой.

Спустя неделю мы перестали жечь картон. Мне выдали личный склад и позволили собирать макулатуру. Огня в моей жизни стало меньше, а денег больше. Через годы мы встретились с шефом уже на другой моей работе. Он был в качестве клиента и, прежде чем начать сотрудничество, мучительно о чём-то думал, рассматривая меня всё тем же долгим и диким взглядом.

Автор: Сергей Макаров
Оригинальная публикация ВК