DontFeedTheTroll

Пыльные залы были заставлены кроватями и диванами. Где-то стояли столы с компьютерами, возле которых были нагромождения из грязных кружек из под чая, но, как сказал ректор Полежаев, компьютеры только для первокурсников. Дальше идет серьезная работа над собой: занятия по Лежанию, Высыпанию, практика длительных зевков, техника смотрения в одну точку и так далее, а каждый семестр проводится олимпиада по нагромождению использованных кружек.

Полежаев подвел группу абитуриентов к одной из кроватей и гордо произнес:

— А это — Таня, наша лучшая студентка! Она может проспать целые сутки, не отвлекаясь даже на поход в туалет!

Студенты в один голос восторженно ахнули. Таня тихо сопела, трепетно утыкаясь носом в уголок одеяла, с которым она, похоже, не расставалась и была в тесных дружеских отношениях. Один из абитуриентов подошел к ней поближе и пригляделся:

— А она давно спит?

— С начала недели, — гордо ответил ректор.

— Но сейчас уже четверг! — удивился парнишка.

— Именно!

— Она вообще жива? — недоверчиво спросил любопытный юноша и ткнул соне в бок пальцем.

Девушка проснулась и обвела взглядом группу людей, окруживших ее кровать. В глазах ничего не отражалось, кроме сонного отупения.

— Ну что же вы наделали! — ахнул ректор, — Ей же теперь всё заново начинать!

Таня высунула из-под одеяла руку, показала средний палец и залезла с головой под одеяло, впадая в очередную спячку.

Почесывая затылки, абитуриенты во главе с ректором направились дальше. В соседней аудитории за компьютерным столом сидел здоровый парнишка с собранными в хвост засаленными волосами и играл в какую-то онлайн-игру. Он периодически неистово ругался, восклицая вперемешку с бранью фразочки в духе: «Читеры!», «Ну куда ты, б***ь, полез????», «ЛЕЧИ, ЛЕЧИИИИ!!!!», «На мид!», «Каааак?! КАК ОН ЭТО СДЕЕЕЛАЛ?!».

Несколько абитуриентов улыбнулись. Это им явно было по душе. Вокруг студента-геймера валялись учебники и тетради по высшей математике и какие-то графики. Похоже, он писал курсовую.

— Этот — кандидат на отчисление, — недовольно пробубнил Полежаев, — У него какие-то там амбиции! Сидит между играми пишет курсовую работу! Возмутительно! Ну что, Семёнов, жду не дождусь, когда тебя выпрут!

Ребята с грустью в глазах проводили игровую аудиторию. Они прошли еще несколько помещений, где-то спали, где-то ели, где-то играли в мобильные игры, кто-то даже читал низкосортные фанфики и ругался с кем-то в комментариях. В целом, место отличное. Ректор проводил группу абитуриентов в приемную и раздал им флаеры.

— Приходите к нам в следующем году. Всех вас ждем! — сказал Полежаев и отправился в свой кабинет выпить водочки и лечь спать.

Тудух-тудух по по рельсам поезд мчится,

Проносятся вокзалы, города.

И, может что-нибудь со мной случится,

Что буду вспоминать я иногда...

Эд кивнул и начал настукивать шариковой ручкой ритм по клетчатой тетрадке. Тудух-тудух.

И я сойду на станции пораньше,

Не став заканчивать в конечной точке путь.

Я никогда не сделал бы так раньше,

Но час пришёл всё бросить и рискнуть.

«Неплохо вышло,» — подумал мужчина, — «Хороший стих». Эдуард почесал всё той же ручкой затылок и уперся лбом в окно. Мимо глаз пролетали размазанные деревья, рельсы то сходились, то расходились, провода на столбах плавно бегали то вверх, то вниз. Завораживающее зрелище!

— Извините, мужчина, вы что-то уронили, — послышался тихий женский голос.

Эд отвернулся от окна и посмотрел на пол. Там лежала его шляпа. Он поднял ее и похлопал, размашисто выбивая пыль и соринки.

— Благодарю, — сухо ответил мужчина, и, даже не взглянув на женщину, вернулся к созерцанию вида за окном.

Тудух-тудух.

Взяв шляпу и портфель с вещами,

Направился встречать чужой перрон.

И люди, что досель молчали,

Шептались вслед: «Ах, до чего же в шляпе он смешон!».

«Ерунда какая!» — Эдуард с раздражением зачеркнул ручкой написанное, чуть не прорезав лист тетради. Он откинул её и, закинув голову и вытянув ноги, размяк на сиденье.

Идея не шла. Чёртова женщина с этой чёртовой шляпой! А ведь как хорошо ложился слог!

Эд посмотрел на женщину, что сидела в противоположном ряду. Она заметила его взгляд и, робко улыбнувшись, отвела глаза. Мужчина еще раз попробовал собрать рифму и опять ничего не вышло. «Вдохновение ушло!» — ворчливо проговорил он про себя.

Женщина снова смотрела на него, но как только он обращал на неё внимание, она снова отводила взгляд. Эдуард встал и пошёл к ней.

— Позвольте присесть, — сказал он. В его тоне звучал не вопрос, а намерение. Такое, которое не терпит отказа.

— Садитесь, по-пожалуста, — пролепетала она, прижимая к себе потёртый саквояж.

— Как вас зовут?

— А... Анна.

Эдуард на мгновение задумался и ответил:

— А меня — Лев. Лев Константинович.

— Ох, какое чудесное и ре-редкое имя... Как у писателя.

— Ну, вообще-то я недалеко ушёл от этой стези. Но моя стихия — поэзия! — напыщенно произнёс он.

Женщина приложила руку к сердцу и немного наклонилась в сторону Эдуарда.

— Ах, знаете, а я очень люблю стихи! Не окажете ли мне любезность?..

— Хотите послушать?

Женщина кивнула.

— Кхм, — мужчина прочистил горло, — Вот, их из последних. Возможно, вы уже читали его в журнале «Alouette*».

— Не доводилось, и-извините...

— Называется «Обрыв».

Женщина замолчала. Мужчина начал:

Уста твои уже не молвят: «Здравствуй»,

В очах твоих уж не горит огонь,

Стоишь в лучах ты, девою прекрасной,

Но взгляд твой говорит: «Уйди! Не тронь!»

За что тобой дано мне наказанье?

Зачем травила ядами любви?

К тебе пришёл, как агнец, на закланье.

А ты лишь сухо молвила: «Уйди».

И вот стою я на краю обрыва,

Сжимая твой платок в своих руках.

В плену у малодушного порыва

Уйду туда, где мне не ведан страх.

Минуту висела тишина. Женщина всхлипнула:

— Уж очень грустные стихи вы пишете!..

— В жизни многих людей не хватает драмы, знаете ли. Душа просит чувств! — взмахнул руками поэт.

— Я, стоит признаться, больше про природу люблю. Ну, знаете, такие:

Сквозь волнистые туманы

Пробирается луна...

— На печальные поляны

Льет печально свет она, — продолжил «Лев», — Знаете, Пушкин тоже здесь не особо весел.

— Но не так... как это говорится... фа-фатально.

— Ваше право, Анна, ваше право.

«Слово-то какое! И где услышала?»

Эдуард очень чутко реагировал на чужую критику. Он собрался встать и уйти, как Анна задала вопрос:

— Я когда на вас смотрела, то заметила, что вы что-то писали. Новый стих?

Эд кивнул.

— Грустный?

— Не очень.

— Прочтёте?

Мужчина обречённо вздохнул. Он все-таки поднялся с сиденья и подошёл к своему месту со столиком. Взял тетрадь в руки и вернулся к женщине.

Тудух-тудух по по рельсам поезд мчится,

Проносятся вокзалы, города.

И, может что-нибудь со мной случится,

Что буду вспоминать я иногда...

И я сойду на станции пораньше,

Не став заканчивать в конечной точке путь.

Я никогда не сделал бы так раньше,

Но час пришёл всё бросить и рискнуть.

— А дальше я еще не придумал, — пожал плечами Эд.

— Очень смелый стих! Может быть, ваш герой встретит свою любовь в пути?

Мужчина изумленно посмотрел на Анну. Она, в свою очередь, покраснела и замахала руками:

— Нет-нет, Лев, не подумайте ничего такого! Просто, мне кажется, что дорога — это так романтично!

— Понимаете, Анна, у меня редакционное задание: я должен путешествовать по стране и писать об этом стихи. Понимаете? Географическая поэзия! Мой герой не может встретить любовь в дороге! Это — абсурд, знаете ли.

— Понимаю, извините...

— Ох, ну что вы, право... Я не хотел вам нагрубить...

— Я... Все в порядке, Лев. У вас действительно очень интересное и важное задание! Я... я даже вам завидую. Дорога — это так романтично...

Эд едва содержался, чтобы не скривить лицо. «Какой вздор!» — подумал он.

Поезд начал замедляться, по вагону суетливо бегали люди.

Остановка. Скрежет. Шипение. Люди поспешили к выходу.

Анна тихо попрощалась, и, словно мышка, пробежала сквозь толпу, двумя руками удерживая свой саквояж.

Эдуард сидел на своем месте и безразлично смотрел на клетчатый лист бумаги.

И не было никакого «Alouette», редакционного задания, Льва Константиновича тоже не было никакого... И стихи его никогда не публиковались. И Анна это отлично знала.

Эдуард потер затылок ручкой. Какой фарс! «Ну что вы, право!», как в романах 19-го века! И женщина эта... актриса что ли какая попалась? Идет себе небось такая со своим дурацким саквояжем и смеется.

Мужчина достал из кармана мобильный телефон. Сверил время прибытия. Еще 40 минут в пути. 40 минут и недописанный стих.

Ручка снова прикоснулась к клетчатой бумаге.

Тудух-тудух по по рельсам поезд мчится,

Проносятся вокзалы, города.

И, может что-нибудь со мной случится,

Что буду вспоминать я иногда...

И я сойду на станции пораньше,

Не став заканчивать в конечной точке путь.

Я никогда не сделал бы так раньше,

Но час пришёл всё бросить и рискнуть.

Ворвусь в толпу, ведь я бегу за нею,

Воровкой дерзкой сердца моего,

Быть может, я ее сумею

Найти по стуку сердца одного...

__________

* фр. — Жаворонок

Сначала у Маши с Димой все было хорошо: мужественный, дерзкий, сильный, девчонки с района проходя мимо игриво подмигивали, парни или пожимали руку, или обходили стороной. Мама всегда говорила Маше: «В доме должен быть Мужик! С большой буквы! Чтобы и кран починил, и чтобы полочки прибил, и выбритый гладко, а не как наркоман патлатый, как одноклассник твой, Игорь». Ну, в общем, мамин идеал и проник тогда еще не зрелой Маше в подсознание, и девушка бегала за своим идеалом, хватаясь за его подкачанные руки. Диму это устраивало. А кого бы не устраивало: заботливая, готовит хорошо, хозяйственная, ну и сиськи с жопой что надо. После школы поженились. Даже не по залету, а как в сказке: по любви!

Годы шли, бытовуха и бесконтрольное питание отложило на боках Маши жировые прослойки, а под глазами — мешки: вставала она рано, чтобы покормить мужа и самой на работу собраться, работала секретаршей «на все руки» в какой-то неказистой конторке, возвращалась домой усталая и подавленная после нагоняев местного «божка» — директора.

Юношеская красота увяла, как букет, простоявший неделю в затхлой воде, девичий задор сменился ворчливым говором и постной физиономией.

Дима же работал физруком в школе. Выглядел все так же дерзко и бодро, раздавая многообещающие улыбки коллегам-дамам, всегда был в центре школьных мероприятий, и, вроде как, имел интимные отношения с разведенной биологичкой.

Тайное по традиции стало явным. Маша рыдала, засунув раскрасневшиеся от стирки руки в таз с сорочками и деликатным бельем. Бегала к каким-то бабкам за приворотными травками, от чего ее неблаговерного только выворачивало. Маша жаловалась подругам, жаловалась матери, на что та закатывала глаза и отвечала: «Да ладно, нагуляется и перестанет! Зато не пьет, не наркоман, и работяга. Пусть, кстати, зайдет ко мне сегодня — у меня что-то дверочка в серванте поскрипывает». Подруги традиционно жалели Машу и называли Диму козлом, предлагали зарегистрироваться на сайте знакомств или слетать в Турцию. Ну, кости размять и еще чего-нибудь.

Так начался новый этап в жизни Маши: комплименты от мужчин разных возрастов и национальностей понемногу поднимали ей самооценку. Она начала снова пользоваться косметикой и периодически загружала фото на сайт знакомств, а иногда позволяла себе даже что-то дерзкое и пикантное. Что-то явно в жизни поменялось: женщина стала значительно веселее и игривее, на работе получила пару комплиментов от логиста и грузчика, начальник стал реже на нее срываться и давать идиотские поручения, и даже неверный муженек стал раз в две недели заползать к супруге под одеяло.

Вроде бы жизнь стала налаживаться, только белое всегда чередуется с черным, и куда от этого закона вселенной деться?

Муженек добрался до Машиной переписки и фотоархива, в кухонной перепалке разбил жене бровь и оставил синяки по всему телу. Заявление Маша подавать не стала — жалко же, кормилец, хоть и кобель. А тут еще и любовница забеременела, и, явно посчитавший СЕБЯ жертвой в этой ситуации Дима собрал спортивные сумки со своими пожитками и ушел к биологичке.

Маша сидела на работе и рыдала. Работа не клеилась, коллеги шептались за спиной, но к самой женщине не подходили — больно было нужно чужие проблемы выслушивать — своих полно. Хотя были и те, кто ее жалел.

Развод прошёл гладко, эмоции стали утихать, дела вошли в свое унылое тоскливое русло. Маша пару раз сходила на свидания: один ухажер — разведенный алкаш, живущий за счет дочери-инвалида и сдачи комнаты приезжим, другой — добродушный лысеющий бабник. От первого она сбежала, под предлогом сходить в туалет, благо в «Макдоналдсе» он находился возле второй дальней двери, от второго не сбежала: после ужина в «Граблях» они направились к стареющему казанове домой и Маша в очередной раз разочаровалась в мужчинах. Бывший, хоть и бил, но зато хоть не потчевал ее вялой «сосиской». Женщина ушла рано утром и больше никогда «казанове» не отвечала.

Возле рабочего стола столпились мужчины: логист, начальник всея шараги и краснощекий, среднего телосложения дядечка с русыми, собранными в хвост волосами.

— Мария Павловна, ну где ж вас носит? — развел потными руками начальник, — У нас тут новый подрядчик. Договор нужно заключить.

Маша посмотрела на улыбающегося краснощекого мужчину и подумала про себя на автопилоте: «Длинные волосы, наркоман какой-нибудь», потом тряхнула головой, выкидывая пришедшую из подкорки мысль и удивленно спросила:

— Так я-то тут причем? Это же вам юрист нужен!

— Юрист на больничном, ну ты там с ним созвонись и все реши, — прогнусавил начальник, — Бери бумаги, поедешь щас к нему на дом, а потом к Игорю Анатольевичу в контору с этими бумагами приедешь.

Женщин тяжело вздохнула. Посмотрела еще раз на этого Анатольевича с хвостом. Тот смотрел на нее.

— Афонина? Машка? Ты, что ли? — засмеялся вдруг Игорь, с прищуром рассматривая женщину.

Маша подозрительно посмотрела на него.

— Ну, не узнала что ли? Макаров Игорь! В одном классе с тобой учились. Я еще бегал за тобой, а ты меня динамила, все возле своего Димки Мухина крутилась. Как там у вас?

— А-а-а, Игорь... Да, помню. Ты все время с длинными волосами ходил и в огромных очках. Сидел на задних партах. Как сам? Ты курьер что ли? За бумагами приехал?

Краснощекий рассмеялся, вытирая слезы с уголков глаз:

— Да какой там! Я ваш новый подрядчик. Будем сотрудничать.

— То есть это с твоей конторой договор заключать будем?

— Ну так! — хохотнул Игорь, — Давай так, Афонина: сэкономим и твое и мое время — поедем к этому вашему юристу вместе.

— Ты на машине?

— На машине, — удивлено ответил бывший одноклассник.

Машина была хороша: новая, с кожаным салоном, в общем, похоже, жизнь у Макарова удалась! «Небось и дача есть» — мечтательно подумала Маша.

Пока Игорь вбивал в навигатор полученный адрес юриста, женщина пристально его разглядывала: крупный, но не толстый, щеки красные, слегка проклевывался второй подбородок, глаза веселые, живые, русые волосы собраны в хвост, еще и бакенбарды. Вот умора! Не чета моему Димочке! Правда, потом уколом в сердце пришло и осознание: Димочка-то уже не ее. Димочку биологичка скоро сделает отцом, а она, Машуля... Она все еще одна. Может, этот Макаров не такой уж и противный? Тем более при деньгах. И в школе был влюблен.

— А мы, знаешь ли, — с безразличием в голосе произнесла Маша, — С Димой-то разошлись.

— Вот как... Жаль, по тебе все мальчишки сохли, а ты его выбрала... Или это ты его в итоге бросила?

— Мы оба так решили, — пыталась сохранить хладнокровие Маша.

— Понятно, — безразлично ответил бывший одноклассник.

«Вот дурак! В кафе хоть бы предложил сходить! Вакансия свободна, алё!» — злилась про себя Маша.

Когда все дела с документами были улажены, Игорь оделся, попрощался с хозяином квартиры и помахал рукой Маше.

Лифт ехал вниз, ехал медленно, останавливаясь пару раз, чтобы впустить в него девочку с собачкой на одном этаже и двух легко одетых школьников на другом. Тем временем Маша бежала как сумасшедшая вниз, перепрыгивая ступеньки. В то время, как Игорь уже открывал дверь автомобиля, Маша выпрыгнула стрелой из подъезда и набросилась на краснощекого. Он недоуменно посмотрел на нее. Женщина отпрянула от Игоря и тяжело дышала: возраст и плохая физическая подготовка вызвали отдышку.

— Игорь, пфф, ты... это... Довези меня до дома-то, — предложила Маша, — Все равно с делами закончили.

— С общими — да, а с моими — еще нет, — улыбнулся мужчина. — Я сейчас на дачу еду, у нас с женой восьмая годовщина брака, отмечать будем. Она итак меня уже, наверное, сильно заждалась. Так что ты как-нибудь сама.

Машу аж затрясло. Тем временем Игорь завел машину.

— Ну, бывай! — через приоткрытое окошко произнёс он, — Счастливо!

Машина выехала с парковочного места на главную дорогу через дворы. Открыв на мобильном телефоне нужное приложение, женщина вызвала такси. Сегодня вечером она будет пить ликер, есть дешевые роллы из магазина и искать личную страничку Игоря Макарова в Одноклассниках.

Настольная лампа тускло светила над облезлой лакированной столешницей, изобличая истинный возраст советского стола, за которым сидел тринадцатилетний Вадик. На столе у мальчика стоял далеко не новый ноутбук, скоммунизденный отцом-охранником с какой-то его предыдущей работы. Рядом, на «бабушкином» диване лежала с книгой старшая сестра Вадика — Света, довольствовавшаяся светом тканевого пыльного торшера на металлической ножке. В центре комнаты сиротливо висел патрон без лампочки на гнутом проводе — старшему поколению было глубоко плевать на давно перегоревшую лампу.

Раскидав тетрадки с несделанной домашкой по столу, Вадик увлеченно набирал html-теги на клавиатуре ноутбука. Он читал в одном паблике, что новичок может заработать на создании сайта от 5 до 15 тысяч рублей. Это была довольно хорошая сумма для их городка, ведь мать-санитарка получала в месяц тысяч 12, а иногда всего 8. Отец сейчас зарабатывал 15 тысяч, это меньше, чем на прошлой работе, где ему платили 23 тысячи в месяц, но зато хотя бы платили, так как последние полгода то задерживали, то штрафовали ни за что, то вообще перестали платить. Об этом мальчик услышал в родительской ссоре на кухне, когда решил сходить справить нужду.

Света мечтала стать психологом, поэтому готовилась поступать в местный колледж, упиваясь тематической литературой. Она решила выбрать эту профессию, когда после сильного срыва из-за конфликтов с родителями и сверстниками её отправили к школьному психологу, Марине Павловне, которую девушка очень полюбила. Из забитой закомплексованной девчушки, Света превращалась в серьезную личность, которая училась любить и уважать себя, а так же знала, куда ей двигаться в жизни, пока ее одноклассницы целовались и курили за школой, и абсолютно не знали, кем хотят стать, и на кого пойдут учиться после школы.

Дряхлая дверь в комнату распахнулась, и в дверном проеме показалась взлохмоченная дородная тетка в бесформенном васильковом халате, сильно пахнущая луком.

— Вадим, сколько мне тебя звать еще??? Совсем что ли оглох?! — крикнула мать школьников, и поставила руки в боки.

— Я не слышал ничего, — безразлично ответил мальчик, продолжая верстать страничку.

— Уши прочисти! — вякнула мать, — Совсем охренел со своим компьютером! Скажу отцу чтобы продал его!

Вадик вжался в стул — ноутбук и его друзья из онлайн-игр были единственным лучиком света в его жизни, не считая лампы на столе.

— Мам, не ори на него, я тоже ничего не слышала, — встала на защиту брата Светлана.

— А ты и слоновий пердежь в пустыне не услышишь — уткнулась в свои книги. Шла бы лучше картошку почистила, — парировала начинающая еще больше закипать тетка.

Света насупилась, закрыла глаза и начала считать до десяти, следя за своим дыханием и повторяя про себя: «Я выше этого. Я выше этого». Еще одной ссоры с матерью она совершенно не хотела, так как это могло закончиться звонкой затрещиной от разъевшегося монстра.

— Ты меня слушать будешь?! — крикнула женщина, впиваясь взглядом в сына.

Тот кивнул.

— Иди мусор вынеси! — приказала мать.

— Ну мам, я занят, — несчастно протянул Вадик.

— Херней ты там занят, в игрушечки сидишь играешь! Вынеси мусор.

— Мам, я учусь сайты делать! Ну подожди немного, — взмолился сын, — Я доверстаю и вынесу, никуда он не убежит!

— Мне че его, нюхать теперь что ли сидеть?! А ну поднял свою жопу и пошел! Пошел!

С последним словом мать сняла с плеча кухонное полотенце и шлепнула им по спинке стула, тем не менее задев спину Вадика. Мальчик вскочил, взревел и пошел одеваться.

— Мам, ты не правильно себя ведешь! — Света снова решила вступиться за брата, — Ты его настраиваешь против себя, плюешь на его интересы и демотивируешь. Ты что, хочешь чтобы он тебя ненавидел? Он же подросток, они очень раним...

— Умная что ли тут самая?! — перебила ее мать, — Ты иди поработай в две смены, как я, прокорми двух оболтусов и вашего папашу, заработай на хлеб, а потом умничай! Ишь ты, тварь неблагодарная! Думай, за чей счет живешь!

Мать, все еще сыпя руганью, медленно ушла на кухню. Вадик, завидев ее, схватил ведро и выскочил в подъезд, даже не застегнувшись.

— Куда без шапки?! — крикнула в догонку мать, но сын уже перепрыгивал ступеньки, гремя ведром по перилам и лестнице.

Завернувшись с головой в покрывало дивана, свернувшись клубочком, глухо рыдала Света. «Как поступлю — уеду в общагу, устроюсь официанткой на вечернюю смену, и покажу тебе! Всем вам покажу!!!» — прокручивались в голове несчастной девушки мысли.

У мусорных контейнеров стоял Вадик и прицеливался пакетом из ведра в кошек, копающихся в отходах — жестокая отдушина для сердитого мальчишки. Кошки были значительно быстрее пакета мальчика, так что в очередной раз увернулись, прыгнув в разные стороны, чтобы переждать, когда нарушитель спокойствия уйдет. А потом запрыгнули обратно в контейнер, и злобно рычали, найдя недоеденную голову селедки.

Тем временем раздраженная мать сидела на кухне и перекатывала в руках фарш с луком и хлебом, формируя их в котлеты.

— Петь, ну за что нам такие дети неблагодарные? — устало, с отчаянием, обратилась она к мужу, тупо уставившегося в телевизор и поглощавшего сухарики с пивом.

Муж традиционно проигнорировал жену, набирая в тщедушную ладонь горсть сухарей с чесноком.

— Мы их кормим, одеваем, учим. Неужели мы не заслужили хоть капельку уважения? — Продолжила жаловаться жена, стратегически пододвигая к себе пачку с сухариками.

Муж удивленно отвлекся от телевизора, обнаружив на месте сухариков пустоту, и уставился на жену.

— Ну че ты? — спросил он женщину, которую когда-то, очень давно, переносил на руках через порог ЗАГСа.

— В кого дети такие у нас пошли, спрашиваю!

— Да в тещу, в кого еще. Та еще вобла в очках была.

— Ну ты на мою мать не гони, — возмутилась жена, — Ты свою-то вспомни. До сих пор пьет, как сапожник.

— Пьет, да мозги не ебет, — пожал плечами Петя, — А твоя все время тебя в книжки тыкала носом, мол, учись, человеком будешь! Ишь ты, профессорша хренова. Умная слишком была, всех мужиков распугала, так и прожила одна, не чета тебе.

Видимо, вспомнив свой негативный опыт общения со своей матерью, женщина сжала плечи и вернулась к котлетам, хмурясь и сопя.

— И чем я не человек, да, Петь, верно? — Пробубнила она.

— Верно, Валь. Когда ужин будет готов? Жрать хочу, не могу.

— Да вот картоху еще надо почистить и потолочь, через минут 40. Сейчас эту лодырь начитанную позову...

Мать семейства встала, поправила васильковый халат, и пошла ругаться в комнату к дочери. Картошка сама себя не почистит!