Towerdevil

+++ATTENTION !!!+++

Аннотация: Это мистическая история в стиле "городского фентези", понравится фанатам SCP и "Ночного дозора". Для лучшего впечатления от прочтения, рекомендую сначала ознакомиться с предыдущими произведениями из данного цикла. Их можно найти на моем аккаунте на Пикабу или по этой ссылке - https://vk.com/vselennaya_koshmarov

Ссылка на первую часть - https://pikabu.ru/story/rabstvo_koshmarov_part_i_6085955

+++Thanks for Your attention+++

Глассман поставил хрустальную вазочку на стол и подвинул в сторону Вулко. Толстяк осторожно снял крышку, и глазам его предстала неоднородная серая жижа. - Кушать подано, пан Вышчек. Зачерпнув ложкой немного приторно пахнущей субстанции, бывший клоун отправил кушанье в рот. Скривившись от невыносимо горькой и одновременно просахаренной бурды, он поскорее проглотил густую дрянь. Щеки его тотчас порозовели, боль в почках ослабла, пропали рвотные позывы, мучающие его с самого утра, и наконец-то ушла всепоглощающая, сверлящая мигрень. Он потянулся ложкой к вазочке снова, но гостеприимный хозяин накрыл емкость рукой и отодвинул ее к себе.

- Ну-ну, Винни-Пух, полегче. Не все сразу. Пчелок-то больше нет.

- Это какие-то неправильные пчелы, - пошутил приободрившийся Вулко, после чего посерьезнел, - Сколько у нас еще?

- Три с половиной банки. Еще сколько-то у лаборантов в Мюнхене, но они, скорее всего, уже давно наш медок разложили на клетки и атомы.

- Может, оставишь его у меня в номере? - с надеждой спросил толстяк, жадно глядя на мед.

- Еще чего! Ты же съешь все в один присест, что я потом с тобой буду делать? Нет уж, мой плюшевый мишка, медок останется у меня, - Глассман каким-то незаметным жестом крутанул вазочку в руке, и та пропала из виду.

- Так ты объяснишь, зачем нам этот недобитый?

- Ну, я даже не знаю, - Глассман прошелся по залу с его скрипучими половицами, наткнулся взглядом на бульдога и принялся трепать того за брыли, - Не знаю, например, как можно вообще быть таким невероятно милым существом? Ты хороший мальчик, ты заслужил лакомство?

При слове "лакомство" Гарм прижал ушки и просяще завилял сразу всем корпусом. Стеклянноглазый извлек из кармана спортивного костюма маленький ломоть сушеного мяса, и песик с благодарностью осторожно взял передними зубами угощение.

- А нужен он нам, мой друг, - не меняя игривого тона, продолжил лысый, не переставая гладить собаку, - затем, что Вхлицкий - бессмертен. Абсолютно и полностью. Хочешь - на части режь, хочешь - взрывай.

- И что ты с ним будешь делать? - скептично спросил Вулко.

- А то же, что и с тобой. Дружить, общаться, дела делать. Не двери же им баррикадировать, - усмехнулся собеседник.

- Может, тогда стоит уже "королю Артуру" занять свой трон? - впервые за разговор обратил внимание толстяк на раскинувшуюся на полу фигуру с ножом в темени. Ярослав судорожно подергивался, изредка мыча что-то невразумительное.

- Обязательно. Только не сейчас. Мне нужно немного подготовиться к нашему знакомству. Тебя он, вроде уже знает, хотя... может и не признать - все-таки, столько лет прошло, да и ты так похудел, - кивнул Глассман на свисающую мешком кожу бывшего клоуна, - И еще. Не говори ему про Алую Династию ничего. Я сам ему все объясню.

- Ты странный человек, Стеклянный. Собираешь вокруг себя сирых и убогих, больных да умирающих. Ладно этот хрен - им хотя бы температуру в проруби мерить можно. А я-то тебе зачем? Старый, измученный ублюдок, ни умений, ни знаний - одно брюхо да бульдог.

- Вот это ты верно подметил, Вулко, терплю я тебя исключительно из-за него, - человек в спортивном костюме подхватил пса на руки, прижал к груди и с нежностью уставился собачке в глаза, явно пародируя "Мадонну Литту". Тем более странно было увидеть, как светившиеся добротой и лаской глаза стали вдруг тоскливыми и колючими, когда взглянули на толстяка. Тот вжался в диван, нервно схватившись за ручку кислородного баллона.

- Ты, Вулко, жалкий, слабый и мерзкий человечишко. И это хорошо, ведь в твоем маленьком, запертом в жировую сумку сердце никогда не найдется места для настоящей любви. А значит ты - единственный из нас, кто может не влюбиться в Мать Матерей, не возжелать ее каждой клеточкой своего тела, не посвятить всю жизнь мечтам стать отцом ее детям. Вот зачем ты мне нужен, грустный клоун. Следить за ней, пока не пришло время, потому что сам я на это не способен, - Глассман опустил бульдога на пол и крякнул, поднимаясь, - Эй, малыш, ты точно не пудель? Весишь ты, пожалуй, целый пуд!

Вальтер старался не козырять лишний раз удостоверениями Спецотдела, но теперь ему нужно было абсолютное одиночество, поэтому теперь в фитнес-центре он оставался единственным посетителем. Со дна бассейна все виделось далеким, малозначительным. Все вдруг стало несущественным. Плоть Матери ласкала артерии Вольфсгриффа изнутри, наполняя его спокойной, холодной яростью. Вода окутывала бесконечной, еле осязаемой массой, понемногу вымывая скорбь и боль, наполнявшие всю суть Вальтера, слагавшие всю его личность, оставляя после себя лишь пустоту. Его Марго. Его дитя. Весь окружающий мир становился вторичным, потерявшим значение, сужался до узкой точки, через которую бывший координатор видел лицо своего врага - высокого бородача с мусороперерабатывающего завода. Он был в руках у Вольфсгриффа, тот почти сжал свои пальцы на горле ублюдка. Если бы не это чертово ранение. Если бы не эти бездарные ничтожества, упустившие и пленника, и Vitro Viro.

Когда Мюллер сухо сообщил Вальтеру, что обвинения в нападении на сотрудников больницы с него сняты, он пропустил это мимо ушей. Хорст продолжал монотонно зачитывать список штрафных взысканий, наложенных на Вольфсгриффа - единоразовая компенсация, "шмерценгельд" каждый месяц, очередной - уже четвертый - "манунг" в личное дело. Все это не имело значения. Важно стало лишь одно - найти бессмертного чеха и пытать, пытать его до тех пор, пока тот не взмолится о смерти. Вновь и вновь высверливать ему зубы, заливать кипяток в глаза, поставить капельницу с отбеливателем, пропустить через его организм литры кислоты и килограммы остро заточенного железа. Заставить ублюдка играть в гляделки с Лугатом, по очереди извлекать органы, скармливать ему самые страшные галлюциногены, а после - когда тварь перестанет реагировать на боль - сбросить его в "приемник", к остальным, кто полезнее живой, чем мертвый.

Вальтер вынырнул на поверхность и тут же успел заметить, как на другом краю бассейна по воде расходятся круги. Где-то за спиной раздался печальный вздох, но прежде, чем Вольфсгрифф успел обернуться, дверь за неизвестным захлопнулась.

Подъем давался Вулко нелегко. Гарм остался в отеле, больше некому было торопить толстяка, и тот давал себе время недолго передохнуть, останавливаясь у очередного магазинчика или кафе. Присаживался за столик или на скамейку, поправлял до крови натирающие на ляжках штаны, отирал пот со лба, массировал гениталии, раздраженные катетером и клял последними словами свое омерзительное тело. Из-под пластырей на глазнице снова лилась полупрозрачная жидкость - на жаре заклеенная рана снова начала гноиться и причиняла клоуну немало неудобств. К своему старому образу Вулко вернулся неосознанно. Возможно, иллюзия анонимности давала ему силы смотреть в глаза всем этим людям, а может парик с рыжей шевелюрой, грим и клоунский костюм напоминали ему о лучших временах.

Когда Вулко начал подъем в гору солнце только лишь садилось. Уже к середине пути лавочки и забегаловки маленького городка начали закрываться, а на небо высыпали звезды. Круглая, невыносимо белая, почти серебряная луна ярко освещала его путь к высокому холму, самому центру города, где на верхушке одиноко торчал шпиль маленькой древней часовни. Вулко еще раз бросил взгляд вверх, куда ему предстояло топать по брусчатке еще добрые полчаса и тяжело вздохнул. Гости будут совсем скоро, а надо так много подготовить.

Уже в часовне, устало отдуваясь, Вулко наконец-то удовлетворенно присел на краешек алтаря. Вот теперь все готово. Нечто влажное, холодное принялось посасывать его палец.

- Не надо, - протянул он неуверенно, но палец не отнял.

Фигура, затянутая в сплошной латексный костюм с единственной прорезью для рта, страстно извивалась, имитировала тяжелое дыхание, и медленно двигала тазом на манер спаривающейся собаки. Ее конечности были прикованы наручниками к крюкам, вкрученным в каменное основание алтарного камня. Гипсовая облупившаяся статуя Иисуса взирала с креста на незваных гостей со странной смесью благодушности и удивления единственным оставшимся глазом. Половина лица Христа со временем скрошилась, и на ее месте зияло серое пятно. Вулко прикрыл один глаз и щеку ладонью, потом, паясничая, ткнул пальцем в сторону распятия и издал клоунский смешок. Да, кажется, теперь он готов. За массивными дверями часовни раздалось нетерпеливое гудение клаксона. Два длинных, один короткий, один длинный. Пора.

Распахнув двери, клоун предстал перед собравшимися горожанами во всем своем жутковатом великолепии. Те - двадцать рослых мужиков с черными полумасками на лицах - отшатнулись от устрашающего паяца. Желтоватый от времени сатин испускал маленькие облачка пыли, когда Вулко двигался, мышцы на изуродованной части лица вели себя непредсказуемо - то улыбка растягивала рот, как резину, то скалилась звериной гримасой, обнажая сточенные до основания зубы. А в пару единственному глазу мертво пялился глаз второй - грубо намалеванный контурным карандашом прямо на пластыре, уже потекший из-за сочащегося гноя.

- Дамы и господа! Впрочем, дама здесь одна - единственная и неповторимая, королева заглатывания и горлового минета! Итак, основные правила - маски не снимаем, надеваем наручники и не трогаем их до конца вечеринки, ни на себе, ни на других - руки вам все равно не понадобятся, - глумливо улыбнулся клоун, после чего посерьезнел и четко, отрывисто произнес самое главное правило - теперь-то он знал, как эти слова звучат на всех языках мира, - Только в рот!

Несколько минут спустя омерзительной шеренгой с закрытыми лицами и обнаженными гениталиями они стояли друг за другом, дожидаясь своей очереди.  Глядя на все это с сиденья исповедальной кабинки, Вулко с досадой отметил, что его гениталии так и остаются сжавшимися, мертвыми, неподвижными, и лишь сердце горело яростным огнем желания, зависти и чудовищной ревности.

Ревность угнетала и Глассмана. Стоя на крыше со своим "Напитком Вечности" в руках, он глядел вдаль, на холм, где вопреки обыкновению светились окна давно заброшенной часовни. Дверь той открылась и на порог, под свет луны, вышел голый человек и закурил, как-то странно поднимая обе руки, чтобы затянуться. Лишь когда некто вновь вернулся в часовню, наблюдатель заметил, что раздавил бокал с коктейлем, и теперь тот стекал на черепицу, перемешиваясь с его кровью.

***

Целый день Боцман был какой-то дерганый. На вопросы о самочувствии он отбрехивался невнятным "не выспался". Стефан, загодя заметив настроение координатора, старался держаться поодаль. Задания не было, и каждый занимался своим делом - Карга штудировал электронную книгу, Бьянка развлекалась, строя из шприцов фигуру человечка, а Вальтер, как всегда, тупо пялился в стену - с его руки свисала тонкая серебряная цепочка, а кулак что-то с силой сжимал. Малыш же с интересом и ужасом листал теперь рассекреченный отчет по Алой Династии. Все сотрудники Спецотдела ходили подавленными - робкими тенями они шмыгали от кабинета к кабинету, прижимая к груди папки с документами и нервно оглядывались. Периодически тишину нарушал шум строительных инструментов наверху - Мюллер распорядился поставить новый шлюз, но уверенности в завтрашнем дне это не прибавляло. Спецотдел был скомпрометирован.

Интерком на столе Хирше замигал красной лампочкой.

- Я к Мюллеру, - коротко бросил Фритц, грузно поднимаясь с кресла, - Это наверное, насчет твоей стажировки, Земмлер. Пора, пожалуй, принимать решение. Мой прогноз позитивен - что я, что Вальтер оставили хорошие рекомендации, думаю, старик тебя оставит, а если нет...

Боцман печально вздохнул и вышел за дверь. Через некоторое время зазвонил коммуникатор на поясе у Вальтера. Тот, словно нехотя, взял трубку.

- Да, Герр Мюллер? Только что вышел к вам. Что? Да, я там бывал. Нет, не заметил. Хорошо, понял. Да, любого, кроме Лодыря. Уже выезжаем.

Завершив звонок, Вольфсгрифф отсутствующе обвел взглядом оставшихся Доберманов.

- Хорст приказал проверить дом Хирше. В его отсутствие. Авицена - бери малую лабораторию, Карга - пакуй индикаторы, Малыш - найди Клеща, скажи, пусть едет с нами. Все разбежались по своим делам, а бывший координатор так и остался стоять посреди кабинета Хирше, пристально вглядываясь куда-то внутрь себя.

Обычная машина оказалась почти бесполезной, чтобы взбираться на холм с часовней - по узкому серпантину приходилось двигаться с черепашьей скоростью, чтобы не сверзиться на головы трапезничающим в своих садиках аборигенам. Спасибо Стеклянному - тот неизвестно как раздобыл старенький гольфкар, что без труда вписывался в крутые повороты, и теперь Вулко мог добираться до своего "рабочего места" не истекая потом, как загнанная лошадь.

С самого их приезда Мать Матерей не покидала часовни. Кошмарное создание радовалось приходу Вулко, словно пес появлению хозяина, но, разумеется, на свой манер. Оживал безъязыкий рот, жадно чмокая губами, неистово начинали танцевать полные бедра, страстно вздымался круглый животик. Не забеременела ли? Клоун внимательно проверил костюм у существа между ног, но латекс нигде не был нарушен. Рука ненадолго задержалась на гладкой промежности, и из обычно немого рта вырвался звук, пронзивший все существо толстяка до самых глубин души. Это было похоже одновременно на крик умирающей птицы и на сладострастный стон высочайшего экстаза. Глубоко в памяти Вулко зашевелились воспоминания, заброшенные им в самые дальние уголки разума. Но чтобы увериться, клоун снова положил руку туда, где находилось заветное отверстие создания, и с силой надавил пальцем, слегка растянув латекс, проникнув внутрь на несколько миллиметров. Стон повторился. Теперь сомнений не было. Этот звук Вулко уже слышал раньше. Точно с таким же стоном на губах Каролина отпускала ленту под самым куполом цирка, бросаясь в самоубийственное пике и всегда спасаясь. Ну, или почти всегда.

Словно реагируя на проявленное к себе внимание, Мать Матерей выгнулась, перевернулась, раздался хруст, и она встала на колени, а ее руки, все еще скованные наручниками, скручивались в какие-то невероятные для человеческого тела позиции. Совершив сложный акробатический трюк, создание встало на мостик, перевернулось и теперь стояло лицом к Вулко. И животик, и полнота бедер исчезли, грудь стала плоской, а соски, казалось, сейчас проколют латекс. Всего этого, правда, клоун не видел. С замирающим сердцем он смотрел, как открывается рот, обрамленный теперь уже не черными, а обычными, розовыми губами, высовывается длинный тонкий язычок и проводит по крупным, слегка торчащим вперед зубам, оставляя блестящую дорожку слюны.

Стук по массивным дверям часовни вырвал его из гипнотического транса. Взглянув на тварь вновь, Вулко увидел лишь жадную безъязыкую дырку. Когда он подошел к двери, оттуда раздалось многоголосое "Glass is broken, Red is Colour!"

- Hail the King, Hail his Valor! - обреченно ответил Вулко, открывая двери двум дюжинам разгоряченных мужчин с наручниками на запястьях и масками на лицах.

***

У Глассмана было много бессонных ночей, но такие ночи он ненавидел больше всего. Желая ненадолго отвлечься от того, что творилось там, на холме, он хотел было потрепать бульдога, но тот лишь флегматично почмокал во сне, и человеку в спортивном костюме стало совестно будить пожилого песика, что проводил последние несколько дней в беготне за мышами. Поймав добычу, он не очень понимал, что делать с пищащим животным и вскоре разжимал челюсти, чтобы ловить живую игрушку вновь. Подойдя к зеркалу, Глассман расстегнул красную куртку, стащил с себя тренировочные штаны и плавки, представ перед амальгамой абсолютно нагим. На всем теле не было ни единого волоска - всю поверхность покрывали татуировки разных форм и размеров, не обходя вниманием ни гениталии, ни даже пространство между пальцами ног. Только голову Стеклянный решил оставить нетронутой. Недолго покрутившись перед зеркалом, он внимательно вперился в отражение собственной ключицы, на которой, при должном тщании можно было отыскать небольшой пятачок чистой кожи. Совсем рядом тонкой нитью тянулось мелким до нечитабельности шрифтом слово, напоминавшее имя Вулко. Глассман заговорщицки подмигнул собственному отражению, но то не ответило, продолжая с какой-то странной печалью сверлить взглядом своего хозяина.

Переодевшись в красный балахон, Стеклянный нацепил себе на голову золоченую сетчатую маску, увенчанную острозубой короной. Лицо, изображенное на маске казалось грозным и благостным одновременно. Еще покрутившись перед зеркалом, привыкая к новому наряду, он вышел из комнаты и спустился вниз по лестнице к подвалу. За ним следовала его мантия, оставаясь самым краем на верхнем этаже дома, в то время, как рука Глассмана уже открывала дверь в винный погреб.

Тот был тоже своеобразно украшен. Со стен были сняты старые люминесцентные лампы и заменены на позолоченные канделябры, с потолка свисали широкие отрезы красного бархата. На стене висел выполненный на заказ гобелен, изображавший величественную троицу, сидящую на тронах - кроваво-красные мантии, золотые маски и царственные позы. Отец, мать и сын. Трое великих. Трое обманщиков. Глассман вошел и театрально поклонился бесстрастным монархам на гобелене, входя в образ, и только после этого обратил внимание на Вхлицкого, сидевшего на стуле с неизменно-дебильным выражением лица и ножом в темени. Напрягшись, Глассман с хрустом выдернул клинок из черепа Ярослава, оросив кровью и без того багровое окружение.

Тот болезненно замотал головой, продолжая разбрызгивать драгоценную жидкость. Наконец, дыра в голове затянулась, его лицо приняло осмысленное выражение, глаза осветились ужасом и восторгом. Его пересохшее горло издало сиплое шипение, он закашлялся и попытался снова. На этот раз ему удалось выговорить:

- Король-в-Алом?

- Еще нет, сын мой, но мы на верном пути.

Продолжение следует...

Автор - German Shenderov

Picture from the Guillermo Del Toro's "Devil's Backbone" 2001.

+++ATTENTION !!!+++

Дорогие подписчики, благодаря бану, я выяснил, что некоторые элементы моих историй немного не вписываются в формат сайта, поэтому теперь на Pikabu будут появляться исключительно цензурированные версии моих историй, остальное можно найти по адресу vk.com/vselennaya_koshmarov

Аннотация: Это мистическая история по мотивам малороссийских легенд, написанная моим товарищем под моим чутким руководством в пределах Вселенной Кошмаров. Для лучшего впечатления от прочтения, рекомендую сначала ознакомиться с предыдущими произведениями из данного цикла. Их можно найти на моем аккаунте на Пикабу или по этой ссылке -

https://vk.com/vselennaya_koshmarov

+++Thanks for Your attention+++

«Один из краеугольных элементов албанского культурного кода — besa (буквально «вера») — верность данному слову. За нарушение бесы провинившегося могли изгнать из общины. Характерны албанские поговорки: Shiptari kur jep fjalen therr djalin - «Албанец принесёт своего сына в жертву, но сдержит данное слово». Никакие обстоятельства, включая смерть не могли оправдать нарушение бесы»

Албанская мифология и фольклор. О. Цвитанович.

За окнами бушевала метель. В тусклом свете керосиновой лампы дряхлая старуха, близоруко щурясь, перебирала за столом высохшие растения - арнику, белладонну, вороний глаз, болиголов и волчью ягоду. Наклонившись так низко к столешнице, что почти касалась редкими седыми прядями поверхности скатерти, та лущила, отделяла, рвала на куски и перетирала в порошок летние запасы. Сидевшая рядом внучка маялась от скуки, время от времени включая и выключая телевизор. Тот показывал лишь белый шум.

- Бабуль, ну пожалуйста, я выйду, поправлю антенну и вернусь! - ныла девочка.

- Еще чего, удумала - в Тодорову ночь да на улицу. Вот придет эмпуза, вспорет тебе пузо, будешь знать, - ворчливо отозвалась бабушка, возмущенно тряся длинным сморщенным носом, - Сиди тихо и не мешай.

Вздувшиеся от артрита пальцы на удивление ловко отделяли семена от высушенных ягод, а листья от стеблей. Время от времени кусочки шелухи удостаивались особого внимания - женщина крошила растение в банку, после чего плевала внутрь серой, вязкой, кисло пахнущей слюной. С самого раннего детства бабушка заставляла Василису заучить все эти травы наизусть - как выглядят, чем пахнут и для чего нужны, опасны ли, полезны...

Девочка не любила оставаться у бабушки, пока мать уезжала работать в город. В селе мало кому нравилась ворчливая старуха. Странная, с нездоровым цветом лица, вечно укутанная в какие-то бесчисленные лохмотья, она медленно проходила через село в сторону леса, часто возвращаясь глубоко за полночь. Среди местных ходили слухи, что бабушка Василисы - настоящая ведьма, что якобы сношается с черным козлом на болотах, пьет кровь младенцев и умеет оборачиваться совой-сипухой. Василису деревенские дети раньше частенько поддразнивали за бабулю, придумывая дурацкие прозвища и целые обидные песенки, вроде: "Бабка-штригой, в могиле одной ногой, на метле катается, с диаволами знается!" Саму же девочку часто называли "лярвой кривоногой" и неоднократно играли с ней в гадкие салочки - отбирали то куклу, то шапку, то перчатку и бегали от нее. Когда же игра надоедала - украденное бросали либо в заросли крапивы, либо в грязную лужу.

Взрослые относились к старухе двойственно - со страхом и почтением. Когда Вука Драгаш своей ковыляющей походкой шла через село с полной корзиной трав, грибов и кореньев, ставни закрывались, а собаки заливались лаем. Но стоило кому-то захворать, или когда требовалась помощь при родах - селяне уже сами стояли у дверей деревянного сруба беспорядочно утыканного железными гвоздями с крынками масла, половиной порося и подобострастной улыбкой.

Но были для Василисы и свои плюсы в пребывании у бабушки. Во-первых, старенький телевизор, что открывал врата в целый мир прекрасных белозубых красавиц и их галантных кавалеров. А во-вторых, девочка не сомневалась, что бабуля и правда ведьма - иногда темными вечерами сморщенные тонкие губы расплывались хитрой улыбкой, и старуха рассказывала Василисе сказки. Эти сказки не были похожи на то, что можно встретить в книгах или те, что рассказывала мама. Они всегда были темными, жестокими, кровавыми. И то, с каким выражением лица бабуля посвящала внучку в очередную мрачную историю заставляло верить, что та знает, о чем говорит.

- Бабуль, а расскажи про эмпузу, - попросила внучка, - Мне совсем скучно.

- Не видишь, занята. Сделай вон чего полезного лучше, - отозвалась старуха.

- Ну, бабуль, пожалуйста! А то я не усну, - притворно захныкала девочка.

- Еще чего. Уснешь, как миленькая. А не то придет Стухач, а я дверцу-то открою. Заберет у тебя горло и сделает из него башмаки. Он будет плясать, башмаки будут петь, а ты умолкнешь навеки, - бормотала бабка, словно заклинание.

- А кто такой Стухач? - не сдавалась Василиса.

- Вот ведь недотыкомка! Стухач - это тот, что по ночам стучит в двери. Кто откроет - тому он голосовые связки выдерет и сделает себе обувку. Сто раз расскажи - что об стенку горох, - ворчала бабушка, явно отступая под напором ребенка.

- Ну пожалуйста, ба! А я тогда завтра тебе лягушку поймаю и червей накопаю.

- Честно? - по-птичьи взглянула старуха на внучку одним глазом, - Ну гляди! И то верно, стара я стала - за лягушками-то прыгать. Слово даешь?

- Беса, чтоб мне с места не сойти!

- И что ты за сказку хочешь?

- Про мальчика, что нашел штойзволов и остался с ними жить!

- Скучная история, если посудить, - повела крючковатым носом бабушка.

- Ну тогда про юношу, что украл глаза ламии, пока та спала и...

- Но-но, такое тебе еще рано!

- Тогда про Нери Джелджи, что ходит меж зеркал и забирает души. Или про озеро Синевир и погибших влюбленных...

- Утонули дураки и вся недолга. Толь морой заморочил, то ли мавки заиграли... Подожди-ка, а рассказывала ли я тебе про солдата, что тосковал по невесте?

- Нет, - соврала девочка. Эту сказку она знала наизусть, но готова была внимать ей снова и снова.

- Ну, тогда забирайся под одеяло и слушай. Однажды...

***

Однажды это началось и теперь никогда не кончится. Так и придется до конца жизни спать на чужих скрипучих кроватях, вздрагивать от каждого скрипа, стискивать потеющими ладонями старенький "Люгер" под подушкой. Теперь эта земля не будет принадлежать им. Многие годы Василь искал решение проблемы, но не находил. Все эти толстомордые болтуны из телевизора - они могли все закончить одним нажатием красной кнопки, но не делали этого. И вот, отряд из сорока сепаратистов забился в селе на Бела Церква, без надежды и плана. Героический Адем Яшари покинул их ровно год назад, полевые командиры, словно трусливые крысы отсиживались в подполье, и теперь боевики Драгаша остались одни в этом занесенным снегом захолустье, без плана, без поддержки, без надежды. Только если Василь ничего не сделает. "Настало время мужских решений" - всплыли в памяти слова бабушки. Беса! И пусть его душу терзают эмпузы и штриги, если он не положит конец истреблению собственного народа. Скрипнула дверь. На пороге стоял бородач в черном берете, слегка пригибая голову - то ли, чтобы не ударится о низкую притолоку затылком, то ли выказывая свое уважение.

- Командир Драгаш?

- Чего тебе, Бесмир?

- Там еще один, из армейцев. Погоны срезаны, но мудак оставил наградные часы. Майор, не меньше.

Василь с неохотой поднялся с жесткого топчана, сполоснул лицо над рукомойником и проследовал за огромным бородачом на улицу. Конец марта была необычно лют - албанцы, привыкшие к щадящей весне в семь-восемь градусов, дрожа, кутались в снятые с трупов шинели и маскхалаты, но Драгаш шел уверенно и непоколебимо, словно холод был его стихией. Почти у самого входа в утлый сарай Бесмир остановил своего командира и вручил ему большой красный пакет с эмблемой "Мальборо".

- Это вам от полковника Чеку. Он очень ценит вашу работу. Здесь последние новинки: "Спасти рядового Райана", "Карты, деньги, два ствола" и еще кое-что новое, говорят, очень уморительно - "Такси" от лягушатников, - почти с подобострастием описывал бородач содержимое пакета.

- Уже посмотрел что ли? - с легким укором спросил Василь.

- Нет-нет, я бы никогда... Ребята рассказывали.

- Ну гляди мне. Пустые-то есть?

- А как же! Все, как заказывали.

- Ладно. Вольно, солдат.

Со странным облегчением Бесмир резко развернулся и потопал, хрустя снегом, прочь от темного сарая и от офицера Армии Освобождения Косово с ледяными сверлящими глазами, похожими на дула винтовок...

***

- Однажды случилась на свете страшная война. Брат шел на брата, а сестер и жен насиловали и убивали, стариков сжигали заживо, младенцам разбивали черепа об камни, земля пропиталась кровью, и из нее лезли черные грибы да трава-полынь, и вороны носились над гниющими трупами...

Василиса накрылась одеялом с головой, наружу торчал лишь носик кнопочкой и испуганные, но любопытные глазки.

- И бился на той войне солдат. Воевал он за правых ли, за виноватых - теперь уж никто не знает. И был у него на шее медальон, не простой, а с секретом. Внутри того медальона хранил он прядь своей возлюбленной невесты, что ждала его дома. И когда после страшной сечи плащ его пропитывался кровью насквозь, а лезвие сабли покрывалось бурой коркой, доставал он глубокой ночью медальон, открывал его и вдыхал аромат ее волос, мечтая скорее оказаться рядом, чтобы...

- Чтобы что? - любопытно спросила Василиса.

- Не перебивай! - строго прикрикнула старуха, - Чтобы обнять ее и жить с нею долго и счастливо.

- И делать детей, - озорно добавила девочка.

- Так, а ну-ка! Ты будешь слушать или нет?

Василиса закрыла рот ладошками, демонстрируя полную готовность внимать истории.

***

В сарае было ненамного теплее, чем на улице. В углу лежали вмерзшие друг в друга кровавым льдом трупы югославских полицаев. Словно вывернутые наружу, туши щерились торчащими ребрами, переплетаясь в омерзительную скульптуру. Пустые глазницы мертвецов жалобно глядели на высокого офицера, что самозабвенно прикручивал камеру к штативу, устанавливая тот напротив пленника. К стулу был привязан пожилой серб, еще живой, но уже осознающий свое незавидное положение. Василь коротко бросил на него взгляд, пока включал камеру и уловил ужас, мелькнувший в глазах югославского майора - тот точно знал, что будет дальше. Собравшись с силами, "язык" бросил ничего не значащую фразу:

- Ты ничего от меня не услышишь, албанская свинья! Переговоров с террористами не ведем!

"Почти как в кино!" - восхищенно заметил Драгаш. Насквозь фальшивая и ненужная фраза, которой просто положено быть здесь по сценарию.

- А что если я не хочу ничего слышать? - голос у Василя был низкий и хриплый, словно холодный ветер, что дул через щели сарая, вымывая последние остатки тепла из помещения.

- Тогда бы вы меня сразу убили.

- А ты не задумывался, почему я присылаю вашему командованию свои работы? Может быть, мне просто это нравится? Я, знаешь ли, что называется, синефил. Киноман, значит. С детства мечтаю стать знаменитым режиссером.

Было видно, что и без того бледный серб стал цвета снега, что лежал маленькими сугробами под дырками в крыше ветхого строения. Василь приник почти к самому лицу пленника и, обдав того кислым дыханием, горячо зашептал:

- Когда война закончится, я брошу винтовку и возьму камеру. Я сниму сотни фильмов в назидание вам, сербским свиньям, что возомнили себя хозяевами нашей земли. Смысл вовсе не в боли, как таковой. Смысл в деморализации, в душевном уничтожении противника. В том, чтобы твои жирные генералы смотрели на то, что я делаю, и четко представляли, что их ждет. Главное, чтобы дошел смысл послания. Я разрушу сначала твой мозг, а после - твое тело, и буду транслировать это в мир, чтобы больше никто не смел становиться на пути у нашей свободы.

Тонко пискнула камера, загорелся красный огонек. Василь щелкнул плоскогубцами перед объективом на манер кинохлопушки и двинулся к сербу.

- Но знаешь, я ведь не сказал, что больно не будет!

***

- ...Но война занесла солдата далеко от родного дома, и даже в яростном бою - рубил ли он головы, сидел ли в засаде - он не мог выкинуть из головы мысли о своей невесте. Что с ней, жива ли, не ушла ли к другому? Еда не лезла ему в глотку, а сон не шел. И одной темной ночью вспомнил он советы, да присказки своей старой бабки-цыганки. До того он возжелал ее увидеть, что тотчас выбрался из лагеря и пошел на топкое болото, что вобрало в себя трупы его врагов и товарищей и теперь вздувшимся нарывом отравляло почву. Пришел туда солдат и взмолился, ухнув по колено в жижу гнилую. Не богу он молился, не предкам, а кому-то другому, кому-то бесконечно чудовищному и темному, тому, что древнее всех. По совету бабки своей покойницы достал он блюдо серебряное, отполированное что твое зеркало, положил его на землю оскверненную, а сверху швырнул голову человеческую, что на поле брани подобрал. И принялся катать ту голову, да слова тайные приговаривать. Покрыла кровь его отражение, а когда стекла да размазалась она, увидел солдат...

- Чугайстера! - выпалила Василиса.

- Так, еще раз... - погрозила артритным пальцем старуха.

- Молчу-молчу!

- Увидел солдат, что мир плоский стал, да ненастоящий, а в отражении - не земля, и не небо, а слякоть какая-то живая, чудовища переглядываются, призраки перешептываются. Но не убоялся он и смотрел прямо туда, в самую гущу, где обитают все искалеченные души и диаволы истязаются над ними. А по ту сторону его уже ждал Тот, Кто Землю Вечно Топчет, весь в письменах, да знаках. Взмолился солдат, говорит, мне бы хоть одним глазком увидеть ее, невесту свою, что жива она, да здорова, что не нашла себе жениха нового, что не снасильничали ее враги проклятые. А тот ни слова не сказал, лишь показал ему не то схему, не то план. Искал солдат-искал, на чем бы ее зарисовать, ничего не нашел, да и вырезал тот план у себя на груди сталью каленой. Стоило ему последний штрих нанести, как проржавело блюдо серебряное да развалилось на части, а голова, что он катал по нему в прах обратилась. Долго после солдат мучился, мыкался, гадал, как расшифровать то, что ему показал изрисованный человек?

***

- На самом деле, пытки - куда более тонкое искусство, нежели многие думают, - разглагольствовал Василь, отбрасывая в сторону человеческий ноготь с остатками мяса на нем, - Смысл ведь не в том, чтобы просто сделать больно. Здесь дело исключительно в причинении невыносимых психических и моральных страданий. Именно поэтому я считаю видеозапись неотъемлемым элементом любой пытки. Ведь такая кассета - не просто одноразовая акция, но экзекуция, зацикленная в вечности.

Сербский майор был уже мало похож на человеческое существо. Плоскогубцы, щипцы, лезвия и сверла превратили лицо несчастного в кошмарную мешанину из мяса, на которой белели зияющие подступающим безумием глаза. Из горла несчастного раздалось хриплое бульканье.

- О, ты хочешь мне что-то сказать? Позволь-ка! - албанец вытащил изо рта пленника цоколь разбитой лампочки и заботливо вычистил пальцами крупные куски стекла, застрявшие между зубами и вонзившиеся в язык.

- Третья... Третья дивизия уже рядом. У них танки, одиннадцать или двенадцать, минометы. У них приказ стрелять на поражение всех, кто оказывает албанцам поддержку. Пощады не будет.

- Вот как? И когда же они прибудут.

- Атака запланирована на четыре часа утра, завтра.

- Вот видишь, как просто, - развел руками Драгаш, - И стоило тебе упорствовать? Ты гляди!

Василь подошел к камере и посмотрел на дисплей.

- Смотри-ка, час с лишним наснимали! У меня скоро пленка кончится. С этим надо заканчивать. Ты ведь знаешь, что бывает потом?

- Да, - обреченно кивнул пленник, - Ты меня убьешь.

- Ты очень плохо знаком с моим творчеством, - почти обиженно заявил Василь и уселся на колени к пленнику, словно страстный любовник.

- Открой-ка пошире глазки, - окровавленные пальцы вцепились в веко серба, оттянули его в сторону. Щелкнули ножницы.

***

- Долго солдат мучился, вертел схему и так эдак - то шлем какой-то диковинный получится, то череп человеческий. Дослужился сначала до офицера, а там уж и командиром стал. Взял он в осажденном городе в плен одного ученого мужа и его семью - жену, да двух дочерей. Сказал - расшифруешь за день - отпущу и тебя, и семью твою, а не расшифруешь, так убью вас всех по очереди. Целый день корпел ученый над рисунком, что он списал с груди того солдата. Не нашел ответа, и на исходе первой ночи казнил солдат его жену - вспорол ей живот и набил туда голодных крыс.

Для иллюстрации своих слов, Вука Драгаш принялась с остервенением запихивать пучок трав пальцем себе в сжатый кулак.

- И на второй день ученый не нашел ответа. Взял тогда солдат его старшую дочь, да распял ее на кресте вверх ногами, а снизу к кресту приколотил за ногу ученого.

Бабушка сложила из палочек бузины крестик, скрепила травинкой и воткнула в щель между досками стола.

- На третью ночь очи у несчастного стали слипаться, и велел тот отрезать себе веки, чтобы не уснуть - уж очень ему не хотелось терять младшую дочь, свою любимицу. А была она самая умная. Сказала, мол, папа, может я тебе чем помогу - четверо глаз лучше чем два? Посчитал ученый и решил - и правда, чем больше глаз, тем лучше видно. Ужаснулся ученый муж плану страшному, что солдат ему поручил, заблажил, но рассказал-таки бессердечному солдату, что за схема у того на груди начертана, в надежде, что тот его отпустит. И солдат пощадил ученого мужа, но не его младшую дочь, забрав ее глаза...

***

Майор орал, как оглашенный, так что пришлось его немного придушить, иначе находиться так близко к нему было невозможно. Василь с силой всасывал воздух, прильнув губами к глазнице старика. Вот влажный мягкий шарик слегка поддался. Отодвинув остатки мышц, Драгаш вдохнул со всей силы, и глаз вылетел из плена прямо ему в рот. Щелчок ножниц - и натянутая ниточка глазного нерва повисла у него над губой. Выплюнув глаз в контейнер со льдом, офицер вынул из сумки скальпель. Да, способ извлечения глазного яблока не самый гигиеничный, зато нежный орган совсем не пострадал - все-таки ни на хирурга, ни на фельдшера Василь не учился. С остальными органами можно было не миндальничать - те все равно с легкой руки албанской мафии уедут в Китай, а там уже превратятся в деньги, что пойдут на новое оружие, тренировочные лагеря и пропаганду для Армии Освобождения Косово. Убивать майора Василь и правда не собирался. Просто без почек, печени и сердца не живут.

***

- Носился солдат по свету кровавым смерчем, не щадя ни своих, ни чужих, а после кружил над полем и, что ворон или стервятник, выклевывал глаза раненым и умирающим. После взял он в плен дюжину еврейских ювелиров и наказал им отлить шлем по чертежу, что был вырезан у него на груди. Во все гнезда того шлема вставил он вырванные им глаза. И, надев тот шлем, увидел солдат все...

***

"Мне не важно, богат ли он - лишь бы у него была яхта, собственная железная дорога и зубная паста, названная его именем..." - щебетала с пузатого экрана старого телевизора белокурая красотка. Глупая солдатня! Зачем ему все эти боевики про вояк и бандитов? Василь, конечно же, не мог признаться никому, что любит старые черно-белые мелодрамы, в особенности "В джазе только девушки." Было в этих фильмах что-то магическое, из тех далеких времен, когда бабушка сидела в свете керосиновой лампы и перебирала целебные травы, а Василиса сидела перед телевизором и тонула в волшебстве старого Голливуда. Сейчас все эти фильмы уже совсем не такие, как раньше. В них появилась злоба, досада, надрыв - то, чего Драгашу хватало в обычной жизни. С завистью он смотрел на почти выпадающую из покрытого пайетками платья грудь Монро и проводил мозолистой рукой по давно уже зажившим, но все еще болезненным шрамам, оставленным каленым железом.

Никто не спрашивал ее мнения. В семье должен быть мужчина. Тот, кто будет решать, строить и защищать в случае необходимости. Непутевая мать, замордованная работой, не смогла привести мужчину в семейство, и в день двенадцатилетия Василисы Вука Драгаш приняла решение - если мужчина не появится сам, его надо сделать. Память будто отказывалась воспроизводить день, когда девочка стала клятвенной девственницей. Не было ни звуков, ни картинок, лишь мерзкое тянущее чувство внизу живота, как отголосок того страшного дня, когда из нее, словно из набивной куклы, вынимали женские органы, прижигая раны раскаленной кочергой.

С тех пор прошло много лет, и ее последняя женская беса осталась ненарушенной - Василиса не познала за свою жизнь ни единого мужчины, не занималась женскими делами, одевалась в мужскую одежду, строила, плотничала, голосовала в общине, а когда беда обрушилась на Косово - обрила голову и пошла в солдаты. Зная боль, как никто другой, она преуспела на поприще пыток и деморализации, выуживая информацию даже из самых крепких пленников. Никто не знал ее настоящего имени - Василиса, но за глаза ее не называли и выдуманным - Василь. Нет, в рядах противников и среди соратников за мертвый пронзительный взгляд и умение сокрушать рассудок ее прозвали Василиском. Ее кассеты жуткой пропагандой кочевали из кабинета в кабинет, ужасая как бесчеловечными пытками и потрошением людских тел, словно те были рыбьими тушами, так и последним кадром, когда две черные бездны вперивались в объектив, и хриплый надломленный голос яростно шипел в камеру: "Я иду за вами!"

На деле же, все было проиграно. Завтра с утра сюда придет третья дивизия. Двенадцать танков, сопротивление бесполезно. Скажи она это полевому командиру, тот бы скомандовал отступление, но смысла в этом не было. Получив и сопоставив информацию, выдернутую им вместе с зубами из окровавленных ртов сербских свиней, Василь понял - они окружены. Третья дивизия на марше, полицейское управление перекрыло мост отрядами спецназа, а через лес идет гвардия из Сараево.

Ничего, все вовремя, все как надо. Живот у Драгаша скрутило очередным приступом голода - к баланде он сегодня не притронулся. "Уроки бабушки пришлись впрок" - думал Василь, крутя в руках пустую баночку с остатками сушеных трав на дне. Тот случай, когда все блюдо определяет приправа.

Взглянув на часы, офицер поднялся с топчана, осторожно выключил единственный в деревне видеомагнитофон и извлек засмотренную до дыр кассету с красавицей Монро. Подойдя к вещмешку, он расстегнул тайную молнию и извлек оттуда полиэтиленовый пакет с тонким файлом внутри. В нем лежал разложившийся до почернения кусок человеческой кожи, на котором еще можно было угадать рисунок. Взяв с собой файл, дрель и переносной холодильник, Василь вышел из хаты.

***

- Перед ним открылись все злодеяния, что он натворил, все злодеяния, что творились в мире, люди, пожирающие друг друга, матери, что топят своих младенцев, дети, что зарывают заживо своих стариков, голод, болезнь, смерть и боль. И узрел он, наконец, свою возлюбленную. Та лежала на пепелище, почти как живая, платье ее было задрано, глаза выколоты, а тот самый ученый муж жестоко надругался над трупом. И взвыл солдат от горя и ужаса, разум покинул его, он хотел снять проклятый шлем, но тот словно прирос с голове. Так он и бродил по земле, покуда кровь в его венах не высохла и не превратилась в порошок, а плоть лохмотьями не слезла с костей.

- А что произошло со шлемом, бабушка? - задала свой дежурный вопрос Василиса.

- А и черт его знает! Лежит где-нибудь, ржавеет. А тебе зачем?

- Я бы его нашла, надела и все бы видела. И не позволила бы никому больше творить зла, - заученно, словно часть заклинания произнесла девочка.

- Запомни, дочка, настоящее зло может побить лишь еще большее зло. А теперь спи давай! - сказала старуха, как говорила уже в сотый или в двухсотый раз.

***

Полная концентрация! Не отключаться! Новокаин заглушал боль, но не страшный шум, раскалывавший голову надвое. Главное было не коснуться сверлом мозга - иначе мгновенная смерть, и тогда все зря - и все эти пытки, и кассеты, и отравленные соратники. Василь осторожно отложил сверло в сторону, протер платочком кровь с новой дыры в черепе и аккуратно вставил иголкой глазной нерв прямо себе в мозг. Оставалось еще семнадцать, и ритуал "Мириады Глаз" будет завершен. Никакого шлема, разумеется, не было.

***

Военные быстро поняли, что не встретят никакого сопротивления, но расслабиться не могли - на пути им встречались вмерзшие в землю обезображенные мертвецы - все, как один, лишенные глазных яблок. Обыскав дом за домом, сербы уже собрались было доложить командованию об успешной зачистке села Бела Церква, когда откуда-то со стороны сарая раздался безумный, полный ужаса и страдания крик. Поспешив туда, сербские военные застыли в ужасе, глядя, как новобранец на коленях выползает из черного зева деревянного строения и выцарапывает себе глаза на ходу.

То, что предстало их взорам внутри дома трудно поддавалось описанию. Множество объективов были обращены на нечто, сидящее в центре на стуле, и провода от камер стремились куда-то в район височных долей существа, чьи многочисленные глаза беспорядочно вращались в импровизированных глазницах. Один из офицеров югославской армии не без труда узнал в чудовище одиозного палача Армии Освобождения Косово, что рассылал свои устрашающие кассеты и в НАТО, и в министерство обороны Югославии. Откашлявшись, он выдавил из себя:

- Василиса Драгаш, также известная под именем Василь Драгаш, вы обвиняетесь в военных преступлениях, пытках и издевательствах над военнопленными, и предстанете перед трибуналом в Белграде...

Но нечто в центре комнаты прервало офицеры хриплым "Нет!".

- Нет. Мое имя звучит теперь по-другому, - ответил по-сербски Василь и перешел на албанский, - И, беса, вы будете произносить его, трясясь от ужаса! Tani emri im Lugat!*

Безумный, нечеловеческий смех прокатился по помещению, заставляя волосы на затылке военных подняться, а руки - задрожать. Чьи-то нервы не выдержали, и заряд армейского Моссберга разрушил сложную конструкцию из чужих глаз, проводов и плоти, превратив лицо Василя в мешанину из мяса и костей. По шнурам, идущих из висков пробежало что-то бледное, призрачное, словно паутина. Камеры, будто поймав какой-то сигнал, щелкнули, и красные лампочки индикаторов съемки синхронно погасли.

* Теперь мое имя - Василиск (пер. с албанского., прим. авт.)

***

-Товарищ полковник, откройте, иначе мы выломаем дверь!

По ту сторону массивной двери номера Гранд Плейс Мариотт Брюссель раздавались визги, крики и истерический смех. Подписание заявления о демилитаризации зоны конфликта должно было начаться через пятнадцать минут в конференц-зале. Без подписи подполковника Йокича документ мог оказаться недействительным. Но тот вот уже больше часа не реагировал ни на звонки в номер, ни на настойчивый стук консьержа.

-Открывайте, - коротко бросил Ромен Морель, один из сопровождавших полковника членов комиссии ООН, вытирая пот со лба – если эти сербы опять вздумали тянуть время, он просто вытащит вояку за грудки и протащит на копчике через все холлы отеля, - Вдруг у него инфаркт или отравление.

Ключ-карта прислонилась к двери, раздался щелчок и холл наполнился шуршанием белого шума на экране телевизора. Глазам Мореля предстал полковник. Абсолютно голый он стоял перед зеркалом и самозабвенно вырезал у себя на груди какие-то символы куском разбитого графина. Бросившись к нему, консьерж попытался остановить полковника, но, вскрикнув, отпрянул, когда тот повернул свое искаженное безумной улыбкой лицо с пустыми, окровавленными глазницами.

-Что вы с собой сделали? Зачем? – раздосадованно кричал член комиссии, уже понимая, что подписания сегодня не состоится.

-Это медали, - ткнул себя в грудь полковник, очерчивая пальцем вырезанные им на груди круги, - За храбрость! За отличия! За массовые этнические чистки! За убийство албанцев…

Полковник продолжал перечислять свои грехи, а где-то на заднем плане видеомагнитофон издавал треск и жужжание, зажевав кассету. Обладай Ромен достаточно бурной фантазией, ему могло бы показаться, что в этой какофонии можно услышать чей-то злорадный, хриплый смех.

Автор — German Shenderov

Арт от талантливой Dr. Paski

Приложение к делу № 80686 от 21.08.1988 года, криминальная полиция штата Теннесси, округ Мемфис. Расшифровка записок, снятых с холодильника в доме, принадлежавшем семейству Палмеров.

Записка №1.

"Говард, поедешь в город, вот список покупок:

1. Яйца

2.Молоко

3. Памперсы ( большую упаковку, размер 5)

4. Супы в консервах ( на твой выбор)

5. Безглютеновое мороженое

6. Новую подстилку для Глупыни"

Записка №2.

"Скарлетт, сегодня буду поздно, ложись без меня. Не забудь помыть Глупыню - она страшно воняет, наверное из-за жары. Промой ей рану и хорошенько осмотри. Если загноится - дождись меня, не предпринимай ничего сама. В прошлый раз бедняга осталась без уха по твоей милости. Поцелуй малышек от меня. Целую, Говард"

Записка №3.

Счета за воду и электричество. Приписка в углу "Оплатить до начала августа".

Записка №4.

"Говард, забеги после работы за:

1. Дезинфицирующим средством.

2. Шпагатом

Найди уже, чем починить клетку Глупыни - иначе я буду запирать ее в подвале. Сегодня она зарычала на Маргарет. Не хочу, чтобы она свободно разгуливала по дому, пока девочки не подрастут"

Записка №5.

Детский рисунок. Предположительно изображены члены семьи - рисунок слишком схематичен. Под фигурами есть подписи взрослым почерком:

1. Высокая фигура с бородатым лицом и огромными глазами, предположительно - очки. Подпись - "Папа."

2. Фигура пониже в схематично изображенном платье и с рыжими волосами. Подпись - "Мама".

3. Пятно розового цвета в коляске. Подпись - "Маргарет".

4. Маленькая фигурка с улыбающимся ртом. Подпись - "Кати".

5. Четвероногая фигура с черным квадратом вместо головы. Подпись - "Глупыня".

Записка №6.

Распечатка из центра гинекологии в Мемфисе, выписанная на имя Скарлетт Палмер. Судя по тексту, очередная попытка зачатия закончилась для Скарлетт Палмер безрезультатно. Подтвержденный диагноз - непроходимость фаллопиевых труб.

Записка №7.

"Милый, если ты сегодня поторопишься с работы, я уложу детей пораньше и мы можем славно повеселиться вечером. Целую, Скарлетт"

Записка №8.

Чек из аптеки "Роджерс", Мемфис на сумму 56$ и 53 цента. В чеке присутствуют пренатальные препараты, тесты на беременность, анестетики и антибиотики.

Записка №9.

"Говард, нам что-то нужно делать с Глупыней. Она становится все агрессивней. Боюсь, гормональные препараты могут ей навредить, может посоветуешься с кем-то из врачей?"

Записка №10.

"Говард, мать твою, когда ты уже починишь клетку Глупыни? То, что ты проводишь целые дни на работе не означает, что тебе можно забить на домашние дела, а наши девочки должны из-за этого страдать"

Записка №11.

Счет за доставку товара с Ebay. Полный хирургический набор и отдельно набор гинекологических инструментов.

Записка №12.

"Глупыня сегодня целый день чесалась и странно себя вела. На девочек рычит. Тебе нужно ее осмотреть. И почини уже клетку"

Записка №13.

"Дорогой, все тесты отрицательные, так что девочки сегодня снова идут спать пораньше, а мы с Глупыней примем душ и ждем тебя".

Записка №14.

Видимо, написана ребенком. "Пап, купи марожинова и клет для Гупын, пожажа!"

Записка №15.

"Уважаемые Скарлетт и Говард Палмеры. Мы очень рады соседствовать с вами участками и не желаем ни в коем разе вас обидеть, но ваша собака воет почти каждую ночь и под это совершенно невозможно уснуть. Мы были бы искренне благодарны, если бы вы приняли какие-то меры. С уважением, ваши соседи Мики и Анна Уолтер." Приписка рядом другой ручкой "Говард, найди уже способ ее заткнуть"

Записка №16.

"Поздравляю, Говард, кажется, ты снова станешь папой. Надеюсь, это будет мальчик. Предлагаю сегодня это всем вместе отпраздновать. Купи нам шампанского и чего-нибудь вкусненького для Глупыни."

Записка №17.

"Скарлетт, пожалуйста, проследи за Глупыней. Ее иммунитет сейчас ослаблен, любой из порезов может загноиться в любой момент, новую ампутацию мне бы проводить не хотелось. Пожалуй, на некоторое время придется перестать использовать плетку и

лезвия"

Записка №18.

"Эта сука отказывается есть. Заставь ее поесть, Говард."

Записка №19.

Чек из супермаркета "Волмарт" на сумму 18$ и 25 центов. В чеке присутствуют воронка, консервы с супами "повышенной калорийности" и мультивитаминный комплекс"

Записка №20.

"Скарлетт, я осмотрел Глупыню, она выглядит здоровой, но я хочу быть уверен. Поищи в интернете недорогой аппарат УЗИ. И не наказывай ее сильно. Если запрешь в подвале - поставь туда тепловую пушку, а то она замерзнет."

Записка №21.

"ГОВАРД! КЛЕТКА".

Записка №22.

Почерк неразборчивый, как будто писал ребенок, бумага в потеках крови, чернила расплываются.

"...сделала это! Вцепилась суке в глотку и смотрела, как она задыхается. Дождалась Говарда и, пока этот... совал мне...оторвала его хозяйство к чертовой матери и оставила истекать кровью... называли меня Глупыней. Конечно, я поумнела, годами ломая клетку на своей голове об стену подвала, чтобы освободить последний, оставшийся у меня инструмент - собственные зубы. Они отобрали у меня все - кисти рук, свободу, жизнь, разум и даже мою собственную матку. Хреново быть младшей. Но это мои дети - я их породила и имею право...не мучались. Сейчас я...отбеливателя, так что жить мне осталось недолго, поэтому - слушай, мир, мои последние слова. Говард, у тебя маленький член и ты воешь, как девчонка, когда кончаешь. Скарлетт, у тебя а жопе растяжки, а ведь ты даже не рожала, истеричная ты сука. Маргарет, Кати, простите...порождения инцеста...не нужно жить. Меня зовут Глория Палмер и это - моя история"

Автор - German Shenderov

Кадр из фильма Martyrs (c)

Холл медицинского центра "Олдритч Атернум Медикал Кейр" был больше похож не на приемную больницы, а на вестибюль шикарного отеля. Мраморные полы, кожаные диваны, два фонтана высотой под самый потолок, чьи навершия терялись из виду где-то на уровне пятого этажа. Ресепшн был наполнен девушками модельной внешности - все, как одна, в белых халатах. Улыбчивые красотки, застывшие, словно манекены, в ожидании пациентов, молча пялились в пустоту перед собой. Казалось, из их лиц кто-то вымыл все человеческое, оставив лишь роботизированную доброжелательность и гостеприимство. В воздухе витали ароматы дорогого кофе и апельсинового фреша, их, в свою очередь, заглушал тяжелый дух парфюма, который распространяло вокруг себя арабское семейство, расположившееся на соседних диванах. Где-то в углу зала громко возмущался, периодически хватаясь за сердце, полный, относительно молодой мужчина с внешностью директора магазина. С удивлением я узнал в нем соотечественника.. Сопровождала его жена, будто бы сшитая из силикона, что стыдливо вертела головой, в поисках свидетелей позорной сцены. Брызжа слюной и стуча кулаком по журнальному столику, он кричал на девушку-манекен, пока та вежливо, но твердо отстаивала свою позицию, обращаясь к нему на почти безупречном русском.

- Да вы хоть понимаете, кто я? Да одна моя область больше всей вашей гребаной страны! Я же работаю, я же губернатор, слуга народа, в конце концов, почему я должен сидеть здесь и ждать, пока какие-то старые пердуны проходят вне очереди...

- Здесь нет никакой очереди, все эти люди зарегистрировались на программу заранее, у нас все равны и предпочтения мы никому отдавать не можем, поймите сами, - увещевала его сотрудница центра, одетая в форму американской медсестры пятидесятых.

- Да ты совсем рамсы попутала, розетка ты расфуфыренная! Смотрящий кто у вас?!

- Митя, Митя, тише, у тебя же сердце, - попыталась успокоить мужа надутая кукла, сидящая рядом, но тот лишь смахнул ее руку с плеча и рыкнул:

- Кто сидя ссыт, тот слова не имеет! Есть здесь кто, с кем предметно пожевать можно? Э, алюра, хозяина позови!

- Я прошу прощения, но мистер Олдритч не решает проблемы подобного рода, к тому же он уже достаточно давно сам проходит терапию, - невозмутимо и дружелюбно ответила девушка, быстро бросив взгляд за спину хамоватому губернатору - туда, где пристально наблюдали за ситуацией рослые ребята в форме санитаров.

- Герр Андреев, все готово, разрешите сопроводить вас.

Отвлекшись на крикливого соотечественника, я совсем пропустил появление "медсестры" у своего дивана. Да уж, можно купить очки или линзы, чтобы исправить ухудшающееся зрение, но вот от старческой рассеянности не спасет даже телескоп.

- Да-да, простите, я немного задумался. Иду.

Никогда бы не подумал, что мне придется когда-нибудь опасаться излишне мягких диванов. Теперь же, утонув в гладкой кожаной подушке на добрые полметра, мне пришлось предпринять немало усилий, чтобы подняться. Опереться было не на что - руки скользили и вязли, крестец прихватывало болью, когда напрягалась спина, и я снова валился обратно в гостеприимный плен.

- Вам помочь? - девушка протянула руку с идеальным маникюром на ногтях, и я, горя от стыда, оперся на ее ладонь. Водя своими шершавыми старческими пальцами по ее идеально гладкой коже, я тайно наслаждался этим прикосновением. Похоти в моих мыслях не было - просто в жизни каждого человека настает момент, когда учишься наслаждаться всем, даже пересоленной яичницей и пустой болтовней телерекламы - когда понимаешь, насколько все это быстротечно.

На лифте, в котором можно было устраивать футбольные матчи, мы добрались до двадцать шестого этажа - Олдритчу, похоже, пришлось серьезно подмазать местный муниципалитет, чтобы те разрешили выстроить посреди глухой швейцарской деревушки эту чудовищную башню. После меня отвели в огромную двухместную палату - у каждой кровати стоял свой стол, умывальник, а со стены на кровати смотрели две плазменные панели. Вторая кровать была пуста, но явно обжита - подушка сохраняла очертания головы, на столе лежала книжка и стояла ваза с букетом.

- Итак, герр Андреев, располагайтесь, я вернусь через несколько минут, и мы начнем первые процедуры.

Располагаться мне было особенно нечем - в Швейцарию я приехал налегке, да и позориться своими старческими пожитками перед губернаторами, олигархами и нефтяными магнатами мне бы не хотелось - в письме было написано, что все необходимое - зубную щетку, полотенца, пижаму и прочее - мне выдадут, поэтому с собой я взял лишь две смены одежды и несколько институтских учебников по лингвистике. Подойдя к окну, я уставился на горную гряду, уходящую далеко вперед, обрамленную темно-зелеными лесами. С такой высоты все это казалось ненастоящим, нереальным, словно кто-то просто насыпал снега и брокколи на песочные куличи. В стекле я разглядел чье-то отражение - усталое лицо, изборожденое морщинами, с потерявшими цвет тусклыми глазами. Слегка отшатнувшись от стекла, я запоздало осознал, что отражение принадлежит мне. Резко повернувшись к двери, я, кажется, немного напугал медсестру, зашедшую с капельницей в палату.

- Прежде, чем мы начнем, мне необходима ваша подпись во-о-от на этом документе, - девушка протянула мне планшет с толстой стопкой бумаги.

- Ого! Мне стоит это прочесть целиком? - я изумленно взвесил в руке добрые полтора килограмма юридической писанины.

- Вы уже подписали это при онлайн-регистрации, но мистер Олдритч весьма старомоден и настаивает на реальных подписях.

- Не опишете вкратце содержание?

- Разумеется, - медсестра вздохнула и монотонно зачитала некий заученный текст, - Компания "Олдритч Атернум Медикал Кейр" является исследовательской организацией, основной целью которой является поиск способа максимально продлить биологическую жизнь человека, то есть как можно дольше сохранять живым именно мозг. Здесь вы отказываетесь от любых претензий относительно повреждений, неприятных ощущений и потерь внутренних органов и частей тела. Так как лечение экспериментальное - результаты могут быть абсолютно непредсказуемы, поэтому организация подобным способом пытается застраховать себя от последствий.

- Ну, что же, за тем я, собственно, и здесь, - поставив размашистую роспись, я вернул девушке планшет, и та тут же его куда-то отложила.

- Я попрошу вас прилечь и обнажить руку по локоть.

Подчинившись, я вскоре почувствовал сильный укол, вены потянуло, и вот уже какая-то неведомая жидкость наполняла мои вены.

- Сейчас послушайте, пожалуйста, очень внимательно. Так как препарат - первый из многих - является экспериментальным, последствия предсказать бывает непросто, поэтому я прошу вас сообщать обо всех изменениях в организме, настроении или восприятии. Вот кнопка, - девушка вложила мне в ладонь пульт и продолжила, - Во время приема первого препарата я вам очень не рекомендую совершать активных телодвижений и воспринимать тревожащую информацию - нервная активность может дурно сказаться на действенности состава. А в остальном - приятного...

Неожиданно, громкоговоритель на стене издал неприятный, тревожный звук и озвучил сообщение:

- Внимание персоналу, передозировка на двадцать шестом этаже! Всем пациентам оставаться в палатах!

Медсестричка сделала страшные глаза, жестом показав оставаться на месте, и выбежала прочь. Через несколько секунд она притащила сопротивляющегося пожилого еврея в халате с сигаретой зажатой в зубах. Тот злобно рычал на английском, приправляя свою речь отборным матом на русском:

- Первый раз за день покурить вышел! Ну не выдерживаю я так, здесь от безделья загнуться можно, не хочу обратно в палату!

Странно, но несмотря на все его возмущение крикливый пациент послушно перебирал тапочками по ворсистому ковру, пока не дошел до своей кровати. Здесь девушка оставила скандалиста, выбежала прочь и, судя по звукам, закрыла дверь снаружи.

Мой сосед только и делал, что возмущенно мотал головой, держа пальцами незажженную сигарету.

- Курите, пожалуйста, я не против, - решил я все-таки раскрыть свое происхождение.

- О, земляк! Здорово! Ты не куришь, нет? - я помотал головой, - И я не курю, уже лет пятнадцать как, - противореча сам себе, он тут же поджег сигарету и принялся дымить в вытяжку.

- Прошу прощения, - с лицами у меня всегда была беда, а уж сейчас-то и вовсе не на что было надеяться, но мой сосед казался мне знакомым, - А вы случаем не Борис...

- Борис-Борис, - перебил меня сосед, - Тот самый. Только ты держи рот на замке, а то сам понимаешь, уши - они везде. А ты кто будешь?

- Лев Андреев, очень приятно, - протянул я руку чисто символически - расстояние между нашими кроватями было больше двух метров - встать я из-за капельницы не мог, а Борис, похоже, не собирался.

- Лев Андреев, Лев Андреев... Это не ты тот, который там что-то с бюджетом Газпрома связан, нет?

- Нет, точно нет, - мне не удалось сдержать ухмылку.

- Извини-извини, сейчас вспомню. Это не ты год назад в губеры Ростовской баллотировался?

- Нет, и это не я. Я работаю учителем в школе. Немецкий, английский, иногда учителя, по литературе заменяю, - поскорее протараторил я, чтобы лишить себя соблазна представиться каким-нибудь политиком или бизнесменом.

- Гонишь, - неуверенно, округлив глаза, протянул сосед.

- "Но я - бедняк, и у меня лишь грезы; Их простираю под ноги тебе; Ступай легко, мои ты топчешь грезы, - продекламировал я на английском, вложив весь свой опыт и умение в настоящий британский акцент, - Пусть я не владею яхтами и футбольными клубами, но свое дело знаю на отлично.

- Ну ты даешь! - рассмеялся сосед, - Как же тебя в "Олдритч" занесло? Родственники накопили?

- Нет. В порядке общей лотереи.

- Ого! И что же у тебя такое нашли? - с почти плотоядным интересом спросил еврей.

Я хотел было ответить, но где-то за стенкой раздались какие-то крики и грохот, словно кто-то колотил молотом по стене. Потом послышалось шипение - похоже, огнетушитель. Я вопросительно посмотрел на соседа.

- Здесь такое иногда бывает, - успокоил он меня.

- А что это?

- А черт его знает? Говорят - "передозировка", а чем - не говорят.

- И вы не спрашивали?

- Хо, спрашивал!? Да я им тут такой разнос устроил, они еще неделю на цыпочках ходили. Но - не говорят. Секрет, мол, фирмы, особенная химическая формула.

- Но она помогает? - с надеждой спросил я.

- Ну, видишь, бодрый, веселый, перед тобой сижу. А закури я месяц назад - легкие бы выплюнул, а мне бы потом их личный врач еще и через жопу бы вставил, если бы узнал, что курю. Смешно, да? Вроде взрослый дядька, детей имею, внуков, яхты, виллы, а чтобы покурить, мне до сих пор приходится прятаться - то в лес на пробежку, то вот - аж в Швейцарии, - Борис невесело усмехнулся, - Так что же в тебе такого интересного, что тебя в лотерею пустили?

- Задняя корковая атрофия. Весьма редкая вещь, даже в моем возрасте, - похвастался я, непонятно, чем.

В ответ сосед присвистнул.

- Да, неплохо ты расклеился. Значит, на учительской карьере крест?

- Вероятно, да. Если, конечно, Олдритч не умеет творить чудеса.

- Мэтт? Мэтт может быть и умеет.

- Мэтт? - переспросил я.

- Мэтью Олдритч, основатель "Олдритч Атернум Медикал Кейр", - объяснил Борис.

- Вы его знали?

- Ну, в узких кругах сложно не пересечься. Можно сказать, что я знал его, хотя Мэтта не знал по-настоящему никто.

- А почему? - спросил я, пожелав, наконец, услышать хоть что-то правдивое о легендарном мистере Олдритче.

- Странный он был человек. Себе на уме.

-Был? Разве он умер?

- Ну, скажем так, среди живых его уже давно никто не видел. Последний раз его видели въезжающим на инвалидной коляске в этот центр и с тех пор... - собеседник многозначительно замолчал.

- Так кто ж он, наконец?

- Сложный это вопрос. Даже среди нас Мэтью отличался некоторой...гм... экстравагантностью. Он был очень неординарный человек. Его отец владел громадным состоянием, которое сколотил, производя вооружение для Великобритании, еще до начала Второй Мировой Войны. Сам Мэтт родился в золотые пятидесятые, когда всем казалось, что мир больше никогда не ухнет в ту пучину безумия и жестокости. Его биографы пишут, что мальчик всерьез увлекался мистикой и оккультизмом - его дед скопил огромную библиотеку разнообразных трудов по эзотерике. Сейчас почти все они уехали в хранилища Ватикана.

- Там было что-то особенное? - с интересом спросил я. Препарат, которым меня питала капельница давал странное чувство покоя, но при этом от него не клонило в сон. Было в этом ощущении что-то одновременно от поцелуя подружки и прикосновения матери.

- А кто теперь разберет? Скорее всего нет, иначе бы Олдритч ничего так просто не отдал. Он сбежал из отцовского дома, когда ему было не больше шестнадцати. Каким-то обрызом отыскал в Индии секту поклонников Кали и провел с ними больше трех лет. Говорят, они душили людей платками, но я не верю, что Мэтт смог бы сам расправиться с человеком.

- Слишком добрый?

Собеседник закаркал, как старый ворон, которого спугнули с ветки.

- Кто добрый? Олдритч? Нет-нет-нет, что вы! Мэтт был слишком мягкотелым для этого. Все грязные делишки он привык делать втихую, так, чтобы комар носа не подточил. Этому было важно оставаться в белых одеждах, выглядеть "правильным мальчиком".

- А что после возвращения из Индии?

- А там очень вовремя скорячился его папаша - тот еще ублюдок, мир праху его, и Мэтью имел возможность распоряжаться громадным наследством, - Борис достал и закурил вторую сигарету. Возня за стеной стихла, щелкнул дверной замок, и дверь распахнулась сама по себе. В коридоре никого не было.

- Автоматические, - объяснил сосед, - Так вот, вместо того, чтобы начать сорить деньгами, он быстро смекнул, что война - дело грязное, опасное, а главное - пальца не сунуть - американцы подгребли под себя весь рынок. Тут-то он и занялся фармацевтикой. Говорят, Олдритч даже сотрудничал с ЦРУ и армией США. Есть теоретики и конспирологи, которые утверждают, что Олдритч даже возобновлял проекты МК Ультра и Таскиги, но лично я в это не верю.

- А что за МК Ультра?

- Эксперименты по контролю сознания. Холодная война была на пороге, американцы хотели подстраховаться. Это была технология создания спящих агентов - провальная. Людям пытались при помощи гипноза и препаратов внушить новые личности, но в итоге только окончательно испортили несчастным мозги.

- Какая бесчеловечность. И все знали? И никто ничего не сделал?

- Знали, кто надо, - отрезал собеседник, явно показывая, что ему тема неинтересна.

- Так что Олдритч? - робко спросил я, надеясь услышать продолжение рассказа.

- А на самом деле Мэтт развернул самую масштабную фармацевтическую кампанию за всю историю двадцатого века. Пока мы сажали и снимали президентов, как елочные игрушки на новый год, этот парень делал деньги и репутацию. На всех пакетах с лекарствами, которые отправлялись гуманитарной помощью бедным африканским детишкам стояли его логотипы.

- То есть, он все же неплохой человек?

- Отнюдь, - невесело усмехнулся Борис, - Смотря, конечно, что считать плохим, но...

- Расскажите, пожалуйста, - попросил я, попытавшись пошутить, - Исполните волю умирающего старика.

- Если вы здесь, возможно, вы еще поживете. А, впрочем, к черту, вам все равно никто не поверит, - махнул сосед рукой, видимо, ему давно не терпелось хоть с кем-то поделиться этой информацией, - Как вы понимаете, между нами - бизнесменами высшего уровня - всегда идет холодная война. Тех, кто выше - дергай за пятки, чтоб сорвались, тех, то ниже - топчи по головам, чтобы не высовывались, тех, кто рядом - толкай под локти, чтобы упали. И каждый из нас накопал друг на друга немало компромата. Кому-то пришлось нанимать частных детективов, кто-то смог оплатить услуги спецслужб и разведки, суть в том, что рыли все и на всех. Обойти это стороной не смог и я.

- И что же вы узнали?

- Дочку его помните? Умница-красавица, до сих пор блистает с экрана, правда, она уже почти нам ровесница. Так вот, она Мэтту еще и племянница. Да-да, - покивал Борис в ответ на мое изумленное лицо, - И не такое бывает. Слушайте дальше. Когда в доме масса прислуги - никакие грязные секреты не останутся не увиденными. У него с сестрой разница в семь лет, он растлил ее пятилетнюю, прекрасно отдавая себе отчет в том, что делает. Олдритчи были очень религиозными, так что этот начитанный ублюдок создал целую идеологию, чтобы потрахивать свою сестричку Маргарет. Они воображали, будто они - Ева и Адам, изгнанные из рая, и теперь вынуждены показать свою любовь Господу, чтобы тот вновь пустил их в Эдем. Еще Мэтт частенько провозглашал себя "царем над всеми зверями земными". Потом прислуга находила в саду забитых камнями белок, раздавленные гнезда с птенцами и обезглавленных котят.

- Мерзость какая! - воскликнул я, не в силах сдерживать злобу и омерзение по отношению к этому ужасному человеку, - Как вы с ним после этого могли общаться?

- По делу, Лев, исключительно по делу. Вам не понять - вы не делец, вы романтик. А в моем мире человечность приходится откладывать в сторону, когда речь идет о...

- Деньгах? - спросил я язвительно.

- Человеческих судьбах, Лев. В первую очередь о них, - отрезал сосед, - Но что правда - то правда, Мэтт перещеголял всех нас. С сестрой он продолжал жить, пока та не родила. Девочка выросла без матери - Маргарет вышла из окна роддома, видимо, боясь, что Олдритч будет спать и с ее дочерью. Не знаю, поступал он так или нет - свою прислугу он приучил молчать, однако, я точно знаю, что до похорон тело Маргарет пролежало еще неделю в поместье Олдритчей в хозяйской спальне.

- Неужели он...

- Не знаю. И знать не хочу, честно говоря. Знаете, есть люди, которые тащатся от снафф-порно?

- Это как? - не понял я, подразумевая худшее.

- Не важно. Суть в том, что он был из таких. Только вот порно ему было мало. Он хотел делать все своими руками.

- Да что же он такое делал? - недоуменно спросил я.

- Ладно, просто приведу пример, чтобы вы осознали масштаб его безумия. Один из его телохранителей как-то обмолвился, что Олдритч нанял проститутку и... Извините, даже для меня слишком мерзко. Он нанял проститутку и выстрелил ей в живот. А после - трахал ее умирающую в пулевое отверстие. А еще как-то раз в Тайланде Олдритч нашел транса и предложил ему помочь с операцией. Не знаю, хотел ли он помочь в самом деле, или это было предлогом. В любом случае, раззадоренный, он вырезал у несчастного парня гениталии и трахал его в образовавшуюся дырку, пока бедняга подыхал от потери крови. Мальчишке даже не было шестнадцати.

Меня затошнило, когда я представил себе эту сцену - кровать, покрытая клеенкой, женоподобный паренек, одетый, как уличная путана, залитый кровью, и мерзкая лоснящаяся белая спина Олдрича над ним.

- Как ему все это сходило с рук? - возмущенно вопрошал я.

- А так же, как некоторым из нас сходили с рук военные перевороты в Африке, смена власти в России, сбитые на джипах женщины с колясками и разворованные предприятия. Деньги. Когда ими обладаешь в таком количестве - их уже необязательно кому-либо платить. Достаточно, чтобы люди знали, что ты на иной ступени эволюции, этакий Ницшеанский сверхчеловек по Марксу, которому все дозволено и ничего не запрещено.

- То есть, захоти вы, скажем, сейчас затушить вашу сигарету мне в глаз...

Сосед кинул взгляд на уже третью сигарету в руке и подошел к моей кровати. Я вжался в подушку в ожидании дальнейших действий собеседника, который рассказывает столь страшные вещи с легкой ухмылочкой.

- Хах! - он ткнул меня кулаком в плечо, - Зассал? Не стоит думать о нас, будто мы все такие же, как Олдритч. Да, власть и деньги развращают, но поймите меня правильно - мы все еще остаемся людьми, - Борис ненадолго замолчал, потом добавил, - В большинстве своем. Так вам интересно дослушать?

- Да, разумеется. Только, пожалуйста, без таких подробностей.

- Тогда почитайте лучше, что пишут его биографы - там комар носа не подточит. Но вам-то интересно было узнать правду?

- Скорее, вам интересно ее рассказать, - лукаво улыбнулся я.

- А вы весьма прозорливы для учителя, - съязвил сосед, - Тогда слушайте. Не подумайте, что Олдритч был просто извращенцем - таких, конечно, среди нас хватает, но этот... Он как будто испытывал некие лимиты ощущений. Экстаз и агония лежат в одной плоскости - вот его теория. Но для агонии он сам всегда был слишком труслив. Не знаю, что сподвигло его на эти изыскания, но Мэттью тратил миллионы, скупая записи о результатах экспериментов Широ и Менгеле.

- Прошу прощения, а кем являлся Широ? - слегка стыдясь своего незнания, поинтересовался я.

- Да, мало кто из европейцев осведомлен о зверствах Отряда 731. Вот где настоящая жестокость. Вивисекция, опыты на людях, испытания бактериологического оружия. Целые бараки несчастных, зараженных чумой, бешенством, брюшным тифом и сифилисом. А глубоко в подземельях бункера - целые бочки, наполненные молочно-белой жижей - бактерии, перекормленные, сильные, гипервирулентные. Широ Исии ответственен за смерти больше трехсот тысяч человек - за смерти страшные, мучительные. Старик Менгеле покажется ангелом по сравнению с Широ.

- Откуда вы все это знаете? - недоуменно покачал я головой, - Я думал, вам положено знать такие вещи, как факторы ценообразования на нефть и тенденции котировок, а тут...

- За то недолгое время, что я общался с Мэттью, я успел наслушаться подобного бреда. Одно дело - страшные сказки, и совершенно другое, когда ты достаешь коммуникатор, забиваешь названные им имена в поисковую строку и ужасаешься от того, насколько все, что он сказал реально. Такие вещи невольно вгрызаются в память.

Борис тяжело вздохнул и, воровато оглянувшись, закурил следующую.

- Зачем ему все это было нужно? - спросил я, надеясь продолжить беседу.

- Главным, что занимало Олдритча, помимо денег, была смерть. Он не прекращал страстно тянуться к ней, при этом не переставая ее страшно бояться. Его беспринципность и экстравагантность нажила ему немало врагов, поэтому Олдритча часто можно было увидеть в усиленном кевларом мотокостюме и шлеме, хотя мы точно знали, что на мотоцикле приезжал один из его телохранителей, следовавший за лимузином. В какой-то момент он даже решил, что бронированных стекол недостаточно и вовсе поставил за ними металлические пластины. Его лимузин - настоящая крепость на колесах. Эту машину можно было взорвать, утопить, попытаться раздавить, но пассажир бы выжил.

- Это звучит похоже на паранойю, - заметил я.

- Не удивлюсь, если он и был параноиком. Как по мне - это вполне подходящий для него диагноз, но, пожалуй, не единственный.

- Вы считаете?

- Как по мне, Олдритч - настоящий маньяк. Нет, не из тех, что в темных переулках поджидают детишек, идущих домой. Я о том, что у него была мания. Идея фикс. Сверхценная идея.

- Какая же?

- Вспомните, каков был мотив его игрищ с сестричкой Маргарет. Эдэм, рай, бессмертие. Это и был его жизненный мотив. Познать смерть, не умирая. Побороть ее. Знаете, я человек не религиозный, но я частенько думал о природе греха и праведности, как таковой. Пообщавшись с Олдритчем, я понял, что грех - это не то, что мы привыкли считать таковым.

- А что же это?

- Ну смотрите. Украли вы что-то, допустим. Или убили человека. И вроде как согрешили. Но при этом, не задумываясь, мы грешим вот так, по мелочи, каждый день. Лжем, прелюбодействуем, гневаемся, испытываем алчность, зависть, гордыню. Что же теперь, всех в котел? А потом Олдритч объяснил мне. По его мнению, истинным грехом является лишь тот - первородный. Тот самый, что совершили Адам и Ева - познали то, что знать были не должны. Попытались сравняться с самим Господом Богом и именно этим заслужили его гнев. Как говорил Олдритч - Богу нет дела до того, что мы - жалкие муравьишки - вытворяем здесь, в своей песочнице, пока не пытаемся вылезти, пока не пытаемся променять лопатку и куличики на по-настоящему взрослые вещи.

- Что это за вещи? - заинтригованный, я так близко подобрался к краю кушетки, что чуть не свалился и не вытянул иглу капельницы.

- Это принято называть магией, оккультизмом. Умение дергать за невидимые ниточки этого мира, управляя им, уподобляясь Создателю.

- Вы же сейчас не серьезно? - было усмехнулся я, но, поймав взгляд собеседника, осекся.

- Вы можете мне не верить. Я и сам не до конца верю в то, что мне выложили его ближайшие помощники, когда Олдритч отошел от дел. За эти небылицы я заплатил слишком много, чтобы они могли оказаться неправдой. Послушайте, и рассудите сами.

- Хорошо, я готов.

- Вы слышали про Фонд Джеймса Рэнди? А про Премию Гудини? Это все его проекты. Мэттью положил большую часть жизни на то, чтобы узнать, есть ли хоть что-то по ту сторону.

- И как? Есть? - саркастично поинтересовался я.

- Лично я, конечно, ничего не видел. Но произошло одно событие, изменившее Олдритч кардинально.

- Что же это за событие?

- Он, скажем так, согрешил. Согрешил по-настоящему, по-взрослому, и ад пришел за ним прямо сюда, на Землю, не дожидаясь его смерти.

- В каком смысле?

- Он потерял покой. Абсолютно. Ему все стало неважно. Его бизнес все еще держится на плаву только благодаря огромному штату директоров и акционеров, а сам он... удалился. Последним его поручением было начать строительство этого самого центра.

- Так что же Олдритч такое натворил, что заставило его стать отшельником?

- О, это долгая история. Все началось с татуированного человека, - Борис откинулся на подушки, приготовившись к рассказу, - Олдритч в свое время тесно сотрудничал со спецслужбами разных государств и не мог не получить чуть больше информации, чем ему полагалось.

- И кто такой этот татуированный человек?

- Никто не знает. Суть в том, что упоминания о нем можно найти даже в очень древних трудах по оккультизму и истории. Но интерес спецслужб был вызван другим - этого человека продолжали наблюдать и поныне. На фотографиях, записях с камер видеонаблюдения, в рассказах очевидцев и в отчетах полиции. Как вы считаете, человек, стоящий на одном фото в обнимку с Кеннеди, а на другом, отрастивший бороду, но не постаревший ни на день, рядом с Николаем Вторым мог быть незамечен? Вот то-то и оно. И этот некто захватил весь разум Олдритча. Тот был просто одержим поисками татуированного человека - за его поимку назначались баснословные награды, Мэттью имел соглядатаев по всему миру, и те видели его, но... Поймать парня не удавалось. Всегда, когда, казалось, ты уже наступаешь ему на пятки - он исчезал. Словно становился прозрачным для всех своих преследователей - и для опытных гуркхульских головорезов и для моссадовских агентов. В какой-то момент Олдритча пронзила догадка - а что, если секрет начертан на коже этого человека без возраста? Что, если все эти записи и есть ключ к разгадке тайны странного вечного скитальца? И Мэтт начал настоящую шпионскую кампанию - вооружив свою неисчислимую армию охотников фотоаппаратами, он отфотографировал каждый миллиметр кожи этого фантома. Согнав в выкупленный им же отель на острове где-то на Карибах всех именитых лингвистов, антропологов и оккультистов, он запер их там, без еды и воды, заставив расшифровывать написанное. Многое осталось для них загадкой, но кое-что удалось извлечь. Вскоре после этого состоялась наша последняя встреча. Он сказал мне тогда: "Борис, я собираюсь узнать, что ждет нас после смерти!" И то, что сделал Олдритч потом... У мне просто не хватает слов, чтобы описать вам его низость. Вы помните Чернобыльскую катастрофу?

- Да, разумеется, ужасная трагедия, - поддакнул я.

- Так вот. Вы уже поняли, что ничто не могло остановить Олдритча, никакая жертва ему тогда не казалась избыточной. Он был там, закованный в свинец, с жидкой прослойкой из ртути и патронташем дезактиваторов. Двадцать шестого апреля, у четвертого энергоблока. Вы, наверное, слышали про Слоновью Ногу - этакая рукотворная Медуза двадцатого века. К ней до сих пор нельзя приблизиться - излучение такое огромное, что фотоаппаратура ломается в руках, а человек погибает за считанные минуты. Вот что осталось от его ритуала - лишь жалкая толика той мощи, которую он высвободил для того, чтобы заглянуть за грань одним глазком.

- И что же он там увидел? - изнывал я от ужаса и любопытства.

- Вы меня спрашиваете? - усмехнулся собеседник, - С тех пор он замкнулся в себе и ни с кем не разговаривал. Эта башня в горах Швейцарии - первая, но лишь одна из многих, которые он возвел по всему миру, чтобы открыть секрет бессмертия, экспериментируя с нами - умирающими стариками.

- Секрет бессмертия? Прошу прощения, я немного запутался, но способ стать бессмертным он стал искать уже после того, как увидел, что лежит по ту строну жизни?

- Да, рассказчик из меня не очень. Все верно, сразу после злосчастного взрыва на ЧАЭС.

В этот момент мне стало как-то не по себе. Будто вся внешняя среда вмиг стала враждебной. Словно белое одеяло вдруг обернулось омерзительным саваном, а трубка капельницы - голодной прозрачной змеей, впрыскивающей свой яд. Заворочавшись на кровати, я, лишенный дара речи страшным осознанием, горестно замычал.

- Эй, ты чего, приятель, тебе вызвать медсестру? Але, сестра! - Борис стукнул по кнопке вызова, и я уже слышал легко цокающие по коридору каблучки, но легче мне не становилось. Наконец, когда девушка уже прибежала, посадила меня на край кушетки и принялась деловито мерить мне давление, я схватил соседа за фалды халата и притянул к себе.

- Ты понимаешь, почему он начал искать секрет бессмертия? Ты ведь понимаешь, что вечная жизнь невозможна? Что он там такое увидел, что? Что могло быть настолько ужасным? Что нас ждет?

Борис не ответил, лишь глубоко задумался, и я видел, как кровь отливает от его головы, а на ее место приходит страшное осознание.

Автор - German Shenderov

Кадр из фильма Books of Blood (c)

+++ATTENTION !!!+++

Аннотация: Это мистическая история по мотивам малороссийских легенд, написанная моим товарищем под моим чутким руководством в пределах Вселенной Кошмаров. Для лучшего впечатления от прочтения, рекомендую сначала ознакомиться с предыдущими произведениями из данного цикла. Их можно найти на моем аккаунте на Пикабу или по этой ссылке -

https://vk.com/vselennaya_koshmarov

+++Thanks for Your attention+++

Ссылка на первую часть - https://pikabu.ru/story/batsko__chast_pervaya_6065694

Cсылка на вторую часть - https://pikabu.ru/story/batsko__chast_vtoraya_6065704

Комиссар подошел ближе.

- Блаженны плачущие, ибо утешатся! – донеслось до него.

- Эй!

Фигура не оборачивалась.

Восип дотронулся до плеча странного человека и ощутил шероховатую поверхность старой ткани.

Человек не реагировал.

- Ткнуть его что ли, как следует? – подумал Шыпшына – Авось очухается!

Он нащупал дыру в ткани и со всей силы ткнул в нее пальцем. Однако, палец словно прошел сквозь воздух.

- Се есть тело мое – пробормотал человек, не оглядываясь.

- Что-то тут не так! – Восип пока еще не понимал, что именно.

Насмешливое равнодушие незнакомца начинало его раздражать.

Шыпшына схватил оборванца за плечи, с намерением развернуть к себе и взглянуть в лицо, но обнаружил, что держит кусок тряпья, зацепившегося за крюк в стене, на который ранее вешали подсвечники.

- Ибо не войдет скупой в царствие Небесное! – донеслось до Восипа откуда-то из-за спины.

Комиссар развернулся и ничего не увидел только со стены, напротив которой он стоял, строго глядел единственным глазом Иван Предтеча.

- Что-то тут явно неладно – пробубнил Восип себе под нос.

- Блаженны нищие духом! – снова донеслось до комиссара со стороны алтаря.

Восип подошел к алтарю. Трещина от упавшего колокола раскалывала камень пополам, а посредине зияла дыра величиной чуть меньше головы.

- Ну не внутрь же он залез! – подумал комиссар, хотя его так и тянуло проверить. Шыпшына подошел ближе, и на него вдруг повеяло холодом.

- Ветер – подумал Восип.

Внезапно ему почудилось, что из дыры в алтаре кто-то на него уставился. Очень недобро уставился.

- Мало ли кто там сидит! – комиссару стало боязно.

- Да и человек туда бы скорее всего не влез – поспешил он успокоить себя.

- Хвала в Вышних Господу! – раздался гулкий бас откуда-то сверху.

Шыпшына задрал голову и тут же едва успел отскочить – рядом с ним приземлился увесистый булыжник.

- Инда думаешь, прятаться да озоровать можно?! А вот хрен тебе!– признаваться себе в том, что тут орудует нечистая сила и Восип ее испугался, комиссар решительно не хотел – Вот вернусь с мужиками, живо с тобой разберемся. Тоже мне - пугало.

Вновь раздался оглушительный звон колокола и Шыпшына, пятясь, вышел из церкви. Дверь за ним резко захлопнулась.

Восип кинул взгляд на церковь. Звон стих, и развалина стояла, как ни в чем не бывало.

- Один туда не сунусь – решил Шыпшына и побрел сквозь поле, раздвигая руками колосья. Один колосок обломился и уколол Восипа в ладонь. Комиссар взял его и оглядел:

- Надо ж, а этот цел!

Восип остановился. В метрах 10 от бывшей церкви колосья ржи были не тронуты спорыньей. Дальше поле было безнадежно испорчено.

В чудодейственные свойства освященной земли комиссар не верил и увиденное его немало озадачило, но вместо с тем и обрадовало.

- А жать-таки можно! – воскликнул Восип и устремился к деревне.

В избу он постарался войти потише, дабы не разбудить Трофима.

Не то чтобы Шыпшына боялся, что деревенские узнают о его похождениях, нет – просто Восип уже привык к этому недотепливому мужику и не хотел портить ему и без того худое житье. К его удивлению, Трофим не спал.

- Инда воротылысь, товарыщ Шыпшына! – крикнул он с порога – А я уж думал у город уехалы!

"Вот еще! В город и без продналога! А харя не треснет" – подумал Восип, но вслух сказал иное,

- Чтоб я, советский комиссар, свой народ в нужде бросил? Ты что, Трофимка, шутки шуткуешь?

-Нешто мне шутковать надобно! – замахал руками Трофим – У меня тута эвон чаго!

Трофим выудил из кармана залатанных штанов луковицу:

- У колодцу пошел, а оно и валяется. И не спорченое. С лучком-то щи сподручнее хлебать! Инда не так?

Тут и Восип повеселел. Не такой-то уж Трофим никчемушный, коль где-то луком разжился. Конечно, в то, чтобы мужик просто нашел лук на улице, Восип не верил, но сейчас его занимало вовсе не это.

- Ты скажи-тко, Трофимка, что у вас за дурень в церкви озорует? – спросил Шыпшына.

Услышав о церкви Трофим перекрестился и его забило мелкой дрожью.

- Зачем ходылы? – завыл он как баба – Не ходы! Место нечистое, сгыбнете, товарыщ! Не ходы! Не ходы!

- Место как место. Обычная развалина. Инда я развалин не видывал? Скажи, кто дурит, кто озорует? Там рожь пригодная. Жать можно! Хлеб будет! – продолжал настаивать на своем Восип.

- Не можно жать! Никак не можно! – заголосил Трофим – Не ходы! Сгыбнешь! Не ходы! Хрыстом Богом прошу, не ходы!

Шыпшына увидел у печи ведро воды и окатил Трофима:

- Хорош! Хорош! Полно! Кто озорует-то?

Трофим посмотрел на него, хлопая глазами. С жидкой бороденки и оборванного зипуна стекала вода.

- Не ходы, товарыщ! Сгыбнешь! Место больно плохое – повторил он.

- Снова ты фикусничаешь! Эх ты! Тьфу – Восип по привычке с досады плюнул на пол – Раз ты не скажешь, другие скажут!

И с этими словами Шыпшына вышел из избы.

Не зная, куда именно пойти, посему как крестьяне наверняка будут прятаться после карательных мер на референдуме, комиссар пошел наугад к хибаре, где, как сказал Трофим, жил когда-то доктор. По дороге ему не встретился решительно никто, что изрядно рассердило Восипа. Однако, вдалеке показалась вдруг знакомая фигура.

- Збыслава! – крикнул Восип.

Баба вздрогнула, уронила листья лебеды и принялась судорожно собирать их в подол, роняя снова и снова.

Шыпшына подошел ближе и поднял упавшие листья, протянув их Збыславе:

- Полно лукаться-то! Я ж чай не зверь какой!

Крестьянка нервно сглотнула слюну, но ничего не ответила.

- Да не пужайся ты! Вопрос есть один. Кто у вас в церкви безобразничает?

Ответа снова не последовало.

- Кто в церкви безобразит, спрашиваю? – снова спросил Восип.

- А… - баба вышла из ступора и торопливо зашептала:

- Там, товарыщ комыссар, нечистая сила пакостит. Место плохое, не ходыте, Бога ради! Вона Трифон ходыл, да и пропал!

- А может, Трифон и озорует? – Шыпшыне стало интересно, что за смелый мужик осмелился

пойти в «нехорошее» место.

- Никак уж не Трифон – снова зашептала Збыслава – Трифон уж теперь никак не сможет озоровать, земля ему пухом.

Баба перекрестилась.

- А что ж сделалось-то с Трифоном-то этим? – задал Восип новый вопрос.

- Знамо что – крестьянка перекрестилась снова – сгыбнул!

- Как так «сгибнул»?

- Эвон не знамо! Слыхали, выл он да крычал! Три ночи подряд! Искалы, искалы, а нема его нигде! Уж како мужики к церкви подходят – так и слышно, а кругом обошли – нема. Трофим эвон и внутря ходыл и там нема, страху Божьего натерпелся, а Трифона нема – Збыслава вздохнула – а не ходыл бы Трифон туда, не сгыбнул бы! Уж и сказалы ему, а он все свое! Нету, мол чыртей да бесов, а выдумки все! Хороший был мужик, царствие ему небесное, инда, что без головы.

- Так кто ж его раскатал так? Поймать надо да судить! – ситуация в этой деревне нравилась комиссару все меньше и меньше.

- Эвон разве уж нечистого поймаешь? Разве в каталажку засадишь? – баба пожала плечами – не можно!

Восип понял, что и здесь не найдет ответа:

- Ладно, бывай, Збыся.

- И вам не хворать, товарыщ!

Следующим комиссару повстречался один из тех мужиков, что были вчера в докторском доме. Увидев Восипа, мужик шарахнулся в сторону и хотел было дать деру, но Восип окрикнул его:

- День добрый, товарищ!

Мужик остановился:

- И вам добрый, товарищ комиссар!

- А ты чего, не местный? - Шыпшыну удивил чистый говор крестьянина - Говоришь не как все.

- Да русский я – ответил тот - как белые пришли, бежали мы с батькой, да вот ажно сюда занесло. Батя у меня даром что старый, за Советы горой стоял, а сил-то уж нет воевать. А я бы и рад, да старого нешто бросишь?

- Как звать-то тебя?

- Демидом кличут.

- А скажи-ка мне, Демид – снова «закинул удочку» комиссар – Что ты думаешь о всех этих суевериях? Народ вон рожь жать не хочет. Церковь говорят, проклята мол. Место, мол, нехорошее. Чай, и сам веришь? Ты ж, погляжу как, коммунист!

- А как не верить, товарищ комиссар? Как не верить-то? – вздохнул Демид – О Трифоне слыхали?

- Да вот уж, Збыся проболталась.

- Язык что помело у бабы! – Демид снова вздохнул – Я ж тоже там был. Три ночи Тришка орал, сколько не искали его, а не нашли! Как в воду канул! Вот и не верь теперь!

- И что? – удивился Восип – И правда думаешь, черти его сожрали?

- Черти не черти, а был мужик и не стало мужика!

- Был я, Демид, в этой вашей церкви, чертей не видал, но кто-то там засел, да безобразничает! – Шыпшына решил идти в открытую – Кто б это мог быть?

- Знал бы, сказал бы! А знать – не знаю, товарищ комиссар – крестьянин виновато пожал плечами – Не обессудьте уж! И мой уж Вам совет, не ходили б туда.

- Дак ходил же уже! – Восип усмехнулся – Видишь же, живой, здоровый!

- Дак на первый раз пронесло, а на второй – черт его знает! – Демид почесал в затылке – Я, товарищ комиссар, в поповские сказки мало верю, да вот Трифон-то сгибнул! Ладно, позвольте откланяться!

Мужик снял дырявую шапку и церемонно поклонился:

- Крыша прохудилась, как дождит – на голову льет! Пойду я, товарищ комиссар, латать надо б.

Мужик развернулся и зашагал прочь.

- Ничего от этих крестьян не добиться – проворчал Восип под нос с досадой – Но уж нет! И рожь покосят, и безобразника найдем!

Комиссар огляделся по сторонам и увидел в оконном проеме одной из лачуг старуху, ту, которая первая заявила, что «жать не можно».

- Вот у нее-то я и спрошу! – решил он.

Старуха, вопреки ожиданиям Восипа, его визиту не удивилась и отпираться не стала.

- Знамо дело, товарыщ Восип, кто озорует! – сказала она – Только Вы-то инда городской, инда ученый! Не поверыте же!

- А может, и поверю! –возразил Шыпшына - Уж рассказывай.

- Было так дело, значытся! Был у церквы у нашей поп. Чего был – то не мне вам, городским, сказывать да указывать, Вы, товарыщ Восип, и без меня старой знаете, чего с ним сделалось. Да вот хоть и сгыбнул он аки мученик, за веру-то Христову, да инда не схоронылы-то, как християнину положено. Вот, чай, душа-то попова и барагозит. Вот и весь сказ – старуха вздохнула и поправила съехавший назад платок на голове.

- Эх, говорил вам вчера, говорил, да все впустую видать! – ответил Восип с досадой.

Старуха только развела руками:

- Я ж говорыла, товарыщ Восип, не поверыте!

Восип собрался было уходить, но в хату внезапно вбежала запыхавшаяся Збыслава:

- Беда! – заголосила она- Ой, беда! Горе-то какое!

- Что за беда? Что за горе? – к такому повороту событий Шыпшына не был готов.

- Аверьянушка пропал!

Продолжение следует...

Автор - Nazar Chagataev, соавтор и консультант German Shenderov

Соавтор - мой, тег - мое

+++ATTENTION !!!+++

Аннотация: Это мистическая история в стиле "городского фентези", понравится фанатам SCP и "Ночного дозора". Для лучшего впечатления от прочтения, рекомендую сначала ознакомиться с предыдущими произведениями из данного цикла. Их можно найти на моем аккаунте на Пикабу или по этой ссылке - https://vk.com/vselennaya_koshmarov

+++Thanks for Your attention+++

Дом трещал и стонал, словно умирающее чудище. Ступеньки слегка кренились под тяжелыми шагами Боцмана. Ноша его была тяжела, цеплялась за перекладины перил и непокорно волочилась по паркету, словно тяжелея с каждым шагом.

Когда-то их спальня, а позже - комната Ленор находилась на первом этаже, но со временем это перестало быть удобным. Дверь пришлось заколотить, а впоследствии и вовсе замуровать, чтобы жилище не выглядело, как бутафорский "дом с привидениями". Теперь же вход в комнату Ленор находился в надстроенной башенке на четвертом этаже - этой своей поделкой Фритц особенно гордился, потому что делал все сам.

Нетрудно вспомнить, как все началось. В то утро Хирше проснулся от сильного запаха газа. Зайдя на кухню, он увидел, как его дорогая Ленор катает по сковороде сырые яйца над незажженной конфоркой плиты. К счастью, Фритц тогда успел среагировать и отключил все электричество в доме, но в душу ему надолго запал этот беззаботный, стеклянный взгляд и блуждающая улыбка его жены. С тех пор все изменилось. Их любимое вечернее развлечение - отвечать на вопросы шоу "Кто хочет стать миллионером?" раньше участников теперь превратилось в сущую пытку для них обоих - Ленор сосредоточенно морщила лоб, пытаясь вспомнить год, в который началась Вторая Мировая Война или фамилию основателя компании Форд, а Фритц с ужасом сидел и наблюдал за ее бесплодными усилиями. Потом Ленор как-то раз не смогла прочесть инструкцию к витаминам. Финальную точку в их счастливой жизни поставил сорок восьмой день рождения Боцмана.

Проснувшись, он по обыкновению проследовал на кухню, где его должен был ожидать "именинный" английский завтрак - колбаски и томаты, пожаренные на шкварках, грибы портобелло, стопка тостов, бобы и кровавый пудинг - холестириновая бомба, которую Фритц позволял себе исключительно в этот праздник.

На кухне было темно и тихо. Завтраком даже не пахло. Лишь, вселяя тревогу в сердце, лежала на столе грубо надорванная пачка молока, содержимое которой капало на пол. Чувствуя нарастающую панику, Хирше выскочил во двор, и глазам его предстала Ленор. В некоем безумном вальсе она кружилась по придомовой территории, топча босыми ногами клумбы с цветами, которые сама же с таким тщением обхаживала. Увидев своего мужа на пороге дома, она остановилось, несколько виновато и испуганно улыбнулась, после чего свалилась как подкошенная, без сознания.

Синдром кортико-стриоспинальной дегенерации, или, по-простому, "коровье бешенство". Просто и без обиняков сухонькая женщина-врач сообщила Боцману, что болезнь абсолютно неизлечима, что нет никаких лекарств и операций, что смерть придет в течение года. Всего этого Ленор уже не слышала - она уже давно находилась в мире воспоминаний, то воспроизводя сценки из каких-то телепередач, то из их с Фритцем жизни, а иногда и вовсе лепетала, как младенец, безразличная к внешним раздражителям.

Как в сером густом тумане Боцман помнил этот день. Женщина-врач что-то тихо говорила, но Фритц уже не слушал. Обычно красное, его лицо теперь почти сливалось с белой стеной. В кабинет вошел какой-то мужчина с черным галстуком, врач вышла, и они остались один на один. Вошедший нес что-то невразумительное - о том, что надо принять скорбь, пережить ее, пропустить через себя, чтобы жить дальше. Что-то о будущем, о том, что надо двигаться вперед, позаботиться обо всем заранее. Последнее, что помнил Боцман это увесистый каталог, чьи страницы были усеяны изображениями гробов и венков.

Когда приехали люди из Спецотдела, Боцман уже сидел с пластиковыми хомутиками на руках в полицейском участке. Парня с черным галстуком забрала скорая - вернее, то, что от него оставили безжалостные, натруженные руки Хирше. Удостоверения и полномочия Мюллера избавили тогда баварца от проблем с полицией, но никакие бумажки, ничья власть не могли спасти его дорогую Ленор от неотвратимой длани Жнеца.

Она металась по кровати и бредила, а Боцман часами сидел рядом, пытаясь разглядеть в худенькой, высохшей фигурке, несущей околесицу, женщину, которую он продолжал любить. Черная тень, накрывшая ферму Хирше, не оставляла место ни радости, ни надеждам. Применение Сыворотки стало лишь вопросом времени.

Каждый раз Боцман прокручивал в голове историю этого кошмара, взбираясь на самый верх дома. Хаотично расположенные лестницы, перестроенные стены - все это выглядело бы совершенной бессмыслицей для любого архитектора - кто в здравом уме будет строить сквозную шахту через весь дом?

Скрип и пыль, сыпавшаяся с балок заставили Фритца ускорить шаг. Добравшись, наконец, до заветной двери, он долго возился с ключами, открывая один замок за другим - всего четыре, по одному за каждый год новой жизни Ленор.

Осторожно зайдя внутрь, двигаясь боком по стене, чтобы не свалиться в темный колодец в центре комнаты, Хирше подвинул к краю ямы свою ношу и небрежным пинком отправил груз в темную бездну - Ленор не любила свет.

Подождав, пока хлюпанье и чавканье затихнет, он сбросил с края шахты веревочную лестницу и полез вниз сам. Боцмана встретил многоголосый хор, вторящий сам себе и сам же себя перебивающий.

-Милый, купи, пожалуйста, луковицы тюльпанов и удобрения, только не те, в зеленой...

-Ну, папочка, миленький, не сердись, я не специально...

-В болезни и здравии, в горе и в радости...

Фритц дернулся, словно от пощечины, услышав эти слова. Спустившись, он снял с себя всю одежду и осторожно сложил ее на табуретке в углу. Нагой, повернувшись к Ленор, Боцман жадно обнял свою жену, прильнув к ней всем телом. Чувствуя, как гениталии начинают наполняться кровью, он хрипло прошептал, вторя Ленор:

-И в болезни и в здравии, и в горе и в радости, пока смерть не разлучит...

***

Все пылает. Остов дома похож на обломки сгоревших спичек. Семья - молодая женщина, отец семейства и ребенок, девочка лет шести в пижаме с заячьими ушками - они успели выбежать на лужайку. Их лица покрыты сажей и копотью, они кашляют, на лицах застыл ужас. Взгляды обращены вверх, туда, где на догорающих остатках крыши застыл обугленный младенец. Его единственный глаз тускло тлеет на маленьком личике, черные пальчики, осыпаясь пеплом, катают маленький комок огня. Кисть сжимается, и пижама девочки вспыхивает, несчастный ребенок корчится, синтетика липнет к коже, прирастая к телу. Огонь перекидывается на волосы матери, ее глаза запекаются, нечеловеческий визг устремляется в ночное небо. Отец пытается убежать прочь, но его настигает взгляд глаза-уголька обгоревшего младенца, и тело мужчины превращается в столб пламени.

В грязной воде плавают клочки бумаги, карандаши и маркеры. Вода уже почти доходит до подвесного офисного потолка, и тонущая женщина вышибает решетку вентиляции, чтобы подарить себе еще несколько драгоценных секунд жизни. Что-то касается ее ноги. Радужные масляные пятна расходятся кругами, когда нечто касается поверхности. Тварь вцепляется женщине в щиколотку и тянет вниз. В мутной, темной воде последним, что видит несчастная становится фарфоровое кукольное лицо с заросшим кораллами глазом, из которого бесконечно тянутся полупрозрачные, белесые, тонкие как волосы, щупальца. Спусковые выросты реагируют на прикосновение, и тысячи стрекательных клеток выпускают свои заряды.

Дверь сотрясается от ударов, во все стороны летят щепки. Молодой человек, закрывшись шторкой, лежит в ванне в позе эмбриона, скорчившись и закрыв глаза. У него больше нет сил убегать. Дерево разлетается от мощного натиска, в дыру медленно, по сантиметру проталкивается большая, неуклюжая безликая голова, похожая на замшелое бревно. Единственный глаз размером с добрую тарелку открывается, по нему беспорядочно перекатываются хищные узкие зрачки. Все они собираются в одну точку и утыкаются взглядом в бедолагу, съежившегося в ужасе. Тяжелый кулак проламывает ванную сбоку, заодно проламывая грудную клетку одинокого студента.

Гигантские офисные небоскребы похожи на опустевшие ульи - нигде не горит свет. У окон стоят люди и смотрят друг на друга - из здания в здание, напуганные, заплаканные, выстроившиеся в длинные очереди к открытым окнам. В офисы врывается пение странного, переломанного и перекрученного ангела, зависшего в воздухе между строений. Искореженные крылья не двигаются, а рот закрыт, но бессмысленная, мучительно тоскливая песня без слов впивается в мозг напрямую, как будто минуя уши. Хаотично вращающийся глаз уродливого создания не фокусируется на людях, безмолвно выпадающих из окон один за другим, словно монеты из игрового автомата.

Общая комната детского сада украшена к Рождеству. Вырезанные из бумаги белые снежинки усыпаны маленькими красными пятнами. Девушка-воспитатель, рыдая, сидит под столом. Посреди помещения, на ковре, стилизованным под карту сказочного города распласталась губчатая, покрытая трепещущими лепестками масса. Пахнет карамелью, медом и дерьмом. Многочисленные языки твари уходят под одежду лежащих на полу детей и пульсируют, их животы вздуваются, будто внутри кто-то копошится. Малышня кричит и плачет на разные лады, а воспитательница пытается зажать уши, стараясь не замечать омерзительного хлюпанья и чавканья.

В соборе царит паника. Люди беспорядочно бегают в поисках выхода, но двери завалены церковными скамьями. Гигантская фигура, растянувшаяся под потолком, лениво высматривает единственным глазом на смазанном, будто слепленным из потекшего воска, лице очередную жертву. Бесконечно длинная рука вытягивается и хватает пожилую монахиню. Челюсти сжимаются, и с потолка собора льет багровый дождь, окропляя безучастного ко всему Сына Божьего, приколоченного к своему распятию.

Под ночным небом на теннисный корт продолжают прибывать старики - на колясках, ходунках и костылях, присоединяясь к растущей серой массе из мусора и человеческих тел. Груда еле заметно пульсирует и вздыхает, принимая внутрь себя очередное пожертвование.

В магазине бытовой техники царит тишина. Неожиданно раздается полный боли крик, за которым следуют рыдания и всхлипы. У полки с телевизорами застыли покупатели и продавцы. Их поза неестественны, с подбородков капает слюна, изредка раздается невнятное мычание. На экране человек в солдатской форме вырывает плоскогубцами очередной ноготь бедолаге, привязанному к креслу. Изредка палач поворачивается к зрителям, и можно заметить, что мешанина плоти, скрытая тенью фуражки, не имеет ничего общего с человеческим лицом.

Истощенное нечто в балахоне стоит, раскинув руки на шпиле ратуши. Под стенами неоготического здания, испещренного стрельчатыми окнами и горгульями, раскинулась рождественская ярмарка. Многочисленные ее посетители кричат, корчатся в мучениях и катаются по земле, в то время, как их плоть тонкими жгутами отделяется, скручивается и улетает под черный с желтым кантом балахон создания на крыше. Несчастные с содранной кожей пытаются уползти, пока их мышцы и жилы покидают тела, оставляя лишь розоватые от крови скелеты.

Вагоны поезда лежат поперек платформ и рельс мертвой гусеницей. Через разбитую крышу вокзала неторопливо опускаются, кружась, снежинки. Машинист, застрявший в кабине, пытается выбить ногой стекло - его сильно прижало креслом, у него сломаны два ребра и вывихнута рука. Стекло не поддается, пока не приходит неведомый помощник. Серая тощая рука с легкостью пробивает окно, хватает машиниста за ногу и выдергивает из кабины. Бедняга висит вверх ногами лицом к лицу с неведомой тварью с пустыми глазницами и неестественно вытянутым ртом. Раздается печальное, почти сочувственное "Э", и человек чувствует, как кожа стягивает лицо, становясь тонкой, похожей на пергамент, как высыхают и лопаются глаза, как жизнь покидает тело.

Тяжелые копыта отбрасывают пожилого мужчину к дереву, перебивая позвоночник. Не имея возможности шевелиться, он вынужден теперь наблюдать, как его старенький шарпей, никогда в жизни даже не рычавший, теперь хищно надвигается на своего хозяина, а за спиной изящно потягивается женская фигура на длинных ногах, увенчанных копытами.

Грязный подвал с заплесневелыми стенами. На крошеве из стекла и бетона, захваченные безумной страстью, спариваются двое. Лица женщины не видно, ее лысая голова ударяется об пол при каждом движении партнера. Залитая мужским семенем, прикованная наручниками, она кажется абсолютно безразличной к происходящему, и лишь ее таз без остановки двигается навстречу любовнику.

На полу церковной крипты сидит на коленях и рыдает человек. Тело его и лицо покрыто страшными ожогами, лишь кое-где угадываются остатки многочисленных татуировок. Его ногти царапают обожженную голову, его вой эхом носится между стен и саркофагов. То срываясь на крик, то на шепот, он произносит на разные лады одни и те же слова: "Ты так ничего и не понял! Нет ничего важнее людей! Ты-ты-ты-ты..."

Писк будильника ворвался в сон непрошенным гостей, грубо вырвав Стефана из объятий Морфея. Пора в душ и на работу. Земмлер вышел из комнаты и наткнулся на мать. Та уснула на диване, не раздеваясь. Косметика смазана, волосы растрепаны, вечернее платье помято. Заглянув в спальню, молодой человек увидел там отца - тот пускал слюни на подушку, а на прикроватном столике громоздились пустые винные бутылки. "Ничего важнее людей? Ничего хуже людей, это уж точно!" - мысленно с досадой ответил Стефан обгоревшему человеку из сна.

Продолжение следует...

Автор - German Shenderov

P.S. - Коварный Боцман - он же Фритц Хирше от несравненной и талантливейшей Dr. Paski.

+++ATTENTION !!!+++

Аннотация: Это мистическая история в стиле "городского фентези", понравится фанатам SCP и "Ночного дозора". Для лучшего впечатления от прочтения, рекомендую сначала ознакомиться с предыдущими произведениями из данного цикла. Их можно найти на моем аккаунте на Пикабу или по этой ссылке - https://vk.com/vselennaya_koshmarov

+++Thanks for Your attention+++

Ссылка на первую часть https://pikabu.ru/story/koshmarnaya_dinastiya_part_i_6060773

Ссылка на вторую часть https://pikabu.ru/story/koshmarnaya_dinastiya_part_ii_606079...

Ссылка на третью часть https://pikabu.ru/story/koshmarnaya_dinastiya_part_iii_60656...

Ссылка на четвертую часть  https://pikabu.ru/story/koshmarnaya_dinastiya_part_iv_607140...

***

Слух. Только слух спасал Ярослава от погружения в полное безумие. Там, за металлической дверцей ходили, разговаривали, бряцали инструментами живые люди. Не шевелиться. Не дышать. Не подавать признаков жизни. Такой жуткий способ самоубийства был выбран не просто так – нельзя было допустить, чтобы врачи заметили, что сердце у вывороченной, перекрученной и изломанной груды костей и мышц все еще бьется. Чертов поезд не оставил в целости ни одну часть тела Вхлицкого. Но это не беда – до ночи он успеет восстановиться.

Большого труда ему стоило не завыть от боли и ужаса – кости болезненно срастались, с хрустом скручивались, возвращаясь на законные места, с тупым и давящим ощущением срастался череп. Страх же вызывали бесконечно узкие, душащие стенки его темницы. Мысли путались – мозг тоже пострадал, и теперь перед глазами бессмысленным тягучим фильмом с испорченной звуковой дорожкой крутились беспорядочные обрывки воспоминаний – его, и тех, через кого ему пришлось перешагнуть на пути к Тронному Залу.

Все документы оказались уничтожены, все упоминания стерты. Почти по памяти Ярославу пришлось переписывать их книгу – по сути, гигантскую инструкцию по проведению ритуала «Возвращение в лоно». Все его соратники по вере как будто всегда знали, что должно быть в писании – они никогда ее даже не читали, лишь вписывали новые страницы, словно отчитывались перед кем-то. И в тот проклятый день, когда Вхлицкого сбила машина, все его братья и сестры ушли, счастливые и беззаботные, под Мантию Короля, оставив его сходить с ума в этом омерзительном мирке. Ни в книге, ни в документах не было ни слова о самом ритуале – о деталях, порядке действия, последних приготовлениях. Словно эти сто с лишним человек уже все знали наперед, уже обо всем договорились, забыв сообщить ему. Словно это было заложено куда-то глубоко, в подсознание, или даже в генетический код.

Снаружи раздался какой-то шум. Ярослав быстро, пережав себе глотку, чтобы не заорать, растянул в стороны края собственных ран: если те начнут срастаться на глазах у врачей – все может пойти прахом. Послышался сильный удар – двойные двери в мозг распахнулись, одна из створок саданула по углу металлического шкафа, в котором покоилось тело Марго и его.

-  Где? Где она, я вас спрашиваю?

Голос вошедшего показался Вхлицкому знакомым. Где-то он его слышал, но не мог вспомнить, где – мозг немного подсыхал в районе затылка, из-за чего трудно было мыслить ясно. Что-то тяжелое, металлическое упало на пол, следом просыпались какие-то тонкоголосые железки. Слева от своей «тюрьмы» Ярослав почувствовал движение – соседнюю полку открыли и выкатили тело наружу.

Раздался крик, отдавшийся болезненной тоской в сердце. Крик скорби и отчаяния. Вой человека, расстающегося со своим миром, с разумом, песнь прощания с жизнью, густо замешанная с сумасшедшей, безграничной яростью.

- Где его тело? Достаньте мне его тело! Дайте мне его труп! – с дрожью в голосе выл некто, и до Ярослава дошло, что сейчас откроется его полка.

Нет-нет-нет, только не сейчас! Так много сделано, так много принесено в жертву, нельзя, чтобы все это было тщетно. Впустую, как и вся его жизнь до этого. Что станет теперь его склепом – тюрьма, психиатрическая больница? А может, его посадят в лабораторию и будут изучать, тестировать на нем смертельные препараты и оружие? Весь внутренне сжавшись, Вхлицкий взмолился. Взмолился ,разумеется, не богу или богам, но великой Королеве в Алом, заступнице, матери и жене, Алому Принцу – хитрецу и трюкачу, и, конечно же – самому Королю в Алом, чьей власти нет предела, чья Мантия дарит убежище всем его детям.

По шкафу с телами раздавались сильные удары, словно неизвестный прощупывал мертвецкую на предмет его, Вхлицкого, тела.

- Ну, показывайте, здесь? Или здесь?

- Прошу прощения, мы вам очень соболезнуем, но не можем выдать вам тело второго пострадавшего…

- Пострадавшего? Эта мразь убила мою… жену! Мы собирались пожениться! Она была беременна, слышишь меня, ублюдок?! Ты понимаешь, что я потерял!?

- Мы еще не опознали труп, возможно, появятся родственники…

- Родственники потребуются тебе, - послышалось злобное ворчание визитера, за которым последовали яростный хрип и захлебывающийся вой. Раздался писк интеркома, и чей-то голос панически затараторил:

- Скорее, охрану в морг, первый корпус, скорее, он вырвал Руди челюсть, на помощь, пожа-а-а...

***

Малыш сидел в одиночестве в кабинете Боцмана, когда запищал коммуникатор. Сообщение на экране гласило: «Всем Доберманам срочно собраться в Общем Зале». Оперативник вскочил на ноги.

В ту же секунду Стефан неожиданно для себя оказался в совершенно другом месте. Он шлепал босыми ногами по улочкам какого-то средневекового города, а здания менялись у него на глазах, обрастая то каменной кладкой, то облачаясь в свежую штукатурку пастельных тонов. На стенах появлялись баннеры, рекламные объявления и тут же исчезали, сменяясь подвесными вывесками и маленькими окошками с забранными ставнями. Машины то превращались в телеги, то вновь отращивали шины на колесах, наливаясь яркими современными красками. Небо со скоростью калейдоскопа меняло свой цвет с лазурно-голубого на угольно-черный, жонглируя небесными светилами. Солнце мигало со скоростью стробоскопа, освещая странный город, сходившийся всеми улицами к высокому холму, увенчанному полуразвалившейся часовней, и ноги оперативника несли его туда. И вот на крутой лестнице из бордюрного камня наваждение закончилось, и Земмлер оказался в Общем Зале Спецотдела, где царила паника.

Массивные Волкодавы прямо на глазах у всех натягивали на себя тяжелую броню, увенчанную инъекторами, другие сотрудники бегали туда и обратно, притаскивая из Арсенала все новое и новое вооружение, а безразличные ко всему гиганты цепляли гранаты, винтовки, зеркала и фонари на свои чудовищные доспехи, придававшую им сходство с чудовищными гигантами из старых скандинавских сказок. Шипели сервоприводы экзоскелетов, трещали электро-барьеры на панцирях, жужжали автоматические позвоночные модули, вгрызаясь в нервную систему оперативников.

- Что случилось? – спросил Стефан у одного из пробегавших мимо Дворняг - худощавого парня с черным ирокезом.

- Ваш свихнулся. Напал на сотрудников морга Нойвиттельсбаха, а теперь, похоже, находится в бегах.

- Наш кто? – уточнил ничего не понимающий Малыш.

- Ну, координатор ваш, - резко ответил панк.

- Хирше?

- Какой Хирше? «Уберзольдат», который. Этот, Вальтер.

***

Свежие трупы молчаливы. Они еще не готовы расстаться со своими знаниями, еще не примирились с потерей жизни. Продолжают хвататься за остатки памяти, за фрагменты личности.

Работать в морге не в пример проще – все инструменты под рукой. С тихим жужжанием пила вгрызлась в белый, покрытый капельками крови лоб. Через несколько минут рыжая шевелюра отсоединилась от головы, обнажив желтоватый, слегка примятый с затылка мозг.

Вхлицкий отчаянно запихивал в рот куски липкой, брынзоподобной массы, но в голове царила пустота. Ни звука, ни видения – слишком рано. Надо было подождать хоть немного. Еще хоть полдня. Подержать труп недолго на солнце. Все впустую? Но вот что-то зажужжало на грани слышимости. Какие-то цифры, повторяющиеся раз за разом. Ноль восемьдесят девять. Телефонный код Германии. Еще несколько цифр. Последнее воспоминание. Ярослав, не веря своему счастью, залез в свои джинсы, валявшиеся в пластиковом контейнере на столе и извлек оттуда мобильный телефон. Набрав номер, он почти сразу услышал знакомый, сочащийся яростью и болью голос. Как мило: последнее, о чем думала еще живая Марго Делакруа – это звонок Вальтеру.

***

Хирше как раз возвращался с фермы в город, когда роковое сообщение расцветило красным экран коммуникатора. Никакого дикого животного на участке, конечно, не обнаружилось, как не обнаружилось и полиции. Чей-то дурацкий розыгрыш? Или запланированная акция? Ленор, похоже, ничего не заметила, ни в доме, ни в сарае никто ничего не трогал. На ферме  Фритцу оставаться не хотелось, и у того в планах было посидеть в Братвурстхерцле, пожевать их колбасок с гриля. Но тревожное сообщение разрушило его планы. Открыв внутренний чат, Боцман чуть было не направил автомобиль в кювет. Выровняв транспорт, он что-то быстро нажал на телефоне и вдавил педаль в пол, выжимая из неповоротливого Амарока все, на что тот был способен.

***

Вальтер зажимал нос, стоя на краю платформы, а перед ним раскинулся тошнотворный мусорный бассейн, припертый с двух сторон чудовищными жерновами пресса. Мерзкая яма испускала тошнотворный смрад, норовивший вывернуть оперативнику желудок, а над ней резвилось подвижное, жужжащее облако. Несмотря на окровавленные руки и одежду бывшего координатора, любая дверь открывалась перед удостоверениями Спецотдела и Веркштадт АWM не оказался исключением. Приказав очистить помещение от персонала, Вольфсгрифф остался один в гигантском, провонявшем насквозь, циклопическом ангаре.

Или, вернее, не совсем один. Плоть Matka, циркулировавшая сейчас по его кровеносной системе усиливала чутье, развивала интуицию, заостряла слух и зрение. Блондин чувствовал, что кто-то наблюдает за ним из укрытия. Кто-то, сжимающий в руках мобильный телефон, наверняка вооруженный и опасный. Сам же Вальтер не взял с собой ничего, кроме стандартного охотничьего ножа, уже не раз отведавшего плоти клиппотов. Посмотрим, каков на вкус этот.

Бывший координатор сжал в ладони маленький серебряный крестик так, что перекладина проколола кожу, и кровь теперь стекала вниз по джинсам, скапливалась на манжетах черной рубашки. Но боли он не чувствовал – то ли из-за инъекции, то ли из-за того, что вся его суть теперь представляла из себя громадное, дебелое, бесцветное страдание. Из-за постоянно прибывающей слюны приходилось регулярно сплевывать, пищевод жгло огнем – у ускоренного пищеварения есть свои недостатки, – но Вальтер лишь продолжал смотреть на безмолвный экран телефона. Телефона, который он чуть было не разбил, когда оттуда раздался как будто сонный, слегка гнусавый голос – «Это я убил Марго Делакруа. Адрес я тебе сейчас вышлю.»

***

Вхлицкий стоял незамеченный за лентой конвейера и исподтишка наблюдал за целью своих поисков. Маленькая фигурка на металлической платформе вызывала в сердце бородача жгучую ненависть – вот он, тот, кто спрятал все секреты Династии, тот, кто запер врата, ведущие Ярослава к свободе. Из нагрудного кармана Вхлицкий извлек маленькую склянку с желтовато-темной жидкостью. Зажав пальцами нос, он вылакал гниль, стараясь не касаться густой дряни языком, лишь бы не почувствовать вкус. Полностью сгнившая мозговая жидкость мастеров боевых искусств, солдат, акробатов, бандитов и наемников, скрупулезно собираемая Ярославом в течение десяти лет наконец-то пошла в ход – он почувствовал каждую мышцу, каждую жилу, все тело до кончиков пальцев. Мозг автоматически провел рекогносцировку помещения, конечности сами зафиксировались в боевой стойке, злоба в груди разрасталась всепоглощающим пламенем, вымывая все мысли, все эмоции, оставив лишь один порыв – уничтожить. Пора.

Выпрыгнув из своего укрытия, Ярослав перемахнул через заграждение и приземлился на зловонную кучу, уйдя в гниющие продукты и пластиковые отходы по колено. Взглянув в сторону противника, Вхлицкий расплылся в широкой улыбке и призывно помахал рукой.

***

Вальтер нарочито медленно и осторожно спустился по лестнице в бассейн пресса. Вонь здесь становилась совершенно невыносимой, ноги тонули в омерзительной массе, а мухи, проносясь мимо, чиркали жужжащими пулями по лицу.

Напротив него стоял высокий бородач, одетый, как санитар больницы. Миндалевидные глаза казались темными щелочками – без зрачков, с одной лишь клубящейся тьмой внутри, могучие руки бугрились вздувшимися венами, все его существо казалось сжатой пружиной, которая того и гляди распрямится.

-Здравствуйте, Вальтер. Вас, кажется, так зовут? Мне искренне жаль, что пришлось так поступить с вашей подругой. Могу вас, однако, утешить – сейчас она в лучшем месте. Впрочем, вы и сами это знаете. А теперь я предлагаю вам добровольно поделиться со мной знаниями относительно Алой Династии – все-таки, насколько я понял, засекречивали данные в Европе именно вы, -  виновато развел руками бородач, слегка улыбаясь. Не удостаивая врага ответом, Вальтер прыгнул на ненавистного маньяка.

Тот даже не стал уворачиваться, и блестящее лезвие с легкостью прошило живот, надломило два ребра и погрузилось в сердце. С безумной улыбкой глядя в лицо ублюдку, Вальтер проворачивал лезвие, пока темная борода покрывалась кровавой пеной изо рта.

Улыбка не сходила с лица незнакомца. Кисти его вцепились в запястье Вальтера, нажали там на какие-то точки, и все предплечье Вольфсгриффа пронзила боль, пальцы его разжались и неподвижно застыли, словно выкопанный из земли корень. Нож так и оставался в сердце.

-Ну вот, - почти разочарованно протянул противник, - А я ведь предлагал по-хорошему.

Выдернув нож из груди, он молниеносным движением ткнул лезвием туда, где секунду назад была диафрагма блондина. Тот отшатнулся, легко отпрыгнул в сторону, увязнув в отходах по щиколотку. Следом за ним полетел и нож. Сбив траекторию клинка ребром ладони, Вальтер принял тактику едока и начал искать позицию для укуса. «Надо было прихватить челюсть» - запоздало подумал он. Удары по телу врага проходили бесследно – смертельный хук в плавающее ребро с поворотом – такой, что кость уходила в печень, обездвиживающий удар под колено, рвущий мениск, старая добрая раскалывающая лучевую кость комбинация из захвата и давления коленом – все было бесполезно. Бородач будто не замечал травм и продолжал, словно танк, наступать на Вальтера, пытаясь зажать того у стены. Хлесткие, с непредсказуемой траекторией, без замаха серии следовали одна за другой без передышки, заставляя Вольфсгриффа метаться по мусорной куче загнанной в угол крысой.

Наконец, враг нашел нужную позицию, оттолкнув коленом блондина к стене. Удар вышиб воздух из легких, Вальтер больно стукнулся затылком о металлическую лестницу и чуть было не отключился, но плоть Матери крепко держала в сознании. Бородач, уверенный в своей победе, теперь приближался медленно, осторожно, готовый в любой момент перекрыть путь к отступлению. Но у бывшего координатора уже был план. Надо было лишь, чтобы тот подошел ближе. Еще ближе. Еще шаг. Пора.

Сразу две «обезьяньи лапы» накрыли уши Ярослава. Тот услышал громкий хлопок, внутри ушных раковин сразу стало мокро и тепло. На этом блондин не остановился. Крепко держась за голову своего противника, он пробежал ногами по стене и встал руками на голову Вхлицкого. Совершив резкий поворот вместе с шеей бородача – та издала влажный хруст - он приземлился на ноги у врага за спиной. Белыми ровными зубами Вольфсгрифф вгрызся под затылок врага, быстро работая челюстями, всасывая кровь, глотая кусочки мяса.

На секунду Ярослав потерял контроль над телом и неловко осел на колени – позвоночный столб был серьезно поврежден поворотом и укусом, поэтому срастался недостаточно быстро.

Вальтер же, без улыбки, без выражения на лице лишь внимательно наблюдал за поверженным врагом, ожидая, когда же его плоть потечет вверх серым потоком пепла, но ничего такого не происходило. Вот, с немалым усилием бородач сначала встал на одно колено, потом выпрямился полностью и неловко повернулся к блондину. Голова его была как-то странно неудобно наклонена, из-за чего тот с ненавистью косил глазами в сторону Вальтера. После чего, издав полный ярости рык, переходящий в вой, бросился на бывшего координатора.

Удары сыпались все чаще и хаотичнее, все сложнее было уворачиваться. Вот хрустнул нос. Окончательно поникла правая рука, болтаясь плетью вслед за хозяином. Один из ударов двумя пальцами пришелся в брюшную полость и пропорол плоть не хуже ножа. Ярослав согнул пальцы на манер крюка и потянул на себя. От боли все тело Вальтера одеревенело – он чувствовал, как неухоженные неровные ногти царапают его изнутри. Упав на колени, теперь Вольфсгрифф мог только наблюдать, как враг теперь копается в мусоре, словно позабыв о своем противнике. Выудив целлофановый пакет из груды отходов, Вхлицкий вытряхнул из него содержимое и без лишних расшаркиваний надел на голову блондина и затянул на шее.

Последним, что успел увидеть Вальтер, перед тем как обзор ему закрыла черная пленка, была бочкообразная фигурка, стоящая на платформе управления.

Воздух быстро заканчивался, сильные руки сдавливали шею. Плоть Matka давала небольшую отсрочку, но вот и ее ресурс начал подходить к концу. Уже почти теряя сознание, Вольфсгрифф услышал какой-то механический гул и жужжание – совсем рядом, почти за спиной. Давление пакета ослабло, и бывший координатор тут же стащил его с головы.

Оглянувшись, он увидел корчащегося в ужасе врага. Тот пытался выбраться из бассейна пресса, но стенка была слишком высокой, и Вхлицкий скользил в крови – собственной и Вальтера. С двух сторон медленно, но неотвратимо сжимались жернова мусорного пресса, собирая отходы в две кошмарные волны.

- Как ты нашел меня? – обратился Вальтер к Боцману, стоящему на краю ямы.

- Я же все-таки твой координатор. Маячки, - самодовольно помахал Хирше коммуникатором, - Тебе помочь подняться?

- Ага. Только кое-что закончу. Нож одолжишь?

Чудовищных размеров мачете блеснуло в свете оранжевых ламп. В два прыжка преодолев расстояние до Вхлицкого, оперативник вонзил клинок прямо в центр черепа бородача по самую рукоятку. Вдруг повсюду вспыхнули яркие прожекторы.

- Старший оперативник Вальтер Вольфсгрифф, бросьте оружие, лягте на пол и сложите руки на затылке, - прогремел голос, усиленный мегафоном и эхом громадного ангара.

- Да, конечно! – прокричал в ответ блондин, - Только выключите пресс, пожалуйста!

- А это ко мне, - помахал рукой Фритц и что-то переключил на пульте.

Услышав, что гул прекратился и жернова больше не стремятся раздавить его насмерть, Вальтер потерял сознание.

***

Когда Фритц вошел в Общий Зал, все «Доберманы» бросились к нему с расспросами, даже остальные присутствующие приподнялись со своих мест, чтобы лучше слышать.

-Все с ним нормально! Успокойтесь!, - отмахивался Хирше от Малыша, Авицены и Карги, - Множественные разрывы связок, несколько переломов, одно проникающее ранение, но, в целом, ваш любимый «уберзольдат» вне опасности. В нашем медпункте подлатают за неделю-другую.

Поняв, что Боцман больше ничего интересного не скажет, остальные оперативники, сотрудники и едоки снова вернулись к своему занятию – жадно, внимательно, они рассматривали странного Поврежденного. Тот сидел на стуле, клонясь то вправо, то влево, изо рта его текли слюни, а из темени торчал огромный мачете, проходивший через рот, так что за подбородком было видно слегка скругленное острие. Несмотря на это, человек явно был жив, даже пытался что-то неразборчиво мычать, а глаза его беспорядочно вертелись, неспособные на чем-либо сфокусироваться.

-Так, а ну-ка разошлись! Пока Мюллер не приедет – не притрагиваться! К ножу особенно! - сварливо покрикивал Боцман, не проявляя, тем не менее, особой строгости, а зеваки не спешили расходиться по своим делам. Кто-то даже ткнул пальцем в глаз Вхлицкому. Тот запоздало зажмурился и недовольно помотал головой.

-Смотри –ка, есть реакция, - послышался искаженный увечным ртом трескучий тенорок Лодыря.

Теперь палец с силой надавил на глазное яблоко. То, после недолгого сопротивления, лопнуло, потекло, после чего снова приобрело сферообразную форму и восстановилось.

-Нихера себе! Да я так целый день могу!

-Лодырь, хватит, я приказываю! – уже несколько угрожающе увещевал Боцман.

-Да ладно, старичок, дай подурачиться!

Страшный грохот сотряс все здание. С потолка посыпалось что-то белое. Последовал следующий удар, за ним еще один. Потом нечто со страшным скрежетом покинуло насиженное место.

-Шлюз, - в ужасе выдохнул кто-то из едоков.

Сопровождаемые тяжелыми медленным шагами, приближавшимися к двери Общего Зала, оперативники и едоки занимали позиции, снимали с предохранителей винтовки, надевали баллоны с солью, щелкали зажигалками на раструбах. Наконец, обе створки двери распахнулись, и на пороге возникло нечто. Помещение мгновенно наполнилось безошибочно узнаваемым смрадом гниющей плоти.

Что-то бесконечно огромное, жирное, медленно и неловко переступало колонноподобными ногами. Кожа его, испещренная швами, шипела и плавилась, покрытая кристаллами соли, но чудовищный толстяк пер, как танк. Слепая голова терялась в скоплении вторых подбородков, а обнаженные зубы беспрестанно щелкали.

- Огонь! – скомандовал Хирше, и на клиппота посыпался град пуль, взрывавшихся соляными облачками при соприкосновении с тушей. Покрытые обвисшей плотью руки твари сошлись на животе, расстегнули какие-то ремни и раскрыли зловонное нутро. Черные худые тени вылезали из дыры одна за другой - угловатые, с торчащими ребрами, неестественно выгнутыми позвоночниками и хищно распахнутыми пастями. Кошмарными стрелами бессчетные твари разлетелись по залу, вцепляясь языками-хоботками в основания шей. Один достался и Стефану. Тело будто отключили. Пропали все тактильные ощущения, конечности застыли, казалось, будто оперативнику отрубили голову – пошевелиться стало совершенно невозможно.

Такими же гротескными статуями – с винтовками и распылителями - застыли и остальные сотрудники, каждый с клиппотом за спиной. На помещение опустилась абсолютная тишина, лишь нелепо мычал пленный с ножом в голове, и щелкали зубы гиганта.

Потом, в безмолвии раздались негромкие шаги босых ног. Кто-то шлепал по бетону там, за дверью, готовясь войти в помещение, полное враждебных созданий.

- Не входите, позовите на помощь, мы в заложниках! – крикнула Бьянка.

- Не стоит так паниковать, это лишь временная мера, - раздался из-за спины гниющей туши безразличный насмешливый голос, а после оттуда вынырнул невысокий лысый человек в красном спортивном костюме с холодными, немигающими, почти стеклянными глазами.

Стефан внутренне похолодел, узнав в нежданном визитере того самого странного человека, давшего ему визитку Спецотдела.

- Добрый вечер всем, - саркастично поклонился вошедший, - Извиняюсь за столь неожиданное вторжение, я пришел, чтобы…

Лысый наморщился и с неудовольствием воззрился на толстяка за спиной, продолжавшего щелкать зубами, как заведенный.

- Прошу прощения, - продолжил он, - Дефект конструкции. Осадную Башню я сшил более чем из сотни разных особей, никак не рассчитывал, что будет такой раздражающий побочный эффект.

Посмотрев на скованных черными тварями сотрудников Спецотдела, он будто о чем-то вспомнил, звонко хлопнул себя по лысому лбу и поспешил объяснить:

- Это Парезы, или Судороги, как их еще называют. Вы таких наверняка видели в домах престарелых. Каждый их них достаточно силен, чтобы уничтожить одним укусом всю вашу периферийную нервную систему, но не волнуйтесь, без моего приказа они этого не сделают. А я пришел не воевать, а лишь забрать нового знакомого,  - он не спеша направился к сидящему на стуле Вхлицкому, а за его спиной след в след шагал Осадная Башня.

Мощные, неестественно желтые руки гигантского клиппота подняли в воздух безвольное тело и взвалили на плечи. Человек в красном взял свисток, висящий у него на шее и стал невольно похож на учителя физкультуры. Свисток был белый, неровный, будто выточенный из кости. Стеклянноглазый дунул, но звука не было. Тем не менее, черные твари вспорхнули с мест, будто летучие мыши и устремились в живот гиганта. Стефан почувствовал, как гадкий хоботок покинул позвоночный столб, но пошевелиться все еще не мог.

- Не волнуйтесь, - словно фокусник взмахнул лысый руками, - эффект временный! Отпустит вас минут через пять, мы как раз успеем уехать. Мы же не хотим ссориться. В конце концов, посудите сами – если бы не я, кто бы вам платил зарплату, а?

Глассман уже покидал Зал, когда в спину ему раздалось отчаянное:

- Почему? – выкрикнул Стефан, сам не зная, что хотел спросить.

- А здесь, стажер, все просто. Ярослав – Поврежденный, или как вы говорите Temerados. И ему очень приглянулась ваша пьеса. Легла, так сказать, на благодатную почву – у парня были серьезные проблемы с матерью. Одна беда, ритуал бы на него не сработал. А теперь, прошу прощения, время не ждет. Еще увидимся, мышонок!

Человек в красном спешно вынырнул за горой жира в дверь, оставив за спиной парализованных оперативников и озадаченного Стефана.

Автор - German Shenderov

Art by Mike Kime - https://www.artstation.com/pseudopod/profile