museummb

Продолжаю ностальгировать.

Знаете, у меня очень своеобразная домашняя библиотека. Начиналась она, как у многих других, с детских книжек. Среди них были замечательные издания с яркими картинками, которые присылались многочисленной роднёй из разных уголков Советского Союза. Например, кто помнит сказку «Волк и семеро козлят»? Так вот, козлят этих для меня звали Алюль, Булюль и Хиштаки-Саритануль, на картинках они носили халаты и узорчатые тюбитейки. Были и другие, не менее интересные книжки. Но самой любимой лет в пять была книга на украинском языке.

Да, мой отец из Мерефы, это рядом с Харьковом. И оттуда была привезена замечательная детская книжка в форме домика, с потрясающе красивыми иллюстрациями и, как я уже сказала, на украинском языке. Надо заметить, что говорила я на папином языке вполне свободно, но не читала, так как книги были только на русском. И вот настал момент первого торжественного чтения книги. Вслух. Бабушке и маме. Привыкшая к чтению на русском, я смешивала все звуки и буквы, отчаянно продираясь сквозь путаницу в собственной голове.

- За віконцем віє вітер, вітер. А в кімнаті тихо й тепло, - с выражением начала я рассказ о маленькой девочке, мама которой ушла на работу, оставив её поиграть дома одну. Дошла до описания того, как девочка пытается напоить кошку чаем из кукольной посуды. Фразу «посадила девочка кошку за стол» («посадила дівчинка кішку за стіл») я прочла так (ударение обозначаю прописной буквой): «посадила дівчинка кішкУ за стіл».

Первой из ступора вышла бабушка:

- Катенька, не «кішкУ», а «кIшку». Кошку то есть. Ты же знаешь это слово.

Мама, работающая в отделении анестезиологии и реанимации, хохотала в голос. Видимо, у неё возникли какие-то свои, сугубо медицинские ассоциации с моим вольным переложением текста.

Я тогда здорово обиделась. Секунд на тридцать, наверное.

– Какие у Вас ЗЕЛЁНЫЕ глаза! – с восторгом воскликнула моя попутчица, - у вас нет родных в Прибалтике?

- Нет, - ответила я, - а у Вас есть?

- Моя бабка была эстонкой. У Вас глаза такие же зелёные, как у неё.

И мы разговорились. У Валентины кроме зелёных глаз и двоих детей оказалось замечательное чувство юмора и настоящий талант рассказчика. Далее пишу от первого лица.

Моя бабка жила в Тарту. Первого мужа похоронила и вышла замуж второй раз. Её муж, Руди, своих внуков не имел, очень любил нас с сёстрами, а мы отвечали ему взаимностью. Бабушку он обожал безоглядно. Она умела и любила одеваться со вкусом, не понимала русскую бабушку по отцовской линии: как можно ходить в непонятных платочках, не делать прическу, надевать старые, заношенные вещи?! Хозяйство тоже вел Руди. Бабушка не знала даже, где в доме веник.

И вот, с рождением моей младшей сестры, бабушка приняла решение приехать в Россию, чтобы помочь нянчить внуков. За дело взялась ретиво: прямо с утра решила, что на завтрак накормит любимых внучек манна-кремом. (Вы знаете, что такое манна-крем? Это та же манная каша, но на компоте или соке.) Итак, бабушка мечется по кухне в поисках орудий для первого в своей жизни кулинарного подвига. И попутно ругает путающегося под ногами Руди. Надо сказать, бабушка русским языком владела прекрасно, а вот Руди почти не говорил на нём. И вот, бегает она, кастрюлями гремит, манную крупу рассыпала, с плитой никак не сладит. А виноват, конечно, Руди. Ну и заодно не того размера посуда, не того сорта крупа и неправильный мерный стакан.

- Чем под ногами путаться, - отчитывает мужа бабушка, - лучше бы ложку мне нормальную, ровную нашёл! Разве можно что-то вкусное с такой ложкой сварить?! Вон, комки сплошные! Это потому, что нет нормальной ложки, только эта, кривая.

Руди силится что-то сказать. Весь покраснел от лингвистического усилия.

- Ну что, что ты мямлишь?! Ложку мне найди вместо этой, кривой!

И тут Руди, с натугой выдаёт оформившуюся в иностранные слова мысль:

- Рукка…

- Какая «рукка»? – бурлит бабушка.

- Ложка нормальный. Рукка… Рукка кривой.

Бабушка и Руди не мои, записала я. Стоит ли ставить "моё" не знаю, не ставила.

Людям без чувства юмора и болезненно реагирующим на упоминание национальностей советую воздержаться от чтения. Речь пойдёт о моих друзьях, которые занимаются культурой разных народов и оттого истории наши имеют особый колорит.

Когда в нашем городе образовалась лезгинская диаспора, то я сразу попала на их первое мероприятие. Подружка, входившая в грузинскую организацию, пригласила меня на Яран Сувар (праздник весны). Разумеется, я пошла. Это же так интересно!

В концертном зале собралось много народу, среди которого я чувствовала себя «лицом славянской национальности». Там были и русоволосые, и светлоглазые. И одеты так же как и мы с подругой. Между тем, я все равно почему-то выбивалась. Смущаясь своей экзотичности, быстренько прошла на балкон и села между моей грузинкой Н. и знакомым по имени С. Все мы были знакомы по Ассамблее народов России. А на сцене разворачивалось действо. Вышли ведущие: девушка в национальном платье дивной красоты и мужчина в европейском костюме. Они поприветствовали гостей праздника и начали читать стихотворение, которое было на бланке приглашения. Про Яран Сувар. И перевод на русский язык. Под красивую музыку. Зал начал аплодировать. А потом ведущий стал желать всем гостям праздника здоровья, счастья и чего-то ещё на лезгинском. Каждая его реплика тонула в одобрительном крике зрителей. Ведущий бросал в зал фразу, а из зала хором возвращался возглас одобрения. Я слушала-слушала и спрашиваю у Н.:

- О чём он говорит?

Н., растерянно глядя на меня:

- Понятия не имею…

Поворачиваюсь в другую сторону:

- С., скажи, дорогой, что он там говорит?

С., тоже одобрительно восклицавший, расправляет плечи и начинает вещать:

- Он говорит на лезгинском. Среди всех кавказских языков лезгинский стоит особняком. Это связано с долговременной изолированностью лезгинского народа от других народов Кавказа. Таким образом лезгинский очень мало напоминает остальные кавказские языки…

- С., - не выдерживаю я, - Хoтелoсь бы, так сказать, в oбщих чертах пoнять, чтo хочет товарищ посол.

Н. цитату близко к тексту оценила и засмеялась. А С. выпрямился, сделал гордое лицо и надменно произнёс:

- Понятия не имею. Я ингуш. Я лезгинского не знаю.

- Так чего ты тогда орешь со всеми, раз не понимаешь?..

- Ну, видишь, надрывается человек! Поддержать надо.

Всем поддержки и хороших друзей любой национальности!

Как там пишут?.. Друзья мои - тэг "моё".))

Бабушка собирала волосы в пучок и закалывала темной неказистой булавкой. Называла её «приколка». На ночь, до того как повязать косынку, заплетала тонкие мягкие волосы в косичку. Ложилась, на бок, осторожно, чтобы коса не разбросалась сразу.

Когда она сердилась, то говорила: «Абы што!» Это было такое универсальное ругательство. Нитки «абы што!» постоянно рвались, «абы што натворила!» - это я отличилась, вердикт «абы што!» с досадливой отмашкой выносился по случаю глупостей по телевизору или в газете.

Она любила громко вслух зачитывать газетные статьи, а письма всегда читала про себя.

Еще со времён учительства у нее было два строгих костюма. Один я помню хорошо. Коричневый, со старомодными скругленными отворотами пиджака. В нём она почти на всех фотографиях на доске почета. Лицо меняется, костюм - нет. Что же это за костюм такой вечный?..

На нижней полке шкафа лежат ее вещи. Очки в коричневой оправе с расшатанной дужкой, сумочка-ридикюль из посветлевшей вытертой кожи. У сумочки короткая красная ручка. Когда порвалась старая, то она поменяла ее временно на ручку от другой сумки, красной. Яркого не носила. Старые письма от родных, фотографии сестры, похоронка брата. Биография мужа, его неразборчивый черновик и переписанный её каллиграфическим почерком чистовой вариант.

Её любимая книга стоит на второй полке, за тяжелой хрустальной вазой. «Малый Атлас Мира». В нем она могла за несколько секунд найти Калинковичи. Она часто так делала. Открывала атлас и первым делом искала Калинковичи. Затем по очереди: Пеница, Гулевичи, Жидковичи, Автюки, Шарейки… Всегда в таком порядке.