filladzilla

Начало
Тупик. Глава 1.1
Тупик. Глава 1.2
Тупик. Глава 1.3

El.Wizz уже почти допил шестой бокал, хотя пил медленно, будто не торопился возвращаться в тот мир, откуда, возможно, пришёл.

Он посмотрел на меня исподлобья, и я почти почувствовал, как сцена меняется — будто заиграла музыка, и кто-то невидимый нажал кнопку “Play Cutscene”.

— Знаешь, почему меня прозвали El.Wizz? — спросил он, и его голос был сухим, как старое моторное масло.

Я невольно кивнул. И в этот момент понял, что всё, дальше я пассажир. Диалоговая ветка выбрана. Назад пути нет.

— El.Wizz — это всё на шевроне. Клубная эстетика. А вообще-то я был Electric Wizard.
Сначала — просто Electric.
Потому что я мог перебрать любой байк на ощупь. Без света. Без схем. Без раздумий.

Он сделал глоток, прищурился.

— Заводской косяк? Найдётся. Болт, про который забыли в Японии? Найду. И заставлю крутиться.
У нас говорили: «Если мотор стонет — зови Electric». И я приходил.
Не потому что я гений. А потому что я слышал, как машина разговаривает.

Он снова затянулся. Дым скользнул вверх, в фонарь, расползаясь, как бензин по воде.

— Только вот знаешь, брат… — он усмехнулся, но в этом смехе было что-то с оттенком одиночества. — Членство в клубе не приносит бабок. В лучшем случае — шрамы и штрафы. В худшем — похороны с гимном AC/DC.
А наш чаптер был свежий. Сырые мы были, понимаешь? Не определились ещё: в бизнес или в могилу.

Он отпил пиво, посмотрел куда-то в пустоту.

— Так что пришлось выкручиваться.
На заднем дворе у меня была теплица. Небольшая. Там я выращивал перцы.
Не обычные. Mary Jane. Такой сорт, что один только запах мог заставить мужика поверить в Бога, а потом — в сатану.

Он рассмеялся, уже по-настоящему.

— Говорили: «Эти перцы вызывают галлюцинации, как в день велосипеда, только без велосипеда».
С тех пор к Electric добавилось Wizard.
Потому что, когда после моих перцев народ видел, как холодильник начинает читать рэп или кот уходит в запой — все соглашались: тут без магии не обошлось.

Я кивнул. Не потому что верил. А потому что отрицать — значило бы вовлечься по уши.
А я уже знал — чем глубже слушаешь El.Wizza, тем дальше твой выезд.

Внезапно хлопнула дверь.

Из-за уборной появился мужчина — лет тридцати, с уверенной, неторопливой походкой. Он двигался, как человек, привыкший к дороге: не спеша, но с внутренним прицелом, как будто знал, где что стоит.

Первое, что бросалось в глаза — его правая рука. Вся чёрная. Неясно, то ли от старого ожога, то ли из-за татуировки, набитой так плотно, будто закрашивала что-то, что не должно было быть видно.

На нём была выцветшая футболка с надписью Iron Sect, а на спине — массивный железный крест, растянувшийся от плеча до плеча. На поясе — повязанная тёмно-зелёная фланелевая рубашка, выцветшая от солнца и пыли. Его джинсы — классические Levi’s 501, голубые, но покрытые слоем дорожной пыли, словно он только что спрыгнул с хайвея.

От заднего кармана к ремню тянулась латунная цепь — она держала потертый кожаный кошелёк, выглядывающий из кармана, как будто готовый вот-вот исчезнуть, если не держать его на привязи.

Он прошёл мимо, не глядя по сторонам, и остановился у старого аппарата с пластинками в углу. Закинул четвертак — монета со щелчком пропала в глотке автомата — и, не оборачиваясь, произнёс:

— Ты как, старый? Всё ещё растишь этих перцев?

Голос его был хриплым, как будто он только что вылез из сухого колодца. Он говорил кому-то, кого знал. Но его взгляд — маниакальный, липкий, пристальный — был направлен прямо на меня.

Часть 3


Старик затянулся. Глубоко, медленно, будто дым был единственным, что ещё держало его в этой реальности.
Он посмотрел куда-то в бок — будто ожидал, что из темноты выйдет кто-то третий. Никого не было.
Я уже собирался развернуться и уйти, когда он сказал:

— После того злополучного ранчо всё пошло под откос.

Просто так. Будто между нами уже был разговор.
Будто я должен был знать, о чём он.
Будто он — мой старый знакомый из кошмара, который я придумал, но всё равно просыпаюсь в поту.

Он протянул руку. На пальцах — старые выцветшие татуировки, что-то между рунами и цифрами, будто бы нанесённые дрожащей рукой.
— El.Wizz, — сказал он. — Electric Wizard. Почему так зовут — расскажу. Не сейчас.

Фонарь над нами мигнул. Три раза. Слишком ровно, чтобы быть случайностью.
И слишком тускло, чтобы казаться нормальным.

Я не двинулся. Внутри всё сжалось.
Просто от того, как он стоял.
От его молчания.
От того, как он снова затянулся, и звук затяжки показался чересчур громким. Как будто в этот момент всё вокруг замерло.
Треск тлеющего табака — как капли воды в мёртвой тишине.
Ни машин. Ни шагов. Ни голосов из бара.

Как будто весь мир сделал выдох. И не собирался вдыхать обратно.

El.Wizz медленно повернул голову. Его глаза были… обычные. Ни блеска, ни безумия.
Но именно это и напугало больше всего.
Будто внутри этих глаз больше ничего не осталось.
Ни разума. Ни души. Ни прошлого.

— Твои коллеги уже в хлам, — сказал он. — Один пьёт воду из пивной кружки и зовёт её мамой. Второй спит, как убитый. Если тебе интересно… — он бросил взгляд внутрь, как будто знал, что я сейчас туда посмотрю, — …можешь сесть со мной. Заказ за тобой. Пара пива — и я расскажу, что с тобой было. Что происходит.
Что будет.

Где-то за углом что-то щёлкнуло.
И я подумал: вот сейчас. Сейчас оно вылезет.
Что-то мокрое. Липкое.
С ногами из угля и головой из проволоки.
Сейчас.
Сейчас…

Но ничего не произошло.

Он снова затянулся.

И тут я понял, что этот момент — он не для страха. Он про страх.
Это не про ужас. Это про его ожидание.
Про тишину между биениями сердца.
Про то, как ты готовишься бежать — но тебе некуда.

El.Wizz улыбнулся.
Совсем чуть-чуть.
Как будто всё это — его шутка.
А я — зритель, который ещё не понял, когда начнётся кровь.

Я посмотрел внутрь.
Они действительно были в хлам. Один кричал в стакан, что нашёл истину, второй гладил свой пиджак, будто это была женщина.
Я мог уйти.
Сказать себе, что я слишком трезв, чтобы слушать байки седых психов с бензином в жилах.

Но ты ведь уже понял.
Я сел.
Потому что хуже, чем не знать, может быть только догадываться.
И потому что, да, возможно, всё это бред.

Но это мой бред.
И в нём, как ни странно, всё стало на свои места...

Тяжело выдохнув, El.Wizz откинулся назад, и его взгляд стал куда-то уходить в пустоту, как если бы он снова переживал ту самую сцену, которую никак не мог забыть.

— После смерти моего отца, его байк так и остался стоять в гараже. Покрылся слоем пыли, и всё. Казалось, что он уже не нужен никому. Мотоцикл… Просто железо, ржавеющее на солнце. Но ты знаешь, что потом случилось?

Я молчал, понимая, что дальше будет что-то важное.

— Потом вышел фильм “Дикарь” с Брандо. Это был момент, когда всё изменилось. Все начали сходить с ума по мотоциклам. Вдруг всем стало нужно то, что было раньше просто вещью. Как будто они стали символом свободы, бунта, чего-то неприступного. Отец никогда бы не поверил в такое. Он всегда думал, что мотоцикл — это просто… средство ухода. Ухода от всего. Но после того фильма, всё стало как-то… другим. Все начали мечтать о том, чтобы иметь мотоцикл, как Брандо.

El.Wizz снова помолчал, покачав головой, словно не веря в происходящее.

— Я не знаю, что с ним было не так, — сказал он тихо. — Может, это было предвестием того, что происходило дальше, или… может, это просто пустая мода, которая оставалась после смерти моего отца. Но мне всегда казалось, что мотоциклы стали чем-то большим, чем просто машины. Они стали частью кого-то. Часть чего-то неосознанного, что мы, наверное, так и не поняли.

Часть 1
Часть 2

После того вечера меня начали преследовать кошмары. Каждый новый сон — как выброшенная на обочину киноплёнка, смотанная в грязный ком.

То 2108 год: Земля — обгорелая головешка, вокруг неё кружит чёрный корабль с эмблемой какого-то Шлемодержавия. Жуткое слово, будто придумали байкеры после недельного загула.

То я стою по колено в крови, в яме, с двумя топорами в руках. В груди пульсирует боль — но не моя. В руках что-то горячее, бьющееся. Сердце. Я держу сердце. И оно всё ещё дёргается в пальцах.

А потом был странный сон, почти добрый — если бы не детали. 1965-й год. Я — байкер, кожанка, шлем, улыбка в пол-лица. Мы с командой въезжаем в богом забытый городок в Небраске. Лужайки, ветхие дома, пыльная дорога. И там — ранчо. Их ранчо.
Две сестры. Ведьмы.
Одна — худая, костлявая, с глазами, как засохшие ягоды бузины. Вторая — широкая, как амбарная дверь, с руками, способными свернуть тебе шею, как палку сухой спаржи.
Обе смотрели на меня так, будто знали: я у них уже в списках, галочка давно стоит.

Потом… Потом наступила тишина.
Сны прекратились. Я снова начал жить нормальную жизнь.

Ну, насколько это можно назвать жизнью. Съехал от родителей. Снял себе нору в доме 70-х годов постройки, где стены из такого тонкого гипсокартона, что если кашлянешь — соседи спросят, не умираешь ли ты.

“Взрослая жизнь”, думал я. “Самостоятельность”.
Ага. Конечно. Взрослая жизнь — это когда единственный человек, кто по-настоящему тебя ждёт, это доставщик пиццы.

Однажды, в редчайшее совпадение всех временных слоёв вселенной, мои коллеги решили выбраться в бар. Единственная суббота, которая сошлась, как сбой в Матрице.
Они предложили пойти, а я — идиот — согласился.
“Будет весело”, сказали они.
“Пару пива”, сказали они.
А я знал, что всё закончится хуже. Как всегда.

В ту субботу я нацепил худший свой пиджак и поехал на веспе в центр.
Бар назывался “Rusted Halo”. Вывеска мигала так, будто её били током при каждом упоминании моего имени. Внутри пахло тёплым пивом, горелыми крылышками и безнадёжностью. То есть — стандартный набор.

Коллеги уже были там. Улыбались, смеялись, кто-то рассказывал истории из серии “Как я перепутал юриста с официантом”.
Я стоял с пивом в руке и слушал, как жизнь других людей разливается между столами. Тёплая, липкая, как дешёвый сироп.

Всё было нормально.
Почти нормально.
Пока я не почувствовал этот странный запах.
Тот самый. Металл и что-то жжёное.

Я оглянулся — и тогда краем глаза заметил…
У дальней стены, среди толпы, кто-то стоял. Чёрная куртка. Тяжёлый взгляд.
Я моргнул — и фигура исчезла.
Словно никогда её и не было.

Я решил, что мне это показалось.
Конечно показалось.
В конце концов, я ведь теперь живу “нормальной жизнью”, верно?

Смешно.
“Нормальная жизнь” — это когда ты сидишь в баре, в окружении полусонных клерков, и тебе кажется, что за соседним столом кто-то вот-вот достанет мачете.
Но всё заканчивается просто: он просит соль.
Ты улыбаешься. А потом весь вечер ждёшь, когда он попросит и твою голову.

С того угла, где якобы стоял тот человек, несло сыростью. Не барной — не от мокрых курток или пролитого пива. Это была старая, знакомая вонь подвала, в котором кто-то долго прятал плохие воспоминания. Я знал этот запах. Он был в том сне — где ведьмы, луна, кровь и хруст костей под ногами.

Я вышел на улицу.
Покурить. Подышать. Сделать вид, что всё в порядке.

Воздух был тяжёлый, с привкусом горелого асфальта и чего-то ещё — будто бар медленно вытекал в реальность через трещины в пространстве.
Я достал сигарету, чиркнул зажигалкой, затянулся.
Огонёк дрогнул, как будто не хотел участвовать в этом.

И тут он подошёл.
Старик.

На нём была старая кожаная жилетка, потёртая и местами залоснившаяся от времени, с длинной цепью, болтающейся на бедре. Из-под жилетки торчала выцветшая майка с пятнами, которые давно потеряли происхождение. На голове — сальные седые волосы, собранные в какую-то нелепую полу-косичку. А борода… борода была такой длины, что, казалось, в ней можно спрятать карабин.

Силуэтом он напоминал волшебника из нарочито кривых квестов конца 90-х. Знаешь, таких, где каждая строчка диалога — либо баг, либо метафора про смерть. В других обстоятельствах я бы посмеялся. Сейчас — нет.

Он подошёл ближе.
Я увидел нашивки.
Красные буквы на чёрном фоне.
Тот самый шрифт.
Тот самый стиль.
Outlaw Nebraska
H.A.MC

“Кто бы мог подумать. Ангелы Ада. Ну да ну да. Привет, шиза”, — мелькнуло в голове.

Он остановился рядом.
— Сигаретка найдётся? — спросил он голосом, будто полоскал гортань в машинном масле.

Я молча протянул ему одну.
Он взял.
Медленно. Как будто специально замедлял сцены.
Зажигалку не попросил. Просто посмотрел на неё — и пламя вспыхнуло само….

Начало

Я думал, что уехал. Оставил этот захолустье позади, где всё — как из дешёвой рекламы по телеку. Лужи, которые никогда не высыхают, дома, которые не стоят прямо, а чуть-чуть скособочены, как сломанные игрушки. Я уехал, поехал в город, где всё должно было быть другим. Там должна была быть другая жизнь. Работа в фирме, документы на веспе, тупые беседы с коллегами, которые я забуду через пару дней. Вроде норм.

Но что-то не так. Это чувство — как будто я вошёл в магазин, а вдруг понял, что двери закрылись, и мне не выбраться. Всё становится пустым и тягучим, как масло, которое прилипает к тебе и не оттирается.

Я остановился, забрал документы. Всё как обычно. А потом поехал в тот самый район.

Навигатор продолжал показывать путь, но я чувствовал, что что-то не так. Эта улица, по которой я ехал, была пуста. Она не должна была быть такой. Почему-то каждый свет в окне, каждая капля дождя на асфальте казались слишком яркими, слишком отчётливыми. Я вроде бы видел этот район тысячи раз, но в этот раз всё изменилось. Казалось, что сам город не хочет, чтобы я туда заезжал.

Потом я увидел её — стену. Граффити Outlaw Nebraska H.A.MC ярко выделялись на фоне грязного кирпича. Чёреп в шлеме, как лицо, которое выжигает тебе глаза. Было жарко, даже несмотря на дождь. Внутри что-то резко кольнуло. Гадкое чувство. Чего-то не хватает, но ты не можешь понять, что именно. Я не знал, что именно, но я стоял там, дёржа документы в руках, и вдруг захотел повернуться и уехать. Быстро. Но… что-то меня удерживало.

Так вот оно, чувство. Молчаливое, как туман, который ложится на землю, и ты не замечаешь, как он тянет тебя вниз. Ты понимаешь, что пора уходить, но не можешь.

Шум мотора моей веспы стих, и всё вокруг как будто затянуло в пустую воронку. Резкий запах бензина, тяжелый, как изношенная ткань. Никаких звуков. Только дождь. Вдруг перестал капать. Странно. Всё стало слишком тихо.

Я вздрогнул. В воздухе будто нависло что-то, как напряжение перед грозой. Я осмотрелся. И тогда их увидел. Стояли. Всё равно не мог рассмотреть, сколько их. Но их было достаточно. Достаточно, чтобы ощущение тупого ужаса стало плотным, как стена. Байкеры. Нет, это были не просто байкеры — это были головорезы. Их лица скрыты под шлемами, но глаза. Эти глаза. Они были жадные, как хищные животные, готовые вырвать твой взгляд из глазницы. Они не двигались, и каждый раз, когда я пытался отвести взгляд, мне казалось, что они становятся ближе. Всё было слишком жутко тихо. Я видел их лица, но они не изменялись. Злые, как что-то, что было создано для того, чтобы охотиться и убивать.

Я попытался сделать шаг назад, но в этот момент один из них повернул голову, и мне показалось, что его глаза прямо выпрыгивают из орбит, а внутри — пустота. Я почувствовал, как сжимаются грудь и горло. Это не могло быть реальностью. Я начал думать, что мне это всё кажется, что я просто устал. Но тогда я заметил блеск.

Лезвие ножа, которое блеснуло в темноте.

Я не мог поверить, что это происходит. Он двигался так медленно, как будто время растягивалось, и тот момент, когда он вытащил нож, оказался самым медленным и страшным в моей жизни. Я не знал, что он собирается делать. Зачем он его вытащил? Я ещё не успел понять, что происходит, когда он снова кивнул. Словно знак, что всё в порядке. И нож исчез.

Я не помнил, когда я завёл веспу. Но мотор снова заработал, будто сам собой. Звук двигателя был почти нормальным, но ощущение было неправильным. Я сидел на месте и не двигался, просто смотрел, как они стоят, как каменные статуи, которые вот-вот рухнут.

Но они не двигались.

Я выжал сцепление и поехал. И, несмотря на это странное, мерзкое чувство, я поехал, потому что всё, что я мог сделать, это уехать. Уехать как можно быстрее. Потому что где-то там, в этом городе, в этих тениах, ждал кто-то ещё. Кто-то, кого я точно не хотел бы встретить.

Дисклеймер:
Все события и персонажи являются вымышленными. Автор не несёт ответственности за возможные необъяснимые явления или странные совпадения, которые могут возникнуть в реальной жизни после прочтения этой истории.

Некоторые дороги ведут только в одну сторону. И если ты зашёл в тупик, выхода нет

Гул двигателя рвал пустынный хайвей, мотор трещал, словно кости под прессом. Ветер хлестал в лицо, глаза слезились, руки затекли от напряжения. Он знал, что если остановится, всё кончится. Не только поездка. Всё.

И вдруг—

ТИШИНА.

Не потому что байк заглох. Не потому что мир исчез. Просто — хлопок в голове, как будто кто-то щелкнул пальцами, и звуки растворились. Он замер, раскрыв рот, но не услышал даже собственного дыхания.

******

Пять лет назад.

******

До этого дня моя жизнь была вылизанной, как рекламный проспект. Чистый город. Газоны, которые стригли так, будто в суде решается их наследство. Мамочки в леггинсах, бегущие трусцой с кофе в одной руке и коляской в другой. Юридический колледж, где все заранее знали, какой дом купят в 35, какую машину поставят в гараж.

Я тоже знал.

А потом они въехали в город.

Сначала — рёв. Звук, от которого хочется спрятать детей и домашних животных. Потом вибрация, отдающаяся в рёбрах. И вот — появляются первые силуэты.

Ангелы Ада.

В кожаных куртках, с лицами, на которых застыл тот самый взгляд: вы либо с нами, либо съебите с дороги. Они двигались сквозь город, как цунами через прибрежный мотель. Смрад бензина, едва уловимый запах травы, у кого-то на спине красовался знак «1%» — знак, что они не просто играют в байкеров, а живут этим.

Я встал у обочины, вцепившись в ремешок рюкзака, и смотрел, как они проходят мимо.

И вот тогда — щелчок.

Знаешь этот момент? Когда вдруг осознаешь: вся твоя жизнь до этого была каким-то странным, нелепым ожиданием. Чего — сам не знаешь, но вот оно перед тобой.

Проехал последний байк. Город снова стал тихим, прилизанным.

А я уже был не тем, кем был утром

*******

Ворвавшись домой со стуком в висках, я первым делом выпалил:

— Мам, пап, вы видели, что там только что было?!

Отец посмотрел на меня из-под очков, как смотрят на студента, который объявил, что бросает юрфак ради циркового училища. Хмыкнул, переключая канал.

На экране мелькнули новости, потом какой-то ситком с нарочито фальшивым смехом, и тут он случайно щёлкнул на MTV. Там как раз брали интервью у одного из вице-президентов головного чартера в Калифорнии.

Кожа, серебряные кольца, взгляд человека, который видит людей насквозь. Внизу бегущей строкой шло: «Ангелы Ада: преступники или современные ковбои?»

Отец посмотрел на экран, поморщился, будто от укуса комара, и тут же переключил дальше.

— Бандиты, — бросил он, не поднимая головы от газеты.

Мама вздохнула, повернулась ко мне:

— Ты же понимаешь, что это не люди, а ходячие судимости? Они даже не прячут, что творят.

Я кивнул. Для них это был конец разговора.

Но для меня — только начало.

******

Я не мог выкинуть их из головы. В ту ночь я залип на YouTube, перелистывая интервью, документалки, рассказы бывших участников. Легенды о байкерских клубах звучали, как сказки про разбойников: братство, дорога, свод правил, написанный бензином и кровью.

Где-то между третьим и четвёртым видео экран вдруг дёрнулся.

Обычный лаг — или нет? Картинка смазалась, а потом вместо интервью передо мной оказался дорожный знак. Видеофайл был старым, битым, с помехами, но я видел его слишком чётко.

“DEAD END”.

Не улица, не номер трассы. Просто белые буквы на тёмном фоне: тупик.

Видео мигнуло и вернулось обратно. Я моргнул, потер лицо. Чёртовы артефакты в видео. Бывает.

Около двух ночи я наконец завалился спать.

…И мне приснилась дорога.

Я мчал по пустынному хайвею, ветер в лицо, мотор подо мной. Всё, как на кадрах из документалок. Но потом пришёл запах.

Не бензина.

Чего-то гнилого.

Свет фар выхватил фигуру на обочине. Тёмная, неразличимая.

Я хотел сбавить скорость, но в тот момент фигура обернулась.

Глаза — пустые. Чёрные, как моторное масло. Лицо — размытое, будто его пытались стереть, но не до конца.

Я вырвался из сна с диким ударом сердца.

В комнате было темно.

Но что-то… изменилось
Воздух вокруг, пах бензином.

******

Я сидел за столом в гостиной, пытаясь убедить себя, что ничего не произошло. Что это просто байкеры, просто дороги, просто шум в голове, который уйдёт. Родители не замечали, как я всё больше теряюсь в этих мыслях. Они обсуждали вечерний сериал, переключали каналы, как ни в чём не бывало.

Но в тот момент что-то изменилось.

Тот самый угол гостиной. Где всегда висело распятие. Я наблюдал за ним, тупо размышляя о чём-то, а потом… распятие на стене вдруг начало переворачиваться.

Не дёрнулось, не соскользнуло. Оно просто начало двигаться. Молниеносно. Сталь, висящая под углом, повернулась и застыла в другом положении, как будто невидимая рука взяла его и медленно сдвинула.

Сначала я подумал, что это глюк в глазах. Возможно, это мой мозг продолжает придумывать. Возможно, свет от лампы играл с тенью.

Но нет. Оно не могло так.

Распятие полностью перевернулось, и теперь его лицо было вверх ногами.

Я застыл. Не мог выговорить ни слова.

Мама продолжала смотреть телевизор, не заметив ничего. Отец, склонившись над газетой, как будто ничего не услышал. Но я — я видел.

Я видел, как оно движется.

Внезапно на губах появилось отвратительное, горькое послевкусие.

И тогда я понял, что что-то во мне тоже изменилось….

Все началось невинно. Ну, как невинно — однажды ты уже был на вершине, но что-то пошло не так, и теперь твоя карьера лежит где-то между грязным унитазом и дешёвыми клубами, где бухают те, кто не влез в прошлый поезд на фестиваль. Было время, когда тебя знали, когда тебя звали. Теперь — зовут, но не туда, куда хочется.

Бармен кивает на маленькую таблетку.

— Это тебе.

Ты берёшь её — крохотная, с эмблемой. Шлем. Что за шлем? Неважно. Ты видел их тысячи, и все они вели в одно и то же место. Просто ещё одна ночь. Просто забалдеть.

Но внутри уже что-то шевелится. Грёбаная интуиция, которая обычно молчит, но теперь орёт в ухо: не надо.

Но ты уже проглотил.

Сначала ничего.

Потом всё.

Хуярит так, что охуеть.

Ты держишься за стойку, но она уходит вниз, вниз, вниз, как лифт, который не собирается останавливаться. Музыка в клубе сначала становится слишком громкой, потом слишком тихой, потом кажется, что играет в другой вселенной. Кто-то говорит тебе что-то, но их слова звучат, как испорченный винил.

Ты моргаешь — и стены начинают танцевать.

Моргаешь снова — и кто-то приближается к тебе.

Ты знаешь этого человека.

Ты точно знаешь этого человека.

Но это не человек.

Ты знаешь это так же чётко, как знаешь своё имя (или знал?). Его глаза слишком глубокие. В них что-то движется. В его улыбке что-то не так, что-то растекается, как масло по раскалённой сковороде.

— Ну что, братишка, как оно? — он говорит голосом, который ты слышал много лет назад, в том самом отеле, после которого всё покатилось в жопу.

Этот голос был в новостях, в интервью, в проклятых судебных бумагах.

Но этот человек не мог здесь быть.

Он мёртв.

Ты сам видел.

Ты точно видел.

Ты хочешь спросить, что он здесь делает, но язык превращается в кусок наждачной бумаги. Губы сухие, как старая газета. В голове молнии. В глазах молнии.

— Всё село собралось и кричит, — говорит он. — Вот парня-то распидорасило.

И тут ты понимаешь, что это правда.

Ты открываешь рот, чтобы закричать, но из него выходит только дым.

— Кто-то едет, блядь.

Сэм разлепил глаза. Голова тяжёлая, мысли плавают, словно в масле. Небо над нами было чёрное, как зрачки передозника, и усеяно звёздами, но оно двигалось. Волнами. Или это земля?

Я привстал, опершись на руль. Харлей стоял подле меня, пах маслом и жареным металлом. Пламя в костре ещё тлело. Кто-то громко храпел. Джейк? Да. А вот второго нашего не было.

Я посмотрел в сторону шоссе.

Издалека, прямо из темноты, двигалась процессия фар. Тихо. Будто ползли, не касаясь асфальта.

— Эй! Вставай, чёрт тебя дери! — я пнул Сэма в бок.

Он выругался и потянулся за сигаретами.

— Что?

— Гляди туда.

Он вскинул голову.

Фары приблизились. Теперь стало видно, что это машины — старые, ржавые. Они не издавали ни звука. Никакого. Как если бы двигатели были мёртвые, но всё равно ехали.

Я почувствовал, как внутри похолодело.

— Нахер, заводись.

Я рванул к мотоциклу, запрыгнул в седло, крутанул ключ. Харлей взревел. Джейк дёрнулся во сне.

— ПОДЪЁМ, СУКА!

Джейк подорвался, а в следующий миг я уже газовал, и мы уносились прочь.

Позади слышался рёв двигателей. Теперь они издавали звук. Громкий.

Небраска в августе — как сковородка, на которой жарят чужие судьбы. Дорога прямая, без конца и края. Я вцепился в руль, чувствуя, как кожа прилипает к грипсам.

Мы не знали, сколько проехали. Сто, двести миль? Никто не смотрел на спидометр.

Но потом, среди ночи, впереди показался свет.

Ранчо.

Дом в глубине двора. Фонарь у крыльца. Две тени на пороге.

Мы затормозили, заглушили моторы. Девушки. Молодые, длинноволосые. В платьях, каких уже не шьют.

— Заблудились, путники? — сказала одна.

Вторая улыбнулась.

— У нас есть комната. И… кое-что ещё.


Мы курили у очага, слушая, как смеются ведьмы.

— Что за дым? — спросил Джейк, затягиваясь.

— Это подарок. От шамана.

Я сжал косяк в пальцах.

— Какого ещё шамана?

Сёстры переглянулись.

— Местного. Он давно мёртв. Но его дух остался в земле. И в этом кусте.

Моя голова стала лёгкой, как пустая банка. Тело — ватным. Я поднялся.

Мир поплыл, как расплавленный пластик.

— Вы нас отравили… — пробормотал я, но язык заплетался.

Сёстры засмеялись.

А потом стены растаяли, ночь превратилась в кипящую дымку, и я увидел его.

Шамана.

Он стоял среди ночи, высокий, как высохшее дерево, с впалыми глазами и раскрытым ртом, полным тьмы. Из земли поднимались корни. Они шевелились, будто змеи.

Я хотел закричать.

Но заклинание уже сворачивало нас в плотный узел ужаса.

И где-то вдалеке, за горизонтом, снова загудели машины мёртвых.