Kabaninja

Вайбер: *заблокирован*

Родственники, спустя миллисекунду:

Сегодня, на 33 году жизни, я приобщился к музыкальной культуре человечества. К вокальной её части. Вообще сейчас принято говорить «занимаюсь вокалом», это модное, пафосное и уважаемое занятие. Не то, что «хожу на пение». Однако я, не умея издавать ртом хоть сколько-нибудь приятные уху звуки, решил, что пойду именно «на пение» и до «занятий вокалом» я ещё не дорос.

Началось всё с того, что парой недель ранее мой боевой товарищ по коммерческой войне, Олег, с упоением, и, как принято было говорить среди HRов одной компании, с экспансией, рассказывал о том, как он пошёл заниматься вокалом, сколько педагогов перепробовал, и как нашёл того самого, и как это круто заниматься вокалом, и какой огромный прогресс настиг его уже после пары занятий. Я, как человек впечатлительный, тут же проникся идеей выплеснуть из себя всё то прекрасное, что накопилось за эти годы, посредством своего поистине уникального, поражающего своей глубиной и звучностью голоса.

Психологи и коучи говорят, что нужно визуализировать свою цель, и я визуализировал. Уютный ресторанчик, живая музыка, и вот он я, играючи беру первые ноты ужасно трогательной, душещипательной, и в то же время сильной песни. Женщины начинают плакать и уходить от своих мужей, мужчины закуривают и просят бармена повторить, бармен показывает мне жестом, что сегодня вся моя выпивка будет за его счёт.

Ну, считай дело в шляпе, осталось только записаться на первый бесплатный урок. Сказано-сделано, через пару дней я прибыл в творческую студию. Решив, что перед таким ответственным занятием мне просто необходимо облегчить груз тревоги, я направился на поиски места, где мог сделать это официально. Туалет представлял собой комнату с двумя кабинками и раковиной, возле которой на одной ноге прыгала стройная красивая девушка в джинсах и топике. Вторую ногу девушка засунула в раковину, и проводила там какие-то манипуляции. Увидев меня, девушка слегка напугалась, но ногу из раковины вынимать не стала.

«Ты Kabaninja, на два часа записан? Я Катя.» - девушка продолжила что-то делать в раковине.

Катя. Педагог по вокалу. Я мысленно поздравил себя с тем, что сегодня мне предстоит не просто нелепо выглядеть, а нелепо выглядеть перед красивой девушкой. Просто бинго. Катя указала на свою ногу в раковине:

«Подошва сейчас треснула, обидно, блин!» - Катя зачем-то мыла потрескавшуюся подошву.

Помимо грации девушка обладала пробивной харизмой амазонки, что и продемонстрировала секундой позже: поняв, для чего я, собственно, прибыл в сию обитель, она, нисколько не смущаясь, кивнула в сторону кабинки: «Их тут две.» Это, скорее всего, был намёк на то, чтобы я не ломился в закрытую кабинку, а воспользовался свободной. Что ж, чему тут удивляться - я никогда не производил впечатления умного человека.

Вообще меня мало прельщала возможность поддаться естественным нуждам, находясь рядом с такой эффектной девушкой, но вариант покинуть помещение, не добившись цели, я счёл унизительным и нелогичным. Поэтому твёрдым, насколько мог, шагом я таки проник в свободную кабинку. Эта маленькая победа придала мне сил, но не уверенности. Катя, проявив, помимо красоты, грации, амазонской харизмы, еще и чуткость, начала нарочито громко мурлыкать какую-то мелодию. Я отчётливо понял, что моё альпийское журчание никак не дополнит эту композицию, поэтому продолжал стоически терпеть. Екатерина, наконец смиловавшись надо мной, покинула помещение, громким хлопком двери показав мне, что я могу уже начать делать то, что задумал.

Закончив со своими делами в туалете, я подошёл на ресепшен, и понял, почему Катя намывала свои сандалии – на входе надо было разуваться, и переодеваться в тапочки, которые были сложены рядом в ящики. Выбрав единственные фиолетовые из кучи чёрных, я переобулся и пошлёпал дальше.

Зайдя в комнату, где должно было проходить занятие я понял, что не прогадал с тапочками - стены слегка фиолетового цвета, и тёмно-фиолетовое кресло-мешок отлично гармонировали с моими ногами. Хороший знак. Уютный ресторан всё ближе, женщин от мужей уходит всё больше, бармен уже открывает шампанское.

Катя расположилась за синтезатором, я же, выбирая между мешком и стулом, выбрал последнее. Борясь с волнением и стеснением, я постарался сесть как можно естественнее, но зеркало на противоположной стене показывало, что естественность моей позы была сравнима с естественностью позы человека, в первый раз пришедшего к проктологу. Катя это заметила, и приветливо предложила пересесть, и поудобнее устроиться в кресле-мешке. Со второго раза расслабленная поза получилась чуть лучше.

«Расскажи мне, есть ли у тебя какое-то музыкальное прошлое?» - с такого вопроса Катя начала пробное занятие.

«Я надеюсь, что моё музыкальное прошлое ещё в будущем» - дерзко ответил я. Ну как ответил…Этот ответ я придумал спустя 3 часа после занятия, а тогда промямлил что-то типа «я знаю названия нот, и еще слышал слово октава».

«Ок, вставай, мне надо тебя послушать» - Катя занесла руки над синтезатором, - «я буду играть простенькую мелодию, а ты её повторяй закрытым звуком, то есть делай мммм не открывая рта».

Идея петь с закрытым ртом мне очень понравилась, ведь так окружающие люди могли бы избежать психологических травм, а здоровая психика – это залог здорового общества. Катя начала играть простенькую мелодию из четырёх нот. Я сосредоточенно мычал про себя. Настолько сосредоточенно, что Катя попросила меня немного расслабить лицо, и только тогда я понял, что мои брови касаются друг друга. Я разлучил их усилием воли.

«Ок, у тебя есть некоторая склонность к завышению, давай теперь попробуем петь» - Катя поднимала ставки, - «Давай ноту до».

Она нажала клавишу на синтезаторе, и показала, как брать эту ноту: её чистый и сильный голос звенящим горным потоком заполнил комнату. Настала моя очередь:

«Доооооо». Старый больной муфлон пришёл умирать на вершину горы.

«Чуть ниже» - она снова нажала клавишу.

«Доооооо». Бармен убирает бутылку с шампанским, женщины массово возвращаются к мужьям.

«Еще чуть ниже» - мой педагог не сдавалась.

«Доооооо» - снова затянул я.

«Свидааааания» - должна была продолжить Катя, но, к моему удивлению, урок продолжался.

Огранку моего таланта Катя решила продолжить упражнениями по дыханию. От неё я узнал, что вдыхать нужно носом и как-бы «в живот». Мы встали перед зеркалом и начали тренироваться. Мой живот, наполнившись воздухом и чувствуя присутствие привлекательной девушки, начал приветственно выпячиваться под рубашкой. Катя сказала, что это нормально.

«Положи мне на рёбра руки, поймёшь, как должно быть при вдохе» - предложила она.

Я даже не успел спросить бесплатно ли это, когда мои руки сами оказались на её рёбрах. Тут я в полной мере осознал, как же круто быть вокалистом. Вообще это упражнение должно было научить меня дышать, но я, почему-то, наоборот забыл, как это делается.

«Ну как, понял?» - спросила она, отходя к синтезатору.

Я немного понял, но говорить всё ещё не мог, поэтому просто активно закивал.

Далее мы попробовали под аккомпанемент синтезатора распевать ноты, и я даже сам нажимал клавиши, но тут оказалось, что на руке слишком много лишних пальцев, и мне, привыкшему больше к боксёрской перчатке, стало непонятно зачем вообще человеку такое их количество. Вероятнее всего человеки с меньшим количеством пальцев вымерли, не пройдя естественный отбор.

На этом моменте закончились сорок пять минут пробного урока, которые прошли, примерно, как пять. Катя сказала, что мне надо приобрести синтезатор, чтобы привыкать к нотам, и, назначив дату следующего занятия, отпустила домой. Выйдя из здания, я полный адреналина и эмоций, задавался только одним вопросом: какой синтезатор брать?

Кусок острой медицинской стали вонзился в мою плоть. Хм, интересное ощущение. Никакой накатывающей, словно горячая волна, боли. Холодно. Яркий свет ударил в глаза. Сквозь этот слепящий свет я с трудом разглядел фигуру. Она излучала уверенность, силу и сострадание. Это… ангел?

Парой часов ранее, с твёрдым желанием что-то изменить в своей жизни, я прибыл в местную юдоль слёз – городскую поликлинику. Пройдя обязательную процедуру обахиливания ботинок, я направился в локальный филиал Чистилища – Регистратуру.

- Добрый день! Подскажите, пожалуйста, у меня запись к хирургу, это мне куда? – я старался говорить точно в центр окошечка.
- Кабинеттридцатьдватретийэтажлестницаналево. – из окошечка последовал более чем исчерпывающий ответ.

Двигаясь в указанном направлении, я всё глубже проникался атмосферой внутреннего убранства этого потрясающего места. Использовать слово «интерьер» в данном случае не решился бы даже самый смелый дизайнер. Потрескавшаяся побелка, старый потёртый линолеум, крашеные стены. Возможно, это такая специальная задумка, чтобы люди выздоравливали быстрее, потому что приходить сюда снова явно никому не хотелось.
Люди, сидящие вдоль стен, делились на тех, кто просто спросить, и тех, кто своими трагичными позами, и полными страданий лицами, были бы отличными моделями для художников Ренессанса. Поплутав по лестницам и коридорам, я всё же нашёл нужный кабинет. Если бы это был форт Боярд, то Паспарту уже тащил бы мне ключ. К счастью, для приёма у хирурга сейчас не обязательно привлекать карликов, достаточно иметь снилс и полис. Очень удобно. Для карликов.

В кабинет тянулась длинная очередь. То самое чувство, когда понимаешь, что следующие два часа пройдут офигенно. В незнакомом коллективе надо сразу ставить себя так, чтобы уважали, поэтому я сразу выделил лидера, уверенно подошёл, и жёстко сказал: «Кто тут крайний в очереди?» Вообще-то я записывался на приём к определённому времени, но доброжелательные лица стоящих в очереди людей отчётливо говорили мне, что вероятность получить костылём по хребтине гораздо выше, чем вероятность попасть в кабинет без очереди. Я занял своё место за милой бабушкой в пушистом шерстяном платке, с пресловутым костылём в узловатых руках. Держи друзей близко, а врагов ещё ближе. Знаем, плавали.

Два часа пролетели незаметно, словно пять лет. Вот она, заветная дверь. Я зашёл. В небольшой комнатке за столом сидели две женщины, одна, лет сорока, была одета в синие брюки, и синюю же тунику. Вторая, чуть полнее, такого же возраста, была одета в белый медицинский халат, она сидела рядом. Чуть поодаль сидела третья, пожилая женщина, так же одетая в белый халат. Они увлеченно разговаривали. До меня долетали лишь обрывки фраз: «Там столько заданий…Конференция будет шестого числа…». Я поздоровался. Не отвлекаясь от разговора, одна из женщин махнула рукой, указав на стул. Я послушно сел. Медработницы продолжали беседу. Как водится, было очень интересно, но ничего не понятно. И даже поп-корна не дали.

Наконец женщина в синем обратила на меня внимание, улыбнулась, и решила посвятить меня в тонкости разговора: «Да я на хирурга обучаюсь, вот билеты прощёлкиваю». Я не волшебник, я только учусь, ага. Я вежливо улыбнулся, и кивнул. В конце концов, что я мог ответить человеку, обучавшемуся на хирурга? Она продолжила:
- Ну, что у Вас?
- Вот, – я расстегнул рубашку.
- Угу, - она подошла ближе, - давно это у Вас?
- Несколько лет.
- Надо резать! – категорично постановила женщина в синем.
Она отошла к столу, взяла какой-то журнал, полистала.
- Пятнадцатого числа удобно?
- Да, вполне, сейчас я свободен? – с надеждой спросил я.
- Да, тогда пятнадцатого после тринадцати часов приходите, - она начала что-то писать в журнале, но остановилась, окинула взглядом коллег,- А чё сидеть то, проходите в соседнюю комнату, раздевайтесь по пояс.

Прямо сейчас?! Блин, я же без мамы пришёл. Ну и что, что тридцать лет. Ладно. Быстрее сядешь, быстрее выйдешь. Я снял рубашку, и зашёл в соседнюю комнату. Светло-зелёная плитка покрывала пол и стены, в середине, словно алтарь, стоял операционный стол. Над столом нависла огромная лампа, рядом со столом на подставках поблёскивали скальпели, зажимы, и ещё какие-то инструменты, названия которых обычно не произносят в фильмах и сериалах про врачей.

- На новокаин аллергия есть? - спросила вошедшая в операционную женщина в синем.
Блин, ну точно надо было с мамой приходить. Я буркнул что-то нечленораздельное.
- Зубы когда лечите, обезболивающее нормально переносите? – она спросила уже более понятным языком, видя моё замешательство.
Теперь моё бурчание звучало утвердительно.
- Ну, ложитесь.
На женщине откуда-то успел появиться фартук и шапочка. Отлично, меня будет резать хирург-ученик. Может пусть лучше та, в белом?

Словно прочитав мои мысли, полноватая женщина в белом халате вошла в операционную. Я спасён. В сторону, дилетанты, пропустите профи. "Синяя", натягивая резиновые перчатки, не глядя, обратилась к ней:
- Наташ, приготовь новокаин.
- Хорошо, Елена Владимировна.
Елена Владимировна. Кажется, именно так звали хирурга, к которому я записывался. Значит всё-таки она. Хирург, обучающийся на хирурга. Видимо речь тогда шла о повышении квалификации. По крайней мере – это самая утешительная мысль из всех, возникших в моей голове.
- Молодой человек, Вы так и будете стоять? – голос Елены Владимировны прервал ход моих мыслей.

Я, аки агнец на заклание, лёг на стол. Не зная, куда лучше деть руки в такой ситуации, я решил, что лучше всего будет сжать ремень. Уверенная мужская поза – ноги чуть расставлены, руки на ремне, суровое выражение лица, ни дать ни взять сошедший с плакатов герой боевиков из девяностых. Только лежу. Моя голова была несколько запрокинута, поэтому мне не было видно, что со мной происходит ниже шеи. Я смотрел в потолок, и чувствовал, как в меня вонзаются холодные иглы.

- Больно? – задала вопрос Елена Владимировна,
- Нет, – честно ответил я,
- Больно? – снова спросила Елена Владимировна,
- Нет, - снова честно ответил я,
- Больно? – Елена Владимировна не сдавалась,
- Нет, – не сдавался и я.
- Хорошо.
Меня так просто не расколоть. Я кремень. Но на всякий случай покрепче схватил ремень.
Кусок острой медицинской стали вонзился в мою плоть.

Хм, интересное ощущение. Никакой накатывающей, словно горячая волна, боли. Холодно. Яркий свет ударил в глаза. Сквозь этот слепящий свет я с трудом разглядел фигуру. Она излучала уверенность, силу и сострадание. Это… ангел?

Ангел твёрдо и уверенно что-то во мне кромсала. И так же твёрдо и уверенно она давала команды помощнице: «Промокни. Держи. Сожми. Отрежь». Я слышал металлический лязг сменяемых зажимов, скальпелей, и ещё каких-то инструментов, названия которых обычно не произносят в фильмах и сериалах про врачей.
Минут через пять после начала внешнего вмешательства в мой организм, Елена Владимировна произнесла: «Всё, шьём». И еще через минуту: «Натаааш, ну давай быстрее, мы его так до Нового года зашивать будем». Да, Наташ, давайте, пожалуйста, побыстрее, мне до Нового года никак нельзя, у меня день рождения скоро.

- Больно? – Елена Владимировна завела старую песню.
- Нет, - я был непреклонен.
- Ну тогда вставайте, всё готово.

Я сел, первым делом посмотрел на свою грудь. На ней красовались четыре стяжка толстой чёрной ниткой. Если бы в этот момент в операционную зашёл Джон Рэмбо, и увидел мой шов, то он бы точно пожал руки этим двум женщинам.

- Ну всё, можете идти, - медсестра Наташа готова была отпустить меня восвояси.
- Натаааш, ну мясо то ему заклей, - Елена Владимировна с её решением была явно не согласна.
Так на мне появился халявный пластырь. Я тепло попрощался с этими героическими женщинами, и двинулся в сторону дома. Мне предстояло еще два визита в это прекрасное место. Но это уже совсем другая история.