Недописанный рассказ
Здравствуй. Я не знаю, кто ты, и есть ли ты вообще, но мне странным образом чудится чьё-то присутствие, а молчание сведёт меня с ума. Прости, что так невежливо начал разговор, нужно бы представиться, но, видишь ли, я и сам понятия не имею, как меня зовут. Сидя сейчас за столом, я с ужасом понимаю, что не помню ничего о своей жизни. Совсем. Как я оказался в этой комнате? Кому она принадлежит? Я кладу ладони на столешницу и ощущение гладкого дерева кажется мне знакомым, словно я просидел за этим столом не один вечер. Но что я мог делать за ним? Писал ли я книгу, захватившую меня настолько, что заблудившись в потоке фантазий, я и сам не заметил, как потерял себя? Или строчил скучные никому не нужные отчёты, допоздна засиживаясь при свете настольной лампы? Наверное, всё-таки нет, потому что одна мысль о столбцах бесконечных малопонятных цифр вызывает у меня отвращение.
Твоё незримое присутствие должно бы меня настораживать, но, по правде сказать, я даже рад, что ты здесь. Остаться наедине с незнакомцем, который по какому-то глупому недоразумению оказался мной, гораздо страшнее.
Опуская взгляд, я вижу свои руки. Они - грубые, но худые, с длинными тонкими пальцами. Кажется, я умею работать с мелкими деталями, потому что сейчас, в задумчивости, мои пальцы ловко крутят спичку. Откуда она? Я курю? Но почему тогда не зажигалка? Кому может понадобиться спичка на письменном столе? Верхний ящик выдвигается с характерным звуком - что-то среднее между рокотом и шуршанием. Звук кажется очень уместным, таким же солидным, как и сам стол, так что я не удивляюсь. Всё, что мне удаётся найти - пепельница и мятая пачка сигарет. Коричневая, мягкая, из хорошей бумаги, эталонное подтверждение статуса - и такая же незнакомо-знакомая, как и всё вокруг. Внезапно разозлившись то ли на себя, то ли на ситуацию, то ли и вовсе на эти дурацкие сигареты, я швыряю её через всю комнату и закрываю глаза.
“Эй, нервничать вредно, я знаю классное дыхательное упражнение” - голос, незнакомый, но до неприличия родной, звучит в моей голове болезненно-дорогим воспоминанием. Я начинаю считать. Долгий вдох: раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь, затем задержка на четыре секунды и выдох: раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь. Такая же задержка и по кругу. Организм, по началу недовольный скудностью поступающего кислорода, приходит в норму и вспоминает, что никотин - верный способ успокоиться. Тогда я бреду в дальний угол и поднимаю злополучную пачку, присев на корточки вместо того, чтобы наклониться. Я не слишком уверенно чувствую себя в собственном теле, так что обращаюсь с ним нарочито медленно и аккуратно.
Подношу сигарету к губам. Фильтр пахнет вишней, шоколадом, и ещё чем-то, напоминающим старые книги. Так же медленно возвращаюсь на своё место за столом, прикуриваю, и делаю первую затяжку. Табак оказывается крепче, чем мне представлялось, и я, согнувшись пополам, захожусь в приступе отвратительного хриплого кашля. Успокоив дыхание, испуганно озираюсь: не исчез ли ты, мой невидимый друг, не оставил ли меня одного, брезгливо морщась от издаваемых мной звуков? Но нет, ты всё ещё здесь, я чувствую это в воздухе, ощущая твоё присутствие так же ясно, как и своё собственное. Вторая затяжка приносит долгожданное облегчение. Я откидываюсь на спинку стула и запускаю под потолок никотиновые облака.
Закрываю глаза. Кто-я-кто-я-кто-я - пульсирует одна и та же мысль, настойчиво повторяясь в такт толчкам крови в моих висках. Так ли это важно? Не уверен, но мне хотелось бы знать. А и вправду - кто я? Человек. Мужчина. Это всё не то - так, несущественные уточнения. Что мне даст знание о том, что я, скажем, психолог? Или, чем чёрт не шутит, какой-нибудь кассир в ближайшем магазине? Я - это я, а больше ничего стоящего из этого вопроса не вытянуть. Но имя всё-таки хотелось бы знать. И тут же, словно в награду за мысленное усилие, в голове взрывается хор тысячи голосов: “Дима! Дима? Дмитрий. Дима! Дима!”. Я хватаюсь за голову - они говорят одновременно, с разными интонациями, кричат и еле шепчут, спрашивают и зовут, злятся и радуются, и только когда они все смолкают, звучит последний голос: “Дима! Дима, милый, пора вставать”. Он зовёт тихо и ласково, уверенный в своём праве, но будто сожалеющий, что приходится меня будить. На мгновение я почти верю, что всё это - дурной сон, что сейчас всё закончится и я проснусь рядом… с кем? Кто должен избавить меня от кошмара? Кажется, ещё чуть-чуть, и я ухвачу этот образ, верну его себе, но голос замолкает и я остаюсь в оглушающей тишине.
Почему здесь так тихо? Ни малейшего шума не доносится с улицы, портьеры задернуты, и я, бог знает почему, не решаюсь открыть окно. Но эта тишина оглушает. В нормальных условиях никогда не бывает по-настоящему тихо. Просто уровень шума в окружающей среде мозг берёт за своеобразную точку отсчёта. И по такой системе координат я сейчас в глубоком минусе. Ти-ши-на.
Знаешь ли ты, как это страшно? Я не уверен, что ты находишься здесь в полной мере, поэтому и пытаюсь донести до тебя эту истину. Я - единственный источник шума в этой комнате. Ни скрипа, ни шороха, ни стука не раздаётся со стороны, словно весь мир в стазисе, и только я по какой-то причине ещё подвижен. Словно я - всё что есть во вселенной живого.
Это делает меня бесконечно благодарным тебе за твоё незримое, на грани реальности, но всё же присутствие. Только оно даёт мне силы вернуться в нормальное положение и открыть второй ящик. Его осмотр приносит мне кучу разноцветной бумаги для принтера и несколько распечатанных свадебных приглашений. Одно из них гласит:
Скажи, у тебя есть планы на последний уик-енд мая?
Честно говоря, у нас тоже не было. Ну мы и подумали, что будем очень рады видеть тебя, Наталья, и твоего спутника на церемонии нашего бракосочетания. Жуть, как официально звучит, не правда ли? Не волнуйся, это только кажется скучным. На самом деле будет весело, обещаем!
Празднество начнётся 29-го мая в 11:00 у нашего дома (улица N, дом 7, первый подъезд от моста).
С нетерпением ждём встречи, всегда твои,
Оксана и Дима.
P.S. Пожалуйста, не покупай цветов для невесты - ей по душе шоколад. Спасибо!
“Что за Наталья?” - взбредает мне в голову, странная мысль, но её тут же сносит потоком ассоциаций. Если в столе несколько приглашений, то вряд ли все они адресованы мне, как гостю. Скорее наоборот, это мы с Оксаной приглашали других на нашу свадьбу. На пальце нет кольца, но это ничего не значит - многие мужчины не носят колец. Я женат? Господи, я женат. А может, она здесь, дома? Может, это её присутствие я чувствую? Почему я до сих пор не вышел из комнаты?
- Милая! - Зову я - Дорогая, иди сюда! - Рывком распахнув дверь, пробегаю по квартире, заглядывая во все помещения. Кухня, комната, комната, туалет, ванная, ещё одна комната - заперто, но я выламываю дверь, почти не заметив. Пусто. Нет, квартира обставлена, но людей в ней кроме меня нет. Уже возвращаясь, я нахожу незамеченную ранее дверь - ещё одна комната. Она совсем маленькая, но в ней стоят диван, шкаф, книжная полка и детская кроватка. Кажется, у меня есть ребёнок. Шторы задёрнуты по всей квартире, и я, чтобы лучше рассмотреть помещение, открываю их.
Лучше бы я этого не делал. Из оконного проёма на меня смотрит оглушающее, бесконечное Ничто.
Я сижу один в пустой квартире посреди нескончаемого пульсирующего ничего, отделенный от него холодным стеклом и надёжной металлической дверью. Кроме меня и тебя, если ты, конечно, не плод моего воображения, в этой вселенной не существует никого. Нет моей жены - я нашел фотографии со свадьбы и что-то отдалось во мне глухой болью: я любил её. Я не очень-то часто говорил ей об этом, но она была для меня домом - родным и надёжным, константой в изменчивом мире людей, а теперь я даже не представляю, где бы она могла оказаться. Нет моего сына… Может, я был не лучшим отцом, чересчур боялся навредить ему, такому маленькому годовалому человеку. Нет моих родителей, и хотя это трогает меня неожиданно слабо, привычное чувство вины поселяется в груди. Я должен был любить их больше. От их пропажи мне должно стать больнее, намного, но всё, что я чувствую - вина и лёгкое сожаление.
Я стараюсь не думать, что они мертвы. Пропали - куда более обнадёживающее понятие и эта надежда - последнее, за что я цепляюсь в стремлении сохранить рассудок.
Медленно и тяжело опускаюсь на офисное кресло. Глупость, я заставил жену достать его с балкона и поставить вместо стула, который, честно говоря, был гораздо удобнее. Оксана любила забираться на него с ногами и устраиваться в пледе, как в коконе, часами просиживая у экрана и забросив остывший чай. Я почти чувствую легкий запах бергамота, слышу шуршание клавиш и легкое недовольное сопение, когда слова у неё никак не желают складываться в достаточно гармоничные фразы.
На рабочем столе всего один ярлык - “новый документ”. Почему-то кажется, что вот оно, объяснение, только щелкни мышкой и всё узнаешь, но я медлю. Курсор едва ползёт по экрану, я делаю между нажатиями слишком большую паузу, и строчка с названием файла начинает мигать синим. Не то. Вторая попытка удачнее, передо мной возникает лист с равнодушным текстом:
“Комната была погружена в полумрак: из-за задёрнутых штор почти не проникал свет. За массивным дубовым столом сидел мужчина лет двадцати пяти, с грубоватыми руками и растрепанной каштановой шевелюрой. Духота, царившая в помещении, отупляла. Дмитрий неохотно открыл глаза.
P.S. Я ведь говорила, чтобы ты не читал мои новые недописанные рассказы, правда? Тем более этот, он про тебя. Закрой немедленно, наглая бородатая морда”
Ещё не до конца веря в происходящее, тянусь к подбородку, уже зная, что нащупаю колючие жёсткие волосы. Так ты и впрямь почти здесь, читаешь сейчас… меня? Ты - это я, только настоящий, законченный, дописанный. Не закрывай, пожалуйста, не закрывай рассказ, я так не хочу туда, в эту липкую, страшную темноту, пожалуйста!
Пожалуйста…
Не закрывай...
Милый, может, оставишь компьютер в покое? Обед готов!
Уже иду!
