В баре было накурено так сильно, что просто невозможно было поверить в то, что это дело рук (а точнее, губ и легких) всего лишь одного человека. Старик с длинными седыми волосами в рубахе неопределенного цвета, сидевший у дальнего края стойки, при помощи окурка дешевой сигары, извергал из себя клубы сизого табачного дыма, уныло уставившись на свой стакан с остатками виски. Хозяин заведения, которого завсегдатаи за глаза называли Плешивым Хью, стоял за стойкой, рассматривая свое отражение в веренице не слишком чистых бокалов. Вышибала Мик дремал на стуле возле входа, надвинув шляпу на глаза. Дополняло картину ленивое треньканье пианино, в котором старик Джоплин с огромным трудом узнал бы свой «Кленовый Лист».
И вдруг дверь отворилась, пропуская внутрь молодого человека в коричневой шляпе с гитарным кофром и с выражением крайней усталости на лице. Присев за ближайший столик, он спросил виски. Плешивый Хью не спешил с обслуживанием, и несколько минут молодой человек терпеливо ждал, явно наслаждаясь отдыхом после долгого пешего перехода. Наконец, Хью брякнул стаканом о почерневшую исцарапанную крышку стола. Молодой человек сделал глоток и с интересом прислушался к звукам регтайма, слегка поморщившись на расстроенный си-бемоль. Стакан быстро опустел, но владелец коричневой шляпы не делал повторного заказа. Плешивый Хью не любил, когда в его баре люди вели себя как в зале ожидания.
- Эй, приятель, закажешь что-нибудь еще, или желаешь расплатиться?, - прохрипел он из-за стойки.
- Простите, у меня нет сейчас денег. Может, я немного поиграю в уплату за выпивку?, - слегка смущенно отозвался молодой человек .
- Возможно, ты не в курсе, но в нашем городе принято платить звонкой монетой, - в голосе Хью стало заметно раздражение, на которое тотчас отреагировал вышибала, приподняв шляпу и почесав левой рукой внушительных размеров правый кулак.
- Бьюсь об заклад, что парень через минуту будет собирать свое барахло на тротуаре, - оживился старик у дальнего конца стойки.
- Оставь его, Хью, - раздался вдруг сильный голос девушки из-за пианино, - Пусть сыграет, очень уж скучно…
Хозяин недовольно повел небритым подбородком, но не стал перечить, явно желая угодить пианистке, которую он долго и безуспешно пытался склеить, всякий раз получая порцию презрительного смеха в ответ на свои попытки ухаживания.
- Ладно, валяй, надеюсь твое бренчание не распугает моих клиентов,- пошел на попятную Хью.
Молодой человек открыл готовый развалиться кофр и извлек гитару, блеснувшую полированным стальным резонатором. Нацепив боттл-нек, он на секунду задумался, затем заиграл. В баре зазвучала Музыка. В ней было все: и пыль бесконечной дороги, и прозрачная вода лесного ручья, и хроническое безденежье, и светлое предчувствие чего-то хорошего, и беспредельная свобода человека, который не владеет ничем, что боялся бы утратить.
Он закончил играть, но сталось ощущение, что Музыка все еще продолжает оживлять своим присутствием каждый закоулок обшарпанного прокуренного бара. Старик с сигарой, приоткрыв рот, молча смотрел на молодого человека. Вышибала Мик с удивлением отметил, что когда он слушал Музыку, ему впервые в жизни захотелось плакать, а еще более захотелось треснуть Плешивого Хью по блестящей лысине, бросить все к чертям собачьим и уехать на ранчо своего дяди, где он мальчишкой провел четыре самых счастливых года своей жизни.
- Как тебя зовут, парень?, - спросила девушка
- Джонни, - просто ответил молодой человек
- Стейси, - назвалась пианистка, - Прошу тебя, поиграй еще.
Молодой человек поудобнее устроил гитару на левом колене и заиграл вновь. На этот раз мелодия была более ритмичной, и все слушатели поневоле стали покачиваться в такт. Неожиданно Стейси запела. Ее голос, сильный и упругий , сразу же заполнил все помещение, и когда она слегка форсировала высокие ноты, бокалы над стойкой опасливо звенели. Лицо Стейси, обрамленное распущенными длинными волосами, оживилось, незатейливые слова старой южной песни в ее устах звучали свежо и задорно. «Вот чертовка!» - сдавленно прошипел Плешивый Хью.
- Держу пари, что эта девочка когда-нибудь прославит этот паршивый городишко! – проскрипел старик с сигарой, как только песня умолкла.
- Сдается мне, здесь у вас знают толк в старом добром блюзе, - раздался вдруг незнакомый голос и все повернулись к входной двери. Там стоял человек в кепке и темных очках, в руках он держал маленький чемоданчик, похожий на докторский. Никто не заметил как он оказался в баре, но было видно, что незнакомец здесь уже давно и в курсе всего происходящего.
- Постой-ка, похоже, я тебя знаю, - проговорил Плешивый Хью, - не ты ли дул в гармошку в оркестре Эла Наррэйтора, когда тот колесил по всему побережью? Только я запамятовал твое имя…
- Люди называют меня Доктор Джинжер, но не потому, что я выслушиваю их прокуренные легкие и прописываю клизмы. А ты, Хью, напрасно жалуешься на свою память. То, о чем ты говоришь, было очень давно. Тогда еще люди охотно слушали Песни Большой Реки. Но это все вчерашний день, - отозвался вошедший,- А сейчас я хотел бы угостить эту очаровательную леди и молодого джентльмена с гитарой. Мне кажется, нам есть о чем поговорить…

В одном старом, однако, уже давным-давно не пользующемся бешеной популярностью, баре стояло такое же старое фортепиано. Владельцу оно досталось за 10 центов на местной барахолке.
Каждый вечер за ним сидела, скажу даже больше, не просто сидела, а играла что-то сродни чарльстону или регтайму, девица. В последнее время ей было особенно скучно. Еще совсем недавно у неё был бэнд и регулярные гастроли на Южном побережье. Однако ни что в этом мире не постоянно…

Городок, в котором начинается эта история, был не очень большим, я бы сказал даже маленьким и неприметным. Здесь все друг друга знали. Казалось, что ежедневники жителей этого города заполнены на 30-50 лет вперёд однообразными действиями.
Туристы тут были очень редким явлением. А если отбросить тех господ, которые выходили покурить во время трёх минутной остановки, непонятно для чего останавливающегося, еженедельного поезда, то их не было уже лет 10.
В этот вечер на станции всё шло по старому отработанному сценарию: прибытие, три минуты, табачный дым, гудок, отправление, за исключением одного НО:
из последнего вагона вышел господин в светлой клетчатой кепке и тёмных очках, что было весьма странно, потому как солнце село уже часа 3 назад. История умалчивает
об истинной цели его приезда. Одни говорили, что он хотел купить здесь бар, другие утверждали, что он хотел выкупить этот город целиком, третьи же доказывали, что он приехал попробовать лучший в радиусе 50-ти миль двухцентовый виски. На мой взгляд, ни те, ни другие не были правы, однако незнакомец направился в сторону бара.

Где-то, в это же самое время на окраине города появилась фигура человека, он одиноко брёл вдоль пыльной дороги, опустив голову и заметно прихрамывая на левую ногу. От простого бродяги его отличали лишь коричневая фетровая шляпа и старый перемотанный бечёвкой гитарный кофр.
Как определяют возраст деревьев по кольцам на месте сруба, так и по толщине слоя дорожной пыли на его костюме, можно было бы посчитать, сколько недель он был в пути.
Путник зарабатывал чем придётся. Согласитесь, сложно иметь постоянную работу, когда не сидится на месте и взрывной характер в придачу, а из навыков только игра на гитаре.
Как говаривал один мой давний знакомый, сейчас он был готов взяться за любую мозговую работу – вплоть до вышибания кому-нибудь мозгов. Но первым делом он направился в бар «Имбирный пирог»

Я пытался звонить. И голос этот, что-то там про "недоступен": красивый, женский голос так безжалостно проводит лезвием по горлу; как должна быть несчастна эта женщина, которая дала записать свой голос для такой фразы. Вы ее слышали?

Это не "Балтика 7-ка закончилась", не "Недостаточно средств на карте", это — "Абонент временно недоступен". Просто он был доступен, а сейчас нет, и черт его знает, что ты там будешь делать, хоть волком вой. Там, на второй полке шкафа остались вещи ее. Старые такие вещи, которые вроде уже не по размеру давно, выцветшие, а их продолжают носить в пределах квартиры. Вот у нее было много таких вещей. Я подумал, мол, отличный вроде предлог для того, чтобы снова набрать этот проклятый номер. Да там любой предлог будет казаться отличным. Она работала много — про таких говорят "до сведенных скул", занята, увидит что я звонил и перезвонит. Обязательно перезвонит.
Мне раньше казалось, что любовь (какое совсем не мужское слово) — это когда что-то невообразимо красивое: корабли, звезды, Шопен и "Массандра" в ресторане, и чтоб за фортепиано сидела женщина, обязательно женщина — все должно быть очень кинематографично. А оказалось — "подай шампунь" и вместе яблоки выбирать в магазине. Выбирать долго, нудно, но выбирать молча, делать вид, что тебе действительно интересно в чем разница между вот этими "невкусными" и какими-то там еще.

Обычно в таких ситуациях нужно много времени, чтобы все это обдумать, выдавить из себя этот фермент, отвечающий за приятные воспоминания, такая своеобразная кнопка "Delete" где-то в области височной доли. И много чего про всякие там "заново" и "время". Врут ведь, сволочи. Черта с два скажу я все это "заново". Ничего ты не начнешь, и не закончишь, ты вообще ничего не сделаешь. Не пытайся ловить эпизодических девчушек на приманку безупречно сыгранной роли сильного мужика. Сейчас ты слаб и один: калека в переходе, пьяница, ты одней всех бездомных собак и пули в башке.
Потом второй дождь. Почему второй? Ну это как "до" и "после". Вот после нее — второй. Куртка только что купленная — вторая. Город второй, скучный и серый, вспоротый до основания, песни, в шиномонтаж заехать, простуда — все по второму разу. Я искал ее везде. И не то чтобы не нашел, а там работа, начальник снова звонит, зараза; и было бы проще оставить все как есть, а еще лужи, грязь, и утренний, не отошедший ото сна женский голос в трубке как-то совсем печально произнес:
— Привет. Извини, я просто...
— Привет. Ты опять куришь? Утро еще, а уже куришь (она курила, обязательно бы курила, она не могла не закурить в такой момент)
И тут начинает звучать музыка, обязательно начинает звучать, она не могла бы не зазвучать в такой момент.