На Казанском направлении "пополнение" в виде колоритной дамы с синими губами, красная шляпа,желтое пальто...и - не первой свежести. История стара как этот мир: помогите кто может...благотворительному фонду...типа...Какому именно, юридический адрес - дама не сказала, невнятно бормоча что собирает "на лечение детям". Бизнес попрошаек и крышующих перешагнул все моральные  рамки. в то время, как в стране реально есть много детей нуждающихся в лечении, предприимчивые дельцы рубят бабло на людском сострадании...

Она проснулась ближе к вечеру в маленькой съемной квартирке, располагающейся в хрущебном доме в одном из старых районов Москвы. Зевнула, сладко потянулась, а затем улыбнулась очередному дню и особенно грядущей ночи, предвещающей море знакомых, но все равно приятных эмоций. Быстро соскочила с большой кровати, умылась, сделала зарядку и пошла на кухоньку варить кофе и готовить яйца всмятку. Наскоро позавтракав, Любовь, а именно так зовут героиню нашего рассказа, почистила зубы, оделась и выскочила в морозную тьму шумящей на разные голоса улицы.

Ее путь лежал к скромной церкви, где совсем скоро должна была начаться вечерняя служба. Призывный звон колоколов разливался окрест, наполняя душу светлой грустью и ожиданием больших, радостных перемен в жизни. Люба прошла через калитку, дала на паперти мелочь нищим, а затем, осенив себя пару раз крестным знамением, поклонилась и быстро зашла в храм. Теплое помещение встречало ее такими приятными и благостными запахами горящих свечей и чадящего кадила, ласкающими слух звуками монотонного бубнежа чтеца и разноголосием певчих на клиросе.

Девушка подошла к церковной лавке, подала записки за здравие и за упокой, купила несколько тонких и длинных, как ее пальцы, свечек, парочку карманных иконочек в сумочку и пошла совершать “обход” своих любимых икон. Вот тут она поставила свечку Матронушке, там не забыла про Николая Угодника, здесь уважила саму Богородицу. Раскрылись царские врата, оттуда вышел священник, облаченный в подризник и цветастую епитрахиль. Богомольные старушки начали совершать поясные поклоны, шепча под нос молитвы. Любочка, хоть и была прихожанкой этого храма уже несколько месяцев, стояла соляным столбом, вся сомлевшая и оробевшая. Как новокрещенная, с замиранием сердца ловила каждое слово. Минуты летели быстро, одна за другой, девушка не чувствовала ни усталости, ни времени.

В конце службы батюшка начал небольшую проповедь перед молчаливо внемлющей паствой, говорил о разных смертных грехах и особенно прелюбодеянии. Он взывал с амвона, увещевал, страшил загробными карами и геенной огненной. За спиной, ухмыляясь, зашипел старый дед, сидящий на скамеечке с бадиком:

– Ага, знаю я вас, курвы проклятые, полжизни блядовали, а теперь отмаливаетесь.

При этих словах Любе на короткое время стало слегка не по себе, и она решила покинуть церковь. Умиротворенная, она выпорхнула во дворик, на прощание перекрестилась и резвой походкой побежала к метро. В душе царило спокойствие и вместе с тем какая-то запредельная, звенящая тишина – все противоречащие друг другу внутренние голоса, на протяжении последних месяцев терзающие разум и бередящие сердце, разом смолкли. Ее путь лежал на работу. Но что же это за работа такая, куда надо ехать на ночь глядя? – спросите вы. Но обо всем по порядку.

Она родилась в далеком сибирском городе, там росла, училась и совершала первые шаги на профессиональном поприще. Обладая от природы миловидной, если не сказать, что красивой внешностью и точеной фигуркой, а также ярко выраженным чувством вкуса, она быстро поняла, что ее обезоруживающую женственность, обаяние и красоту можно использовать для зарабатывания на хлеб с маслом. Устроилась работать танцовщицей в стриптиз-клуб, но вскоре поняла, что размах в провинции не тот, да и денег больших там не поднимешь, поэтому дальше ее путь лежал в Москву. Люба приехала покорять Первопрестольную в прошлом году и сразу же прошла кастинг в один из самых престижных мужских клубов такого рода, сняла квартиру и начались будни. Тренировки на шесте, занятия с педагогом по ораторскому искусству, спорт, правильное питание, заполнение инстаграма соблазнительными фотографиями – в общем, все как у всех других девчонок-танцовщиц. Всё, да не всё. Еще было чтение классической литературы и святых отцов, посещение церкви, театров и музеев, сочинение стихотворений – она как будто всеми силами старалась забыть и откреститься от своей профессии во внерабочее время.

Вот и сейчас, сидя в вагоне метро, Люба читала роман «Господа Головлевы» и как раз дошла до того момента, как ее тезка со своей сестрой Аннинькой, будучи артистками провинциального театра, вели разгульный образ жизни в окружении вороватых купцов и земских деятелей, тратящих на пирушки и подарки красоткам баснословные деньги. Дойдя, до того момента, как один из уличенных в растрате ухажеров застрелился, второго сослали в Сибирь, а Аннинька покончила с собой, выпив яду, Люба поняла, что приехала на свою станцию, и вышла из вагона.

Через 10-15 минут неспешной ходьбы она наконец пришла. И вот они золотистые, сияющие врата, ведущие то ли в ад, то ли в рай, за которыми находится дорога жизни, кормящая без малого сотню девушек и дающая неизбывную надежду на лучшую долю. Люба прошла в гримерную комнату, переоделась и начала краситься, сразу же психологически настраиваясь на тяжелую ночь и серьезную конкуренцию за клиентов между танцовщиц. Она знала одно – внутренний настрой значит очень многое, и самоощущение себя примой-балериной Большого театра, а значит, и характер некой эманации, исходящей от нее, создадут привлекательный для клиентов образ. Эта установка не раз помогала ей выгодно выделяться на фоне других девушек.

Сегодня была пятница, а значит, девушки танцевали в чем мать родила, без исподнего. Сладковатый запах кальяна приятно щекотал ноздри, а в самом воздухе как будто явственно ощущалась атмосфера разврата и вседозволенности. Как обычно, громко играла музыка, официантки сноровисто лавировали с подносами между темными, шушукающимися группками клиентов, а девочки-танцовщицы уже вышли на охоту, покачивая крутыми бедрами. Люба, зажмурившись, нырнула в этот омут с головой.

Возле барной стойки стоял старый знакомец Георгий, мужчина средних лет, завсегдатай клуба, которого все почему-то звали на западный манер Джорджем. Он по своему обыкновению загадочно улыбнулся одними уголками губ и окинул юную танцовщицу оценивающим взглядом с головы до пят, показав большой палец в знак одобрения. Его обволакивающая харизма, железобетонное спокойствие и чарующий, вкрадчивый голос завораживали, но и одновременно пугали, поэтому она старалась сохранять с ним почтительную дистанцию. Джорджа отличала мерцающая активность – он мог на много недель выпадать из поля зрения, уходя с головой в рабочие вопросы, а потом внезапно, как снег на голову, появляться снова в клубе чуть ли не каждую неделю. Поговаривают, что он возил одну из юных, длинноногих девчушек-танцовщиц в одну из стран Карибского бассейна.

Рядом с Джорджем сидела девушка с псевдонимом Мазерати, обладательница редкого имени Катарина, как 2 капли воды похожая на одну из ведущих реалити-шоу «Дом-2», вся в татуировках. В эту ночь была не ее смена, но она все равно пришла в клуб, который, как магнитом, притягивал не только мужчин, но и самих танцовщиц. Мазерати цедила свой любимый «Гиннесс», вальяжно закинув одну стройную ногу на другую. Пресыщенная, развращенная девочка, которая к своим 22 годам видела все, что можно видеть, и вкусить всевозможные виды удовольствий.

– Люба, привет! Ну что, сколько уже успела окучить посетителей, сколько приватов станцевала? – тряхнула густой копной волос Катарина и заливисто засмеялась.

– Я еще пока только разогреваюсь, – отшутилась наша героиня.

Надобно сказать, что их работа напоминала конвейер с бесконечным потоком вожделеющих мужчин, череда лиц сливалась в единую смазанную полосу, а на утро практически не оставалось никаких воспоминаний о всех тех мужчинах, которым в эту ночь танцевали приваты. Они даже давали телефоны некоторым, особенно понравившимся поклонникам, но до реальных свиданий дело доходило не так часто. Тяжелый, аномальный режим работы с 10 вечера и до раннего утра, минимум по 3 раза в неделю, а самое главное, этот самый неиссякаемый, не имеющий начала и конца поток мужчин накладывал свой отпечаток на образ жизни. Их контакты были многочисленны, но при этом чрезвычайно поверхностны, и мало кто имел полноценные отношения, а тем паче семейную жизнь. Танцовщицы как никто другие ощущали на себе профессиональную деформацию, хотя и не осознавали это в полной мере.

Седой, как лунь, мужчина в возрасте, с рябым лицом и объемистым брюшком, плохо скрываемым серым свитером, прихлебывал коньячок, сидя в гордом одиночестве за столиком. Каждый раз, когда он опрокидывал в себя рюмку, его сальные волосы, собранные в конский хвост, встряхивались. Люба, преодолевая отвращение, подсела к нему и начала милую, ничего не значащую светскую беседу, эдакий small talk:

– Привет! Как тебе наш клуб?

– О, супер! Все такие молодые, красивые…

– Ты здесь первый раз?

– Честно говоря, да.

– Ты откуда родом?

– Родился и вырос в Москве. Держу несколько точек по продаже китайского ширпотреба на разных рынках, разведен, пришел вот оттянуться. – на его губах змеилась гаденькая, похотливая улыбка. Он приобнял Любу.

Они еще некоторое время поболтали, а потом, так получилось само собой, пошли на второй этаж в одну из кабинок для приват-танцев. Любочка взяла фишку на танец из его чуть подрагивающих рук и началась основная работа. Он сел на диванчик, чуть раздвинув пухлые ляжки, а она, словно змея, узревшая жертву, закружилась, завораживая и очаровывая. Очень скоро она резким движением сбросила лифчик, а следом и ажурные трусики, и, недолго думая, запрыгнула на пожилого развратника. Здесь можно было все, за исключением непосредственно полового контакта. Его шершавые, потные руки лихорадочно блуждали по ее дрожащему телу. Но скоро, совсем скоро эта невыразимая мука закончилась, время привата подошло к концу, и она отпрянула от седовласого, притворно улыбаясь:

– Ну вот и все, мне пора.

– Малышка, сколько стоит с тобой ночь? – хриплым голосом спросил мужчина. – Десять, двадцать, тридцать? Ну, сколько?! Говори!

– Ни сколько, я не продаюсь, – и она выбежала вон.

– Блядь, ты че такая заполошная, а? – выкрикнул вслед торгаш.

Из соседней кабинки в это время вышел другой клиент, бросив на пол несколько купюр. Высокая блондинка на длинных каблуках, закончившая танец, бросилась поднимать рассыпанные деньги.

Наступил час ночи и ведущий вечера объявил в микрофон начало конкурса на лучший танец на шесте, девушки одна за другой начали выступать с индивидуальными номерами. Спустя довольно непродолжительное время настал черед Любы показать себя во всей красе. Она вступила в круг света на сцене, приобняла блестящий шест и все окружающее пространство перестало существовать. Хрупкое тельце извивалось под песню «Nothing can come between us» группы «Sade». Миниатюрная шатенка с большим чувственным ртом, выразительными серо-зелеными глазами и большой, упругой грудью – она сразу приковала к себе внимание всех посетителей. Ее кукольное личико с легкой улыбкой, играющей на устах, светилось какой-то неземной отрешенностью – в этот момент она напоминала инопланетянку, принадлежащую к высшей расе, отправившей ее на Землю в качестве эксперимента по определению степени воздействия женской красоты на мужчин. Да она и чисто внешне не была похожа на земных девушек.

Люба, не замечая никого вокруг, изящно танцевала возле шеста, не уступая в грациозности и пластике движений пантере. Серебряный крестик в ложбинке между грудями покрылся потом. Мужчины, как зачарованные, наблюдали за этим божественным, экстатическим танцем, сгрудившись возле сцены. Она будто впала в транс. Плотоядные взгляды старых греховодников сверлили затылок; из слюнявых, оскаленных ртов вылетали нечленораздельные подбадривающие выкрики, и казалось, что танец будет вечным. Ее мир съежился до размеров небольшой сцены, на которой в эту ночь она была королевой, окруженной фаворитами и свитой. Но все имеет свой предел и подошел к концу ее номер.

Люба сошла вниз и скромно встала сбоку, стыдливо скрестив руки на груди. Через полчаса выступили все конкурсантки и зрители принялись поднимать таблички с номерами девушек в знак выбора. После подсчета голосов ведущий подвел итог и выкрикнул сценический псевдоним Любочки. Вне себя от счастья девушка снова взошла на возвышение, где ей водрузили на голову корону победительницы.

Ночь шла своим чередом, и довольная Люба величаво расхаживала по клубу. Сегодня был ее день и мужчины чувствовали это, неоднократно зазывая на приватные танцы, в том числе в VIP-комнату. Но, помимо возможности хорошо подзаработать, девушку больше грела мысль, что сегодня как будто в ней разглядели нечто больше, чем просто кусок молодого, привлекательного мяса. В ее девичьих грезах не так часто мелькали путешествия на Мальдивы, езда в роскошных автомобилях, шубы и бриллианты, хотя, чего греха таить, всего этого хотелось, как и любой нормальной женщине, но не так алчно, не так страстно, как ее товаркам. Любе мстилось, как в одну ночь в клуб зайдет Он и заслонит своими широкими плечами от всех печалей и невзгод. Но Его не было.

Когда она вспоминала те томительные, а порой сладостные минуты, проведенные с мужчинами наедине, чувство оскверненности снова зарождалось в ней. Круговорот мужчин, жаждущих добиться ее благосклонности, не ослабевал с той самой поры, как Люба примерно в 14-15 лет расцвела и по-настоящему почувствовала себя женщиной. Мужчины, богатые и бедные, молодые и возрастные, высокие и низкие, наделенные властью и находящиеся внизу социальной пирамиды, стремительно врывались в ее жизнь и также быстро исчезали из нее. Это было похоже на росчерк метеора на осеннем небосклоне, который ярко вспыхивал, освещая все вокруг, и затем сгорал, не оставив и следа. Они могли лишь на короткое время завоевать ее тело, но никто и никогда – душу.

В клубе она держалась особняком, не сближаясь ни с кем из девушек-танцовщиц, да и ее ярко выраженная интровертность служила ограничивающим фактором. Она чувствовала, что по своей природе глубже и чище, чем остальные девочки, ей были чужды их мещанские интересы и желание любой ценой урвать себе кусок побольше и послаще у этой жизни. Любе претили их вульгарные и пошлые ужимки, банальные развлечения, сальные шуточки – даже в этом королевстве кривых зеркал она старалась сохранять человеческое лицо.

Конечно, Люба, не была столь наивной и инфантильной, чтобы, как Ассоль, безропотно и пассивно ждать своего капитана Грея, но в тоже время и не переходила черту, некий Рубикон, за которым все пути назад будут закрыты. Ее профессия таила в себе множество соблазнов, но Люба стойка держалась, отвергая все похабные предложения. Мужчины, как мы уже сумели убедиться, были готовы на многое ради ночи с ней, предлагали большие деньги, она порой ощущала себя Клеопатрой. Некоторые девочки довольно быстро вставали на эту скользкую дорожку, начиная идти по рукам. Они ездили с мужчинами по заграничным курортам, как бы пытаясь получить дивиденды за данную природой ангельскую внешность. То, что они недополучили в силу своего низкого происхождения, и на что, как считали, имели право, отличающее их от обычных девушек и женщин, вынужденных более изощренно пробивать себе дорогу к благополучию, они, танцовщицы, заполучали довольно легко, играючи. Но все эти блага, бросаемые к их ногам, разумеется, накладывали определенные обязательства сомнительного характера, а это было неприемлемо для ее склада личности.

Какое будущее ждало всех этих пока еще юных красоток, ведь век танцовщицы короток? Найдут ли богатых мужей, остепенятся, нарожают ли детишек или же станут постепенно тускнеющими содержанками, все ниже падающими по ступенькам социальной лестницы покровителей вплоть до носатого и смуглого владельца ларька по продаже шавермы? Или же потонут в пучине алкоголя и наркотиков, не найдя себе место в быстро изменяющемся мире и промотав все заработанные ранее деньги?

Наступало стылое февральское утро, не сулящее ничего приятного; в небе гасли одна за другой звезды, а промеж медленно плывущих облаков иногда проглядывала мертвенно-бледная луна, это солнце мертвых. Бал окончен и погасли свечи, карета снова превратилась в тыкву, а золушке предстояло возвращение к горькой действительности. Закутавшись в старое, видавшее виды пальтишко, наша танцовщица вышла из гримерки, тихонько притворив дверь.

В голове роились безотрадные мысли. На Любу как-то разом навалился груз прожитого и испытанного, изнуряющее, леденящее одиночество надавило с новой силой, будто и не было вчерашней светлой и благостной службы в храме. Она обмякла, худенькие плечики поникли, сверкающие до того глаза потухли. Ей сразу, в один момент, стало ясно, что бьющая ключом жизнь в клубе – это мираж, морок, симулякр настоящей жизни, которая, как ей казалось, есть у остальных, обычных людей, и отсутствует у нее. И не было ни сил, ни желания что-либо менять, хотелось лишь забыться, не в силах вырваться из тисков обстоятельств, в которые она была зажата. Она поплелась к выходу, здоровенные охранники-мордовороты, причмокивая, провожали взглядами ее согбенную спинку, а от былой энергичности не осталось и следа.

На выходе Любочка зябко поежилась под острыми и колючими порывами метели. В сумраке шкрябали лопатами дворники, а рядом белые воротнички, первые, самые ранние ласточки, спешили в свои теплые офисы. Издалека доносились отголоски отрывистых гудков легковых автомобилей и равномерный гуд общественного транспорта – это за угрюмыми домами шумел, как полноводная река, оживленный проспект, несущий вечно спешащих москвичей по работам.

Шурша шинами, неспешно подъехало желтое такси, за рулем которого сидел пожилой русский мужчина. Из колонок доносилась песня Rolling Stones «Anybody seen my baby?». Тронулись… Сидя на заднем сиденье, она, как птичка-невеличка, нахохлилась, сжалась в тихий комочек плоти и затрепетала всем телом в беззвучных рыданиях. Соленые дорожки слез размазали праздничный макияж и уже начали капать на теплый свитер.

– Девушка, с Вами все в порядке? – участливо спросил усатый водитель, озабоченно посмотрев в зеркало заднего вида.

– Да, да, простите, просто устала после ночной смены вот и все…

Снежная королева, никогда не улыбающаяся на фотографиях, возвращалась в самое родное место, к себе домой, туда, где ее ждал большой плюшевый медведь. Такси несло ее домой по заснеженной Москве, а Мик Джаггер все надрывался и надрывался:

Anybody seen my baby

Anybody seen her around

If I just close my eyes

I reach out and touch the prize

Anybody seen her around