Первая часть

Вторая часть

Третья часть

Четвертая часть

Пятая часть

Войска Бастиона наступали медленно и спокойно. Под безоблачным лазурным небом стройными рядами покачивались древки копий, блестели наконечники. Шеренги синекожих послушников, облаченных в латы, со щитами и копьями в руках, протянулись от северных холмов до ущелья на юге. Холмы заняли преторы — застыли неподвижными стражами, сверкая броней.

— Они прикрыли фланг, — отметил Рукар, когда войска восставших занимали позиции напротив врага. — Хочу туда.

— Уверен? — спросил Ран.

Получив утвердительный ответ, он выделил орку усиленный отряд из самых опытных бойцов.

— Нам нужны эти холмы, — сказал Ран.

— А то! — отозвался Рукар.

Он и сам это прекрасно знал, поэтому спешно умчался на левый фланг, где выстраивались его роты. Справа, со стороны ущелья, командовал Рос. Рану достался центр. Хака тоже желала влезть в самую гущу, но ее уговорили остаться в Обители. Чтобы она не передумала, Ран оставил с ней Ипу. А вот Бойко сам вызвался возглавить три тысячи, которым предстояло задержать наступление с севера.

— Три тысячи против восьми? — уточнил Бойко, опираясь на боевой топор, перед тем, как уйти.

— Да, скверное дело, — согласился Ран. — Справишься?

— Конечно! Раз плюнуть.

И Бойко сплюнул. А потом повел свой отряд на север. По пути он пересекся с Рукаром и неожиданно для самого себя пожелал тому удачи.

— Прихвати ее с собой, коротышка, — посоветовал бывший орк.

Тогда Бойко обматерил Рукара, и тот расхохотался.

Над рядами послушников изредка белели крылья кирий.

— Следят и командуют, — пробормотал распорядитель недалеко от Рана.

Их пернатая кучка находилась при нем, чтобы передавать приказы — так полагалось главнокомандующему. Ран пытался протестовать, но Ипа была непреклонна, и в конце концов Ран согласился. Если Хака произносила пламенные речи и разжигала огонь восстания в сердцах, то от Рана все почему-то ждали решений и дел на поле боя. Он до сих пор не разобрался, почему. Возможно, потому что пока у него получалось все делать правильно.

Рос суетился на правом фланге. Он никогда не бывал в настоящих сражениях. Разумеется, как тролль, он умел драться и ему не в новинку было проломить кому-нибудь череп, но вот настоящая битва... Не считая тех схваток, что случились в Бастионе с начала восстания, он никогда не бывал на поле боя. А тут сразу столько тысяч готовы поубивать друг друга. И он среди них и даже командует частью.

Он нервничал. И злился на себя и на Рана. За то, что тот не послушал. За то, что сам Рос не решился уйти, когда еще была возможность. Теперь никуда не денешься: либо побеждать со всеми и решать, что делать дальше, либо погибнуть заодно с теми, с кем совершал побег. Одному теперь ничего не добиться, а улизнуть можно будет только после боя. Если останешься в живых.

Рос командовал, приказывал, кричал на офицеров, которые орали следом на рядовых. Все нервничали и ожидали худшего. Речь Хаки всех, конечно, воодушевила, но сейчас на них надвигались стройные блестящие ряды врагов, и воодушевление заметно поубавилось, а страх перед смертью, наоборот, усилился.

Рос отобрал себе тех, с кем уже имел дело, но все равно на его фланге хватало новичков, которые еще не сражались. Рукар с капитанами ежедневно муштровали бойцов, чтобы когда такой день придет, восставшие могли выглядеть как организованное войско, но все же до профессиональной армии им было еще далеко. Правда, Ран сказал, что кирии считали так же, поэтому прислали в основном послушников, которые не сильно отличались от мятежных узников, претендентов и распорядителей.

— Такое себе утешение, — ответил на это Рос.

— Какое есть, — честно сказал Ран.

Силы сторон сближались. С верхней галереи Хака видела, как офицеры восставших призывают бойцов сохранять равнение, но даже невооруженным глазом было видно, что войска Бастиона держат строй увереннее и с дисциплиной у них все гораздо лучше. Восставших было больше, но преторы в рядах послушников и на холмах слева могли свести на нет это преимущество.

Восставшие остановились. Две первые шеренги выдвинулись вперед и вскинули самодельные луки и арбалеты. Хака тут же отметила про себя, что у послушников и преторов нет оружия дальнего боя. В Бастионе вообще не водилось ничего стреляющего и метающего снаряды. Это сразу подметили Бойко и Ран, поэтому пока восставшие сидели в Обители Героев, перешедшие на их сторону распорядители-оружейники во главе с мастером Репой круглые сутки посменно ковали, сушили, вытягивали и выплавляли.

Теперь результат работы мастеров выпустил во врага сотни стрел и арбалетных болтов. Даже здесь, в Обители, Хака с Ипой услышали, как те со звоном, стуком и скрежетом накрыли воинов Бастиона. Многие успели укрыться щитами, но следом тут же ударил новый залп, а затем еще один, и еще один. Не давая противнику перевести дух, вперед выскочили бойцы третьей шеренги восставших, вооруженные пращами. Пращи тоже были самодельными — Рос назвал их "позорными обрезками", — но собранные заранее камни и отлитые мастерами пули оказались для войск кирий очередным сюрпризом. Хака уже видела прорехи в до того незыблемом боевом порядке.

Замелькали белые крылья — кирии понеслись вдоль рядов, высматривая бреши в строю. Ипа радостно вскрикнула, когда один из крылатых командиров внезапно рухнул — пуля из пращи ударила его в висок, брызнув на белоснежные перья красным.

Еще несколько залпов, и боевые шеренги восставших снова двинулись вперед, ощетинившись копьями, пиками и вилами — в ход пошло все, что смогли найти или успели изготовить. Они шли быстрым шагом навстречу такому же лесу копий, в котором уже зияли просеки. Правда, к моменту, когда атакующие добрались до врага, кириям удалось заполнить прорехи, и строй послушников и преторов вновь сомкнулся.

Распорядители на галерее непроизвольно прикрыли уши — с таким грохотом сшиблись войска. Щиты ударили друг в друга, перекрыв на миг даже рев многотысячной толпы. Затем по сторонам разнеслись брань, крики и стоны. Наконечники копий нашли бреши в доспехах, блеск лат потускнел от крови и пыли. Звенела сталь, вопили раненые, орали офицеры, пытаясь перекрыть шум боя.

Ипа качала головой и что-то бормотала, не отрывая ладони от ушей.

Так можно было и оглохнуть.

Рос в первые мгновения ошалел от грохота и гама. Он видел сумасшедший взгляд капитана слева от себя и панику в глазах послушников прямо перед его отрядами. Они тоже боялись. Воины Бастиона страшились битвы и смерти так же, как и мятежники, с которыми им предстояло разделаться! Наверное, это придало сил восставшим — их натиск оказался таким, что первые шеренги Бастиона попятились, оставляя убитых и раненых.

Бойцы Роса переступали через тела. Некоторые из раненых находили в себе смелость и силы вонзить меч или кинжал в ногу проходившего мимо врага. Вскрик, ругань, новый раненый падал в траву, а виновного тут же кололи несколько клинков, и он умирал рядом со своей жертвой. Когда задние шеренги добрались до места первого столкновения, их сандалии уже хлюпали в крови.

Послушники отбивались. Чем больше они прогибались под напором противника, тем отчаяннее становилось их сопротивление. Крики и стоны слились в один непрерывный многоголосый рев. У Роса болели уши, в голове невидимые барабанщики били в невидимые барабаны. Глаза слезились от пыли, от запаха пота и крови. Он кричал вместе со всеми и кричал наперекор всем, отдавая команды. При нем всегда были распорядители на случай срочных донесений в центр, личная охрана генерала и офицеры, которым предстояло сменять погибших капитанов и лейтенантов.

Часть из них уже растворилась в строю, приняв командование. Один из капитанов совсем рядом с Росом погиб, пронзенный копьем — его метнул командир-кирия, промчавшийся над схваткой. Рос схватил лук, послал ему вслед несколько стрел и, кажется, попал.

Движение войск замедлилось, а потом и вовсе замерло. Шеренги Бастиона остановились. Первые ряды, обескровленные и отступающие, уперлись в дальние, которых подгоняли кирии. Восставшие давили, но поколебать вражеский строй больше не могли. Их натиск ослаб. Щиты продолжали скрежетать и биться друг о друга умбонами. Копья, пики, вилы, мечи и кинжалы кололи, сталкивались со звоном, рассекали и пронзали плоть, вонзались в кости. Пыль, смешанная с потом, оседала влажными клочьями на лицах и латах, кровь чавкала под ногами, подошвы скользили по телам мертвецов. Внизу кричали и просили пощады раненые, которых нещадно топтали.

— Вперед! — орали капитаны. — Жми, парни!

— Стоять! — неслись с другой стороны команды офицеров-кирий.

И восставшие продолжали жать, а отряды Бастиона продолжали стоять — в пыли, крови, воплях и ругани.

Фронт сражения остановился.

— Остановились! — воскликнула Хака. — Они остановились! Смотри! — Она указала подруге на линию сражающихся далеко внизу. — Справа мы больше не наступаем. И по центру тоже.

— Зато далеко продвинулись. Гляди, как мечутся кирии!

Обеим совам приходилось говорить громко, чтобы услышать друг друга — битва, гремевшая на равнине, заполняла собой все вокруг, ее грохот и гул, и крики, и звон висели в воздухе непрерывно. Казалось, что даже вековые камни Обители Героев вибрируют от этого шума.

— Сколько жертв, — тихо сказала Ипа, и подруга ее не услышала.

На окровавленной вытоптанной траве позади сражающихся осталось множество тел. Большинство из них лежало неподвижно, но некоторые шевелились. Конечно, стонов раненых на галерее не было слышно, но зрелище и без того ужасало.

— Неужели? — воскликнула Хака. — И левый фланг тоже?!

На левом фланге были холмы, которые занимали преторы Бастиона. Их тела и детали вперемешку с погибшими восставшими усеивали западный склон. Никаких раненых — только мертвецы.

Рукар сплюнул вязкую густую слюну. Он уже трижды лично водил людей в атаку, но преторы, поредевшие и помятые, продолжали удерживать позиции. Рукар не смог бы сейчас сказать, сколько бойцов осталось у него в ротах и на сколько еще у них хватит сил. Казалось, что бой за холмы на левом фланге идет сам по себе, и что нет никакого общего сражения, и что весь мир состоит только из этих чертовых холмов, которые защищают клятые механизмы.

Рукар слышал тяжелое дыхание и отрывистую брань соратников за спиной, видел поблекшую от пыли броню преторов наверху и голубое небо, распавшееся на два слоя — мутный от пыли нижний и ясный верхний. Ноздри, уставшие от пота и крови, уже не различали других запахов.

— Ладно, парни! — рявкнул Рукар. — Нам нужны эти гребаные холмы. И мы их получим. Всего-то надо разбить оставшиеся железяки.

Он покрепче сжал рукоять меча. Копье переломилось раньше, шлем с него сбили, правый наплечник пробили острием, и Рукару пришлось избавиться от ненужной части лат. Он поднял щит и скомандовал очередную атаку. С обеих сторон генерала обступили уставшие, но непреклонные воины. Он не зря отобрал самых опытных — сейчас их стойкость могла решить исход дела.

Сомкнулись щиты, строй ощетинился наконечниками и клинками. Восставшие двинулись вверх по склону. Опять вверх по чертову склону, который над слоем земли и травы покрылся еще одним — из трупов и металла.

Преторы выставили копья и приняли удар молча. Воины Рукара хрипло закричали — голоса уже были сорваны. Звонко, хлестко сыграл свою партию металл. Застонала беззвучно живая израненная плоть. Загудела мелкой дрожью питаемая анимой броня.

Преторы вновь отбросили нападавших, но разорвали свой строй, и Рукар закричал так громко, насколько еще позволяли измученные легкие:

— Вперед!!! За мной!!!

На необъяснимом для механизмов адреналине восставшие ринулись в последнюю отчаянную атаку. Они бросились в разрывы между шеренгами преторов, накинулись по трое — по четверо на одного и наконец продавили строй защитников. Ряды преторов расстроились окончательно, шеренги сломались.

— Вперед! — хрипел Рукар.

Ему вторили несколько оставшихся в живых лейтенантов — все остальные офицеры погибли.

— Смерть машинам! — гудела толпа восставших, сминая остатки защитников.

Крики смешались с лязгом стали, скрежетом ломаемых машин, звоном разлетающихся деталей, стонами раненых, влажным стуком пробитых голов.

Рядом с Рукаром пронесся наконечник вражеского копья, срезав ухо бойцу, который не успел уклониться. В щит Рукара ударили так, словно его боднул мамонт. Над головой, из-за спины, просвистел камень, пущенный кем-то из своих. Претор перед Рукаром остался без части головы и замешкался. Рукар прыгнул на него и со всей силы ударил щитом, выбивая из равновесия, а затем вонзил меч в разрез, который машина получила в предыдущей схватке. Где-то там, под слоем брони, был сердечник, напитанный анимой.

Справа упал обезглавленный лейтенант. Фонтан крови обдал и Рукара, и его противника. Но Рукар продолжал давить щитом и вонзать клинок все глубже, пока претор не замер и не рухнул на землю. Сверху тут же обрушился удар, и Рукар едва успел прикрыться щитом. Его прибило к телу только что поверженного претора. Он ощутил, что превращается в жабу, разложенную на рабочем столе ученого-гнома.

Звон, рев, осколки металла застучали по щиту. Рукару помогли подняться руки товарищей. Атаковавший его механизм потерял треть деталей, а погасший сердечник катился вниз по склону холма.

Грязные, изможденные, покрытые с головы до ног запекшейся кровью восставшие превращали в хлам остатки преторов, защищавших правый фланг войск Бастиона.

Парившие над полем боя кирии глядели на это с ужасом.

Отряд Бойко успел занять выгодную позицию — в небольшом ущелье к северу от Обители. На склонах с обеих сторон генерал разместил по паре рот. Основные силы перекрыли ущелье.

— Глубже стройся! — кричал Бойко. — Больше шеренг!

Впереди выстроились стрелки и пращники, за ними — все, кто вооружен для ближнего боя. Капитаны и лейтенанты покрикивали, выравнивая строй, когда в ущелье появились войска Бастиона.

Послушникам не было видно конца. Плотный строй щитов и копий надвинулся на отряд Бойко. Пыль сероватой дымкой поднялась над головами, осела на шлемах, плечах, руках. Она заскрипела на зубах. От нее зачесалось тело под латами, а ворот нагрудника стал натирать шею через ткань туники.

— Давайте, парни! — подбодрил своих Бойко. — Мы здесь и теперь им нужно постараться, чтобы выпнуть нас отсюда!

— Скорее, нам нужно постараться, чтобы нас не выпнули, — пробормотал какой-то капитан.

Генерал услыхал это и добавил:

— Вот именно!

А потом в воздухе засвистели стрелы, камни и пули из пращей, которые выпустили во врага передние ряды застрельщиков, и тишины в ущелье не стало.

Ран буквально отбился от сов, которые пытались его удержать. Маленькие пернатые руки-крылья хватали его, цеплялись за край туники и даже за латы, но он вывернулся и рявкнул что-то вроде: "Отставить! Это приказ!" и устремился туда, куда главнокомандующие устремляться не должны.

— За мной, друзья!

Его голос был крепче и громче, чем ему самому казалось. Он пронесся над головами, и капитаны, лейтенанты, рядовые бойцы — все, кто стоял ближе, кто не сражался прямо сейчас и мог — оглянулись на командира. А Ран шел через ряды туда, где уже замерла и не двигалась линия боя, очерченная насыпью трупов, по обе стороны которой стояли намертво две живые стены — бывших претендентов и нынешних послушников. Ряды расступались, в глазах бойцов загорались искры надежды. А за Раном следовала кучка распорядителей из тех, кто не отстал и не затерялся среди воинства. Претенденты-восставшие глядели на них с удивлением и восхищением.

— Смелые пернатые малыши, — сказал кто-то.

Услыхавший это распорядитель гордо вскинул клюв.

— За мной! — снова призвал Ран.

В его руке блестел меч, который он еще не пускал в ход. Его щит был украшен особым узором — защитным, если слова мастера Репы были правдой, — и, запыленный меньше остальных, он тоже сверкал. Могло показаться, что весь Ран сияет. Именно так и написали бы потом в летописях, если бы кто-нибудь потом написал летопись их восстания.

— В атаку! За мной, братья!

Ран достиг первых рядов и, как только перед ним возник противник, бросился на вражеские копья.

Завопили от ужаса и ярости воины и офицеры, которые находились рядом и видели это. Они ринулись вперед, не раздумывая и не задаваясь вопросами типа: "Почему?" Потому что Ран — командующий всеми войсками восставших, второй по важности предводитель восстания после Хаки — в решающий момент, когда судьба всего сражения повисла на волоске, взялся за оружие, прошел через все шеренги собственных бойцов, призвал их в атаку и лично бросился на врага. А бойцы бросились следом. Потому что так было нужно, потому что по-другому было нельзя и потому что бывает, что иначе никак.

Ему пробили нагрудник, рассекли скулу, чуть не выбили глаз и сбили с головы шлем. Четверо бойцов, бросившиеся на защиту командира, погибли почти мгновенно. Распорядителей, прорвавшихся вместе с Раном в гущу боя, подняли на копья.

Но Ран был жив. Он яростно кричал, вопил, рубил и колол, словно вновь стал тем лесным троллем, чья кровь когда-то текла в его венах. С первого дня в Бастионе ему даже в голову не приходило, что в новом теле он способен так драться.

В дюжине шагов справа приземлился офицер-кирия. Крылья, как камень в воде, развели вокруг невидимое кольцо воздуха, раскидав по сторонам пару десятков послушников и восставших. В глазах кирии горела ненависть, смешанная со страхом и непониманием. Глаза словно вопрошали: "Кто ты такой и что ты себе позволяешь в моем Бастионе?!"

— Ты... — выдохнул крылатый воин, и тихая ярость в его голосе прозвучала громче всех криков вокруг.

Ран вскинул щит и нацелил на врага острие меча. Рядом с ним тут же возникло несколько восставших — с поднятыми щитами они постарались закрыть своего командира. Краем глаза Ран видел, что его атака принесла плоды, и строй послушников нарушен, а восставшие продолжают давить и заполнять брешь. Они вновь наступали и теснили армию Бастиона. Падали от ран и усталости, но теснили, влекомые вперед отчаянной храбростью Рана.

Кирия широким взмахом копья смел бойцов, которые закрывали главнокомандующего. Широкий наконечник, превратившись в смазанный полумесяц, выбил искры о щиты и доспехи, ударил звоном по ушам и повалил воинов на землю — оглушенных, раненных и покалеченных.

Ран прыгнул.

Он выбрал момент, когда кирия завершал движение и не мог отразить атаку. Меч Рана должен был полоснуть противника по открытому горлу, а щитом Ран собирался сбить того с ног, чтобы успеть нанести еще один удар.

Кирия отразил атаку. Как, Ран не смог разгадать до самой смерти. Он только успел уже в воздухе переместить щит на несколько дюймов в сторону, чтобы не оказаться нанизанным на острие копья. Поэтому после гулкого удара он рухнул в кучу тел, чуть не распоров лицо о брошенную среди трупов секиру.

Кирия навис над ним и занес копье. Нужно было поднять щит, но вся левая рука Рана еще вибрировала вместо со щитом после удара врага. Возможно, она была сломана, или вывернута, или будет теперь трястись до конца жизни. То есть — недолго.

— Хватай! — завопил кто-то.

На кирию набросились распорядители — те, что отстали от Рана, но теперь смогли прорваться к нему, выполняя приказ Ипы. Пернатые храбрецы накинулись на крылатого врага сразу со всех сторон, ухватились за латы, одежду, древко копья, даже за крылья. Они цеплялись изо всех сил, держали и тянули, пытаясь повалить кирию на землю. Он отбивался, вертелся, старался вырваться, но их было много.

Ран выронил меч и здоровой рукой с трудом и руганью стащил с левого предплечья щит. Тот был погнут так, будто в него попала ракета гоблинов — из тех, что взрываются один раз из десяти, но весят чертовски много. Руку он окинул быстрым взглядом и больше смотреть на нее не хотел.

Копье кирии засвистело в воздухе. Послышались вскрики, в Рана полетели перья и кровь. Он увидел, как сов одну за другой настигает наконечник копья. Вот распорядитель упал с рассеченным горлом. Вот другому пробили голову, так что уши сошлись посреди темени. Вот кирия сбросил наземь сразу двоих.

Ран нащупал рукоять секиры, вцепился в нее и оперся обухом о нагрудник мертвеца, чтобы подняться на ноги.

Кирия раздавил сброшенных сов ногами. Сандалии и поножи забрызгало красным. Потом он свободной рукой стащил с себя последнего распорядителя и сжал его горло. Кажется, Ран слышал хруст костей, когда поднимался. Его взгляд встретился со взглядом кирии. Глаза противника светились торжеством и превосходством победителя. В них читалось: "Ты, жалкий червь, не достоин того, чтобы сразить настоящего воина Бастиона!"

Затем кирия оттолкнулся ногами и взмыл в воздух, чтобы завершить дело эффектной атакой.

Когда-то Ран был охотником. Он знал, как справиться с хищной птицей. А кирии были крупнее птиц.

Ран метнул секиру.

Продолжение следует...

Первая часть

Вторая часть

Третья часть

Четвертая часть

Они собрались за круглым столом в атриуме. За их спинами в узких высоких проемах сияло лазурное небо. У колонн из плоских чаш на длинных ножках дымили благовония, а легкий ветер смешивал ароматы масел со свежестью цветов, которые усеяли ближайшее плато. У всех выходов дежурили безмолвные стражи-преторы. Во всех коридорах стояла звенящая тишина — не звучали шаги и не велись разговоры — никто не смел мешать Совету Идеалов.

Десницы остались управлять храмами, и за столом сидели только они впятером. Их синие лица ничего не выражали, руки покоились на украшенной золотом столешнице, рядом лежали шлемы, диадемы и венки, с которыми Идеалы расстались, указывая на неформальность встречи.

Все пятеро сидели неподвижно, словно статуи. Белоснежные крылья были сложены за спинами. Белоснежные туники подчеркивали синеву кожи и блеск нагрудников. Глаза холодно горели белоснежным огнем. Их помыслы были чисты как первый снег, ведь иначе и быть не могло у Идеалов Бастиона.

— Зараза расползлась, — невозмутимо произнесла Девия, Идеал Верности.

— Этого следовало ожидать, — заметил Тений, Идеал Мудрости.

— Брось! — Идеал Отваги, Ксандрия, первой проявила эмоции. — Никто такого не ожидал, и ты прекрасно это знаешь.

Тений это прекрасно знал. Поэтому он не ответил.

— Что нам известно наверняка? — спросила Девия. — Ксандрия, твои воины сражались с бунтовщиками?

— Да.

— И мои тоже, — добавил Костас, Идеал Смирения.

— И мои, — сказала Весифона, Идеал Чистоты.

— И все они проиграли, — заметил Тений.

На этот раз промолчала Ксандрия.

— Обитель Героев захвачена. — Идеал Верности ждала комментариев.

— И они отбили две наши атаки, — сказала Ксандрия. — И перебили преторов, которых послал Костас.

Идеал Смирения кивнул, подтверждая, что атака его механизмов не увенчалась успехом.

— Их и впрямь несколько тысяч? — спросил Тений.

— Весифона? — Ксандрия взглянула на Идеал Чистоты. — Кажется, разведка твоих послушников была последней?

— Да, — подтвердила Весифона. — Бунтовщики прячутся, используют леса вокруг Обители. Они растянули тенты, строят шалаши и ставят палатки. Сложно сказать наверняка, но судя по всему их много сотен.

— И к ним идут еще, — прибавил Костас.

— Восстания — это так заразительно. — Идеал Верности покачала головой.

— Бунтовщики контролируют все врата в Обитель, — продолжала Весифона. — Перекрыты дороги, ведущие к Горнилу и Преддверию.

Идеал Мудрости воспользовался паузой:

— Их шпионы могут быть где угодно. С ними ведь распорядители?

Идеал Чистоты утвердительно склонил голову, и Тений заметил:

— Значит, распорядители теперь — неблагонадежные. Но отказаться от них мы не можем.

— Не можем. — Девия сплела пальцы. — Думаю, им следует кое о чем напомнить.

— Чтобы правильно мотивировать? — Весифона улыбнулась.

Все непроизвольно переглянулись. Когда Девия ответила, ее голос был по-прежнему лишен эмоций, но от него в атриум словно ворвалась зимняя вьюга.

— Чтобы помочь им принять правильное решение, — сказала Идеал Верности.

Совет некоторое время молчал. Затем Тений произнес:

— Я этим займусь.

— И нужно отбить Обитель, — добавила Девия.

— Этим займемся мы, — отозвались Ксандрия и Весифона.

Костас поддержал их.

— Думаю, лучше использовать послушников и претендентов, — предложил он. — Не стоит рисковать машинами и Перерожденными без нужды. Итак многих потеряли.

Идеалы согласились с тем, что посылать в бой крылатых кирий — непозволительная роскошь.

— И последнее, — сказала Девия. — Полагаю, мы все сходимся во мнении, что эта… опухоль будет удалена без ведома Полемарха?

Все пятеро действительно сходились в таком мнении.

*  *  *

Тревожные видения прекратились. С тех пор, как они вырвались из Каверны и гротов Горнила, кошмары забылись и темные сущности больше не появлялись.

— Все это было подстроено, — сказал Рос. — Здесь все создано так, чтобы мы забыли, кто мы есть. Чтобы все мы стали безвольными, пустыми…

— Слугами, — добавила Хака.

Ран промолчал. Он смотрел вниз, на сиреневые кроны леса, который перевалился через высокий холм в той стороне, где тянулась дорога на север. В Бастионе не было сторон света, но для удобства они отметили эту сторону на карте как север. Оттуда должны были прийти подкрепления врага. Там располагалась мастерская боевых машин Бастиона. Оттуда к Обители Героев стекались добровольцы-распорядители, прослышав об успехах восстания. Эти же новые добровольцы принесли с собой и новое слово для борьбы, которую вели Хака, Ран и их товарищи — революция.

— Мы верим в новый мир, — говорили вновь прибывшие. — Верим в то, что старый порядок будет разрушен. Мы хотим помочь.

Хака благодарила их за то, что отозвались на призыв и за помощь в “нашем деле”. А они вливались в ряды восставших и заражали их революционным огнем. Все чаще капитаны и рядовые бойцы говорили о новом порядке, об отмене рабского труда, о новом справедливом суде и собственной власти — власти простого люда, который лишили свободы выбора, прошлого и собственной индивидуальности.

Росу это не слишком нравилось. Он ценил ажиотаж, потому что тот приносил плоды, но участвовать в революции желанием не горел. Его целью оставалось Преддверие Вечности, откуда можно было вырваться из Бастиона.

— Мы слишком здесь задержались, — сказал он Рану, когда они оказались одни на пустой галерее. — Вся эта борьба, свобода и прочая чушь — все это не для меня, ты же знаешь. И не для тебя. Нужно валить отсюда, пока не поздно.

Ран согласился, но отметил, что сейчас они не могут захватить Преддверие — кирии собрали там настоящую армию, — а дробить силы было бы ошибкой.

— Наберись терпения, — сказал он товарищу.

— Тогда давай проберемся туда вдвоем, тайно. Мы же были охотниками, мы сможем прокрасться туда. — Рос схватил его за плечи и заглянул в глаза. — Только не говори, что тебя заботит их дело. Вся эта хрень не стоит того, чтобы… Слушай, если мы проиграем, то никого не пощадят.

— А если мы победим? — спросил Ран.

Рос засмеялся.

— Ты что, возомнил себя великим полководцем? Или ты уже стал борцом за свободу и равноправие? — Он покачал головой и разжал пальцы. — Ты охотник. Был им. Ты не командир и не… революционер, так, кажется. И это не твоя битва, — добавил он.

— А чья?

— Сов. Распорядителей. Хаки, Ипы. Но не твоя. Не моя. Не Рукара. — Рос плюнул в пропасть. — Выкинь из себя весь этот вздор, если он там внутри уже есть, ладно? Преддверие Вечности, Орибос и Арденвельд. Вот чего мы хотели. Вот как нам следует поступить.

С этими словами Рос ушел. А Ран проводил его задумчивым взглядом, после чего посмотрел в пропасть и тоже сплюнул в нее. Он пока не знал, что сказать товарищу, но был уверен в том, как следует поступить.

*  *  *

Он снова видел отца. Теперь он улыбался, хоть лица его по-прежнему нельзя было различить. Огрубевшие руки лежали на столешнице, глаза светились во мраке. И он улыбался. Ран не знал, откуда он это знает, ведь губ не было видно. Но откуда-то Ран знал. Отец улыбался, словно говорил: “Все так, как должно быть”.

Как только Ран собрался спросить его о том, как он и как мать, и как остальные, отец поднялся из-за стола и превратился в другого тролля. Из него торчали древки стрел, и Ран не помнил его имени. Он был уверен, что когда-то знал этого тролля, но никак не мог вспомнить имени.

— Ты поступил правильно, — сказал тролль без имени голосом отца. — Я горжусь тобой, мой мальчик.

— Ты умер? — спросил Ран.

— Как видишь.

— И где ты теперь?

— Не знаю.

— Ты… в Бастионе?

— Не знаю.

— Почему мы раньше не могли говорить?

Тролль пощупал пальцами древко стрелы, торчавшее у него из груди.

— Наверное, ты не был готов.

— А теперь я, выходит, готов?

— Выходит, что да.

Ран снова вгляделся в лицо тролля и снова не смог его рассмотреть.

— Я не помню твоего имени, — сказал он.

— Это ничего, — ответил тролль без имени голосом отца. — Главное, не забудь свое.

Ран хотел сказать, что он не забудет, хотел спросить, кто еще умер из тех, кого он знал, и где они сейчас. Но он не успел, потому что его разбудили.

— Кирии наступают, — сказал Рос, тряся его за плечо. — Целая куча. С севера и с востока.

Ран поморгал, поднялся с лежанки и вслед за товарищем вышел на площадь Обители Героев, где офицеры под бодрые крики Рукара приводили войско в боевую готовность.

— Выньте руки из задниц, вставьте на место ноги и шевелитесь! — орал бывший орк.

— Говорил ведь, что надо сваливать, — пробормотал Рос, вздохнул и присоединился к Рукару, отдавая приказы.

Ран подошел к ограждению, за которым простиралась пропасть. Вдалеке на восточных холмах уже сияли на солнце латы кирий или броня механизмов. Их и впрямь было много — таких атак враг еще не предпринимал. Если с севера идет столько же, то, возможно, уже сегодня восстание или, как теперь говорят, революция прекратится.

Ран огляделся вокруг, затем поднял взгляд вверх. Интересно, как ярко станут сиять эти желтые холмы, и синие цветы, и сиреневые кустарники, когда покроются кровью? Или, наоборот, поблекнут? А это вечно безоблачное голубое небо Бастиона когда-нибудь видело, как столько жителей Бастиона собираются, чтобы изменить цвет этих холмов, цветов и кустарников? Кто-нибудь когда-нибудь в Бастионе такое видел?

Ран отвернулся от ограждения и отыскал взглядом Хаку. Она произносила пламенную речь. Ипа с распорядителями из отряда разведчиков что-то рассказывала Рукару и Росу. От палатки для раненых уверенно пошатываясь шел Бойко. Он сжимал боевой топор здоровой рукой и отмахивался забинтованной культей ото всех попыток увести его обратно в лазарет.

Хака закончила свой призыв, и все почему-то посмотрели на Рана. А он вновь подумал о тролле без имени из прошлого. Все замерло, над Обителью повисла тишина. В окрестностях отдаленно шумели роты, которые перекрыли дороги, суетились дозорные, глухо звучали команды офицеров. Но на центральной площади Обители Героев все молчали и смотрели на Рана.

— Гал, — прошептал Ран и улыбнулся.

Продолжение следует...