Хреново родиться хомяком — не поболтаешь и не покуришь.
Что меня раздражает, так это когда люди смотрят мои интервью по телевизору и говорят: «Черт, да он удолбан». Хочу заметить: я никогда не работал удолбаным, не дал ни одного интервью в удолбаном состоянии, никогда не появлялся удолбаным перед публикой и сейчас я тоже не удолбан.
Ненавижу прессу. Все, чем они занимаются, — это оттачивают свой цинизм и сарказм. Это что, бл*, теперь такой вид искусства?
Я помню, как на какой-то пресс-конференции встает один такой полупидор и говорит: «Вот вы, Вуди, играли серийного убийцу, порнографа, а сейчас вот играете адвоката. Я смотрю, вы упорно беретесь только за темных героев, но постепенно снижаете планку». А я сижу и думаю: «Знал бы ты, чувачок, что адвоката сыграть сложнее всех. Вот где тьма-то».
Адвокаты — вот лучшие актеры. И лучшие драмы разворачиваются не в театре, а в здании суда. Ведь разница между исполнением монолога перед зрителями и исполнением монолога перед присяжными настолько мала, что почти незаметна. Причем хорошие адвокаты играют намного лучше, чем хорошие актеры. Но я не расстраиваюсь. Все-таки лучше быть плохим актером, чем хорошим адвокатом.
Мне наплевать, как я играю. Мне просто нравится играть.
Я не Микки Рурк. Никто и не заметил, что я ушел из кино, а потом вернулся. Помню только, что пару раз меня кто-то спросил: «А вы вообще кто?»
Я довольно посредственный работник, но зато я золотой чемпион по отдыху. Я могу переотдыхать кого угодно. Я, блин, в этом деле король.
Люблю, когда мне говорят: «А эту сцену будем снимать на Багамах. Собирайся».
У меня очень здоровые отношения с фанатами. По крайней мере, я с ними не сплю. Но поскольку я никогда не делал на этот счет публичных заявлений, то какие-то бабы все равно продолжают слать мне свое белье. Белье, кстати, разное: бывает хорошее, бывает — не очень.
Ненавижу обувь. Как-то раз я был на вечеринке в особняке Кортни Кокс (американская актриса, известная по сериалу «Друзья». — Esquire). Естественно, я был босым. И хотя это было чертово Малибу, я замерз как проклятый. Стою, мерзну, и тут подходит Дженнифер Анистон и, типа, говорит: «Блин, да ты же замерзаешь, Вуди!» А я говорю: «Ну, типа того». В общем, она сняла свои ботинки и отдала мне свои носки — чтобы я не мерз. Наверное, не очень-то круто взять и выклянчить носки у красивой женщины. Но я не раскаиваюсь. Уж очень она это по‑матерински обставила.
Когда боги решили спустить на землю копию своего божественного великолепия, они назвали ее Сальма Хайек.
У меня прекрасная жизнь: меня окружают потрясающие женщины и мне не насрать на то, что происходит в мире.
Глупо думать, что в раю я буду жить лучше, чем сейчас.
Когда я был в седьмом классе, я сделал доклад об окружающей среде и вымирающих видах. Полагалось, чтобы доклад был длиной в пару страниц, но я сделал около пятидесяти. Но ничего особенного не произошло. Просто кто-то сказал: «Черт, Вуди…»
Сострадание — это желание разделить боль, а не хрен собачий.
Я заметил, что как только я начинаю выступать в защиту чего-либо и раскрываю свой рот, то тут же лишаюсь части своих поклонников.
Мне кажется, что дети должны как можно раньше узнать, что такое несправедливость. Потому что с этим знанием легче существовать во взрослом мире. В моем случае это произошло достаточно поздно, о чем я до сих пор здорово жалею. Это было в шестом классе. Один парень приставал к девчонке, и я сказал ему, чтобы он отвалил. Он послал меня. Мы страшно подрались, а потом нас обоих вызвали в кабинет директора. Этот хряк устроил нам обоим настоящий ад, и мне досталось точно так же, как и тому парню. Это было ужасно несправедливо, потому что я просто защищал девчонку. Так вот: если бы я узнал о несправедливости раньше, я бы просто навалял тому парню и удрал бы домой.
Я всегда рассматривал насилие как недорогой и проверенный афродизиак.
Когда мне было что-то около двадцати, и я впервые поднялся к Мачу-Пикчу (заброшенный город инков в горах Перу. — Esquire), один чувак — местный духовный лидер — сказал мне: «Когда ты занимаешься любовью, ты должен творить любовь». И это лучший совет, который я слышал на сегодняшний день.
Когда-то я хотел быть богатым и знаменитым просто ради того, чтобы в ресторане мне давали лучший столик и все такое. Но вообще-то быть богатым и знаменитым нужно, конечно же, не для этого.
Мне нравятся люди, которые мыслят иначе. И поэтому мне нравится слоган компании Apple — «Мысли иначе». Но только ни хрена они не мыслят иначе.
Если у тебя есть возможность сделать что-либо смешнее, сделай это смешнее.
«Ты лучший, Вуди», «Чувак, ты их всех уделал», «Держись, мужик» и всякую подобную херь я слышу каждый день. Это нормально, ништяк. Главное — не начать в это верить.
Ненавижу славу. Сучка страдает раздвоением личности.
Всегда подозревай тех, кто при разговоре прячет глаза. Ублюдок либо трахнул твою сестру, либо ворует у тебя с крыльца газеты.
Нравится мне вот эта линкольновская фраза: «Я побеждаю своих врагов, превращая их в своих друзей». Когда я вспоминаю ее, я даже о ФБР начинаю думать с симпатией.
Я все еще готов сесть в тюрьму.
Марихуана — это преступление, но преступление без жертвы. Каждый волен распоряжаться своим телом и здоровьем так, как ему хочется. Это и есть свобода. И если у меня есть мечта размозжить себе голову кувалдой, то никто не вправе эту мечту у меня отнимать.
Моя главная надежда относительно себя самого заключается лишь в том, что я просто надеюсь не просрать достигнутое.
Занятия спортом никогда не бывают лишними. Но понять это лучше сейчас, а не в тот момент, когда за вашим толстым, тяжело дышащим телом будут гнаться полдюжины зомби.
Ненавижу рано вставать.
Приятно думать, что даже если Господь ленится, он все равно с тобой.
Я всегда опасался сделать великий фильм, потому что потом будет очень сложно повторить успех.
Вообще-то «Прирожденные убийцы» — это недопонятая романтическая комедия.
Даже те великие события, которые еще не случились, когда-нибудь станут простым вчерашним днем.
Это еще что! В Литве, говорят, люди вообще в ящиках живут.
Попытайтесь полюбить салаты.
https://esquire.ru/rules/79-woody-harrelson/
