Музыку Ириша услышала, едва приоткрыв тяжелую дверь подъезда. Песня гремела басами в пустом коридоре, билась о панели и лихо скакала по ступенькам. 'Ой, Лёх, Лёха! - пела Алёна Апина. - Мне без тебя так плохо...' Ирише тоже стало привычно плохо, и она запрыгала, стараясь быстрее подняться на свой этаж. Но было поздно.

Её ждали. Ободранная дверь напротив входа распахнулась и появилась баба Нина, в оренбургском платке поверх линялого халата, со старательно подведенными злющими глазёнками, с тонкой полоской ярко-розовых губ на негодующем лице.

- Я на тебя заявление напишу, - кривя накрашенный рот, сказала баба Нина. Во рту сердито блестели от слюны ровные вставные зубы. - Пусть милиция разбирается, что с тобой делать!

- Добрый вечер! - фальшиво улыбаясь, ответила Ириша и занесла ногу через две ступеньки.

- Шляешься! Не можешь смотреть - сдай туда, где смогут! - заорала баба Нина.

Ириша, не отругиваясь, убегала.

- Жить никому не даете! Прямая дорога ему - в дурдом, тебе - в тюрьму! - разрывалась бабка, перекрикивая музыку.

- Коза старая, тебе б в дурдом... - пробормотала Ириша, поворачивая ключ в замке, распахнула дверь и влетела в дискотеку.

Глухой склерозный дед Игнат, танцевал посреди комнаты. Медленно, по-стариковски, притопывал ногами, прихлопывал руками и тряс головой. На столе перед ним весело верещал старый кассетник. Не разуваясь, Ириша подскочила к 'Маяку' и выключила звук.

- Дед! - крикнула она. - Я вышвырну к чёртовой матери эту Апину!

- Ой, Аринушка пришла, - обрадовался виноватый дед, останавливаясь.

И заискивающе улыбнулся.

Самой Ирише ни дед, ни музыка не мешали, но соседи негодовали. Отставной майор, живущий за стенкой, даже угрожал расправой. Обычно Ириша открывала двери и на пороге просила прощения, но однажды майор отпихнул её в сторону и, как пуля из Макарова, просвистел прямо в комнату деда. После этого визита старик целый день Апину не слушал - боялся, а потом забыл, и снова стал включать.

Дома Ирише удавалось увлечь деда хозяйством: давала фасоль лущить или ложки натирать. Но стоило переступить порог квартиры, кассетник взрывался на весь подъезд. С помощью плеера Ириша попыталась приучить старика к нанотехнологиям, но тот порвал наушники, а плеер положил от греха подальше, а куда - забыл.

Ириша прятала кассету с Апиной - дед всегда находил, словно обладал особой чуйкой. Однажды, обозлившись, девушка вынесла 'Маяк' в сарай. На улицу дед не выходил, электронику отыскать не смог и так огорчился, что отомстил воспалением лёгких, чуть Богу душу не отдал. Ириша смирилась и вернула старику его любовь и радость - музыку.

А когда-то этой радостью была сама Ириша. Когда погибли родители. Деду предложили отдать Иришу в хороший интернат, а домой забирать на выходные. Дед покрыл трехэтажным матом интернат и научился заплетать косички: барышням не годится стричься.

Ириша училась старательно, ходила аккуратная. Посторонний человек не догадался бы, что девчонка - круглая сирота. Дом у деда блестел чистотой, а еда готовилась простая, но вкусная и много. Потом была учеба в техникуме и попытка поступить в универ.

А потом дед Игнат стал странным. Ставил на плиту чайник и тут же забывал, не сливал в туалете воду и громко слушал одну и ту же музыку. Променял свою Иришу на Алёну Апину - грустно шутила девушка.

Невропатолог с жалостью взглянул, как дрожат у растерянной Ириши губы, и прописал таблетки, которые, впрочем, не помогали. Газ и воду Ириша теперь перекрывала, но с музыкой бороться не получалось, оставалось терпеть.

К счастью, большая часть соседей относилась с пониманием, чего нельзя было сказать о родне.

- Оформи его в дом престарелых, - серьёзно посоветовала тётка, сестра покойного отца. - Тебе же мука тяжкая. Ни парня домой привести, ни самой толком выбраться. А годы девичьи бегут как водичка. Пенсия у маразматика хорошая, его возьмут.

- Тёть Оль, - ответила Ириша, - как вы думаете, сдаст вас Катя в богадельню?

Она знала, что двоюродная сестра не любит мать и даже посуды дома не моет - ногти бережет.

Советы иссякли, как деревенский колодец жарким летом. Дедушка был любимым, он, попросту, БЫЛ.

Однажды, душистым вечером, Ириша пробилась сквозь привычную музыку, открыла дверь и зашла домой.

Дед Игнат лежал на полу, под орущим магнитофоном. У заострившегося носа ползало несколько фруктовых мушек, дрозофил; дед широко улыбался, показывая голые десны, спокойный и довольный.

Ириша села рядом, взяла за руки, которые не хотели складываться на груди. И глаза никак не закрывались, даже когда девушка подышала на них, чтобы согреть.

Между Иришей и Вечностью никого не осталось.

- Золотой был человек! - говорила на поминках соседка, баба Нина.

- Как болел долго, - вздохнула тётка Ольга. - Измучил Иру.

- Мне дед не мешал, - угрюмо ответила Ириша, ковыряясь вилкой в кутье.

Кусок в горло не лез ещё долго. Ириша не плакала, просто отупела, оглохла внутренне и плохо понимала, что делает. Вещи старика аккуратно развесила в шкафу. Только синего костюма не хватало, в котором его закопали. Тапочки поставила в прихожей - дед придет, обует, чтобы ноги не мёрзли. Дважды включала Апину, ведь мертвые девять дней остаются дома - пусть радуется. Потом понимала, что делает глупости, и выключала. Дед не приходил, в зеркалах не отражался, совсем забыл Иришу.

Ещё беспокоило лишнее время. Непонятно было, куда его девать. Но постепенно Ириша успокоилась и привыкла.

На сороковой день она отпросилась с работы, заказала панихиду, съездила на кладбище, а дома устроила поминки с бутылкой сухого вина. С туманной головой покрутилась по квартире и улеглась вздремнуть.

Вот тут к ней дед Игнат и явился, впервые со дня смерти. Он прекрасно выглядел и, вероятно, хорошо себя чувствовал.

- Дедуля! - обрадовалась Ириша. - Привет! Как дела?

- Хорошо, - ответил дед. - Всем доволен, только одно плохо.

- Что?

- Музыки нет.

- Чем же я помогу? - огорчилась Ириша.

- Передай кассету Апиной, - ответил дед.

- Как?!

- С Колей Перегудой, родственником. Он сегодня едет. Те Перегуды, что в Новоград-Волынском.

И дед пропал. Ириша подскочила, как ужаленная.

'Это черте что!' - мысль мелькнула, и исчезла, как таракан.

В жизни всякое бывает. Не раздумывая, Ириша бросилась к телефону и позвонила тётке.

- Тёть Оль, у вас нет номера тех Перегудов, что в Новоград-Волынске?

- А зачем тебе? - удивилась тётка. - Десятая вода на киселе.

- Дед снился, просил ему музыку передать. Так есть?

Тётка замолчала, размышляя. Затем, вероятно, вспомнила, что просьбы мёртвых игнорировать не принято. Даже самые нелепые. Долго рылась и, наконец, нашла номер.

- Здрасте, это Ира из Бердичева! - выпалила в трубку девушка.

- Да... помню, Ирочка. А у нас горе. Дядя Коля умер. Сегодня хороним.

- Во сколько похороны?

- В два.

Настенные, послевоенные часы с поломанной кукушкой показывали час.

- Я приеду.

- Да не успеешь ведь!

- Успею.

На такси денег не хватало. Брать взаймы у тётки Ира не хотела: та и на похороны дала с кислым выражением лица. На автобусы с пересадками времени не оставалось: дед Игнат заказал свою музыку поздно.

Оставалось продать колечко с розовым топазом - подарок на восемнадцатилетие, но ломбард, по сиротскому везению, оказался закрыт.

Ириша бросилась на ближайшую стоянку такси, подошла к водилам, попивающим кофеек, и, захлёбываясь словами, изложила свою историю. Потом достала из кармана старую кассету и предъявила в качестве доказательства. Таксисты сперва приняли Иришу за клиентку и обрадовались, затем стали странно посматривать, а в конце задумались.

- Брехня, - сказал, наконец, водитель с унылым длинным лицом, которое в народе называют постной рожей, - Наш батюшка каже, мертвым ничого не треба, крим молитвы.

- Брехню каже, - возразил второй, чернявый и подвижный, - У меня племяшка померла, три мисяци. Сестра малу в плаття вбрала, а фаты на голивку не стала чипляти, тому що немовля. И схоронила. И сниться ей мала и плаче: за що ты, мама, мени таку обиду зробыла? Чому веночка и фаты не дала? Так сестра купляла и передавала. Добре, що суседка як раз инсультом померла, так в гроб вложили.

Таксисты снова задумались. От нетерпения Ириша начала приплясывать на месте.

- Во сколько похороны? - уточнил третий, молодой, с симпатичным румяным лицом, открывая Ирише двери 'Вольво'. - Садись.

- Первый подъезд? Как раз люди с венками выходят. Значит, сейчас и гроб вынесут.

Таксист глянул на Иришу, которая вертелась как на иголках, дожидаясь, пока машина остановится. Затем сунула ему в руки мятые деньги и выскочила.

- Вот блин!

Таксист покачал головой, глядя, как Ириша влетела в подъезд, на ходу вынимая из кармана кассету с Апиной.

- Вот блин! - повторил он.

Среди денег лежало махонькое золотое колечко. Честная Ириша, будучи в моральном убытке после смерти деда, не хотела приносить убытков кому-нибудь ещё.

- И как она домой вернётся?!

Он немного отъехал и стал ожидать.

Месяц спустя отставной майор, льстиво улыбаясь, завлёк Иришу к себе домой и стал показывать, как замечательно открываются и закрываются дверки шкафа-купе у него в прихожей. Ириша в недоумении смотрела. Дверки и в самом деле катались здорово, совсем тихо. Туда-сюда...

- Давай квартирами меняться, - ласково предложил майор. - Тебе тяжело, бедняге, за большую площадь платить! Моя дешевле обойдётся - экономия! Потом, смотри, какие дверки...

- Спасибо! - весело ответила Ириша, - Мне площадь нужна, я замуж выхожу. Предложите ваши дверки бабе Нине...

- Раз! Два! Три! Четыре! Пять! Ма-ало!!!

Звенели бокалы, ломился стол, гремела музыка.

- По залёту выскочила, чего ещё, - фыркнула нарядная, красиво причесанная Катя, Иришина кузина.

Видимо, слишком громко, потому что с другой стороны стола отозвалась полная дама в белых бусах, тётка жениха:

- Нет! Сестра как узнала, что Ира без отца, без матери, так и закомандовала: женись! Хоть тресни, но подавай невестку-сироту. Вынь да положь! Старшего-то сына тёща совсем увела и внуков научили 'вы' говорить. Сестра это 'вы' как услышит, так ночь и не спит. Уже сколько твердит: хочу невестку-сироту, чтоб хоть младший, Толик, и внуки при мне остались.

- Да по любви они женятся, хватит! - оборвал женщин чернявый подвижный мужик, и повернулся к своему товарищу с длинным лицом, от водки потерявшему унылость.

- А то, чув, чёрный археолог в гараже подорвался?... - продолжил он прерванную беседу.

- Ну.

- Кажуть, резал снаряд болгаркой, так порвало на шмаття. Що собрали в морге - закопали, а пив лиця и руки вовсе не нашли. Гараж опечатанный: там цилый арсенал менты накрыли.

- Ого.

- И став археолог своей жинке сниться. Снится и просит - верни мои части! Що найдёшь - прикопай на могиле.

- Це его за те порвало, що чужи могилы раскапывал. И що?

- Да ничо. Пишла в милицию: откройте гараж, лице и пальцы пошукати - муж мени снится. А те над нею только посмеялись.

- Хиба ж то люди...

- А теперь для молодых играет песня 'Я тебя у всех украду'! - весело объявил музыкант.

Придерживая платье, Ириша поднялась из-за стола, но вздрогнула и остановилась, оглядываясь.

- Что такое? - встревожился жених. - Не хочешь танцевать под Апину?

- Нет, - беспечно ответила она. - Показалось. Идём.

А в углу зала, вместе с молодыми, танцевал невидимый старик в синем костюме. Притопывал ногами, прихлопывал руками и тряс головой.

© Пяткина Мари