Мы неслись по абсолютно прямой дороге с юга на север со скоростью сто пятьдесят километров в час. За рулём сидел мой друг и курил. Я сидел рядом и гонял музыку на планшете. Это была музыка моего друга, я искал композиции, которые мне нравились, мы слушали вещь с пол минуты и меняли на следущую. Мы болтали, обсуждали музон и музыкантов. За бортом болида, слева и справа мелькала степь. Иногда я выхватывал взглядом скифские курганы, серебристый ковыль, яркие лохмачи, красные маковые поля и взлетающих жаворонков. Мне хотелось остановиться, подышать степью, но мой пилот сказал, что остановимся поближе к цивилизации.

Через какое-то время впереди замаячил скупой населенный пункт. «Возьмём сигарет и что-нибудь попить»,- сказал водитель.

Когда мы подкатили поближе, я сразу почувствовал, что это место чем-то притягательно. Справа, сразу у обочины, начинались придорожные кафешки, за ними редкие низкорослые постройки и несколько деревьев. Меня заинтересовало то, что было слева. Я отказался идти с другом в магазин, сказал, что пройдусь и показал рукой на другую сторону дороги.

То, что я увидел там, было крайне необычным. Это было небольшое озеро и дом. В десяти метрах от обочины начиналось, вытянутое овалом вдоль дороги, озеро, покрытое какими-то растениями. Я спустился с дороги вниз и подошёл к берегу. Все озеро по периметру заросло кувшинками. За озером, как бы обрамляя его и закрывая от степи, стоял длинный дом. Это был трехэтажный, примерно, восьмиподьездный, панельный, совдеповский дом. В средней части он чуть изгибался и образовывал очень тупой угол. Дом выглядел очень старым. Его панели, покрытые мелкой белой мозаичной плиткой, во многих местах облупились, а швы между панелями чернели уже выцветшим битумом. Озеро вплотную подступало к дому так, что у стен оставалась буквально метровая полоска. Я обошел озеро справа и подошёл к последнему подъезду. Никакой отмостки у двери не было. Вход был в ровень с земляным берегом озера. Ещё немного и вода с кувшинками цвела бы внутри дома. При этом, дом был жилым и чувствовалось его дыхание. Мне показалось, что кувшинки я увидел впервые, они запомнились по детским картинкам. Они украшали озеро, а вода, не покрытая зеленью, выглядела иссиня черной.

Я стоял у входа и понимал, что если бы рядом не было этой странной постройки, ощущение от увиденного не имело бы той силы, которая чувствовалась.

Постояв ещё с пол минуты, я решился войти. Из чрева дома пахло сыростью, кошками, старым борщом и затхлостью.

Лестница была широкой, а краски на перилах почти не осталось. В пролете между вторым и третьим этажами мимо меня вниз юркнул мужчина. Я был задумчив и не успел его рассмотреть. Мне хотелось его что-то спросить, но он уже выскочил на улицу.

На площадке третьего этажа обнаружились две двери и лестница, ведущая на крышу. Левая дверь была обита дерматином вишневого цвета, в некоторых местах порезаным, и из порезов торчала серая вата. Правая дверь была непонятного, от старости, цвета, и в ней блестели два замка. Вместо третьего замка зияла дыра и вся поверхность вокруг накладок и дверной ручки была сильно замызгана. Дверь слева была более притягательна, и, едва я сделал в сторону нее два шага, как она открылась.

В небольшом проёме показалось лицо старушки и наши взгляды встретились. Все внутри меня сжалось.

В морщинистом лице этой старушки, в ее сгорбленной фигуре, было заключено бесконечное количество событий, движений, слов и эмоций. Это был сгусток. Всего и вся. Я оцепенел. И было не понятно, что мне делать. Хочу ли я войти в дом к этой женщине, хочу ли я что-то спросить ее? И эта восьмидесятилетняя бабушка тоже молчала. И ей тоже нечего было сказать. А может быть она ждала, что я все же ей скажу что — нибудь?

Она медленно закрыла дверь, и я услышал шаркаюшие удаляющиеся шаги. Не помню, как я оказался на улице. У входа в дом, на корточках, прислонившись спиной к стене, сидел мужик, видимо тот, что мне встретился.

— Что-нибудь сказала? — спросил мужик.
— Нет, — ответил я.

Когда я садился в машину, на моем сиденье лежала полуторалитровая бутылка кваса. Я взял ее в руки, сел в машину и приложил ее холодный корпус к горячей щеке.

— Хлебни, вкусный квасок, — сказал мой друг.
— Не хочу, — сказал я.
— Ты что такой забубеный, — ухмыльнулся мой друг. — Что ты там увидел?
— Не знаю, — ответил я.

Мы тронулись. Я отвёл руку с бутылкой от лица, посмотрел на этикетку и прочитал — «Квас Домашний».