Дверь вздрагивала от ударов. Офелия придвинула к ней диван, поставила сверху тумбочку и тяжеленный горшок с цветком, и теперь тряслась в углу, за шторой. Вся эта груда мебели должна была продержаться еще минут десять или двадцать, но что делать, когда хозяин все-таки вломится в комнату, Офелия не представляла.
– Открывай, сучка! Открой эту чертову дверь!
Офелия сглотнула. Все то, что вдолбили в нее на Восемьсот шестой, все то, к чему приучил ее хозяин, требовало повиноваться. Сейчас хозяин притащит что-нибудь, чем сможет снять дверь с петель, или придумает, как отодвинуть эту импровизированную баррикаду – и все! В этот раз Офелия не отделается несколькими сутками впроголодь, он точно убьет ее! Или не убьет, если вспомнит, сколько она стоит. Но легко она не отделается.
Сложно сказать, когда мысль о побеге перестала казаться запретной. Непозволительное решение зрело месяцами, когда удавалось подсмотреть кусочек новостей, подслушать разговор за стеной, выглянуть в окно и увидеть прохожих. Но уж, конечно, она и не думала ничего планировать – слишком хорошо ее приучили повиноваться во всем. Просто сегодня Офелия действительно облажалась – за ужином подала хозяину слишком горячий чай, и он обжегся.
Этот новый хозяин всегда быстро злился. Первый был добрее, хоть и почти не разговаривал с ней. Просто использовал ее по назначению пару месяцев, а потом перепродал. Новому хозяину не нравилось почти все. Он часто бил ее, запирал в шкафу или оставлял без еды. Офелия получала от него пинки и подзатыльники, даже когда он был в хорошем настроении. А сегодня он пришел особенно злым.
Когда он обжегся, то выплеснул чай на Офелию, а потом потащил ее на кухню, открыл кипящий чайник и сунул ее руку внутрь. Офелия, хоть и должна была терпеть, повела себя совершенно непозволительно – схватила чайник, вылила весь кипяток на хозяина и, стукнув его чайником по голове, сбежала в соседнюю комнату, пока он не пришел в себя. Там она забаррикадировала дверь, спряталась за штору, и вот теперь сидела, слушала крики, и никак не могла поверить, что ослушалась.
– Тупая шмара! Убью!
Может, и правда убьет. На Восемьсот шестой ее бы за такое точно живьем в кислоте растворили. Офелия тряслась, прижав колени к подбородку, и дула на обожженную руку. Привычка и воспитание твердили немедленно открыть дверь, просить прощения и надеяться, что хозяин накажет ее не слишком сильно. Но делать этого совсем не хотелось.
Офелия чуть отодвинула штору и оглянулась. Единственная дверь из комнаты вела к разъяренному хозяину. Было еще окно. Офелия знала, что открывается оно легко, без усилий, но прыгать с двадцать третьего этажа ей не хотелось.
– Открой эту чертову дверь!
Впрочем, если подумать, то вариант с прыжком был хотя бы быстрым. Офелия встала, распахнула окно. Снаружи была ночь. Внизу ярко горели витрины и вывески, что-то твердили с рекламного экрана. Окна в домах уже погасли, прохожих и машин почти не было. Наверное, теперь, когда она открыла окно, крики хозяина слышны на всю округу.
Справа от окна вниз вел ряд балконов. Маленькие, аккуратные, с перилами, за которые наверняка удобно цепляться.
Хозяин за дверью затих – наверное, понял, что Офелия не откроет сама, и пошел искать, чем можно выломать дверь. Или, мелькнула мысль, ему надоело и он пошел спать, чтобы разобраться с ней утром. Но это было бы слишком хорошо.
Скоро из коридора снова послышался шум, а следом – жужжание. Похоже, что хозяин решил просто спилить дверные петли. Офелия взобралась на подоконник, ухватившись за одну из штор, и с сомнением взглянула на карниз. Интересно, штора выдержит ее хотя бы полминуты?
Дверь отвратительно заскрипела под напором пилы. Думать дальше было некогда. Вздохнув поглубже, Офелия сделала шаг из окна. Карниз отвалился.
Она не закричала – не привыкла кричать. Через несколько секунд Офелия решилась открыть глаза. Она висела, вцепившись за штору, напротив темного окна двадцать второго этажа. Карниз застрял в проеме окна.
Оттолкнувшись ногой от стены, Офелия качнулась вправо. С третьей попытки ей удалось дотянуться до перил. С трудом заставив себя выпустить штору, Офелия вцепилась в перила двумя руками.
Из открытого окна раздались грохот и ругань. Похоже, хозяин все-таки ворвался в комнату. Дотянуться ногами до перил следующего балкона ей мешал рост. Офелия качнулась вперед и отпустила прутья перил.
Приземлиться аккуратно не получилось. Офелия упала на балкон, сильно ударившись об стену и содрав кожу с плеча. Не произнеся ни звука, она скорчилась и перестала дышать. Что делает хозяин, из-за нависающего балкона видно не было.
Зато было слышно, как тяжело он дышит.
– Убью, сучка! – крикнул он еще раз в пустоту.
Офелия сжалась. Судя по голосу, угроза была вполне реальной. Напряженное молчание продолжалось еще несколько минут, после чего послышался грохот отодвигаемого карниза. Еще через минуту окно наверху захлопнулось, и Офелия наконец позволила себе перевести дух.


Белая рука скользнула по бутылке с вином, ловко подхватила ее, разлила темно-красную жидкость по трем бокалам и вновь вернула бутылку на стол. Пальцы у Риты были длинные, тонкие и очень бледные, будто она никогда не была под солнцем. Короткие неаккуратные ногти были накрашены ярко-синим лаком.
Такими же синими были волосы – длинные, прямые, собранные в высокий хвост. Лоб закрывала короткая редкая челка, длинные синие прядки свисали по бокам. Черты лица казались грубоватыми – широкий, резко очерченный подбородок, узкие губы, накрашенные алой помадой, крупный прямой нос, резкие скулы и маленькие глаза, густо подведенные черным. Видеть Риту в чем-то, кроме формы экипажа, было странно. Тонкая черная кофта с высоким воротом обтягивала широкие острые плечи, чуть натягивалась на маленькой груди и оставляла открытым живот. Вместо привычных строгих темно-серых брюк на девушке были фиолетовые шаровары, на ноги были надеты белые кроссовки. Рита сидела свободно, забросив ногу на ногу и облокотившись на спинку кресла. Бокал она вертела в руке, будто не решаясь сделать глоток.
Заметив взгляд Яна, она заправила прядку за ухо и спросила:
– Чего пялишься?
Ян отвел глаза. Рита подвинула к нему один из бокалов.
– Давай, догоняйся. Когда еще потом отдохнем.
– Мы же завтра вылетаем, – вяло отказался Ян.
Рита сделала глоток, на секунду закрыла глаза, прислушиваясь к ощущениям, и наставительно подняла указательный палец.
– Мы вылетаем завтра вечером! До этого времени ты десять раз успеешь протрезветь. Если будет совсем худо, выпьешь таблетку, и вперед!
Марк, молчавший до этого, хмыкнул:
– Пей, она от тебя не отстанет.
Он ходил взад-вперед по комнате, игнорируя и свободное кресло, и диван, и сваленные в углу подушки, и пил что-то из ярко-красной жестяной банки. В отличии от Риты, он был одет в то же, в чем ходил на корабле – серые форменные брюки, черную футболку и высокие ботинки на шнуровке. Марк был черноволосым, смуглым, с широкими черными бровями и горбинкой на носу. Не брился он, похоже, всю прошедшую неделю их отпуска, да и в целом выглядел сейчас помятым. Ян знал о нем немного – кажется, его со скандалом выгнали из какого-то университета, после чего он и попал в команду Таракана. Подробностей Марк не говорил, да Ян и не спрашивал.
Вздохнув, Ян покорно отхлебнул вина. Ему и самому хотелось продолжать. Две недели в космосе, в компании почти незнакомых на тот момент людей, и еще неделя отпуска, которую целиком заняли дела и важные разговоры, порядком его утомили. Когда сегодня вечером, за сутки перед вылетом, Рита позвала его расслабиться, он с радостью согласился. Но он не думал, что они будут пить так много.
Рита, не вставая, дотянулась до стоящих на полу бутылок и взяла еще одну. Открутив крышку, она подозрительно понюхала содержимое и объявила:
– Абсент! Кто будет абсент? Марк, есть чистые кружки?
Марк, не двигаясь с места, пожал плечами, продолжая потягивать что-то из банки. Рита со вздохом выплеснула остатки вина на пол, наполнила бокал абсентом и сделала долгий глоток. Зажмурившись, она потрясла головой, снова открыла глаза и предложила:
– А может, чего покрепче?
– Спирта тебе, что ли?
– Я не про это, – Рита, поднеся правую руку к лицу, изобразила, будто втягивает что-то носом.
– Не протрезвеешь к полету – капитан тебе голову открутит, – предупредил Марк.
– Это да, – погрустнела Рита.
Ян вздохнул с облегчением – связываться с наркотиками ему не хотелось. Марк подошел к Рите ближе, забрал бутылку из ее рук и отхлебнул прямо из горла. Подумав, он кивнул, поставил банку на стоящий между креслами облезлый стол и снова начал мерить шагами комнату, потягивая теперь уже абсент.
От соседей слышались грохот и крики. Доносились они слабо, но, похоже, ругались там не на шутку. Ян снова сделал глоток из бокала. Эту квартиру, рассказывала ему Рита, они снимали давно. Таракан часто останавливался на М3-8, и каждый раз экипаж разбредался отдыхать на пару-тройку дней. Здесь были хороший климат, большая торговая база, ремонтная мастерская, в которой чинили корабль, и почти не было полиции. Таможенные досмотры тоже проводились спустя рукава, капитан решала дела взятками, почти не таясь. Официально М3-8 подчинялась Земле, но и к Объединенным Планетам здешнее правительство относилось весьма дружелюбно. В былые времена Ян ни за что не полетел бы в такое место, но сейчас это было именно то, что нужно.
Рита, заметив, что он только-только допивает второй бокал, нагнулась к нему через стол, отобрала вино и выпила сама. Из батареи бутылок возле кресла она выудила еще одну ярко-красную банку и протянула Яну.
– Пей. Тебе надо больше пить – ты слишком стеснительный.
– Я не стеснительный, – попытался возразить Ян.
– Значит, слишком молчаливый.
– Что это?
– Кофе с водкой. Тебе понравится.
Ян открыл банку и осторожно сделал глоток. И ему не понравилось.
Рита нависала над ним угрожающе, подбородком едва не касаясь его лба. Ян, стараясь не смотреть на обтянутую черной тканью плоскую грудь, выпил остальное. Рита довольно улыбнулась и вернулась в кресло.
Ян, конечно, пил не п