А меж делом шёл 412 год, не суливший ничего хорошего римлянам, как и в предыдущие годы, поскольку в Галлии и Африке буквально по завершению одних мятежей тут же вспыхнули другие и в мятежных провинциях тут же объявились новые узурпаторы. В Могонциаке (совр. Майнц, Германия) нарисовался некий Иовин, возможно, служивший некогда при казнённом Константине III. Теперь же его в качестве марионетки использовали варварские вожди Гундахар из бургундов и Гоар из алан. Но куда страшнее оказалось восстание Гераклиана в Африке. Гераклиан, некогда приложивший руку к падению Стилихона, был со временем отправлен на Чёрный Континент подозрительным Гонорием, который опасался, как бы со временем Гераклиан не прикончил и его самого. Впрочем, поначалу новый африканский наместник показал себя лояльным Равенне человеком и изрядно выручил пару раз западного императора. Но к лету 412 года Гераклиан почувствовал себя достаточно могущественным, чтобы провозгласить себя… Нет, пока не императором, а лишь консулом. Но поскольку его притязания не признали ни в Константинополе, ни уж тем более в Равенне, то Гераклиан решил повысить ставки и сделал любимый шаг всех порядочных римских узурпаторов: провозгласил себя императором.

Чем мятеж Гераклиана являлся опаснее аналогичного восстания Иовина и какое отношение это имеет к положению в Испании? Дело в том, что восстание африканского наместника послужило катализатором дальнейшего развития истории Иберийского полуострова. Поскольку Западная Римская Империя всю свою историю была похожа на карточный домик, то обычно едва ли не каждый мятеж обрушал эту хрупкую и ветхую конструкцию. Мятеж Гераклиана был особенно страшен для Равенны тем, что он происходил в Северной Африке, снабжавшей Запад зерном. Блокада, которую моментально установили африканские мятежники, была страшна не только перспективой голода для римлян. Дело в том, что африканское зерно предполагалось быть оплатой услуг готов под командованием короля Атаульфа, который в обмен на зерно обещался принести голову Иовина в Равенну. Теперь же готы сами оказались под угрозой голода и готский король стал действовать сообразно своему разумению. Чтобы заставить Гонория выполнить свою часть сделки, Атаульф развернул своих готов против императора и захватил Нарбо (совр. Нарбон, Франция) и Толосу (совр. Тулуза, Франция), хотя его попытка захватить Массалию (совр. Марсель, Франция), вероятно, закончилась ничем.

Честное слово, живи император Гонорий и его приближённые на полтора тысячелетия позднее, им было бы впору петь ту самую песню из к/ф “Собачье сердце” про суровые годы. Справедливости ради, власть предержащие в Равенне старались хоть как-то отвечать на постоянно возникавшие угрозы. Так, с Гераклианом в Африке удалось покончить уже к 413–414 годам. Теперь можно было разделаться с Атаульфом. Тот тоже не терял время даром и сделал сразу два политических хода. Первым делом он выдвинул в качестве карманного императора некоего Приска Аттала, который уже выступал в этом качестве говорящей головы ещё при славном Аларихе, шурине и предшественнике Атаульфа. Атталу явно было не привыкать к такой роли, о чём ехидно и одновременно сочувственно говорит Орозий:

“Что мне сказать о несчастнейшем Аттале, которому досталась честь пасть среди тиранов и умереть своей смертью? Аларих провозгласил его императором, низложил, вновь возвысил и вновь ниспроверг — эти изменения происходили так быстро, что слова не поспевают за ходом дела, — тем самым потешался над ним как над мимом и любовался комедией императорской власти. И не удивительно, что когда он, несчастный, по справедливости стал потешной игрушкой…”


Монета имени Аттала

Второе действие Атаульфа куда интереснее в политическом плане. Готский король женился на Галле Плацидии, известной красавице и сестре императора Гонория. Таким браком Атаульф провозглашал свой масштабный проект возрождения Римской Империи путём слияния римлян и вестготов. Увы для него, в Равенне его далеко идущие планы не оценили и к 415 году вождю готов пришлось выметаться из Галлии, существование в которой стало невыносимым из-за голода, бандитизма и блокады со стороны италийских лоялистов. Путь для отступления для вестготов открывался лишь один: в Испанию.

По прибытию на полуостров Атаульф за лето-начало осени 415 года выдал живительных пинков засевшим на северо-востоке вандалам и обосновался в Барселоне, фактически положив начало возвышению этого города, доселе явно уступавшему в значении Тарракону, чьи руины и по сей день можно лицезреть к западу от каталонской столицы. Увы, сам Атаульф не успел толком обосноваться в своей новой столице, так как погиб от рук убийцы, возможно, подосланного теми вестготами, что не одобряли его масштабные проекты по смешению в одном котле римлян и вестготов. Сменивший его Сигерих оказался столь неудачливым правителем, что правил вестготами целую неделю и погиб, как только посмел высказаться о необходимости мира с римлянами. Теперь на престоле оказался Валия, вероятно, приходившийся братом Атаульфу, но стоявший на антиримских позициях.

Памятник Атаульфу, воздвигнутый в Мадриде

Однако первым деянием нового короля был всё-таки мир, в котором остро нуждались обе стороны. За солидное вознаграждение в виде 19 тысяч тонн хлеба (в голодные годы краюха хлеба зачастую ценнее слитка золота) римлянам удалось вернуть Галлу Плацидию домой и заручиться поддержкой своих вчерашних врагов. В этот момент очень хочется посмотреть на лица тех вестготов, что желали войны с Империей, для чего и выбирали Валию в своё время. Впрочем, для заключения мира с римлянами могла быть и иная причина. Оказавшись в Испании, вестготы голодали столь же страшно, сколь и в Галлии. Оказавшись в полном отчаянии, Валия решил переправиться в Северную Африку и попытать счастья для своих людей там. Что произошло с варварами при попытке перейти на Чёрный континен, рассказывает Орозий:

И вот он, весьма напуганный судом Божьим: когда за год до этого большая группа готов с оружием задумала переправиться на кораблях в Африку, она, попав в бурю в двенадцати милях от Гадитанского пролива, погибла самым несчастным образом. Памятуя к тому же о том, случившемся при Аларихе несчастье, когда попытавшиеся переправиться на Сицилию готы были застигнуты бурей и утонули на глазах у своих соплеменников, он заключил с императором Гонорием лучший мир, передав ему благороднейших заложников. Плацидию, сестру императора, которую держал при себе в почете и в великом уважении, вернул брату. Он предложил свой опыт для римской безопасности: сражаться против других племен, наводнивших Испанию, добывая римлянам победу.

Впрочем, некоторые исследователи отвергают возможность того, что Валия участвовал в этом неудачном заплыве. Так или иначе, но в какой-то момент король вестготов повстречался с Констанцием, тем самым римским военачальником, что чуть ранее убрал с дороги Константина III и Геронтия и продолжал сражаться за сохранение Римского Запада. Ход переговоров Валии и Констанция нам неизвестен, зато известен итог: Валия и его люди получали уйму зерна, а сами вестготы в обмен обязались отвоевать Испанию именем императора.

В 416 году Валия начал свою кампанию, которая шла, по меньшей мере, год с небольшим. Ход её известен урывками, но некоторые моменты вывести можно:

Валия сосредоточил своё наступление на провинциях Лузитания и Бетика.

Как следствие пункта 1. Свевы, поселившиеся на северо-западе Иберии, не были затронуты действиями вестготов.

Вандалы-силинги после серии оплеух от вестготов фактически прекратили своё существование. Остатки влились в ряды вандалов-асдингов. Теперь, когда мы говорим о вандалах, то подразумеваем именно асдингов.

Аналогичная судьба постигла аланов. Аланский вождь Аддакс погиб.

В 417/418 годах Констанций отзывает Валию и его вестготов в Галлию. По всей видимости, императорский полководец посчитал, что полностью послушные (на тот момент) вестготы доказали свою полезность и будут нужнее на галльском фронте, как живое пугало для альтернативно одарённых узурпаторов по типу Константина III и Иовина.

Король Валия, оказавшийся успешнее сразу нескольких римских полководцев

Несмотря на отзыв вестготов, свой вклад в реконкисту имперских владений они успели внести. Бетика и Лузитания были очищены от вандалов и алан, а уцелевшие сидели тише воды, ниже травы. Оставалась Галисия, где засели свевы, но для имперского правительства эта провинция значила явно меньше, чем остальные. Также была отвоёвана Эмерита Августа (совр. Мерида, Испания), столица испанского диоцеза. Неудивительно, что именно в эти годы, спустя почти 2 десятилетия, снова появляется испанский викарий. На сей раз его зовут Мавроцелл и он совсем скоро всплывёт на страницах данной статьи. В это же время, вероятнее всего, в Испанию прибывают полки полевой армии, о которых я писал в предыдущей части. Времена изменились и теперь простыми гарнизонами обходиться стало невозможно. К тому же, учитывая полное отсутствие сведений о VII Парном Легионе и других “родных” соединений Испании, есть подозрение, что в эти лихие годы мятежей и вторжений римские солдаты из тех подразделений были перебиты и рассеяны.
________
Стадия четвёртая (420–422). Деяния Астерия

иться друг с другом. Что можно сказать о ходе и результатах кампании на северо-западе полуострова? Вандалам под ударами римлян Астерия пришлось отступать в глубь Иберии, постепенно продвигаясь к Бетике. По дороге их вдобавок изрядно покусали воины упомянутого выше викария Мавроцелла.

На первый взгляд кажется, что комит планомерно продолжил развивать успехи короля Валии. На деле же он оказался полнейшим идиотом, во многом погубившим Испанию, хотя, конечно же, вряд ли об этом подозревал. Проблема Астерия заключалась в том, что, вместо того, чтобы блокировать вандалов и свевов в Галисии, он позволил им отступить в центральные зоны Иберии и снова наводнить эти самые зоны, как это было до похода Валии. Надо полагать, что подданные вандальского короля Гундериха по достоинству оценили промашку римского военачальника. По всей видимости, укреплённые города навроде Эмериты Августы тогда ещё не были подвержены опасности, но кто мог поручиться за безопасность сельской местности?

Справедливости ради, сев в лужу в одной кампании, Астерий удовлетворительно провёл другую. Помните одного узурпатора по имени Максим, что некогда выступал узурпатором при Геронтии? Он исчез с исторической арены после падения своего покровителя и, возможно, отца, а затем скрылся в рядах неких варваров. Ещё во второй половине 419 года Максим посчитал, что можно вынырнуть из тлена и небытия и вновь попытать счастья на поприще узурпации. По всей видимости, Максим опирался на сей раз не на бриттские и галльские части, как это было при Геронтии, а на тех самых варваров-недобитков в Галисии. Увы, нам вновь неведомо, как проводилась кампания Астерия, однако известно, что Максима в 420/421 году схватили и отправили в качестве трофея в Равенну, где как раз в эти дни тридцатилетие своего правления праздновал император Гонорий. В качестве подарка правителю Максима обезглавили. Астерия наградили патрицианством. После этого комит пропадает с исторических хроник, возможно, по причине своей кончины.

Максим Испанский

Астерий оставил довольно противоречивое впечатление. С одной стороны, он сумел справиться с узурпацией Максима и как будто бы прижал варваров в Галисии. С другой стороны, комит позволил Гундериху и другим вандалам выскочить из мышеловки и это должно было вскорости привести к самым печальным последствиям.

Последний раз обратить ситуацию вспять попытался магистр армии Кастин, явившийся в Испанию чуть позднее казни Максима, ведя армию из римлян и союзных готов. Экспедиция началась с того, что Кастин повздорил с известным офицером Бонифацием, который впоследствии прославится как один из последних африканских узурпаторов. Собственно говоря, африканский период жизни Бонифация начался как раз с того, что он после ссоры с Кастином сбежал в Африку. Однако бегство Бонифация не смутило римлян и готов. По прибытию они осадили вандалов неком неизвестном месте, а затем принудил их к открытой битве. Логика была достаточно очевидна, ибо, несмотря на довольно плачевное состояние западно-римской армии в целом, она всё ещё вполне были способна наносить поражения варварам. Проблема заключалась в том, что сам имперский организм уже был настолько поражён метастазами, что идиотизм или предательство стали обычным делом. Так случилось и здесь. Готы предали римлян и сбежали с поля боя, а римляне оказались в меньшинстве против вандалов и потерпели сокрушительное поражение. Кастину удалось спастись, но ему с остатками армии пришлось отступать в Тарракон на северо-восток. А по прибытию на свою базу он узнал о кончине императора Гонория, который скончался 15 августа 423 года. Пока в Константинополе племянник усопшего, Феодосий II, соображал, кого бы поставить на место Гонория, в Равенне уже появился узурпатор по имени Иоанн, поддержанный, в том числе, и Кастином. К слову сказать, Иоанна поддержал и некий Флавий Аэций, которому ещё предстояло заслужить прозвище “Последнего римлянина”.

Что до Испании, то поражение Кастина не означало автоматическую потерю полуострова для Империи, однако теперь остров стал крайне уязвим и фактически брошен на произвол судьбы, как это произошло чуть ранее с Британией. Римлян можно понять. Действительно: чего ради сражаться за далёкий полуостров, когда бардак воцарился в самом сердце распадавшейся страны? Однако факт остаётся фактом. Дезинтеграция римской власти в Иберии набирала обороты и местные военачальники и чиновники, руководимые Мавроцеллом, не могли сделать решительно ничего.

Продолжение следует…

Автор: Артём Селицкий
"Заметки о поздней Римской империи и Византии."