Сейчас в магазине вижу такой ценник

Думаю, что 30 р за корзинку это недорого, надо брать, а то и парочку (хз зачем они мне). Потом пригляделся.

С другой стороны, коряжка за 30 р это тоже недорого.

Когда я поступил на подготовительное отделение нашего медицинского института, на мою бедовую голову свалилась неожиданная удача. В общежитии иностранных студентов, которое располагалось неподалёку от первого корпуса обнаружилось свободное место. Комендантша общежития посмотрела на меня с сочувствием, привычно задвинула под стол огромную коробку конфет и выдала ключ.

- Десятый этаж. Блок на две комнаты. В одной иранец живёт, шестикурсник. Ничего такой, не бузит. А вот в твоей комнате наши. Ты себя, главное в обиду не давай.

- А что? – напрягся я.

- Андрей тихий хлопец. А вот Димка, - комендантша недовольно поморщилась. - Ну, сам увидишь. Жил у них там парень. Что-то с Димкой не поделил и съехал.

Потом ещё подумала, и решила не скрывать от меня «страшную правду».

- Подрались они.

- А другие места у вас в общежитии есть? – с надеждой спросил я.

- А других мест нет! – отрезала комендантша. – К иностранцам я тебя не поселю.

На дребезжащем, исцарапанном арабской вязью и китайскими иероглифами лифте поднялся я на десятый этаж. Что написано на стенах, я не понимал, но в принципе, догадывался. Студенты во всём мире одинаковые.

В коридоре пахло, как в Тегеране. Странная смесь из каких-то специй, ароматических палочек, термоядерного ближневосточного одеколона. Из-за хлипких фанерных дверей гремела экзотичная музыка, на кухне кто-то громко ругался на языке, сплошь состоявшем из сочетаний «кх» и «гх».

Вошли в блок на две комнаты. Дверь одной из комнат была открыта. Внутри на койке сидели два смуглых бородатых субъекта и очень серьёзно смотрели телевизор. По телевизору два смуглых бородатых субъекта лет на сорок старше, что-то серьёзно обсуждали. Судя по одежде, бородатые в телевизоре были какими-то священнослужителями.

Один из студентов, завидев начальство, тут же поднимается, церемонно раскланивается с комендантшей:

- Здравствуйте.

- Здравствуй, Фуршет, - приветливо улыбается дама.

- Я Фаршад, - вздыхает студент.

- А-а, всё время вас путаю, - беспечно машет рукой комендантша. – Значит друг твой Фуршет?

- Он Али, - ещё более горестно вздыхает иностранец.

- Совсем запутали, - не теряется комендантша. – Ну сидите-сидите. Только не курите.

И открывает дверь во вторую комнату блока.

А там – пусто и тихо. Стоят три койки, на одной из них беззастенчиво дрыхнет посреди дня худой чернявый парень с короткой стрижкой. Его сосед – наоборот белобрысый и пухлый сидит за столом, обложившись книжками.

- Ребята, у нас новый жилец! – торжественно объявляет комендантша.

Худой открывает внезапно ярко-голубой глаз, смотрит на меня подозрительно. Потом отворачивается к стенке и закрывает торчащее наружу ухо подушкой.

- И тебе здравствуйте, Дима, - не смущается комендантша.

Пухлый встаёт из-за стола мне навстречу.

- Андрей, - протягивает он руку.

- Ну, знакомьтесь, а я пошла, - комендантша ободряюще улыбается мне и скрывается за дверью.

Как только её шаги стихают, Дима вылезает из-под подушки и выжидательно смотрит на меня.

- Что? – спрашиваю я.

- Как что? А кто за новоселье проставляться будет? Дуй за бутылкой. Мы с Толстым пока закусь сварганим.

- Не называй меня так, - морщится Андрей.

- Толстый-Толстый, - поддразнивает его Димка. – Дуй, что стоишь, как столб?

Через двадцать минут мы сидели за поцарапанным столом, с которого Дима беззастенчиво скинул учебники Андрея. Шипела только что пожаренная яичница, лежало крупно нарезанное сало.

- Фуршет! – Димка постучал кулаком в стену. – Ты водку пить будешь?

- Я Фаршад! – донеслось из соседней комнаты.

- Я так и говорю. Водку будешь?!

- Окно занавесьте!

- Зачем? - удивляюсь я.

- Он мусульманин, - терпеливо отвечает Андрей. – Им днём нельзя сало и водку. Очень стесняются. Но когда окна занавешены – Аллах не видит.

- Что за дикость? – удивляюсь я.

- Привыкай, - улыбается Фаршад, появляясь у нас на пороге со стаканом в руке. – Ну кто так сало режет, пацаны!

***

Ленивый сквозняк несёт по коридору общежития клубы дыма. Ядрёный аромат каких-то специй и чего-то совершенно незнакомого и экзотического перебивает даже запахи Тегерана. Из комнат с встревоженными лицами выглядывают иранцы.

- Пожар? Горим? – спрашивает меня Бабак,

- Сейчас погляжу, - обещаю я.

Бабак зевает, натягивает на стриженную голову одеяло. И со своей черной бородой становится похожим на какого-то библейского персонажа. Того и гляди поднимет руки вверх и воды Красного моря разойдутся. Хотя, скорее всего, одеяло упадёт.

Пробираюсь на кухню, отмахиваясь от сизых клубов дыма.

Так и есть. У плиты колдует наш единственный на этаже китаец по имени Кай. Помешивает сразу на двух сковородках что-то чёрное, противное на вид.

- Доброе утро, - осторожно говорю я.

Кай поворачивает ко мне яростно пылающее лицо, испачканное мукой, подсолнечным маслом и видимо кровью христианских младенцев.

- О-о, Паша, привет. А я думал, что это чурки пришли ругаться.

- Кай, ещё немного – и придут. Ты весь этаж провонял своим деликатесом. Что это вообще?

- О-о, это …. (ну, по звукам что-то вроде «хямь-нямь-нямь», я точно не разобрал). Моя мама это по праздникам готовит.

- А сегодня праздник?

- Конечно, - Кай мне кажется даже немного обиделся. – Сегодня же… (то же сочетание звуков, что и в прошлый раз, только вместо последнего «ням» какой-то «жуй»).

Торжественно киваю, делая внимательное лицо.

- Это очень важный праздник. Прости, я с этой учёбой совсем замотался, забыл. А ты скоро закончишь?

- Да уже скоро, ещё часа два и всё получится.

На кухню заглядывает Фаршад, вооружённый потрёпанным огнетушителем. Непонятно, то ли он собрался тушить пожар, то ли бить наглого китайца по голове.

- Кай, (непереводимая игра слов на древнем языке фарси), какого (непереводимая игра слов на русском, который нельзя приводить в приличных книгах) ты делаешь?

Кай снова про свой «ням-ням». На кухню, не выдержав забегают Нази и Динора, две девушки-иранки, живущие в соседней с кухней комнате. Отбирают у Кая сковородки, двумя точными ударами узнают рецепт и выгоняют всех лишних из помещения. Кай вздыхает с облегчением.

Через пару часов мы сидим у него в комнате, едим что-то чёрное, непонятное, но вкусное. Нази добавила в рецепт немного иранских специй (ну как немного, ну килограмм, не больше). Но Каю это похоже нравится. Димка сбегал за вином и китайский праздник с непроизносимым названием загудел вовсю.

Где-то уже под вечер Димка пристал к Каю со своим вечным вопросом:

- Кай, Кай, где твоя Герда?

- С-с-с, - отозвался китаец.

- Чего? – удивился Димка.

- С-с-с, - Кай покосился на Димкину шельмовскую физиономию и договорил: - Ненавижу Андерсена.

***

Нази и Динора были компанейскими девчонками. Сразу и не скажешь, что они из Ирана, с его ортодоксальными взглядами на поведение женщин и на всевозможные ценности. Этакие две весёлые цыганочки, которые и стакан вина могли выпить и Нази даже роман закрутила с кем-то из белорусских парней.

Но это были скорее исключения. Большинство иранских девушек в нашем общежитии кутались в хиджабы и не смели поднять глаза от пола.

Мы даже имён их не знали. Заговоришь с такой стройной серной с карими глазами, а она шарахается от тебя, как от чумного. Какое уж тут знакомство.

В одной комнате с Бабаком жил парень по имени Абид. И у этого Абида была девушка Хамиде. Как это принято в некоторых семьях, Абида с Хамиде обручили родители ещё в юном ясельном возрасте и мысли о том, что кто-то иной появится в их жизни, у молодых даже не возникало. Жили они, впрочем, в разных комнатах.

Смотрелись весьма миленько. Идут с лекции под ручку. Чинно-благородно. Она чуть касается его локтя, он гордо смотрит вперёд. Романтика.

А в мае месяце все студенты-иностранцы разъезжались по домам. Кто улетал в Тегеран, кто в свой Бейджин, узнавать у мамы новые рецепты скользкой гадости.

Засобирались к мамам и Абид с Хамиде. Посидели, посчитали, и внезапно оказалось, что денег у них впритык. И хватает только на один билет домой. Хамиде привычно опустила глаза к полу. А её рыцарь, не задумываясь, купил билет только себе. И улетел на три месяца. На прощание коротко приказал:

- Сиди дома, никуда не ходи.

И Хамиде три месяца не выходила из общежития. Благо, на первом этаже у нас был какой-то магазинчик, торгующий продуктами-мыльно-рыльными принадлежностями. Туда спускалась, брала пачку риса, хлеб, несколько пожухлых фруктов. А потом запиралась в комнате и ждала.

- У вас так принято? – спрашивали мы у Нази.

- Как вам сказать, - морщилась та. – Ну есть такие дуры. И у нас их очень много.

- А ты не такая?

- Я – не такая! – отрезала Нази.

Хамиде Абида дождалась и на третьем курсе вышла за него замуж. Нази в Тегеран не вернулась. Получила диплом и ускакала куда-то в Прибалтику, лечить людей. Портит теперь светловолосым эстонцам генотип. Бегают у них по Таллину смуглые ребятишки с библейскими лицами и римскими носами. Настоящие прибалты.

Продолжение следует...

Продолжение рассказа "Халява, приди" из сборника "Обрывки и отрывки".

Автор Павел Гушинец (DoktorLobanov)

Группа автора в ВК https://vk.com/public139245478

Группа в Телеграмме https://t.me/PavelGushinec_DoktorLobanov

ПС. 29-я Международная книжная выставка в Минске подошла к концу. Спасибо всем читателям, которые пришли на мои автограф-сессии, нашли время сказать автору все, что о нём думают и сфотографировать на память))

У моих родителей, живет британская кошка, Марыська. Очень ласковая, 6 месяцев.

Спит рядом с кроватью, на тумбочке, где они ей постелили старую кофту.

Как-то с ней случилась забавная история.

Она провинилась, и её вытащили из спальни.

Сказали ей - "Будешь спать в гостиной". Вынесли её туда, и закрыли дверь в спальню.

Марыська жалобно мяукала и скреблась.

Родители лежали слушали, а потом сжалились и открыли дверь.

И только она вошла в дверь, как замурчала словно трактор.

Она ещё не дошла, ни до постели, ни до своей тумбочки.

Стоит на пороге и мурчит, такая довольная от того, что её простили.

И сейчас каждое утро просыпается на тумбочке, кладёт голову на бок и смотрит, проснулись ли уже ?

Как начинают шевелиться, так и Марыська прыгает к кровати.

А до этого - на тумбочке спит и ждёт, когда все проснутся.

(На фото, она на этой тумбочке)