Негодования и непонимания пост. Букв много и сумбурно.
Заехал вчера по пути домой в магазин позиционирующий себя как сеть магазинов домашней еды и прочих пафосных продуктов, которые не во всех магазинах найдёшь. Закупили чем надо и на выходе глаз зацепился за закуток с двд дисками и винилом.
Я как любитель старого и лампового потянулся к винилу и тут продавец меня одёрнул "это не для детей", немного опешил и подвиснув уточнил, что сие значит. На это ответили, цитирую дословно :- "винил- это для покупателей с достатком, он у нас от 1,5к стстоит" , ухмыльнулся, решил спросить о наличии интересных для меня исполнителей, на что отвечали опять же о моей несолидности для такого (угу, это при том, что винил там таких групп как Kiss, AC/DC, Янка Дягелева, согласен, не все оценят,но критерии явно не понятны ). Ушёл в раздумьях, а дома накрыло, какого хрена происходит, почему мне нельзя смотреть винил и в чём показатель моей состоятельности -несостоятельности для продавщицы бессмысленно смотрящей себе в телефон.
В общем нашёл сегодня телефон магазина, днём им отзвонились, высказали о всём что накипело и как итог продавец оштрафован на стоимость пластинки которую мы выберем + 10% скидки на следующие покупки. Вроде бы профит и торжество справедливости - но нет, всё иначе. Приехав в магазин я застал всего 7-9 пластинок из вчерашних 50 (я в этом магазине частенько бываю и не видел такой нехватки винила до этого), а содержание... Худшие ремастеринги арии, ремастеринги Дягелевой, звуков Му. В общем кризис в производстве и реализации винила. Я не собирался раззорять продавца и выбирать себе коллекционный винил или требовать что-то запредельное, но это уже перебор... Вот думаю, забить уже или всё же пободаться с ними?
P.S. Заранее для тех, кто будет говорить о внешнем виде, одет был нормально. Нормально в моём понимании это кожанные конверсы, брюки карго и толстовка. Всё чистое, да и сам пусть немного небрит, но в целом выгляжу адекватно.

Недавно ездили с отцом к его брату, моему дядьке. Живет он в в шестидесяти километрах от нас в поселке Боргустанские горы — это северные предгорья Кавказского хребта.

Когда мы приезжали к нему год назад, он хвастался нам красным «Жигулёнком», который ему отдала вдова его лучшего друга, разбившегося в горах, куда тот ездил собирать лекарственные травы. В этот раз мы удивились, увидев нашего родственника на стареньком «Урале» с коляской.

— Машина-то где? — поинтересовались мы.

Тот что-то невнятное промямлил и перевел разговор на другую тему. Несколько раз за день мы пытались выяснить у него, что ж с машиной случилось, но выдавили из него эту историю только после принятия стакана самогона.

Дело было такое. Дядька занимается разведением кроликов и почти каждый день ездит накосить им травы. Луга, в которых он косит траву, находятся в горах, но доехать аккуратненько можно. Ездил он на подаренном «Жигуле», набивал тройку мешков травы, складывал их в салон и багажник и потихоньку ехал обратно в поселок.

В тот день он, как всегда, приехал на один из своих излюбленных лужков. Надо сказать, что лужок с одной стороны заканчивался вертикальным скалистым обрывом метров в десять. Поставил «Жигуль» на ручной тормоз, ключи, как обычно, положил в бардачок, взял мешки и косу, пошел заготавливать травку.

Практически закончив набивать последний мешок, краем глаза заметил какое-то движение с другой стороны луга, оглянулся и увидел, как его красный «Жигуль» медленно, но верно едет по лугу к краю обрыва. Отбросив мешок в сторону, дядька замахал руками и побежал к машине. Бежал и кричал:

— Стой! Стой!

Кричал, а сам думал — кому, собственно, он кричит, да и как машина на ручном тормозе с незаведенным двигателем сама едет, да ещё и в горку?.. Небольшую такую горку, градусов примерно пятнадцать, но все равно, это невозможно!

Не добежав несколько метров до машины, дядька увидел в салоне силуэт человека, заорал ещё громче и припустился быстрее, но тут же встал, как вкопанный. Человек сидел не на водительском кресле, а рядом — на пассажирском...

Дядька замешкался, и машина, доехав до края обрыва, свалилась вниз. Он подбежал к краю и заглянул туда.

Машина висела почти перпендикулярно земле, насадившись на ствол дерева и сломав его. Нижние колеса касались земли.

«Слава богу, можно её ещё починить», — пришло тут же в голову моему дядьке. Но тут волосы у него встали дыбом. Из салона машины, через ветровое стекло, на него смотрел его покойный друг. Его сероватое лицо было злым, а губы растянулись в омерзительной усмешке.

Он в оцепенени смотрел на него, голова закружилась, и он понял, что упадет сейчас вслед за машиной. Ужас сковал его ещё больше, когда он пытался отойти назад — было такое впечатление, что сзади него была стена, которая потихоньку пододвигала его к обрыву.

Дядька говорит, что за несколько мгновений перед ним пронеслась вся его жизнь. Он вспомнил детство, как они ещё малыми бегали с другом купаться на речку, как вместе ходили в школу, сидели за одной партой... Сватались даже в юности к одной и той же девушке, но она отказала им обоим.

И потихоньку от этих воспоминаний стена сзади отступила, и он бросился бежать в сторону поселка. Говорит, бежал так, как никогда не бегал, даже дышал через раз... Отбежав на почтительное растояние, пошел шагом.

Пришел он домой уже вечером, никому ничего не стал рассказывать. Говорит, так ему плохо было, что он всю ночь просидел в обнимку с бутылью самогона, пока жена утром не устроила скандал. Все же пришлось жене сказать про машину. Правда, соврал — сказал, что она упала в ущелье, что собирать там уже нечего... Тётка моя и рада была, что он сам живой остался.

Только дядька мой до сих пор на тот лужок так и не ездил. И мешки с косой там так и оставил...

«Ноги, — говорит, — туда не идут. В тот район вообще не езжу теперь. Как вспомню всё — как душем холодным окатывает... Чёрт знает, что это было!».