gerdfalter

В старших классах, не знаю, то ли как дань моде, то ли бравады ради, может, просто стараясь обратить на себя больше внимания, я носил чёрную одежду, косуху, и волосы мои достигали лопаток; а шапку надевал от случая к случаю. Тогда это казалось значимым, теперь выглядит ребячеством.

Так вот. Тогда люди оборачивались.

Бывало, слышишь за спиной: «Я от него фигею!»

От меня фигели и не скрывали этого от окружающих.

Теперь косуху надеваю редко – неудобно, мешают все эти ремни и заклёпки в машине, да и появилась более удобная для погоды одежда. «Камелоты» и «казаки», как оказалось – обувь тоже очень специфическая для автомобиля. Можно привыкнуть и к тому, и к другому, но зачем? Волосы, впрочем, оставил – привычка. Ну и жена как-то заявила, что подстриженным меня на порог не пустит. Вот и сохраняю «хвост» уже лет десять-пятнадцать. Иногда, студенты, бывает, даже принимают за своего, спрашивают, советуются... А вот шапку я ношу и зимой, и осенью-весной. Холодно теперь без шапки. Если встречу молодого человека лет 16-18, например, своего подопечного, без шапки да нараспашку, хочется отчего-то заклеймить: «идиот». Но останавливаю себя, ведь сам такой был. Теперь старею, наверное. Хочется тепла.

Выходит, что сейчас гонюсь не за модой, а за удобством. Как-то сыну (ему тогда лет пять исполнилось) подбирали в магазине зимнюю одежу и обнаружили, что теперь рукавицы к детским курткам продают с ремешками, которые можно пристёгивать к рукавам. Когда я был ребёнком лет шести и ходил в детский сад, мне мама пришивала рукавички к белой резинке, которую продевала между рукавами куртки. Я думал в те времена, что выгляжу как мелкий и чуть ли не слёзно просил обрезать эту резинку (тщетно, впрочем). И вот теперь, в тридцать два года, я спрашиваю продавца – нет ли у вас теплых перчаток для взрослых н а  р е з и н к а х. Оказалось – есть! Я тут же, не раздумывая, их приобрёл. Потому что это очень удобно: во-первых, я не потеряю перчатку, да мне, к тому же, не нужно просто беспокоиться, выпала она из кармана или нет – она, блин, на резинке. Во-вторых – оперативно снять и надеть перчатку, оказывается, значительно проще, если она прикреплена. Вот с тех пор хожу как детскосадовец и радуюсь печаткам на резинке.

Весной и осенью узнал, что для детишек есть очень много интересных ништяков, таких как непромокаемая шапка-шляпа (типа тех, что носят норвежские-финские-шведские рыбаки), снут (шарфик, застегивающийся на липучках –только для детей, но никак не для взрослых – а как это удобно!!!), ну и непромокаемый комбинезон. Опять же –только для детей. Для взрослых – непродуваемый, и хватит. С обувью такая же ситуация – непромокаемые тёплые-тёплые сапоги лишь для детей, а взрослым: водоотталкивающие ботинки. Печаль.

Ну, или, не знаю, шапка-шарф (или как она называется, как у Никулина в «Операции Ы») – я бы прикупил такую, ибо очень удобно: но не продают. Детские есть, а для взрослых только обычные, классические модели.

Да к чему я это? Вот стою я на эскалаторе. Передо мной стайка девушек лет шестнадцати. На ногах у них – не знаю как правильно назвать – бриджи или кюлоты. А на улице прохладно, минус десять-пятнадцать. Открытые щиколотки у них красные, обмороженные. Жалко даже. Думаю (беззлобно) – ну, идиоты. А спустя пару дней до меня дошло – СТАРЕЮ. Ведь старость - это не физиология, можно оставаться в душе ребенком, удивляться и радоваться жизни, не обращать внимания на тупые условности.

И тут внезапно вспомнил, что недели две назад читал очень старый, но весьма актуальный текст (изучаю лексику XVIII-XIX веков). «Естьли красавицы по справедливости верят более Медикам, нежели Моралистам <...>, то скажем с важностию Гиппократов и Галенов, что в северном климате эта мода опасна для самого здоровья, следственно и красоты! Уже к нещастию могли бы мы наименовать две или три жертвы ея, всем известныя; но избегая личностей, говорим только о возможном. Натура не предвидела сего обыкновения, и надеясь на верную защиту одежды (!), образовала женские прелести так нежно, что прикосновение грубого воздуха для них бедственно, особливо после наших балов, которые стоят труда всех Греческих Атлетов!» (Сочинения Карамзина. Т. 7. 1803. С. 304-305). Вот так, в начале XIX века были у молодых людей те же самые проблемы в одевании. Ну, так что ж? Может, нам надо прогрессировать? Как считаете?

В 2011 году у меня родился сын. Родился с внутриутробной инфекцией, этиологию которой, после изучения плаценты не удалось выявить.

В первые часы жизни, его, ребёнка, откачивали в реанимации, потом месяц держали на антибиотиках широкого спектра. После чего выписали как здорового. Но хрен там. Он болел постоянно. Раз в месяц, а когда направился в детский сад – каждые две недели - у него обнаруживались, то ОРВИ, то какие-то аллергические реакции. Ни аллерголог, ни инфекционист, ни, тем более, педиатр, не смогли поставить точный диагноз. И лет до шести он болел всякими респираторками каждый месяц. Жена моя отчаялась, и когда сыну был год, повела к гомеопату. Тот, будучи неплохим диагностом, посоветовал исключить те воздействия, которые приводили к болезни. Диету соблюдать, да режим дня, короче. Ну, и естественно, назначал курсы потребления сахаросодержащих шариков.

Не знаю, как долго длилось бы сотрудничество с гомеопатом, если бы сын опять не заболел и затемпературил. Вызвали врача с поликлиники. Пришёл врач с другого участка (он очень крутой) и сказал, что вы, родители, в праве кормить его гомеопатическим сахаром, однако: не сегодня, так завтра у ребёнка разовьётся бронхит, а потом и пневмония не за горами, и выписал рецепт на антибиотики. Мы, как бы то ни было, не будучи адептами секты Ганемана, указания педиатра исполнили, и бронхит ребёнка миновал. После чего гомеопатия для нас больше не существовала. А дальше: вот ведь какая штука - чем больше он, ребёнок, находился среди детей, тем больше болел, но чем дольше он ходил в детский сад, тем реже и короче были приступы его болезни. И в подготовительную группу он пошёл уже почти полностью здоровым. А теперь он – второклассник, но к врачу ходил с первого дня школьных занятий лишь однажды, в первом классе. Да и аллергия у него куда-то испарилась. Получается, что его иммунитет, вполне обычный для ребёнка, был несколько травмирован антибиотиками, и сам нормально восстановился, пусть и не так быстро, как нам хотелось бы.

Во время ОРВИ сын соблюдал (и соблюдает) постельный режим, полоскал горло, промывал нос, получал обильное питьё. При температуре он был в прохладном, проветриваемом помещении. Не укутывался, над картошкой не дышал. И все эти гомеопатические шарики, а также арбидолы-ингавирины были исключены. Но поправлялся он и без них. В те же сроки. Его иммунная система вполне справлялась сама, без всякого псевдовмешательсва.

Для того, чтобы мой ребёнок вел обычный образ жизни без укутываний, без купаний летом речке, без мороженого и т.д., потребовалось много времени. Но не деятельного, связанного с трудом времени, а простого понимания физиологии человека. Надеюсь, что кому-то это поможет. Может быть, кто-то не станет воспитывать мимозу, тепличный цветок, а направит силы на развитие интеллектуального и физического потенциала ребёнка.

Для меня человек жизнерадостный, человек, постоянно пребывающий в хорошем расположении духа, – это аномалия. Весёлость, жизнелюбие, радость, наконец, – это эмоции, которые мне кажутся противоестественными. Наша жизнь такова.

В 13\14 учебном году я работал на кафедре сервиса и туризма. Заведующий кафедрой – человек весёлый и общительный. У него всегда находились слова для того, чтобы поднять настроение; если он говорил что-то, невозможно было сразу определить шутит ли он или говорит серьёзно, поскольку глаза его смеялись.

Летом 13-го года я встретил его как-то на центральном кладбище. Я шёл, чтобы обновить ограду  моих прадедов. На тот момент мы с завкафом были почти незнакомцами: я только-только, после зашиты диссертации, пришёл преподавателем. Ну так вот, на аллее кладбища я увидел знакомое лицо и засомневался – он или не он? Лицо его было серьёзно, глаза скрыты за солнцезащитными очками, под глазами, кажется тёмные мешки. Он меня узнал, впрочем, мы поздоровались. Я тогда подумал,что он, наверное, в университет идёт, дорогу через кладбище срезает. Многие так делают, место-то тихое, а в обход очень уж большой крюк получается.

А потом, чуть позже,  он меня спросил как-то, сколько мне лет. Я ответил. «Да, моему сыну было бы столько же», – и потом добавил. – «Я бы уехал отсюда, да за могилой некому присматривать». Сын его умер в первый год жизни, кажется. Могила его на центральной аллее, на которой я встретил зав. кафедрой тем летом. Дочь его живёт в США, он ездит  к ней каждое лето. Но не уезжает насовсем отсюда. Здесь у него сын.

Вот какой текст приводит Л.И. Гинзбург в своих «Записных книжках»: «Человек рассказывает о том, как в 20-м году у него умер пятилетний сын от дизентерии; как он ушел из больницы, уверенный в том, что ребенку лучше, вернулся на другой день и застал агонию. "Так он при мне и умер", – говорит отец, и эту последнюю фразу вдруг произносит улыбаясь, как бы над странным случаем. Я подумала о нелепости этой улыбки и о её логичности. Вероятно, улыбка была единственным способом произнести такую страшную фразу».

Может быть, эта противоестественная его весёлость – просто защитная реакция человека, чтобы не сойти с ума сначала от горя,а потом – от травмирующих воспоминаний?

Всем привет!

Читая русскую классику, мы часто сталкиваемся с малопонятными для нас и присущими той эпохи реалиями культуры и быта, которые писатели нередко особо подчеркивают как значимые для характеристики социальной среды или персонажей. Разъяснения, которые даются в современных изданиях, часто содержат сухую информацию, а нам требуется развёрнутый комментарий, чтобы лучше понимать произведения классиков. Конечно, можно гуглить и собирать по крупицам информацию из информационных ресурсов.

А можно взять книжку «Что непонятно у классиков или Энциклопедия русского быта XIX века», в которой автор – Ю.А. Федосюк – сделал эту работу за нас (она, книга, есть в свободном доступе).

Из книги мы можем узнать, например, почему в «Муму» И.С. Тургенев, в описании Герасима указывает, что он «мужчина двенадцати вершков роста», хотя вершок равняется примерно 4,5 см.

Или почему у Чичикова двое крепостных: Петрушка и Селифан, и он занимается покупкой «душ».

Или, что даёт для понимания психологического состояния Раскольникова обращённая к главному герою фраза молодого парня: «Уж простите, ваше сиятельство, великодушно».

Но в этой книге много неточностей. Эта работа – не научный труд, в ней нет ни ссылочного аппарата, ни научной редактуры.

Так, например, в разделе «титулярный советник» Ю.А. Федосюк пишет: «университетский диплом обеспечил ему [А.И. Герцену] чин титулярного советника. В “Былом и думах” он описывает, как “подслеповатый старик”, отставной чиновник, узнав об этом, был глубоко уязвлен – он в том же чине, хотя начал служить еще до рождения Герцена: “И служи после этого до седых волос”». На самом деле описанная ситуация – это не фрагмент «Былого и дум». Указанная ситуация описывается у Герцена в «Записках одного молодого человека», художественном, а не биографическом произведении. А университетский диплом давал право на чин губернского секретаря (XII класса), который шёл после низшего – коллежского регистратора. Окончившие университет Обломов, Бельтов, да и Герцен начинают служить в чине губернского секретаря, а не титулярного советника (IX класса).

В разделе «Губернский секретарь» говорится: «”Чинишко паршивый”, – так отзывается о губернском секретаре священник в одном из рассказов Лескова». Но у Н.С. Лескова в рассказах этого нет (если поправите – буду признателен). Общий пафос фразы содержится в реплике священника в повести М.Л. Щеголихина «Слишком доброе сердце»: «Отставной губернский секретарь, подумаешь, эка птица, двенадцатый классный чинишко, а звону-то, а шуму-то!»

Поэтому информацию в «Что непонятно у классиков» всё же следует брать с осторожностью.

Для понимания поведения героев-дворян, понимания общего культурного фона и социальных отношений очень пригодятся книги Ю.М. Лотмана, например «Сотворение Карамзина» и «Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII-начало XIX века)», которые можно и послушать и почитать. Это научно-популярные издания, и в них ошибок нет. У Лотмана есть и цикл телепередач «Беседы о русской культуре», который, с одной стороны сжато предаёт содержание этих книг, с другой – раскрывает некоторые только наметившиеся в них темы.

Всем пока!

Вчера на кафедру заглянул преподаватель. Ему за семьдесят. И он до сих пор доцент. Заведующая кафедрой спросила, как ему новые студенты. Она ответил: удивлены. Говорит, спросил, что они знают о нумерологии, и рассказал, какое значение она, нумерология,  имеет в их жизни. По его словам, студенты были впечатлены. Я не удержался и сказал, не обращаясь, впрочем, к нему: «числа имеют для нас особое значение, когда мы видим их в расчётом листике, придя за зарплатой, да в квитанции об оплате услуг ЖКХ». Конечно, нужно было сказать, что главные наши цифры – это пульс и давление, но как-то сразу не пришло в голову. Впрочем, он не оценил. Он с прошлого года на меня дуется. С того самого момента, когда я указал ему на несоответствие заявленных репрессированных (у всяких там Солженицыных) с архивными данными.

Вообще, я нередко слышал из уст преподавателей нашей кафедры разного рода реакционность и мракобесие. Как-то всерьёз обсуждалось размещение мебели в помещении, исходя из практики фен-шуя. будто на качество работы может повлиять расположение письменных столов в помещении.

Как-то я высказал необходимость создания профсоюза, на что мне зашикали, мол, это всё бредовые мысли и какой-то (какой  - не могу найти нобелевский лауреат - доказал бесперспективность и бесполезность деятельности профсоюзных организаций).

И вот в сентябре мне приходится начинать лекции с вопросов: не говорили ли вам, студентам, о неких, как бы так сказать,  странных явлениях, процессах или предметах в прошлые годы обучения (нумерологии, фен-шуе, гомеопатии, астрологии, тайм-менеджменте и т.д.)?

Впрочем, как выяснилось, студенты, прослушавшие мой курс «основы научных исследований» , и понимающие, что такое магическое мышление и когнитивные ошибки, на подобные антинаучные опусы реагировали негативно и требовали информации по существу.

У меня даже возникло ощущение, что старше поколение преподавателей, которые читают лекции первокурсникам, и чья молодость и зрелость пришлись на начало девяностых годов, не по собственной воле, но  были вынуждены усвоить псевдонаучное и религиозное мракобесие, чтобы не сойти с ума от тех жутких бесчеловечных процессов, происходящих в нашем обществе. Я пребываю в уверенности, что у людей той поры что-то сломалось, но они ведут себя, как обыкновенно, будто ничего не случилось.