Поезд

Тудух-тудух по по рельсам поезд мчится,

Проносятся вокзалы, города.

И, может что-нибудь со мной случится,

Что буду вспоминать я иногда...


Эд кивнул и начал настукивать шариковой ручкой ритм по клетчатой тетрадке. Тудух-тудух.


И я сойду на станции пораньше,

Не став заканчивать в конечной точке путь.

Я никогда не сделал бы так раньше,

Но час пришёл всё бросить и рискнуть.


«Неплохо вышло,» — подумал мужчина, — «Хороший стих». Эдуард почесал всё той же ручкой затылок и уперся лбом в окно. Мимо глаз пролетали размазанные деревья, рельсы то сходились, то расходились, провода на столбах плавно бегали то вверх, то вниз. Завораживающее зрелище!


— Извините, мужчина, вы что-то уронили, — послышался тихий женский голос.

Эд отвернулся от окна и посмотрел на пол. Там лежала его шляпа. Он поднял ее и похлопал, размашисто выбивая пыль и соринки.

— Благодарю, — сухо ответил мужчина, и, даже не взглянув на женщину, вернулся к созерцанию вида за окном.


Тудух-тудух.


Взяв шляпу и портфель с вещами,

Направился встречать чужой перрон.

И люди, что досель молчали,

Шептались вслед: «Ах, до чего же в шляпе он смешон!».


«Ерунда какая!» — Эдуард с раздражением зачеркнул ручкой написанное, чуть не прорезав лист тетради. Он откинул её и, закинув голову и вытянув ноги, размяк на сиденье.

Идея не шла. Чёртова женщина с этой чёртовой шляпой! А ведь как хорошо ложился слог!


Эд посмотрел на женщину, что сидела в противоположном ряду. Она заметила его взгляд и, робко улыбнувшись, отвела глаза. Мужчина еще раз попробовал собрать рифму и опять ничего не вышло. «Вдохновение ушло!» — ворчливо проговорил он про себя.


Женщина снова смотрела на него, но как только он обращал на неё внимание, она снова отводила взгляд. Эдуард встал и пошёл к ней.

— Позвольте присесть, — сказал он. В его тоне звучал не вопрос, а намерение. Такое, которое не терпит отказа.

— Садитесь, по-пожалуста, — пролепетала она, прижимая к себе потёртый саквояж.

— Как вас зовут?

— А... Анна.

Эдуард на мгновение задумался и ответил:

— А меня — Лев. Лев Константинович.

— Ох, какое чудесное и ре-редкое имя... Как у писателя.

— Ну, вообще-то я недалеко ушёл от этой стези. Но моя стихия — поэзия! — напыщенно произнёс он.

Женщина приложила руку к сердцу и немного наклонилась в сторону Эдуарда.

— Ах, знаете, а я очень люблю стихи! Не окажете ли мне любезность?..

— Хотите послушать?

Женщина кивнула.

— Кхм, — мужчина прочистил горло, — Вот, их из последних. Возможно, вы уже читали его в журнале «Alouette*».

— Не доводилось, и-извините...

— Называется «Обрыв».


Женщина замолчала. Мужчина начал:


Уста твои уже не молвят: «Здравствуй»,

В очах твоих уж не горит огонь,

Стоишь в лучах ты, девою прекрасной,

Но взгляд твой говорит: «Уйди! Не тронь!»


За что тобой дано мне наказанье?

Зачем травила ядами любви?

К тебе пришёл, как агнец, на закланье.

А ты лишь сухо молвила: «Уйди».


И вот стою я на краю обрыва,

Сжимая твой платок в своих руках.

В плену у малодушного порыва

Уйду туда, где мне не ведан страх.


Минуту висела тишина. Женщина всхлипнула:

— Уж очень грустные стихи вы пишете!..

— В жизни многих людей не хватает драмы, знаете ли. Душа просит чувств! — взмахнул руками поэт.

— Я, стоит признаться, больше про природу люблю. Ну, знаете, такие:

Сквозь волнистые туманы

Пробирается луна...


— На печальные поляны

Льет печально свет она, — продолжил «Лев», — Знаете, Пушкин тоже здесь не особо весел.

— Но не так... как это говорится... фа-фатально.

— Ваше право, Анна, ваше право.

«Слово-то какое! И где услышала?»

Эдуард очень чутко реагировал на чужую критику. Он собрался встать и уйти, как Анна задала вопрос:

— Я когда на вас смотрела, то заметила, что вы что-то писали. Новый стих?

Эд кивнул.

— Грустный?

— Не очень.

— Прочтёте?

Мужчина обречённо вздохнул. Он все-таки поднялся с сиденья и подошёл к своему месту со столиком. Взял тетрадь в руки и вернулся к женщине.


Тудух-тудух по по рельсам поезд мчится,

Проносятся вокзалы, города.

И, может что-нибудь со мной случится,

Что буду вспоминать я иногда...


И я сойду на станции пораньше,

Не став заканчивать в конечной точке путь.

Я никогда не сделал бы так раньше,

Но час пришёл всё бросить и рискнуть.


— А дальше я еще не придумал, — пожал плечами Эд.

— Очень смелый стих! Может быть, ваш герой встретит свою любовь в пути?

Мужчина изумленно посмотрел на Анну. Она, в свою очередь, покраснела и замахала руками:

— Нет-нет, Лев, не подумайте ничего такого! Просто, мне кажется, что дорога — это так романтично!

— Понимаете, Анна, у меня редакционное задание: я должен путешествовать по стране и писать об этом стихи. Понимаете? Географическая поэзия! Мой герой не может встретить любовь в дороге! Это — абсурд, знаете ли.

— Понимаю, извините...

— Ох, ну что вы, право... Я не хотел вам нагрубить...

— Я... Все в порядке, Лев. У вас действительно очень интересное и важное задание! Я... я даже вам завидую. Дорога — это так романтично...


Эд едва содержался, чтобы не скривить лицо. «Какой вздор!» — подумал он.


Поезд начал замедляться, по вагону суетливо бегали люди.

Остановка. Скрежет. Шипение. Люди поспешили к выходу.

Анна тихо попрощалась, и, словно мышка, пробежала сквозь толпу, двумя руками удерживая свой саквояж.


Эдуард сидел на своем месте и безразлично смотрел на клетчатый лист бумаги.


И не было никакого «Alouette», редакционного задания, Льва Константиновича тоже не было никакого... И стихи его никогда не публиковались. И Анна это отлично знала.


Эдуард потер затылок ручкой. Какой фарс! «Ну что вы, право!», как в романах 19-го века! И женщина эта... актриса что ли какая попалась? Идет себе небось такая со своим дурацким саквояжем и смеется.

Мужчина достал из кармана мобильный телефон. Сверил время прибытия. Еще 40 минут в пути. 40 минут и недописанный стих.


Ручка снова прикоснулась к клетчатой бумаге.


Тудух-тудух по по рельсам поезд мчится,

Проносятся вокзалы, города.

И, может что-нибудь со мной случится,

Что буду вспоминать я иногда...


И я сойду на станции пораньше,

Не став заканчивать в конечной точке путь.

Я никогда не сделал бы так раньше,

Но час пришёл всё бросить и рискнуть.


Ворвусь в толпу, ведь я бегу за нею,

Воровкой дерзкой сердца моего,

Быть может, я ее сумею

Найти по стуку сердца одного...


__________

* фр. — Жаворонок