Город без окон
Город без окон - 2. (Часть 3)
Город без окон - 3. (Часть 4)


Часть 5.


Я лежала на боку в самодельном «домике» из картонной коробки, свернувшись в позу эмбриона, и ждала наступления темноты. От долгого лежания без движения в какой-то момент стало так спокойно и «фиолетово», что чуть не уснула.
Главное, чтобы Старшая не проспала и вовремя нажала кнопку включения проектора.

Кинодинозавр был предусмотрительно смазан машинным маслом, и я надеялась, что он доживет до утра и не испортит перформанс под названием «Сюрреализм в реальной жизни и не только». За отсутствием кистей и красок приходилось менять реальность подручными средствами.
Прикрытая коробкой и тряпками, я гордилась собой как художником, но боялась, что моя профессия искусствоведа окажется бессильной в борьбе с привидениями.

Из того места, в котором я пряталась, в разные стороны по-паучьи торчали две пары ног и рук, — кривоватые, разной длины и без анатомических достоверностей, они производили странное впечатление: на одной паре ног коленки торчали внутрь, у другой они и вовсе отсутствовали. Руки, длинные толстые верёвки, с надутыми на концах резиновыми перчатками, тоже не отличались анатомической точностью. «С кого такую лепили?», пошутила я, когда за пару часов завершила свою концептуальную скульптуру и назвала ее «Аль-мега, идущая на…». Даже без голов мое четырех-руконогое чудовище выглядело страшным.

Когда я собиралась делать головы, символично набитые бумагой, Младшая мне помогала, чем могла, и все рассказывала про то, как сильно Синельников любил своих девочек и всячески их опекал, на что я не выдержала и спросила:
— Ну было же хоть что-то, чего они боялись?
Я все еще пыталась понять, с кем имею дело.
— Ничего они не боялись. Игорь Константинович им фильмы страшные лет с пяти включал. Заставлял смотреть самые жуткие. Заграничные в основном показывал. Они сначала боялись, а потом им интересно стало, привыкли. Фантастику вместо мультиков скармливал. Они даже обсуждения проводили, как надо было действовать в предложенных ситуациях…
Я совсем загрустила — два монстра были отлично подготовлены.

— Вот если только шарики воздушные… — правильно расценила мое молчание Младшая.
Я даже на стуле подскочила. Оказалось, девочки ненавидели надувные шары, а звук лопающегося резинового пузыря доводил их до обморока.

Сбегав к машине, через минуту вернулась с пакетом — в нем валялось несколько пластиковых масок и два надувных шарика желтого цвета со Дня рождения подружкиной дочки.

От радости у меня даже руки затряслись — настоящее пугало для привидений получится. Осторожно надув шарики, я привязала их к телу моей скульптуры и захлопала в ладоши: прелесть какое уродливое уродство получилось! Еще тушью глаза нарисовать и пастой зубы налепить на улыбку из помады — страшнее чучела не придумать. Жалко, париков нету. Ну ничего, что-нибудь вместо волос...

Не успела я подумать, как довести до совершенства сотворенное мной чудовище, как на стол легла только что отрезанная роскошная коса младшей хозяйки гостиницы.
Я обомлела и замычала что-то невразумительное.
— Хватит на парик? — спросила она, ощупывая руками свою новую прическу.

За приготовлениями к ночи я не думала о предстоящем, несмотря на это, меня периодически потряхивало. Стараясь бороться со страхом, я заставляла себя жалеть девочек. В медицинском корпусе помимо лабораторий я нашла нагрузочные капсулы, — сестры-хозяйки подтвердили, что после «космических» тренировок близнецам часто бывало плохо, их тошнило и шла носом кровь. Но Синельников был неумолим. Улыбаясь, он часами, день за днем уговаривал близняшек не отказываться от разработанного им плана и продолжать готовиться к будущей профессии.
«Трудно в учении, легко в бою», — повторял он с улыбкой на камеру, и девочки соглашались.

Близнецы наверняка любили отца, ведь он заменил им маму. Но жёсткое расписание, учеба и отработки всевозможных навыков их утомляли, и если одна из них стала замыкаться в себе, то другая все чаще выходила на тропу войны.
Бедные девочки, мне их правда было жаль. Что же было в голове у взрослого, поставившего перед собой невыполнимые задачи? Амбиции? Тщеславие? Неужели служение идее может принимать настолько извращенные формы?

Днем, когда я шла по длинному коридору, соединяющему здания института, заметила полосу солнечного света на потемневших от времени досках. Оказалось, что я нашла дверь, так называемый «черный ход» на внешнюю сторону комплекса. Ни на что на надеясь, я попробовала ее открыть, и она почти без сопротивления открылась, явив мне заброшенный кусок поля с поросшей жухлой травой и несколькими деревьями.
Ошарашенная находкой, я стояла и думала, что наконец-то мне повезло.

Решив на всякий случай не возвращаться за вещами, я задохнулась от ощущения близкой свободы и собиралась покинуть территорию городка…

Звонкий писк со стороны поля, похожий на кошачий, остановил меня у выхода, а невысокий куст какого-то растения зашевелился и выпустил на волю котенка.

Я так обрадовалась его появлению, что продолжила наблюдать за животным.
Котёнок неумело и быстро умылся и начал с интересом исследовать местность. Увидев мою фигуру, он решил попытать счастья рядом и бодро направился в мою сторону.

Дойдя до порога двери, котенок остановился. Понюхав воздух и потоптавшись у входа, он пару раз недовольно пискнул и начал пятиться к тем же кустам, откуда вылез несколько минут назад.

Внутри меня сначала похолодело, и стало по-настоящему страшно.
Не стоило даже пытаться, сказала я себе, вечер уже забронирован, девочка, следуй установленному маршруту…

Я собралась уходить, но кусты снова зашевелились, и с кряхтением и стонами из них вылез бомжеватого вида господин в грязной рваной одежде на все сезоны, с всклокоченными остатками белых волос и, подслеповато щурясь, уставился на меня, явно удивляясь нашей встрече.

По моему мнению, деду было лет сто, не меньше, кожа была похожа на отварной картофель в мундире, а тощую изможденную фигуру не скрывали даже несколько слоев гардероба.

Я перестала доверять тому, что видела. Тем не менее, поздоровалась со стариком.
Он мне не ответил. Я поздоровалась громче, вдруг он глуховат, — и снова никакой реакции.

Старик, еще раз внимательно взглянув на меня, подобрал на руки котенка, жмущегося к его ногам, окинул взглядом городок, рядом с которым наверняка спал до недавнего времени, хромая, бормоча себе что-то под нос, отвернулся и двинулся в противоположную от меня сторону…

— Там бомжи! За периметром живут бомжи и коты. Они даже не видели меня, а я пыталась с ними поговорить. Я бы все отдала, чтобы поменяться с ним местами!
Я влетела в гостиницу в ужасном настроении, не веря, что когда-нибудь смогу отсюда выбраться.
— Вы зачем не сказали, что сумасшедший папочка назвал близняшек Альфой и Омегой? Хотя теперь понятно, почему они такие, — будь у меня их имена, я бы тоже злилась на весь мир.

Сестры готовили на кухне. Услышав, что я громко призываю проклятия на голову Синельникова, они сначала зашикали, а потом признались, что девочки действительно ненавидели свои имена.

Ведь дети бывают такими злыми, говорили они. Когда девочек вывозили в город или в гости, то многие, узнав как их зовут, начинали смеяться. Издевались над ними, дразнились.

Когда сестёр-хозяек привезли в городок, близняшки уже выбрали себе имена героев из сказок или фильмов. Каждый день они просыпались и договаривались, что сегодня одна, например, будет Золушкой, а другая Бабой-Ягой. И проводили весь день в образе названных героинь. И не дай бог случайно было кому-нибудь проговориться и сказать настоящее имя, сразу начинались истерики, отказы от учебы, еды…

Бедные девочки, вздыхали сестры, они их очень жалели, пока те не сошли с ума. И если я что-нибудь придумала, как закончить с этим кошмаром, то они мне помогут, и ночью сделают все, что в их силах.

План получился простым и сложным одновременно.
Обойдя все здания института, я не нашла ничего лучшего, как запустить кинопленку с детством Альфы и Омеги, заботливо смонтированную их отцом, чтобы отвлечь их от того места, где я буду прятаться, но…

На записях с достижениями и успехами девочек я заметила, что близнецы стали разительно отличаться друг от друга годам к пяти: одна из них, смущаясь и закрываясь от камеры, все еще оставалась белокурым ангелом и оттеняла другую, вечно насупленную сестру, которая смотрела в объектив сначала с недовольством, а потом со злобой и раздражением.

На последних пленках Синельников почти не фигурировал. Видимо, наигрался экспериментами над своими детьми.

Когда я случайно обнаружила записи с рождения и до пяти лет, где ежедневные радости девочек не были приправлены учебой и муштрой, то сразу поняла, что это именно то, что нужно — семейная история взросления двух близнецов.

На пленке были и дни рождения, и первые шаги, и первые слова на родном языке, чтение стихов на английском и немецком, танцевальные номера, игры в песочнице и шлепанье по лужам после дождя... Все то, что обычно снимают счастливые родители, а потом каждую пятилетку пересматривают в минуты грусти или радости.
А главное — на пленке жила любовь.

Или они вспомнят себя совершенно другими, или…
Или сегодня ночью тебе конец, девочка.

(Финал пишется)

«Безлютеновая Жизель», 18.09.2022 г.