Навеяло постом про армейскую байку о часовом на посту, который чуть не расстрелял борзых офицеров. Что-то подобное было и у меня.

В нашей части через год моей службы открыли новые учебные классы, которые были расположены очень неудобно. Они находились за автобоксами (пост №3). Ходить приходилось через пост. Хорошо если днем, когда в боксах народу много. Часовой как попка сидит на вышке и не понимает, где свои, где не свои, ибо там всё как в муравейнике. Одновременно в нашу часть прислали двух ребят из какого-то горного аула в Таджикистане. Один из ребят был сыном сельских учителей и по-русски говорил очень хорошо, второй из простой семьи и реально вообще не знал русского языка. Но рядом с товарищем как то справлялся. Если первый был достаточно щупленьким, то второй настоящий палаван (богатырь). И вот ставят их обоих в караул, предварительно второго особо инструктировали при помощи земляка и даже заставляли выучить все положенные по Уставу фразы. Помощником начальника караула в эту ночь был как раз я, начкаром прапорщик из соседней роты, а дежурным по части наш начштаба батальона.

Таджика не говорящего по-русски поставили как раз на третий пост. Заступил он часов в 9 вечера. Так бывает, что иногда в классе люди задерживались по каким-либо делам. Случилось и в эту ночь также. Группа дембелей с офицером и прапорщиком после выполнения работ по «дембельскому аккорду», вместо положенного обхода длинного бетонного забора решила сократить путь через 3 пост. Идут себе по дорожке между боксами и вдруг слышат на не очень правильном русском:

- Стой, кто идет?

- Иди на йух! – по привычке отозвались шедшие.

- Стой, стрелять буду! – звук передёргиваемого затвора прозвучал как набат в ушах нарушителей и они дружно залегли – солдаты на асфальт, а офицер с прапорщиком умудрились нырнуть в как оказалось мокрую канаву.

В 10 вечера в караулке раздался звонок. Начкар ничего не понял, из того что говорилось и был призван переводчик.

- Он там нарушителей задержал – перевел земляк часового – Что делать спрашивает?

- Ни в коем случае не стрелять! – заорал прапорщик – Караул в ружьё!

Пока я с группой остался на охране караулки, начкар с ребятами убежали разбираться и освобождать нарушителей. Когда они уже вывели с поста незадачливых товарищей, их на выходе ожидал дежурный по части. Солдат отправил в казарму, а офицера и прапорщика забрал с собой.

- Солдат, конечно, молодец. Всё правильно сделал и никого не убил, но на всякий случай замени его – приказал он начальнику караула. По приходу в караулку начкар распорядился поставить этого бойца на вторую смену на 4 пост – тихий такой периметр между третьим и вторым. Когда я через час забирал бойца с 3 поста, тоже на всякий случай впереди поставил его земляка, который шел и по-таджикски кричал:

- Абдуллой, не стреляй, это свои!

В три часа ночи я отвел бойца на 4 пост, прошлись по нему, ещё раз объяснил что да как насколько было возможно. Тот лишь улыбался и кивал головой, что понял. В начале пятого часа утра с 4 поста позвонили и я сразу позвал таджика-переводчика. Тот пояснил:

- Абдуллой кого-то загнал внутрь периметра, тот спрятался в машине, спрашивает что делать?

- Ничего, держать на мушке. Караул в ружье!

Начкар спросонья (по графику он спал с 2 до 6 утра) остался, а я с дежурной сменой побежал на пост. Там мы обыскали все машины, но никого не было. Проверили ещё раз и я позвонил начкару. Выслушав мой рапорт, тот сказал:

- Разведешь часовых и заберешь нарушителя на втором посту. Пока Абдулла звонил, он свалил через ограждение и сам сдался часовому, один дальше идти боится.

Я так и сделал. Оказалось, в классе остался ещё один прапорщик, который работал почти до 4 утра. Но ему позвонили и сказали, что на третьем посту часовой таджик чуть не перестрелял бригаду связистов. Он решил идти через 4 тихий пост в надежде на вменяемого часового. Кто же мог подумать, что начкар туда отправит нашего бдительного и несговорчивого Абдуллоя.

У входа в караулку нас ждали начальник караула и дежурный по части, который поблагодарил бойца за службу и забрал незадачливого прапорщика. Больше этих бойцов в караул не ставили, а через месяц традиционно отправили в хлеборезку к землякам.