В небольшом европейском городке, в котором мне посчастливилось побывать одной тёплой зимой на пересечении тысячелетий, царила праздничная атмосфера!

Я со своей семьёй жил тогда в небольшом уютном домике чуть поодаль от городского шума, но и не на окраине. В тот вечер мой сосед развешивал гирлянды на свой дом.

Да, это было на Рождество! Даже не знаю, почему мой дорогой сосед так поздно решил заняться оформлением своего жилища. В той местности, где мы находились на тот момент принято начинать все эти приготовления ещё в середине осени. И поэтому разноцветные лампочки, разнообразные ёлки и старики в красных костюмах заполонили улицы ещё с октября.

У нас - в России этот праздник намного скромнее и совсем в другой день, но, так как, но так как мы тогда находились на их территории, было принято решение собрать праздничный стол, обменяться поздравлениями и подарками и, что самое главное для меня — запустить пару фейерверков! Как только я — одиннадцатилетний хулиган, узнал о том, что праздник состоится и в нашем доме, я сам чуть не вспыхнул, как бикфордов шнур! Очень уж любил я, как говорится, «пострелять». Тогда это звучало очень мило и шкодливо и никак не относится к тому, что сейчас уже зрелый я одной рукой пишу этот текст, а другой нежно глажу рукоятку своего любимого кольта, который выиграл в карты у одного старого знакомого пару лет назад.

Был отличный вечер: мы, всей семьёй, смотрели весёлые рождественские передачи на малознакомом нам языке, ели классические русские салаты, которые мама нарезала накануне. Так же на столе была «картошка по-французски», несколько газированных напитков и небольшой ящик пива для отца. Кстати, если пива в Праге целые гипермаркеты, то водки всего лишь два-три наименования, что очень расстроило моего ностальгирующего папашу. Ну, по крайней мере так было тогда.

Часы пробили одиннадцать! Все уже наелись, подарили друг другу подарки и начали заметно скучать. Передачи уже тоже надоели, но дождаться двенадцати, чтобы запустить пару ракет, мы были обязаны! Не расстраивать же малолетнего сорванца!

Стрелки часов медленно тянулись к двенадцати. Моё сердце стало стучать чаще, в предвкушении салюта! Тогда мы не сразу заметили, что соседи уже давно притихли, пения под окнами тоже уже прекратились и вообще, стало как-то слишком тихо для праздника. Но мы тогда подумали, что дело в различном менталитете и поэтому вслух никто не сказал, и мы покорно ждали полуночи.

И вот, без пяти минут двенадцать! Наша полусонная семья натягивает куртки и ботинки, чтобы выйти на улицу. Тем временем, я, уже с нетерпением, стоял в коридоре с парой коробок самых разных огнеопасных игрушек, папиной зажигалкой, мамиными спичками, бенгальскими огнями сестры и дедушкиным обаянием. Но тут случилось то, чего я боялся больше всего: мы вышли на улицу - на абсолютно пустую улицу, которую освещали немногочисленные фонари и лампочки от домов соседей. Сосед напротив всё-таки не завершил облагораживание, и поэтому его дом светился только наполовину. Ещё никогда моя улыбка так медленно и прямолинейно не сползала с моего детского лица. Четыре фигуры, медленно застёгивали куртки, выдыхая пар в чужом городе, в чужой стране, на чужом празднике.

Отец закурил сигарету, сделал пару глубоких затяжек и в этот момент плотную тишину готического города разорвал смех русской семьи! Не помню, сколько мы простояли на улице, покраснев и плача от хохота, но домой все зашли далеко за полночь! Было очень забавно осознавать свою глупость и недалёкость. Только я немного грустил. И не мудрено! Такое разочарование!

Отец заметил мою печаль, положил сильную грубую руку мне на плечо и сказал, что через неделю, мы уж точно «похулиганим»! Но об этом уже совсем другая Моя История.

На часах было шесть семнадцать утра. Макс тяжело дышал лежа на спине и наконец-то чувствовал, как выпитый накануне коньяк стал медленно его отпускать. Этот молодой человек был самоуверенным модником, он носил фетровую шляпу с узкими полями и имел болезненную страсть к спиртному и женщинам. В окна гостиничного номера, где случилась эта грустная история, уже стали пробиваться первые лучи солнца и слышалось, пока еще редкое, пение просыпавшихся птиц. Ему чертовски хотелось пить, но сил встать и утолить жажду, он не имел. Ему было сложно даже пошевелиться. Каждое движение отзывалось болью во всем теле и звоном в ушах. ”Зря я все это затеял” – думал Макс, - “Не так уж она и хороша”. Не так давно он встретил в местном супермаркете молодую эффектную девушку и сразу же поставил себе цель – во что бы то ни стало добиться ее. Лена, так звали очередную цель Макса, имела третий размер груди и всегда носила лифчик на поролоне, что еще больше придавало ей шика. Накануне, когда они вновь встретились, лямка ее платья почему-то постоянно соскальзывала с хрупкого плеча и девушка кокетливо поправляла ее, лишний раз, привлекая внимание к изящным ключицам. Это было знаком для Макса, и он пошел в наступление. Он говорил красивые слова на французском, читал стихи на немецком и пил, как ирландец, делая акцент на коньяке и мартини. Сами того не заметив, они уже целовалась в фойе отеля, где Макс заблаговременно, как и обычно, снял номер на ночь. Теперь, когда уже наступило утро, он в очередной раз подумал, что надо соблазнять девушек не напиваясь самому, а Лена тихо сидела на краю кровати и смотрела в телефоне на неотвеченные вызовы от мамы, подружки, своего парня и одно от отца. Максим решил как-то разрядить атмосферу, как ему показалось, шуткой:

- Слушай, Лен, - начал он, - а может я этот, как его? Гомо-сексу-а-лист, а? – сказал он, все так же смотря в потолок.

- Нет, Макс, ты не гомосексуалист, - спокойно говорила девушка, натягивая колготки, - ты пьяница.

Николай был личностью творческой. Он любил напиваться вином и носил жёлто-зелёную жилетку в клетку. Жил он в небольшой двухкомнатной квартирке, в одной из комнат которой, он организовал себе мастерскую, где занимался своим любимым делом – гравировкой различных металлических изделий. Эта работа приносила ему больше радости, чем денег, но ему чрезвычайно нравилось своё увлечение. И вот, на тридцатом году своей жизни, которой он был и так очень доволен, Николай решил заиметь семью. Он познакомился с милой особой тридцати двух лет, на которой, спустя месяц свиданий и женился, а через некоторое время она родила ему двойню. Николай был идеологическим приверженцем своих порядков и не хотел переезжать в другую, более просторную квартиру, которую присмотрела его жена, потому что та квартира была совсем на другом конце города и так же, она была далеко от его любимого винно-водочного магазина. Его вообще немного раздражало, что кто-то посягает на его личное пространство, а тут ещё дети без умолку капризничают и жена постоянно что-то просит починить или сходить за чем-нибудь или ещё какую-нибудь глупость, отвлекающею его от искусства. Но жениться надо было, как-никак возраст, старость всё-таки скоро, а он один. Был один. Теперь же Николай терпеливо ждал, пока дети повзрослеют и сами смогут о себе, а то и о нём позаботиться.

В очередное утро, рано проснувшись и принявшись за создание нового шедевра, Николай никак не мог сосредоточиться - то штихель выронит, потому что стал пить больше вина от нервов и руки его теперь немного тряслись, то пуансон найти не может, потому что жена заимела привычку наводить порядок в его мастерской. Но он так же спокойно выходил за дверь в другую комнату раз или два за день, где его супруга занималась с малышами и спрашивал: “А что дети, ещё не выросли?”. И уходил обратно к себе, вздыхая и старея.