1andreiv

Ян Флемминг выдумал своего Бонда, агента-тусовщика, который много путешествует, ходит на светские рауты, соблазняет красавиц, часто дерется, вступает в перестрелки, гоняет на спорткарах, а между делом спасает мир.

В реальной жизни лучшие агенты и шпионы - очень умные и очень незаметные люди.

Те, кому удается легко маскироваться и мимикрировать.

Их основное оружие - жучки и интеллект, а не беретта и сногсшибательная улыбка.

Однако был в истории мировой разведки и реальный Джеймс Бонд.

Как вы уже догадались, конечно же, он был русским. А кем еще он мог быть?

Дмитрий Быстролетов родился от внебрачной связи графа Александра Толстого, брата писателя Алексея Толстого и Клавдии Быстролетовой, дочери казацкого священника с Кубани. Клавдия была увлечена идеями социализма и феминизма. Так что, она бросила своего сына на произвол судьбы.

Хорошо, что у него был приличный отец.

Толстой пристроил своего сына в хорошую школу в Петербурге, а в 16 лет отправил его в Севастопольский морской кадетский корпус. В 1917 граф признал свое отцовство и передал сыну дворянский титул.

А в России уже разразилась революция...

В 1919 Быстролетов попал в Белую армию Деникина.

Не желая участвовать в братоубийственной войне вскоре он перебрался в Константинополь, а оттуда - в Прагу.

Как и многие эмигранты, Дмитрий не мог жить без России. В 1925 году он вернулся на Родину, но уже в СССР.

Умный обаятельный молодой человек, знавший в совершенстве 22 (!) иностранных языка был завербован разведчиком ОГПУ.

Быстролетов снова отправился за границу, где, работая под прикрытием с позывным"Андрей" создал успешную сеть советских разведчиков в Европе, Азии, Северной и Южной Америке и даже в Африке.

Лично он добыл тайные коды и секретные шифры дипломатов Великобритании, Франции, Германии, Финляндии, Турции и Италии. Все их будущие шаги становились известны советским спецслужбам.

В США Быстролетов завербовал агента аж в Госдепартаменте.

Параллельно с разведдеятельностью Быстролетов много учился и успешно занимался бизнесом.

В Цюрихе он получил диплом врача и защитил докторскую диссертацию по гинекологии.

Увлекаясь живописью, он обучался в художественных академиях Парижа и Берлина.

Красивый, умный и элегантный, он сменил десятки личин, умудряясь быть своим среди высшего света всех стран мира.

В Британии он выдавал себя за лорда Роберта Гренвилла и получил дипломатический паспорт из рук министра иностранных дел.

В Канаде прослыл успешным финансистом, в Германии - торговцем нефтью. А в Сингапуре он перевоплотился в опасного наемного убийцу на службе Триады.

Но все эти виражи судьбы уникального человека имели лишь одну цель - работу на благо Отчизны.

Гость светских раутов, любовник актрис, балерин и аристократок, богатый и роковой красавец-граф в 1936 году был отозван на Родину.

В 1938 году Быстролетова арестовали по обвинению в белогвардейщине и шпионаже против СССР.

В подвалах НКВД русскому Джеймсу Бонду сломали ребра, проломили череп, порвали мышцы.

Его приговорили к 20 годам в ГУЛАГе.

В 1947 году из лагеря его вызвал Абакумов и предложил вернуться к работе в разведке. Быстролетов попросил полной реабилитации.

Взбешенный таким ответом шеф госбезопасности на три года отправил Быстролетова в одиночную камеру.

Потом он гнул спину в Озерлаге на строительстве БАМа, затем строил НПЗ в Омске.

В 1955 году Быстролетов наконец вышел на свободу и был реабилитирован через два года. После лагерей граф, лорд, воин, живописец и ловелас стал инвалидом, перенеся в неволе тяжелый инсульт.

В Москве русский Джеймс Бонд доживал свой век в десятиметровой комнате в коммуналке. Работал переводчиком технической документации и писал чудесные книги - о приключениях разведчика и жестоких лагерных буднях.

Когда краснопузые твари в застенках НКВД спросили избитого и запытанного Быстролетова:

- У тебя было три миллиона долларов на счету, 10 паспортов иностранных государств, какого черта ты вернулся в Россию?

Быстролетов открыл распухшие от побоев губы и бросил:

- Я вернулся на Родину...

честно потырено из Сыны Монархии, из сети, запрещённой здесь.

Тырил я - тег моё.

Наши уважаемые читатели обратились с просьбой честно разъяснить ситуацию с блокировкой американцами наших военных конвоев в Сирии. Честно разъясняем.

В октябре, когда американцы оставили курдов наедине с турками, нашей военной полиции пришлось расширить зону своего присутствия в Сирии.

Ради выполнения российско-турецкого меморандума, который только и стал гарантией для курдов от продолжения турецкого наступления, зона поездок российской ВП стала ВЫГЛЯДЕТЬ ВОТ ТАК.

(http://syria.mil.ru/peacemaking/infographics.htm)

Все, что коричневое - это, условно говоря, зона перемещений россиян. Она, как видно на карте, местами причудливо переплетается с зоной перемещений американцев, выделенной желтым «курдским» цветом.

Амеры по сравнению с октябрем еще больше сократили свое присутствие на северо-востоке Сирии.

Более того, хотя они поначалу и начали сооружать/восстанавливать ряд новых опорных пунктов на юге Заевфратья, сейчас их активность снизилась, постоянно там находится всего несколько сот американских военных, а это в разы меньше, чем было еще прошедшей осенью.

Трамп говорил про нефть, но эти тридцать тысяч баррелей в день с сирийских месторождений- это ни о чем, просто на карман американским генералам и их местным друзьям.

Самим американским военнослужащим явно не нравится, что их так выдвинуло из Сирии собственное политическое руководство, но все мы там не терпим пустоты, так что вакуум не образуется с отходом Пентагона.

Если месяца полтора назад наши редко ездили восточнее Камышлии, то теперь они там катаются постоянно и зачастую бороздят территории «желтой» зоны, как бы демонстрируя присутствие флага.

Теперь внимание на карту: как американцам ездить к своим еще оставшимся местам дислокации в Сирии? Через северо-восточную границу с Ираком, из Иракского Курдистана в сирийский, переходы Семалька, Эль-Валид и др. Потому как южнее вдоль границы стоят не дружественные американцам и курдам «Хашд Аш-Шааби» и прочие формирования, а также могут шастать недокупленные полуигиловские бедуины.

Вот и катаются американцы сверху вниз и наоборот.

То есть маршруты у них пересекаются с нашими и чем дальше, тем больше, потому как наши все больше ездят в восточной стороне.

А что происходит когда встречаются две колонны? Они блокируют движение каждая со своей стороны и это может длиться по несколько часов.

Либо это вопрос «мы-то знаем, зачем мы здесь циркулируем, а вот вы куда едете», либо американцы действительно не хотят наших пускать дальше, а то и хотят их развернуть, дабы они не увидели чего, например, не столкнулись там с нефтевозами контрабанды, условно говоря, или не маячили российским флагом возле какого-нибудь из числа живых пока еще американских опорников (такая перспектива их особо не устраивает, когда местные им сообщают, что в составе российской колонны есть фоторепортеры).

Но возле Камышлии и Телль-Тамра уже не раз американцев в итоге разворачивали наши: «вчера наш патруль тут в это время не проезжал, потому вы нас не встретили, а сегодня мы тут патрулируем, так что езжайте на поворот вон туда, мало ли что так длиннее».

Это рабочие моменты, и амеры делают крутую мину в проигрываемой игре.

Мало ли что время от времени наши разворачиваются и уезжают (что бы там ни писали, драк никаких не было), мало ли что Джеффри решил потрафить обиженному Пентагону и рассказать про некоего «перехваченного» под Манбиджем российского генерала. Генерал подождал, да и проехал, не в тот день, так на следующий, и сейчас он там, где американцев уже и след простыл.

А русские теперь там есть.

Ну и кстати, встречи такие происходят реже, чем о них пишут. Просто регулярно вываливают или старые фотки, обсасывая их как будто это новые «инциденты», или вообще придумывают, что что-то было, когда ничего не было.

Честно потырено у Майора и Генерала из социальной сети, название которой здесь запрещено.

Завтра будет День Победы, Бессмертный полк, великолепный парад на Красной площади и во множестве городов нашей Родины.

Будут флаги, гвардейские ленты, знамёна Идрицкой дивизии, полевые кухни с кашей, гармошки и обязательные «Дороги» и «Смуглянка».

Будут речи, выцветшие фотографии в руках и боевые медали на подушечках из багрового бархата.

Будет детский смех, запах молодой сирени и рваная краснота гвоздик в последних морщинистых руках.

Будет много чего.

Но уже пару недель, как в виртуальном и информационном пространстве различные граждане, ни разу в жизни не испытавшие на своих светлых лицах кинетического воздействия элементов опорно-двигательного аппарата своих соотечественников, требуют лично меня отказаться от празднования, скорбеть и каяться.

Потому, что жертвы, несчастные немцы, страны уже нет, капитализм, ты не воевал, какое тебе дело, победобесие, суперджет и китайские лесорубы.

И тут я подумал, а, может, они правы? Может, ничего этого не надо, а надо думать о том, где купить свежего хамона и фуагру, как урвать дешёвые путёвки в Тунис, как покрасить поцарапанное крыло кредитной иномарки?

А потом я вспоминаю.

В моей семье Великую отечественную застал прадед Иван, он ушёл на фронт 23 июня 1941-го, а теперь у меня дома хранится крохотная, выцветшая в неразличимую зелень, фотография, на которой прадед неумело и скованного позирует фотографу в Берлине образца мая 1945-го.

Прадеда я помню плохо, он умер, когда я только-только пошёл в школу, намного пережив своих сослуживцев по 2-му Белорусскому фронту. Зато я очень хорошо помню его сына, моего деда, тоже Ивана.

Всего через пару лет после победного мая дед Иван уехал служить на Дальний восток, где совсем ещё юношей принял командование батареей береговой артиллерии, с подземными бетонными казематами и потернами, как на легендарной 35-ой в Севастополе, только размером поменьше.

Там дед подарил цинге все свои зубы и здоровье.

Там родилась моя мама, для которой живое жидкое молоко было дороже, чем всё золото мира вместе взятое.

Там же в стылой сырости деревянного кузова батарейной «полуторки» по пути в город родился мой дядя, который спустя 30 лет вернулся из Афганистана с двумя орденами Красной звезды и искусственными хрусталиками обоих глаз.

Моя бабушка с двумя малыми детьми и фанерным чемоданом, перетянутым матерчатыми ремнями, девятнадцать раз переезжала во след судьбе своего мужа и доле офицерской жены.

Когда деду, тогда уже начальнику штаба ракетной дивизии, дали квартиру, бабушка сказала, - Ваня, ты можешь поехать и получить полковника, но мы с детьми останемся тут и будем тебя ждать. Дед не поехал.

Он любил меня той любовью, которая присуща очень сильным людям, где вместе сплетается тяжесть и хрупкость чугуна. Дед всегда был где-то сверху и рядом, держа наши отношения, как штангист-тяжеловес держит двумя пальцами за шкирку крохотного грязного котёнка, найденного в декабрьской луже.

Я отлично помню, чем для деда был День победы. Обычно спокойный и внезапно смешливый утром 9 мая дед начинал суетиться, натыкаться на давно знакомые вещи, по сотне раз доставить и прятать в карман мятую пачку каменец-подольской «Примы» и смотреть куда-то вниз и вперёд перед собой.

Он брился до скрипа, надевал свой уже гражданский пиджак, который пах крепкой махоркой, советским одеколоном и немножко нафталином, на котором висели, звонко звеня, медали за десятилетия службы.

Дед садился в большой комнате и включал тяжеленную тумбу советского цветного телевизора «Рубин». Дед ждал Парад.

Когда на экране появлялась заставка и монументальный голос диктора произносил, - Внимание! Говорит и показывает Москва! Работают все теле- и радиостанции страны! - дед поворачивал голову и произносил только одно слово – Белка!

Так дед ласково называл мою бабушку, и она, в обычной повседневности человек-ураган, человек-цунами, державшая в стальном кулаке и деда, и всё подотчётное автотранспортное предприятие, она бросала все дела, ставила перед дедом табуретку, на неё рюмку и любимую вилку деда с оловянной ручкой. Из кухни приносилась какая-то снедь, которую дополняла бутылка белой, а бабушка тихо-тихо усаживалась на диван рядом с дедом и ласково поглаживала его по плечу.

Дед смотрел Парад.

В его глазах что-то подло блестело, а руки предательски дрожали.

Дед неподвижно смотрел Парад ровно до того момента, как мимо мавзолея не проходила «коробка» моряков.

Дед Иван смотрел на ряды синхронно шагающих бескозырок, на накрахмаленные до сабельной остроты гюйсы, на чернь шоркающих клешей, на белозубые улыбки матросов и мичманов.

Перед дедом, громогласно гремя подковками, шла его юность. Голодная, босая, полная лишений, стремлений и веры в то, что всё будет хорошо.

Руки опять предавали, и горлышко бутылки мелко позвякивало о ребро рюмочного зева, им вторил неровный звон дыхания медалей. Дед выпивал рюмку и плакал, уже никого не стыдясь, потом закуривал папиросу. Бабушка, которая в любой другой день за подобное распылила бы его на атомы, делала вид, что ничего не видит, и заводила разговор сродни «а помнишь, как нас зимой матросы откапывали, когда дом по конёк снегом завалило? А как на Крильоне воду возили на подводе в деревянной бочке?».

Парадные коробки проходили, угромыхивала направо вниз на набережную техника. Дед кряхтел и тёр под пиджаком в районе сердца. Жизнь возвращалась в привычное рутинно-бытовое русло и шла дальше.

И вот сегодня, когда мне без минуты сорок лет, я всё это вспоминаю и думаю, ладно, я не воевал, не застал той войны, я не ветеран и даже уже не гражданин СССР. Должен ли я относиться к Дню победы как-то иначе, чем его воспринимал мой дед и бабушка, которых от подножки фронтовой теплушки отделила всего пара недостающих лет?

Нет, просто потому, что внутри меня кровь, а не радужная жижа, потому, что я помню и буду помнить. Не войну, а деда. Потому, что день Д – это день деда. И бабушки, и прадеда, и всех, кто грудью продавил стальной вихрь с запада.

https://vk.com/@108577065-den-d

В ночь, когда они узнали о лейкодистрофии (сколько ему оставалось лет жизни, никто сказать не мог), Лёвка с мамой легли в обнимку в палате московской больницы. И Вика, кусая подушку и сдерживая рёв, прошептала в любимое ухо: «Сыночек, ну чем же тебе ­помо-о-о-очь?» Обращаясь скорее не к Лёвке, а по инстанции выше. Но Лёвка неожиданно ответил – чётко, конкретно и тоже шёпотом, под одеялом: «Мам, построй мне гостиницу. Я ключи выдавать буду».

«И я ему обещала: построю».

«Да ты сумасшедшая!»

Так на карте северных, мурманских, окраин нашей родины появилась точка – точка начала удивительного Лёвкиного путешествия по его маленькой жизни. Гостиница «Виктори» в посёлке городского типа Никель.

«Ты чокнулась, Вик? Да ты сумасшедшая!» – сказал Лёвкин папа, когда Вика с сыном вернулись из Москвы. С диагнозом. «И целью всей жизни».

«Мы – на краю света, муж – под землёй, вокруг только соп­ки» – так описывает Вика их никельскую моножизнь. До границы с Норвегией – 20 км, топонимы кругом сплошь финские. И сам посёлок финской постройки, довоенной. И добывающий руду жизнеобразующий комбинат – тоже. А остальное всё – наше, общероссийское.

Никель – это 143 жилых дома в долинке. Над ними 3 трубы, говорящих с холодным розовым закатом. Снега. Сокращения кадров. Одним словом, конец света. Сюда в 2009-м, спустя год после рождения Лёвки, британская музыкальная группа приезжала «за натурой», клип снимать: утопленные в сугробах ржавые «жигули», серые дома, бродячие собаки, псевдоплюшевые шторы квартир типовой застройки... В песне – слова: «Прощай, мёртвый город! До тех пор, пока лёд не начнёт таять».

В Никеле тает лёд

Лёд начал таять 5 лет назад, когда Лёвке Донцу диагностировали лейкодистрофию, редчайшую форму. Белое вещест­во головного мозга начинает медленно умирать. Постепенно замедляется речь, нарушаются моторика и восприятие – как будто организм уходит в зону вечной мерзлоты…

А вот посёлок, наоборот, из-за Лёвки как раз из неё выходит.

Когда ещё не было диагноза, Вика моталась с сыном по реабилитационным центрам, жили по съёмным углам, гостиницам. «Вот тогда, думаю, в Лёвке и засела эта мысль – про гостиницу. Он же у нас страшно общительный, ласковый, бабник, девчонок всех зацелует, на каждом ресепшне заберётся на коленки и давай ключи выдавать…» Теперь Лёвка хотел выдавать ключи сам. От своей гостиницы. А Вика хотела, чтобы он успел всё. Ведь если успеваешь всё, то не так уж и важно – как долго?

«Когда муж понял, что я уже не отступлюсь, встал со мной в этой упряжке рядом. Тёма у меня 204 см ростом; я – голова, а он – руки. Я работала в БТИ, зарплата была 21 тыс., муж – в шахте. Никто не верил, что у нас получится. Никто и никогда. Я и сама думаю, что иначе как чудом случившееся с нами не назовёшь».

Вика 2 года сидела ночами, просчитывала бизнес-план – «до последнего гвоздя, до каждого рулона обоев». Продали с мужем квартиру – на эти деньги купили заброшенное здание 1936 года постройки: то финны жили, то советские люди, потом была стоматология, потом – пожар, потом – голые окна. Пустой дом заняли бомжи. «У нас много в округе таких, но я выбирала с умом. Я же кадастровый инженер». Два месяца каждый день после работы вывозили на себе мусор: чужие прожжённые диваны, бутылки, ботинки, шприцы… «Лёвка тогда ещё хорошо ходил, оставляли его с бабушкой. Бабушка тоже тогда ещё не лежачая была…»

На этом деньги кончились. А Лёвкино время продолжалось. «Я пошла в банк за кредитом – надоумили по­просить грант. Попросила. Отфутболивали 5 раз. Но меня в дверь – а я в окно. Пять раз возвращалась наутро с новыми бумагами. И они просто поняли, что проще мне дать эти деньги». На первый грант, 500 тыс. руб., застеклили окна, повесили двери. Привезли из Мурманска 1200 кг кафельной плитки. «Тёма опаздывал на работу – разгрузили эту тонну вдвоём за 15 минут…» Спина сломалась, деньги вышли. Вика пошла за вторым грантом – уже в Апатиты. Выбила. Провели канализацию и электричество. По поводу третьего приехал из Мурманска сам замминистра. «Красивый, в галстуке, а у нас тухляк, разруха, я в строительной робе: «А вы уверены, что справитесь?» – «Клянусь, миленький, только дайте!» Справились. Сделали отопление. Грантов больше никто не предлагал. И тогда Вика взяла беспроцентный заём, большущие деньги, 3,5 млн. «Мосты были сожжены, пути назад не было». Лёвка ждал.

«Виктори» – значит победа

Гостиница «Виктори» – конечно, Виктория, конечно, победа – в посёлке Никель открылась в срок, 2 года назад. «У парадного входа уже стояла делегация, а в одном из номеров ещё потолок доделывали». Интерьеры выбирал Лев Донец. На трёхколёсном велосипеде он тогда катался уже пристёгнутым за пояс. Вот эту яркую зелёную полоску в стандартах, вот эти розы в номере для новобрачных, вот эту плитку для санузлов, вот этот ламинат в коридор, на полу которого сидит сейчас, вот эти ключи с пластиковыми бирками – которые теперь сам выдаёт, медленно выговаривая постояльцам: «Добро пожаловать!»

И в Никеле тает лёд.

Кто-то, конечно, по-преж­нему продолжает недоумевать: «Больной ребёнок! А они живут и радуются!» А кто-то передаёт по сарафанному радио – дальнобойщики, таможенники, норвежские туристы: «В Никеле гостиницу наконец открыли! И ключи там тако-о-ой парень выдаёт!» Улыбака, первоклашка, Лев Донец, хозяин. «В день открытия Лёвка так гордился: «У меня теперь есть своя гостиница! Моя! Мне мама построила!» И самое главное, волны этой радости распространяются за пределы социальной гостиницы на 11 номеров.

«Сотрудников у нас 6, пока работаем, только чтобы им зар­плату платить и за «коммуналку» отдать». Вот Игорёк – местный, никелевский. Были жена, дети. Пошёл в кафе отдохнуть – драка, пробили голову, кома. Игорёк не умер, но получил инвалидность. И остался один. Виктория Федотовская взяла его на ресепшн. Заново учился писать – на гостиничных бланках. Говорить – отвечая по слогам на звонки: «Ал-ло, «Вик-тори» слу-шает». «А это Светулька, горничная, одинокая мама с ребёнком». Ребёнок – со Светулькой на смене, оставить не с кем, а на эту работу можно с детьми. И трудовая, и северный отпуск 52 дня, и больничные. «У нас никто из предпринимателей так не работает… Маруська – тоже одиночка, бухгалтер-пенсионер. Мы простых людей не берём. Только тех, кто никому больше не нужен».

Лев Донец, редкий герой непроходимой беды, обернувшейся огромным светом, сияет своей улыбкой, сидя на полу площадки 2-го этажа, покрытом персонально им выбранным ламинатом. Вика рассказывает про Голландию, где, говорят, разрабатывают лекар­ство от их болезни. О том, что они мечтают попасть в клинические испытания, что согласны на любые эксперименты, а у меня в голове крутится клип, снятый 10 лет назад в посёлке, где сейчас уже все дома покрашены разноцветной краской. В песне есть и такие слова: «Мы движемся к звёздам. И всё, к чему мы прикасаемся, уже становится нашим. Давайте жить – пока живы».

Лёвка с мамой уже трогают свои звёзды, их эксперимент - удался. Проверка реальности любовью пройдена. Реальности нашей общероссийской жизни, сделанной из наипрочнейшего, едва ли не никелевого, сплава и не оказавшей этой семье никакого сопротивления. Честно выдавшей чудо.

P. S. Да, кстати. «Лёвка говорит, ему хотелось бы теперь ещё и свой ресторан».

http://www.aif.ru/society/people/klyuchi_ot_lyovkinoy_zhizni...

Некоторое время назад я опубликовал пост с письмом из ЖЖ Фритцморгена.

Речь шла о мужчине, который своими силами ликвидировал разруху, но при этом помощи от соседей не было никакой.

Ниже еще одно письмо из ЖЖ Фритцморгена, где гражданин также воюет против разрухи, но совершенно противоположными методами - заставляет делать ремонт тех, кому положено.

Что общего у этих двух примеров?

Там и там - совершенно аморфное окружение, сделают - хорошо, нет - и так сойдёт, жили же как-то...

И такое болото (моё мнение)- практически всё наше старшее и среднее поколение, воспитанное в духе - высовываться вредно,  "тебе больше всех надо?", "я сейчас напишу, а власти против меня что-нибудь сделают".

Может, молодёжь более другая будет?

Добрый день, Фриц. Думаю, моя история тоже будет полезна и интересна вашим читателям, тем более она про Петербург.

Я не думаю, что здесь нужно подменять один подход другим. Можно, конечно, заменить всех работников ЖКХ и сделать все за них, но и их нужно заставлять работать, поскольку мы за это им действительно платим, и тем более в современных условиях в России часто это не так сложно.

В 2012 году я купил в Петербурге в старом фонде квартиру на Фонтанке. В этом районе большинство квартир до сих пор — старые большие коммуналки, по 5-7 комнат в каждой. Живут там чаще всего небогатые люди, которым «все до лампочки», как истории из того поста. Подъезд был в ужасном состоянии, ремонт не делался лет 20, краска на стенах облупилась, плитка на полу была побита, перила и почтовые ящики были сломаны. В подвале стояла вода по щиколотку, что влекло за собой сырость и засилье комаров.

В подъезде курили, почти на каждой лестничной площадке стояла пепельница. Поскольку лифт был маленький и неудобный, многие ходили по лестнице пешком, выбрасывая на пол окурки и обертки от конфет и печенек. Мусор на лестнице валялся всегда, управляющая компания не замечала его.

Единственным в подъезде человеком, который старался что-то изменить, был мой сосед, «старший по дому». К сожалению, он так и не добился, чтобы в подъезде был бы сделан ремонт, и он был уверен (так его убедили коммунальщики), что вода в подъезде – это грунтовые воды, которые убрать невозможно, ибо река Фонтанка протекает в 30 метрах.

Я решил попробовать что-то изменить, хотя подход, описанный в вашем посте, не подходил для меня. Во-первых, потому что у меня "руки из спины растут", и я просто не люблю физический труд. Во-вторых, потому что мы каждый месяц платили коммунальщикам, в том числе и за косметический ремонт, и за уборку подъезда. В-третьих, потому что у меня не было времени на то, чтобы делать всё самому. В-четвертых, потому что для того, чтобы самому сделать ремонт в подъезде и тем более убрать воду из подвала требовалось реально немало денег. В-пятых, я человек в этом смысле ленивый, готовый лучше всё оптимизировать, чем сделать самому. Соседи, конечно, не готовы были ничем помогать, потому что «всё равно никто ничего не будет делать», «мы и так уже привыкли» и так далее. Да и не знал я никого из соседей кроме того, «старшего».

Что я сделал? Тогда как раз появились электронные приемные у всех госорганов и сайт «РосЖКХ», который позволял составлять письма в различные инстанции по готовым шаблонам. К слову, с тех пор письма с этого сайта не принимаются госорганами (нужно отправлять со своего мэйла), зато появилось много других подобных государственных и негосударственных сервисов («Сердитый гражданин» и пр., в Петербурге это https://gorod.gov.spb.ru), позволяющих сделать то же самое. Я зашел в «РосЖКХ», там всё было просто, направил жалобы во все возможные инстанции, включая Горжилинспекцию, прокуратуру и пр.

Через какое-то время пришли ответы-отписки оттуда и отсюда, откуда-то не пришли вообще. Я не поленился и распечатал те же письма, купил конверты и отправил их обычной почтой. Отправлял, пока не добился вместо отписок результатов. Вся переписка продолжалась несколько месяцев. Чтобы сократить историю, скажу, что через 5-6 месяцев в подъезде таки сделали косметический ремонт. Покрасили стены, починили перила и пр. На решение этой задачи у меня ушло часа 2 на распечатки и походы на почту, и рублей 200 на письма. Я не юрист, практически все тексты писем я брал с «РосЖКХ», поэтому напрягаться с придумыванием писем мне тоже не пришлось.

Дальше была эпопея с подвалом. Я писал, мне приходили отписки, что «невозможно», «уже все сделали», «мы присылали инспекцию» и пр. Я продолжал им писать. В какой-то момент после очередного «проблема устранена», я зашел в подвал, сделал палкой круги на воде, сфотографировал их, распечатал фотографии и отправил всё еще раз письмами во все инстанции.

Через год после начала всей этой переписки и через 2 недели после той отправки фотографий, наконец, пришли правильные люди, которые поменяли в подвале трубы. «Грунтовые воды» неожиданно исчезли, подвал стал сухим. Торжественно и под роспись управдом мне это продемонстрировала. На всю переписку и отправку писем по подвалу я затратил еще 1-2 часа своего времени на протяжении года и, может, еще 100-200 руб.

В течение этого общения я узнал, что в Санкт-Петербурге существует чудесный телефон 004. Если позвонить по нему и сообщить о любой (!) проблеме в подъезде, в доме и вообще где угодно в городе, то они берут заявку и «напрягают» управляющую компанию, которая в течение недели устраняет проблему, а потом «Служба 004» звонит и спрашивает, насколько ты удовлетворен ее решением. Я проверял несколько раз, когда было лень писать письма, просто звонил, это отнимало у меня 2-3 минуты времени.

Что касается мусора и курения в подъезде. По мусору я сделал так: распечатал листочки с таким текстом, который я, естественно, не сочинил сам (таланта нет), а подсмотрел в другом каком-то подъезде:

Беречь подъезд давайте свой!

Окурки уносить с собой!

Не сыпать мусор тут и там!

И не плеваться по углам!

Друзья, подъезд наш общий дом!

Чужие редко ходят в нём!

Дадим все вместе грязи бой!

И уберем все за собой!

Расклеил эти листочки ночью на каждом этаже. Их срывали, жгли сигаретами, разрисовывали, а я методично заклеивал их новыми такими же. Ещё я нашёл в интернете значок «Не курить» (перечеркнутая сигарета), распечатал на самоклейке и также ночью приклеил на каждом этаже. Как и с текстами, заклеивал заново, когда их срывали. Проходя по лестнице, я каждый раз выбрасывал пепельницы или пустые пачки из-под сигарет с окурками.

Я ни разу не вступал в разговоры, препирательства или конфликты с соседями ни по поводу курения, ни по поводу мусора, поскольку думаю, что нотации, замечания и морализаторство не очень эффективны. Тем не менее несколько раз я наблюдал, как это делали другие. Сами соседи делали замечания курящим в подъезде, говоря: “вы же видите здесь знак «не курить»”! На все это у меня ушло еще может, 2 часа моего времени и 200 рублей на самоклейку.

В результате через год после моего въезда в квартиру в подъезде был сделан ремонт, вообще прекратили курить и стало абсолютно чисто. Более того, я уже 4 года не живу в этом подъезде и, соответственно, ничего не делаю. Тем не менее, иногда я бываю там (квартира осталась) и вижу, что и сейчас никто не курит, и на лестнице нет мусора. Как я писал, на решение всех этих проблем в течение года я затратил, может, часов 5-6 своего времени и не больше 500 рублей. Ну и управляющая компания поняла, что что-то нужно делать.

У всей этой истории появился неожиданный результат. После всех моих писем мне позвонили из управляющей компании и предложили стать «старшим по дому». На все мои попытки объяснить, что я не хочу, и вообще мы собираемся уезжать из Петербурга, они возразили: «ну всё равно, вы же можете» и мне пришлось согласиться. Правда, мы прожили в Петербурге после этого недолго, не более года. Мне пришлось разок обойти весь дом, сфотографировать все, что требовало ремонта и согласовать с управляющей компанией текущий ремонт на следующие 2 года… Который они методично выполнили.

Даже теперь, когда я уже 4 года там не живу, мне иногда приходят письма и звонки по поводу нашего дома и подъезда. Я все переадресую соседу, который единственный в подъезде (а может и в доме) думает об общем благе.

https://fritzmorgen.livejournal.com/1515296.html

Из ЖЖ Фритцморгена:

В 2003 году я переехал жить из Казахстана в Нижний Новгород. Некоторые вещи для меня были поначалу дикими. Например, в первом жилье, которое я купил зимой, наружная деревянная дверь подъезда в полуоткрытом состоянии вмерзла в ледяной сугроб. Навеса над подъездом не было, а внутренняя дверь висела на одной петле и принципиально не закрывалась. В подъезде стоял собачий холод, а все соседи (пять квартир) жили в ожидании чудесного спасения от местного ЖЭКа.

Через пару недель в субботу утром меня разбудил рев камазовского дизеля и чёрный выхлоп в открытую форточку. Оказывается, у моего дома была разворотная площадка для фур. Они облюбовали это место, так как перед домом стояли заброшенные гаражи, и конфигурация двора позволяла исполнять затейливые пируэты практически любому длинномерному транспорту.

Ситуация мне не понравилась. Первым делом я купил две петли, две пружины и лом. Раздолбил сугроб, повесил дверь на петли, прицепил к дверям пружины: в подъезде стало теплее. Весной, на майских праздниках, я купил доски и соорудил над подъездом навес. Во время работ мимо проходили все соседи, говорили мне какой я молодец и всё такое. Помогать однако никто не вышел. Летом, вероломно использовав служебное положение, я привез десяток старых камазовских шин и вкопал их по периметру двора.

Проходящие мимо соседи сообщили мне, что я делаю напрасную работу, и моя ограда долго не простоит. Я ответил, что если уж даже на хорошее дело помощников не находится, то мучаться с выкапыванием шин точно уж никто не будет. Так оно и вышло. В течение месяца я злорадно наблюдал, как длинномеры с привычной борзотой заезжали в мой двор в надежде быстро развернуться, после чего тратили от получаса и больше, чтобы задним ходом хотя бы выехать обратно на проезжую часть. Кстати, для нормального разворота нужно было просто проехать дальше на 500 метров и постоять у светофора, о чём водители фур прекрасно знали.

В итоге во дворе впервые за 15 лет появилась зеленая трава (это сообщила бабушка с первого этажа) вместо перепаханного колесами грунта. Между баллонами посадили деревья. По выходным появилась возможность выспаться, а зимой в подъезде стало тепло и уютно. Сейчас 2018 год и всё то, что я соорудил, работает до сих пор. Прошло уже 15 лет.

На следующем месте жительства перед подъездом была детская площадка. Каждую зиму её засыпало снегом по уши. Трактор, расчищая дорогу у подъездов, добавлял сюрпризов. Как правило, в субботу я брал лопату и полностью расчищал всю площадку: горку, качели, лестницы и все тропинки. Как-то раз, узнав, что на соседней улице планируется снос и расселение квартала, я договорился с тамошними жителями, и мне разрешили забрать у них турник, ракету и лестницы с условием, что я их поставлю во дворе на радость детям, а не сдам на металлолом.

После снегопада на площадке никого не было. Как только площадка наполовину расчищалась, на ней появлялись ребятишки с папами. Папы приходили без лопат, но с умными разговорами за жизнь и сигаретами в зубах.

Сейчас я живу в частном доме в посёлке из таких же домов. До нашей улицы проходит дорога. Зимой трактор сгребает снег к поребрикам, ширина дороги уменьшается до одной полосы, разъезжаться сложно. Я опять беру несколько лопат и иду расчищать за трактором. На работу уходит 4 часа минимум. Помощников, как обычно, нет. Соседи, проезжающие и проходящие мимо, рады чистой дороге, но помогать не пытаются. Летом в майские праздники я устраиваю субботник по уборке мусора на дороге от улицы к магазину. Это феерическое зрелище. Абсолютно все проходящие мимо граждане сообщают, что они тоже поучаствовали бы, но не знают как. В ответ на предложение вывезти уже собранный мусор или пособирать мусор в мешок, выясняется, что:

А. Машина-то есть, но она накануне сломалась и как только ее починят, то сразу же помогут. Нужно только подождать.

Б. Водитель уже выпил пива и за руль нельзя, но так бы, конечно, с радостью помог.

В. Уже идут с субботника и устали.

Г. Если бы я написал объявление заранее и развешал на всех столбах, тогда бы конечно помогли. А сейчас планы и всё такое.

На моей работе неоднократно сталкиваюсь с моментами, когда люди терпят неудобства, но не хотят приложить даже малейшее усилие, чтобы сделать свою жизнь комфортнее. Например, можно взять клей ПВА и проклеить рассохшийся деревянный стул перед выходными. А можно этого не делать и в течение недели изображать из себя акробата.

Можно сшить мягкую подушку под задницу. А можно всю неделю работать на кране, сидя на железном стуле, жалуясь на холод и тяжелые условия труда. Можно из бесхозных досок и десятка личных гвоздей соорудить козлы, чтобы положить три лома, и они будут чистыми. А можно ничего не делать и бросать инструмент в окалину и грязь, после чего рабочие перчатки становятся мокрыми и грязными всего за полсмены.

Я собственно, к чему: я о зоне комфорта. Для кого-то она ограничивается диваном. Для кого-то забором вокруг дома. Для других зона комфорта – это все те места, которые приходится посещать.

Перевоспитать людей, выкидывающих окурки из машины, наверное, невозможно. Тех, кто плюет и сморкается у всех на виду – наверное, тоже. Многие взрослые люди, к сожалению, до сих пор считают, что им по жизни должны:

— государство;

— руководители любого ранга;

— а сотрудники любой сервисной службы вообще должны в лепешку расшибиться.

Поэтому ноги можно у входа не вытирать, договорённые сроки встречи не соблюдать, официанты должны подходить в глубоком поклоне, окурки можно кидать на пол мимо пепельницы и в таком же духе.

Но всё, что я, например, делаю – это я делаю не в надежде получить благодарность соседей. Это я делаю исключительно из эгоистических соображений. Я улучшаю свою зону комфорта. Если кто-то воспользуется тем, что я сделал – пожалуйста, мне не жалко. Это одна сторона вопроса. Вторая – на меня смотрит подрастающее поколение. Возможно, их родители рассказывают, что нужно дождаться ЖЭКа, снегоуборочной машины, приезда Путина или прилёта инопланетян. Но дети идут играть на чистую площадку и видят, что всё зависит только от возможностей одного человека. Почищу я дорогу – их папы проедут. Не почищу – будут буксовать.

Я считаю, что безвозмездная помощь – это не наказание и не тяжкий груз, который нужно везти. Это личное решение каждого человека. Это не отмазка для проверяющего. Когда мы с детьми идем зимой кататься на залитую водой деревянную горку, которую построил в одиночку старый дед, к которому собственные внуки приезжают только на каникулы – это нормально. Когда мы с сыном расчищаем эту горку от снега для того, чтобы катались чужие дети – это нормально. Потому, что когда я был мелким щеглом, в нашем дворе чьи-то отцы заливали для нас каток и строили ледяную горку. Об этом я помню до сих пор, и по-прежнему буду делать бесплатно то, что считаю нужным.

https://fritzmorgen.livejournal.com/1512380.html