filladzilla

Начало

Я думал, что уехал. Оставил этот захолустье позади, где всё — как из дешёвой рекламы по телеку. Лужи, которые никогда не высыхают, дома, которые не стоят прямо, а чуть-чуть скособочены, как сломанные игрушки. Я уехал, поехал в город, где всё должно было быть другим. Там должна была быть другая жизнь. Работа в фирме, документы на веспе, тупые беседы с коллегами, которые я забуду через пару дней. Вроде норм.

Но что-то не так. Это чувство — как будто я вошёл в магазин, а вдруг понял, что двери закрылись, и мне не выбраться. Всё становится пустым и тягучим, как масло, которое прилипает к тебе и не оттирается.

Я остановился, забрал документы. Всё как обычно. А потом поехал в тот самый район.

Навигатор продолжал показывать путь, но я чувствовал, что что-то не так. Эта улица, по которой я ехал, была пуста. Она не должна была быть такой. Почему-то каждый свет в окне, каждая капля дождя на асфальте казались слишком яркими, слишком отчётливыми. Я вроде бы видел этот район тысячи раз, но в этот раз всё изменилось. Казалось, что сам город не хочет, чтобы я туда заезжал.

Потом я увидел её — стену. Граффити Outlaw Nebraska H.A.MC ярко выделялись на фоне грязного кирпича. Чёреп в шлеме, как лицо, которое выжигает тебе глаза. Было жарко, даже несмотря на дождь. Внутри что-то резко кольнуло. Гадкое чувство. Чего-то не хватает, но ты не можешь понять, что именно. Я не знал, что именно, но я стоял там, дёржа документы в руках, и вдруг захотел повернуться и уехать. Быстро. Но… что-то меня удерживало.

Так вот оно, чувство. Молчаливое, как туман, который ложится на землю, и ты не замечаешь, как он тянет тебя вниз. Ты понимаешь, что пора уходить, но не можешь.

Шум мотора моей веспы стих, и всё вокруг как будто затянуло в пустую воронку. Резкий запах бензина, тяжелый, как изношенная ткань. Никаких звуков. Только дождь. Вдруг перестал капать. Странно. Всё стало слишком тихо.

Я вздрогнул. В воздухе будто нависло что-то, как напряжение перед грозой. Я осмотрелся. И тогда их увидел. Стояли. Всё равно не мог рассмотреть, сколько их. Но их было достаточно. Достаточно, чтобы ощущение тупого ужаса стало плотным, как стена. Байкеры. Нет, это были не просто байкеры — это были головорезы. Их лица скрыты под шлемами, но глаза. Эти глаза. Они были жадные, как хищные животные, готовые вырвать твой взгляд из глазницы. Они не двигались, и каждый раз, когда я пытался отвести взгляд, мне казалось, что они становятся ближе. Всё было слишком жутко тихо. Я видел их лица, но они не изменялись. Злые, как что-то, что было создано для того, чтобы охотиться и убивать.

Я попытался сделать шаг назад, но в этот момент один из них повернул голову, и мне показалось, что его глаза прямо выпрыгивают из орбит, а внутри — пустота. Я почувствовал, как сжимаются грудь и горло. Это не могло быть реальностью. Я начал думать, что мне это всё кажется, что я просто устал. Но тогда я заметил блеск.

Лезвие ножа, которое блеснуло в темноте.

Я не мог поверить, что это происходит. Он двигался так медленно, как будто время растягивалось, и тот момент, когда он вытащил нож, оказался самым медленным и страшным в моей жизни. Я не знал, что он собирается делать. Зачем он его вытащил? Я ещё не успел понять, что происходит, когда он снова кивнул. Словно знак, что всё в порядке. И нож исчез.

Я не помнил, когда я завёл веспу. Но мотор снова заработал, будто сам собой. Звук двигателя был почти нормальным, но ощущение было неправильным. Я сидел на месте и не двигался, просто смотрел, как они стоят, как каменные статуи, которые вот-вот рухнут.

Но они не двигались.

Я выжал сцепление и поехал. И, несмотря на это странное, мерзкое чувство, я поехал, потому что всё, что я мог сделать, это уехать. Уехать как можно быстрее. Потому что где-то там, в этом городе, в этих тениах, ждал кто-то ещё. Кто-то, кого я точно не хотел бы встретить.

Дисклеймер:
Все события и персонажи являются вымышленными. Автор не несёт ответственности за возможные необъяснимые явления или странные совпадения, которые могут возникнуть в реальной жизни после прочтения этой истории.

Некоторые дороги ведут только в одну сторону. И если ты зашёл в тупик, выхода нет

Гул двигателя рвал пустынный хайвей, мотор трещал, словно кости под прессом. Ветер хлестал в лицо, глаза слезились, руки затекли от напряжения. Он знал, что если остановится, всё кончится. Не только поездка. Всё.

И вдруг—

ТИШИНА.

Не потому что байк заглох. Не потому что мир исчез. Просто — хлопок в голове, как будто кто-то щелкнул пальцами, и звуки растворились. Он замер, раскрыв рот, но не услышал даже собственного дыхания.

******

Пять лет назад.

******

До этого дня моя жизнь была вылизанной, как рекламный проспект. Чистый город. Газоны, которые стригли так, будто в суде решается их наследство. Мамочки в леггинсах, бегущие трусцой с кофе в одной руке и коляской в другой. Юридический колледж, где все заранее знали, какой дом купят в 35, какую машину поставят в гараж.

Я тоже знал.

А потом они въехали в город.

Сначала — рёв. Звук, от которого хочется спрятать детей и домашних животных. Потом вибрация, отдающаяся в рёбрах. И вот — появляются первые силуэты.

Ангелы Ада.

В кожаных куртках, с лицами, на которых застыл тот самый взгляд: вы либо с нами, либо съебите с дороги. Они двигались сквозь город, как цунами через прибрежный мотель. Смрад бензина, едва уловимый запах травы, у кого-то на спине красовался знак «1%» — знак, что они не просто играют в байкеров, а живут этим.

Я встал у обочины, вцепившись в ремешок рюкзака, и смотрел, как они проходят мимо.

И вот тогда — щелчок.

Знаешь этот момент? Когда вдруг осознаешь: вся твоя жизнь до этого была каким-то странным, нелепым ожиданием. Чего — сам не знаешь, но вот оно перед тобой.

Проехал последний байк. Город снова стал тихим, прилизанным.

А я уже был не тем, кем был утром

*******

Ворвавшись домой со стуком в висках, я первым делом выпалил:

— Мам, пап, вы видели, что там только что было?!

Отец посмотрел на меня из-под очков, как смотрят на студента, который объявил, что бросает юрфак ради циркового училища. Хмыкнул, переключая канал.

На экране мелькнули новости, потом какой-то ситком с нарочито фальшивым смехом, и тут он случайно щёлкнул на MTV. Там как раз брали интервью у одного из вице-президентов головного чартера в Калифорнии.

Кожа, серебряные кольца, взгляд человека, который видит людей насквозь. Внизу бегущей строкой шло: «Ангелы Ада: преступники или современные ковбои?»

Отец посмотрел на экран, поморщился, будто от укуса комара, и тут же переключил дальше.

— Бандиты, — бросил он, не поднимая головы от газеты.

Мама вздохнула, повернулась ко мне:

— Ты же понимаешь, что это не люди, а ходячие судимости? Они даже не прячут, что творят.

Я кивнул. Для них это был конец разговора.

Но для меня — только начало.

******

Я не мог выкинуть их из головы. В ту ночь я залип на YouTube, перелистывая интервью, документалки, рассказы бывших участников. Легенды о байкерских клубах звучали, как сказки про разбойников: братство, дорога, свод правил, написанный бензином и кровью.

Где-то между третьим и четвёртым видео экран вдруг дёрнулся.

Обычный лаг — или нет? Картинка смазалась, а потом вместо интервью передо мной оказался дорожный знак. Видеофайл был старым, битым, с помехами, но я видел его слишком чётко.

“DEAD END”.

Не улица, не номер трассы. Просто белые буквы на тёмном фоне: тупик.

Видео мигнуло и вернулось обратно. Я моргнул, потер лицо. Чёртовы артефакты в видео. Бывает.

Около двух ночи я наконец завалился спать.

…И мне приснилась дорога.

Я мчал по пустынному хайвею, ветер в лицо, мотор подо мной. Всё, как на кадрах из документалок. Но потом пришёл запах.

Не бензина.

Чего-то гнилого.

Свет фар выхватил фигуру на обочине. Тёмная, неразличимая.

Я хотел сбавить скорость, но в тот момент фигура обернулась.

Глаза — пустые. Чёрные, как моторное масло. Лицо — размытое, будто его пытались стереть, но не до конца.

Я вырвался из сна с диким ударом сердца.

В комнате было темно.

Но что-то… изменилось
Воздух вокруг, пах бензином.

******

Я сидел за столом в гостиной, пытаясь убедить себя, что ничего не произошло. Что это просто байкеры, просто дороги, просто шум в голове, который уйдёт. Родители не замечали, как я всё больше теряюсь в этих мыслях. Они обсуждали вечерний сериал, переключали каналы, как ни в чём не бывало.

Но в тот момент что-то изменилось.

Тот самый угол гостиной. Где всегда висело распятие. Я наблюдал за ним, тупо размышляя о чём-то, а потом… распятие на стене вдруг начало переворачиваться.

Не дёрнулось, не соскользнуло. Оно просто начало двигаться. Молниеносно. Сталь, висящая под углом, повернулась и застыла в другом положении, как будто невидимая рука взяла его и медленно сдвинула.

Сначала я подумал, что это глюк в глазах. Возможно, это мой мозг продолжает придумывать. Возможно, свет от лампы играл с тенью.

Но нет. Оно не могло так.

Распятие полностью перевернулось, и теперь его лицо было вверх ногами.

Я застыл. Не мог выговорить ни слова.

Мама продолжала смотреть телевизор, не заметив ничего. Отец, склонившись над газетой, как будто ничего не услышал. Но я — я видел.

Я видел, как оно движется.

Внезапно на губах появилось отвратительное, горькое послевкусие.

И тогда я понял, что что-то во мне тоже изменилось….

Все началось невинно. Ну, как невинно — однажды ты уже был на вершине, но что-то пошло не так, и теперь твоя карьера лежит где-то между грязным унитазом и дешёвыми клубами, где бухают те, кто не влез в прошлый поезд на фестиваль. Было время, когда тебя знали, когда тебя звали. Теперь — зовут, но не туда, куда хочется.

Бармен кивает на маленькую таблетку.

— Это тебе.

Ты берёшь её — крохотная, с эмблемой. Шлем. Что за шлем? Неважно. Ты видел их тысячи, и все они вели в одно и то же место. Просто ещё одна ночь. Просто забалдеть.

Но внутри уже что-то шевелится. Грёбаная интуиция, которая обычно молчит, но теперь орёт в ухо: не надо.

Но ты уже проглотил.

Сначала ничего.

Потом всё.

Хуярит так, что охуеть.

Ты держишься за стойку, но она уходит вниз, вниз, вниз, как лифт, который не собирается останавливаться. Музыка в клубе сначала становится слишком громкой, потом слишком тихой, потом кажется, что играет в другой вселенной. Кто-то говорит тебе что-то, но их слова звучат, как испорченный винил.

Ты моргаешь — и стены начинают танцевать.

Моргаешь снова — и кто-то приближается к тебе.

Ты знаешь этого человека.

Ты точно знаешь этого человека.

Но это не человек.

Ты знаешь это так же чётко, как знаешь своё имя (или знал?). Его глаза слишком глубокие. В них что-то движется. В его улыбке что-то не так, что-то растекается, как масло по раскалённой сковороде.

— Ну что, братишка, как оно? — он говорит голосом, который ты слышал много лет назад, в том самом отеле, после которого всё покатилось в жопу.

Этот голос был в новостях, в интервью, в проклятых судебных бумагах.

Но этот человек не мог здесь быть.

Он мёртв.

Ты сам видел.

Ты точно видел.

Ты хочешь спросить, что он здесь делает, но язык превращается в кусок наждачной бумаги. Губы сухие, как старая газета. В голове молнии. В глазах молнии.

— Всё село собралось и кричит, — говорит он. — Вот парня-то распидорасило.

И тут ты понимаешь, что это правда.

Ты открываешь рот, чтобы закричать, но из него выходит только дым.

— Кто-то едет, блядь.

Сэм разлепил глаза. Голова тяжёлая, мысли плавают, словно в масле. Небо над нами было чёрное, как зрачки передозника, и усеяно звёздами, но оно двигалось. Волнами. Или это земля?

Я привстал, опершись на руль. Харлей стоял подле меня, пах маслом и жареным металлом. Пламя в костре ещё тлело. Кто-то громко храпел. Джейк? Да. А вот второго нашего не было.

Я посмотрел в сторону шоссе.

Издалека, прямо из темноты, двигалась процессия фар. Тихо. Будто ползли, не касаясь асфальта.

— Эй! Вставай, чёрт тебя дери! — я пнул Сэма в бок.

Он выругался и потянулся за сигаретами.

— Что?

— Гляди туда.

Он вскинул голову.

Фары приблизились. Теперь стало видно, что это машины — старые, ржавые. Они не издавали ни звука. Никакого. Как если бы двигатели были мёртвые, но всё равно ехали.

Я почувствовал, как внутри похолодело.

— Нахер, заводись.

Я рванул к мотоциклу, запрыгнул в седло, крутанул ключ. Харлей взревел. Джейк дёрнулся во сне.

— ПОДЪЁМ, СУКА!

Джейк подорвался, а в следующий миг я уже газовал, и мы уносились прочь.

Позади слышался рёв двигателей. Теперь они издавали звук. Громкий.

Небраска в августе — как сковородка, на которой жарят чужие судьбы. Дорога прямая, без конца и края. Я вцепился в руль, чувствуя, как кожа прилипает к грипсам.

Мы не знали, сколько проехали. Сто, двести миль? Никто не смотрел на спидометр.

Но потом, среди ночи, впереди показался свет.

Ранчо.

Дом в глубине двора. Фонарь у крыльца. Две тени на пороге.

Мы затормозили, заглушили моторы. Девушки. Молодые, длинноволосые. В платьях, каких уже не шьют.

— Заблудились, путники? — сказала одна.

Вторая улыбнулась.

— У нас есть комната. И… кое-что ещё.


Мы курили у очага, слушая, как смеются ведьмы.

— Что за дым? — спросил Джейк, затягиваясь.

— Это подарок. От шамана.

Я сжал косяк в пальцах.

— Какого ещё шамана?

Сёстры переглянулись.

— Местного. Он давно мёртв. Но его дух остался в земле. И в этом кусте.

Моя голова стала лёгкой, как пустая банка. Тело — ватным. Я поднялся.

Мир поплыл, как расплавленный пластик.

— Вы нас отравили… — пробормотал я, но язык заплетался.

Сёстры засмеялись.

А потом стены растаяли, ночь превратилась в кипящую дымку, и я увидел его.

Шамана.

Он стоял среди ночи, высокий, как высохшее дерево, с впалыми глазами и раскрытым ртом, полным тьмы. Из земли поднимались корни. Они шевелились, будто змеи.

Я хотел закричать.

Но заклинание уже сворачивало нас в плотный узел ужаса.

И где-то вдалеке, за горизонтом, снова загудели машины мёртвых.

Черная Ночь, Черная Водка

Я шёл по этому аду, шурша кожаным плащом, который давно должен был бы расползтись на атомы от времени. Ночь. Чёрная. Как пыль в старой комнате, где все давно забыли, что такое свет. Воды нет. Огонь не горит. Но чёрная водка — чёрная водка согреет меня.

Я не знал, как я сюда попал. Это был не город. Это была могила, куда я зашёл по приглашению странного голоса, который раздавался из самых глубин моей души. Всё вокруг было поглощено тенью. Нет, не тенью, это была сама тьма. Она стояла там, в углу, как старик, который не может отойти от своей бутылки, только тупо улыбается и шепчет тебе: «Скоро ты забудешь, что такое день».

Я вспомнил, как раньше любил свет — как он горел ярко, как он грел. Как пламя в бутылке старого виски. Но это было давно. Теперь я не знал ничего, кроме этой жуткой тьмы и зловещего ощущения в животе. Тело не чувствовало холода, потому что оно уже стало частью этого мира, как проклятая вещь. Я выпил ещё. Черная водка. Она не горчила. Она не согревала. Она врезалась в меня, как удар молнии, только без света. Молния без света — вот что я ощущал.

Черная водка — звёздная кровь. Лунная нефть, еб твою мать. Я так и знал, что мы все в какой-то момент превратимся в жидкость. Поглощённые неведомыми силами, которые лижут тебя снаружи и изнутри. Эта вода, что ли? В какой-то момент я понял, что это не водка. Это кровь. Это твоя кровь, которая, кажется, уже ушла из тебя, а теперь просто ждёт, чтобы стать частью этой вселенной, где нет ни времени, ни пространства. Просто ты и это место, чертово место.

Миллионы лет. Миллионы лет и никто не заметил, как я здесь оказался. Взгляд вперед. И ничего. Чёрный свет. Слёзы, если бы я ещё умел плакать. Всё, что я знал — это что я один, и я пил, и я пил эту хрень, пока весь мир не исчезал в тумане. Как будто я сжигал каждый момент, пытаясь убежать, но всегда возвращался туда, откуда не был.

Я был в аду. Но это не был тот ад, что ты представляешь. Здесь не было пламени, не было костров, не было мучений. Было только это молчание. Это чёрное, воронье молчание. Оно затягивало меня, как старые ржавые цепи, но я продолжал пить, продолжал идти, потому что… чёрт возьми, мне нужно было согреться.

Согреться от этой пустоты, от этого холода, от этой ночи, которая тянулась вечно. Я был забыт. Я был заблудший. Я был мертв. Но вот что меня по-настоящему пугает: я даже не был этим обеспокоен. Просто пил.

Я проснулся с таким ощущением, будто меня всю ночь били мешком с цементом. Голова гудела, рот пересох, а в черновиках на телефоне что-то страшное.

“В темном подвале, в извилистой яме…”

Чёрт. Это не просто текст, это память.

Мне нужен кофе, но руки трясутся, как у последнего наркомана. Пальцы сжимаются на телефоне, и я понимаю, что если начну читать дальше, то вспомню всё.

“Тусклые лампочки тьму оборвали.”

Я видел этот свет. Я стоял в этом подвальном аду. Грязный, мокрый пол, запах плесени и чего-то хуже. Что-то лежало в углу. Или кто-то.

Я провожу языком по губам. На вкус — металл.

“Скорчился труп в полутемном углу.”

Я моргаю. Это не могло быть правдой. Это же просто запись в телефоне, верно? Просто лихорадочный бред.

Но я помню бой. Брызги, удары, срыв дыхания.

“Бой топорами, бой топорами…”

Топор в руке. Тяжёлый, как будто намертво врос в ладонь. Я делаю шаг в сторону, ноги хлюпают по мокрому полу. Кто-то кричит. Или уже не кричит.

“Я окровавлен, противник убит.”

Зачем я это написал?

Воспоминания приходят рваными кусками. Я иду в ванную, смотрю в зеркало. Под ногтями чёрное. В раковине — грязная вода.

Там, внизу, я не был один.

“Лампочка гаснет, но сердце… горит!”

Я выключаю телефон. На экране последняя строка пульсирует, как огненный рубец.

Чёрт.

Я должен спуститься в подвал.

Эта и следующие короткие истории написаны под вдохновением творчества Питерской группы ШЛЕМ.

Год 2108.

Ребёнок спал.

В комнате было тихо, только мерцал ночник в углу. Но в голове мальчика бушевала буря. Он видел сон — не обычный, а пророческий.

В этом сне он стоял среди пепла и руин. Мир был мёртв. Города обуглились, небо чернело без солнца. И над этой пустошью парил титанический корабль, заслоняя даже мёртвые звёзды.

— “Внимание, Земля!” — раздался голос из небесных громкоговорителей.

Слова звучали металлически, бездушно. Они прокатывались по останкам цивилизации, как набат.

— “Сбой всех твоих систем — по воле злого Короля, чьё имя… ШЛЕМ!”

Имя отдавалось эхом, будто гремел сам воздух. В этот момент мальчик увидел его. Высокий силуэт, окутанный тенями, лицо скрыто гладким металлическим шлемом. Он стоял среди обломков цивилизации и смотрел прямо на Дэнни.

Ребёнок проснулся с криком.

Год 2138. Начало Конца.

Солнце погасло.

Это произошло без предупреждения. Просто однажды утром мир погрузился в темноту. Учёные бились в истерике, но не могли объяснить, что случилось. Вскоре из черноты пришло ещё нечто.

Град комет.

Огромные глыбы льда и металла с грохотом врезались в Землю, испепеляя целые континенты. Океаны закипали, города испарялись в ядерном свете. Электросети умерли, спутники падали, люди молили о пощаде.

Но настоящий ужас начался потом.

Из-за облаков выбралось нечто.

Чёрный корабль.

Его размеры превосходили все известные конструкции человечества. Он парил над остатками Земли, окутанный дымом и огнём. На его корпусе не было окон, только гладкая чернота, поглощающая даже блики разрушенного мира.

А затем ОН сошёл с борта.

Высокий силуэт. Тяжёлый шаг. Гладкий, безликий шлем вместо головы.

— “Шлемодержавие пришло. Навсегда.”

Голос разнёсся по опустошённой планете, вибрируя в костях тех, кто ещё дышал.

Он не просто был лидером. Он был их новым богом.

Именно он уничтожил солнце.
Он обрушил кометы.
Он стёр Землю с лица вселенной.

И самое страшное — он знал, что так будет.

Он смотрел на разруху, и под гладким, бесчеловечным шлемом улыбался.

— “Это я сошёл с борта Чёрного корабля.”

— “Ведь в 2108 году тем ребёнком был я.”

— “Имя моё — ШЛЕМ.”