.- Надо в кладовке прибраться - сказала мне однажды бабушка. Поскольку я вышел ростом, отношение ко мне было соответствующее. А то, что при этом тогда я был сопля зелёная - дело десятое. В тяжёлую, мужскую работу я был вынужден включиться с 11-ти лет. Поздновато, согласен. Надо было бы пораньше.
Первым делом в кладовке я поменял лампочку-сороковку на сотку и огляделся. И раньше там постоянным гостем был - в кладовке хранился слесарный инструмент, гвозди, болты, гайки и прочая мелкая расходка, инструмент по дереву, лари с мукой и крупами, две оцинкованные бочки - с солёным салом и квашеной капустой, сушеные грибы, заменная электрика - пробки, розетки, вилки, провода и ещё черта в ступе. Кстати, чугунные ступка и пестик тоже были. Мы собирали скорлупу от яиц, я потом её толок в ступке и добавлял в корм курам.
Перекладывая вещи и инструменты, распределяя их по местам, я нашел маленький топорик (обрадовалась бабушка), ножовку по металлу (обрадовался я), лучковую пилу, второй паяльник, переноску на три розетки (обрадовались мы с бабушкой), ну и ещё массу полезных мелочей, которые вроде как бы особо не нужны, но когда хватишься, так нету. Как говорила бабушка в таких случаях - Оно лежит, есть-пить не просит, а раз в год нужно бывает.
И наконец, пока я взял тайм-аут на отдышаться, я заметил нечто странное на стене. Рисунок. Стена была обита листами плотного картона, и на этих листах было изображено поистине эпическое батальное полотно. Раньше я этого не замечал, потому что в свете лампочки-сороковки тонкие линии от шариковой ручки были не видны. В ярком свете сотки полотно предстало. Угловатыми детскими линиями оно повествовало о героическом наступлении советского бронепоезда при поддержке авиации и танков на позиции гитлеровцев. Об авторстве можно было даже не спрашивать - в углу рисунка было старательными детскими каракулями нацарапано мое имя.
Я залип, разглядывая рисунок. Совершенно не помню, как его рисовал, но подпись... это было как "капсула времени". Послание из прошлого.
- Четыре годика тебе было - вздохнула за плечом бабушка. Я вздрогнул и очнулся. Бабушка наверняка в прошлой жизни была шиноби, мастером скрытности и внезапной атаки.
- Пойду я, ба. Закончил, да и дела есть - зачастил я, и немедленно удрал. Мне не терпелось перед кое-кем похвастаться неожиданной находкой. Точнее, перед ней.
Её звали Света. Девчонка из соседнего дома, моя ровесница, только училась она в другой школе. Тоненькая, высокая, с вечно растрепанным облачком каштановых волос, с большими карими глазами удивительного оттенка ореха, прямым коротким носиком и широкими, чувственными губами. Тогда Света считалась некрасивой, но не для меня. Я видел, как невесомо бежит кисть в её тонких, длинных пальцах, с лёгкостью невероятной создавая на бумаге удивительные, сложные и красочные миры, и был покорён навсегда.
Свете нравились лошади и ветер. Она часто рисовала скачущих по полю лошадей, иногда - маслом на холсте, под заказ. Местная специфика, "уважаемым людям" тоже нравились лошади и они были готовы платить за картины. Как я теперь понимаю, это было серьезным подспорьем для маленькой семьи из мамы и двух дочерей.
- Светаааа! - заорал я под балконами со всей дури, а дури мне было тогда не занимать - Выходи!!!
На шум с балкона выглянула тётя Таня, мама Светы.
- Привет, жених! - весело крикнула она - Ты уж обожди, прихорашивается твоя невеста!
Моя детская дружба со Светой была постоянным поводом для приколов аж двух дворов. Света очень смущалась. Меня, после многолетней закалки звиздюлями, такой ерундой было не пронять. Я к тому же для себя уже решил тогда, что сразу после окончания школы сделаю Свете предложение. Если она не решит иначе, ведь нам было тогда всего-то по тринадцать лет.
Света вышла из подъезда с пунцовым лицом, и у меня, как всегда, защемило сердце. В пёстром сарафанчике, белых носочках и сандалиях, с опять растрепаной прической, она казалась хрупким цветком. Коснись - сломается, дунь - улетит. И только тяжёлая толстая папка с рисунками, которую она прижимала к себе обеими руками, казалось, не давала ей улететь прямо сейчас.
Опять Анна с Алексеем над ней угарали. Анна - это была старшая сестра Светы. Она готовилась к поступлению на ветеринара и усиленно налегала на биологию, а так же работала в конюшне нашего ипподрома. Алексей был женихом Анны. Он работал водителем на хлебно-булочном заводе, ещё крутил какие-то хитрые дела - копил на свадьбу и кооперативную квартиру.
Они по-доброму подтрунивали над Светой, давая ЦУ по правильной эксплуатации жениха, но она всё слишком близко принимала к сердцу. Света легко краснела, чем её родня пользовалась без зазрения совести.
- Анна! Леха! - заорал я - Заканчивайте уже прикалываться над Светой, ага?! Не смешно!
Из окна, что с кухни, показалась ехидно улыбающаяся Анна. За ее спиной стоял ухмыляющийся Алексей и продемонстрировал мне мозолистый пролетарский кукиш. Я сплюнул в сердцах на потрескавшийся асфальт двора, цапнул Свету за руку и потащил за собой.
- И куда это мы так бежим? - обманчиво мягко поинтересовалась Света. Я опомнился, сбавил шаг и аккуратно забрал у неё папку. При всей внешней хрупкости Света вовсе не была слабачкой - те, кто не мог за себя постоять, быстро переезжали из нашего микрорайона. Рабочая окраина, чего уж там.
- На бревно пойдем - решил я. Света опять зарделась. Бревном у нас звалось подмытое паводком, весьма удачно упавшее в заросли ивняка дерево - половина в воде, половина на берегу, и считалось местом для свиданий. Но возражать Света не стала.
Бревно было свободно, более взрослые пары там появлялись ближе к закату, а мы пришли почти в полдень. Света разулась, забралась на "водную" часть бревна и сидела, осторожно шевеля босыми ножками в воде, дразня мальков рыбы и делала вид, что ей совсем-совсем неинтересно, как я просматриваю её рисунки из папки.
Смотреть рисунки Светы мне не надоедало никогда. Карандаш, акварель, масло, эскизы - мне было интересно всё. Она занималась рисованием с пяти лет, и к тому моменту Света уже два года как была личной ученицей заслуженной художницы. Именно с подачи Светы я три месяца занимался в художественной школе. Правда, бросил. Когда все ученики школы рисуют и лепят лучше тебя, это, так скажем, некомфортно. Но кое-что преподавателям мне в башку вдолбить удалось - композицию, светотень, штрих. Гораздо позже я убедился в справедливости утверждения "Не бывает бесполезных знаний, бывают неактуальные". Пригодилось, да.
Талант Светы был на порядки круче моих куцых способностей к рисованию. Я сидел на берегу, аккуратно перекладывая рисунки - традиционные с лошадьми, эскизы и готовые натюрморты - явно домашние задания, наброски парного портрета Анны и Алексея, несколько новых пейзажей и...
- Ого! - восхитился я - Это же Изумрудный город!
Света обожала эту книжную серию Волкова, но что бы она взялась её иллюстрировать явочным порядком - это было что-то новое. В оригинальном издании иллюстрации были хороши, но Света сделала лучше. Она, как и я, книги не читала, а проживала.
- А вот это что-то совсем уже новенькое - медленно сказал я, держа в руке очередной рисунок. На нем был изображён я. Только какой-то... облагороженный, что ли. Не то глупое щячло, что я привык видеть в зеркале. Света упорно смотрела в сторону реки, но её аккуратные ушки пламенели кумачом. Следующий рисунок - снова я. И снова. И опять. Бегу, сижу, бреду по мелководью, портреты - меня, серьезного или смеющегося, грустного или сердитого. Света явно рисовала по памяти, потому что при мне она старалась больше не рисовать вообще, показывая только результат. Точно сделала свои выводы из того, что я художку бросил.
Мне нечего было сказать. Света видела меня - таким? Или - хотела видеть? Я мгновенно запутался в своих размышлениях. Это потом у малолеток наступила легкость нравов необычайная, а тогда мне даже переспросить у Светы было очень неловко.
Сложил аккуратно рисунки в папку и завязал тесемки. Посидели, помолчали. Тут я наконец вспомнил, зачем вообще припёрся.
- Сейчас неуместную глупость расскажу - предупредил я Свету. Она наконец повернулась ко мне, и я с облегчением понял, что момент обоюдной неловкости миновал. Рассказ о моей находке своего же детского творчества много времени не занял. Я даже разровнял прибрежный песок, и как помнил, изобразил веточкой своё творчество.
Света заливисто и звонко хохотала, да так, что чуть с бревна в воду не свалилась. Благо, я успел её поддержать за руку. Удивительное чувство - вроде как надо мной смеялись, но я радовался, что ей весело. Отсмеявшись, Света выбралась на берег, обулась, и с профессиональным видом ещё раз осмотрела рисунок.
- А что? Вполне равновесная и осмысленная композиция. Говоришь, в четыре года так нарисовал? - Света тонкими пальцами обвела рисунок.
- Не помню - вздохнул я - Бабушка сказала, что в четыре.
- И зачем бросил художку? У тебя же есть талант! - с лёгким упрёком заметила Света.
- Завтра можем съездить вместе, там и посмотришь на оригинал батального полотна - предложил я. Тему с художкой развивать не хотелось - Заодно ягоды поешь, малина уже поспела.
- Не могу - с заметным сожалением ответила Света - Завтра с Лёшей все на озеро едем.
И тут же оживилась - А давай ты с нами?
- Не могу. Надо работу в кладовке доделать, иначе наполучаю - расстроился уже я. На Свету в купальнике посмотреть очень хотелось, в конце концов, я тогда был нормальным тринадцатилетним подростком, да и на озеро хотелось тоже. Полагаю, у меня на лице все мои подростковые мечты были написаны крупными буквами, потому что Света опять начала краснеть.
Мы с ней виделись не так часто, как бы мне этого хотелось. Света напряжённо училась и рисовала. Даже в каникулы. Она собиралась после в школы поступать в художественное училище. Училище было только началом большого плана - Света хотела стать архитектором. Я пахал в огороде, потому что отец и дядька то и дело валились в штопор, а работы меньше не становилось. Особых планов у меня на будущее образование не было. Света знала, что я отстаю по точным дисциплинам - математике, физике, химии и убедила меня заниматься дополнительно. Я потел, ругался матом про себя и на себя, за тупость. Гуманитарный мозг плавился, извилины заплетались узлами от формул и расчетов, но я продолжал попытки пробить башкой стену непонимания.
Назревающий очередной неловкий момент удачно разрешила очередная взрослая парочка, которая нас, мелкоту, с бревна шуганула.
Я сунул папку с рисунками в руки Свете, а саму её подхватил на руки и побежал. Впереди был склон дамбы, следовало набрать хороший разбег, иначе Свете пришлось бы уродовать пальцы, карабкаясь на дамбу. А чувствительные пальцы для художника значат очень много.
На гребне дамбы, когда я поставил Свету на ноги, она тут же треснула папкой меня по башке. Привычным движением поймав свои слетевшие очки, вернул их на нос. Света очень стеснялась, наверняка Анна и Алексей совсем её запугали этими приколами про жениха. С некоторым усилием отняв у Светы папку, я предложил - Идём домой?
Света молча кивнула, все ещё румяная от смущения. И опять я залюбовался. Какая же она всё-таки была красивая.
Мы медленно шли по грунтовой дорожке, в длинных вечерних тенях тополей. Света молчала, зато я не затыкался, пересказывая ей недавно мной прочитанный "Граф Монте-Кристо". Когда я замолкал, что бы перевести дух, Света тут же спрашивала - А что дальше было? - и просительно заглядывала мне в глаза. Со свободным временем у Светы было гораздо хуже, чем у меня, и наличие такой говорящей самоходной аудиокниги, как я, да ещё способной нести полезную нагрузку, было весьма кстати. Света была записной соней, и выходные тратила на то, что бы отоспаться.
Навстречу нам попалась стайка мелких пацанов с моего двора, которые уже издали восторженно завопили - Тили-тили-тесто!... Я выругался про себя матом, потому что этот идиотский стишок искренне ненавидел. И тут Света здорово меня удивила - гордо выпрямившись, она как-то непринужденно прижалась ко мне, взяв под руку. Мелкие радостно завопили что-то нечленораздельное.
Так мы во двор и вернулись - "под ручку". Теплый летний вечер располагал, и народу во дворе было полно. Мне все эти взгляды и шепотки были, как с гуся вода - Света была рядом, и я был счастлив. А она всё теснее прижималась ко мне и крепче стискивала мою руку. Света отпустила меня только прямо перед своим подъездом. Отобрала у меня папку и встала передо мной, серьезно глядя. И я опять не нашелся, что сказать или сделать.
Такой я и видел её в последний раз - непривычно серьезной, полной решимости, уверенной. Миг - и она канула в полумраке подъезда. Я ещё потупил немного и пошёл домой. Дома было как всегда, скандал. Я ушел в комнату, завел будильник на шесть утра, что бы пораньше уехать к бабушке, и завалился спать.
Следующим днём, прямо с утра всё валилось из рук. Я не находил себе места, было ощущение, что я куда-то безнадежно опаздываю, не пойми куда или забыл сделать что-то очень важное, и никак не мог вспомнить, что именно. Поганые ощущения закончились рывком - я словно упал, никуда не падая. Всё стало каким-то неважным, несущественным. Я медленно съехал спиной по косяку двери в кладовку на пол, уже догадываясь, что именно случилось, но до последнего надеялся, что ошибся.
Мне рассказали на следующий день девчонки нашего двора, сочувственно на меня поглядывая.
Пьяный водитель за рулём грузовика. Лобовое столкновение с "жигуленком" Алексея. Три пассажира и водитель "жигуленка" погибли на месте. Все они. Тетя Таня. Алексей. Анна. Света.
- Ясно - равнодушно ответил я и ушёл. За что был девчонками заклеймен чурбаном бесчувственным и козлом. Мне стало всё безразлично. Все пути уже никуда не вели. Главной причины куда-то идти у меня больше не было. Делал что-то, куда-то ходил, кому-то что-то говорил я долго по инерции, попутно обзавевшись устойчивой репутацией клоуна и долбоеба. Мне было всё равно. Ведь её больше нет. Я не смог забрать её рисунки - налетевшая свора падальщиков, ошибочно именуемая родственниками, даже на порог не пустили. Я там пару раз упал. Ну так я родителям рассказал. Всё стало неважным, без неё. В том числе и я сам.
Света вряд ли одобрила такое мое поведение, ведь она сама по натуре была бойцом, упорной и последовательной. Я кое-как сгреб себя в кучу, и начал постепенно выстраивать защитные бастионы от зыбкой топи равнодушия внутри.
- Ты в последний год такой хороший стал! - с пьяным умилением сообщили мне одноклассницы на "квартирнике" перед выпускным. Да. Всего-то три года ушло, что бы перестать выглядеть подлым и равнодушным гадом хотя бы в глазах одноклассников.
И ещё четыре года - что бы хоть как-то живее реагировать на девушек. Кажется, я несколько девушек обидел своим равнодушием за те семь лет. Мне делали намёки, я их видел, но мне это тогда было не нужно. Простите.
Позже у меня появилась жена, дети, своё жильё. Моя жена - удивительная женщина, очень понимающая. Успехами детей я горжусь - они умницы, и сын, и дочь. В целом, как мне кажется, я справился на троечку по десятибалльной.
Считаю, что это неплохо, для того, кто уже много лет назад потерял лучшую половину души...
